— Очень предусмотрительно, — принцесса вернула ему улыбку, протянула руку, и он передал ей лист.
— Смотри, я пометил расстояние между оазисами в часах, если рассчитывать на скорость идущего человека. Постарайся избегать мест, где заметишь песчаные фонтаны — это гнезда песчаников, обходи их далеко. Если наткнешься — ложись на землю, зарывайся в песок, они реагируют на движение. Щит используй в крайних случаях. А лучше — забудь о побеге и оставайся со мной.
Ангелина покачала головой, отложила лист.
— Что такое эти песчаники?
— Воплощенные духи пустыни, — дракон налил ей чай, пододвинул чашку, — пей. Не хмурься, принцесса. Это не дар, а просто так, для твоего удовольствия.
Ангелина добавила сахар, размешала, поднесла к губам. Нории улыбался.
— Пустыня мертвая земля, и жестокая, и духи у нее такие же. Песок и зной не могут смириться с жизнью и порождают чудовищ, которые засыпают источники, луга и рощи, убивают все живое. Особенно ненавидят людей, потому что у нас есть душа, а у них — нет. По легендам, они думают, что если съедят много людей, то впитают их души и сами смогут стать живыми.
— Вы не человек, а дракон, — поправила она. Было странно так сидеть и просто общаться, но на сегодня она уже навоевалась. Завтра, все завтра.
— Мы прежде всего люди, — спокойно возразил красноволосый, — как и все оборотни. Просто таково наше свойство, как твое свойство — полиморфия. Силы нашей ауры, как и твоей, достаточно, чтобы оборачиваться. Только у нас три формы, а ты можешь принимать их бесконечное множество. Красный наделил вас уникальной мощью, хоть и все семьи, имеющие в предках Богов, обладают не меньшей. Просто каждая своей.
Ангелина молчала. Зачем ей эта мощь, если нет знаний? У нее и щит-то получился случайно, больше от страха, чем от умения. И если бы не получился…
Ее вдруг затрясло, горло сжал спазм, к глазам подступили слезы, и она перехваченным горлом, чуть не давясь, сделала глоток, потом еще и еще, стараясь скрыть с опозданием накативший откат от дневного ужаса. Скулы от сдерживаемых слез болели так, что хотелось кричать, и сладкий чай казался горьким. И снова запульсировал в животе горячий комок, и ей хотелось только одного — чтобы дракон испарился, ушел отсюда, и дал ей выплакаться и покричать в одиночестве.
— Нории, — она едва выталкивала из себя слова, — я хочу отдохнуть. Оставьте меня одну.
Он наклонил голову, красные волосы с вплетенным ключом скользнули по плечу, и она со всей отчетливостью поняла, что он снова видит ее слабость.
— Нет, — с неожиданной жесткостью пророкотал он, внимательно глядя на нее зелеными глазами, — я здесь хозяин.
В голове зазвенело, и Ангелина с такой силой сжала чашку, что удивительно, что та не треснула. Она знала, что будет дальше, это случалось и раньше, но давно, в другой жизни, когда от ее приступов ярости содрогался дворец.
— Прошу вас, — сиплый, почти умоляющий голос, а в висках уже били молоты, и в глазах пульсировали красные пятна, — уйдите. Немедленно.
— Я еще не допил чай, — сказал он насмешливо, и она взорвалась.
Дальше все было, как в тумане.
Отлетающий столик с разбивающейся посудой.
Ураганный ветер, сметающий все в комнате и крутящийся вокруг нее свистящим штормом.
Бьющиеся о стены драгоценные вазы, разлетающиеся на осколки зеркала, стучащие от ветра двери, тяжелая кровать, с жалобным скрипом скользящая по мрамору, несущиеся кругом светильники, плескающие вокруг себя огнем, стены, покрывающиеся трещинами, ходящий ходуном пол — и посреди этого спокойно сидящий в кресле красноволосый мужчина, с сочувствием смотрящий на нее и пьющий чай.
Она что-то кричала, швыряла в него, била проклятиями, рыдала, и слезы извергались с такими спазмами, будто ее выворачивало наизнанку, за окнами уже слышались крики людей, треск ломающихся деревьев, из холла стала прибывать вода, явно захваченная в купальне, а он все сидел и смотрел на нее, и жмурился, и она хотела остановиться, потому что было невыносимо, ужасающе стыдно, и не могла. Раньше ее всегда могла остановить мама, знакомая с фамильной яростью не понаслышке, но мамы давно уже не было рядом, и она выплескивала и эту боль, и много другой боли, и это, казалось, длилось бесконечно, пока в глазах не почернело, а тело не стало легким, как пушинка.
— Сколько ж в тебе необузданной мощи, — сказал он, вставая, шагнул, словно и не было смертоносного свистящего и огненного вихря вокруг. — Как ты держала ее? Как не сожгла себя?
Привлек к себе, бьющуюся, вырывающуюся, проклинающую, положил прохладную ладонь на затылок и шепнул:
— Спи.
И она обмякла, с облегчением проваливаясь в забытье.
После он держал ее на руках и ждал, пока испуганные слуги расчистят выход из ее покоев. Кровать была засыпана осколками, ковры тлели, и он стоял у окна, чтобы она не дышала дымом. В дверь, шлепая по воде, заглянул Четери, присвистнул:
— Смотрю, девушка опять ответила отказом? На этот раз очень убедительно.
— Мы до этого не дошли, — Нории улыбнулся.
— Страшно подумать, что было бы с городом, если б дошли, — Чет изобразил на лице комический ужас. — Ты сад не видел, деревья ближе к этой стороне просто с корнями повырывало. И как ты допустил?
— Так нужно было, — туманно ответил Владыка, поглядывая на безмятежно спящую принцессу. От нее больше не шли волны испепеляющего жара, и не было ощущения, что внутри дрожит и рвется наружу тщательно сдерживаемый, заблокированный, грозящий ежесекундным взрывом огонь.
— Знаешь, — сказал он задумчиво, выходя со своей ношей в дверь, — если бы я ее уже не украл, я бы сделал это еще раз. Даже если б Пески были зелеными, а наше племя таким же сильным, как раньше. Она совсем не боится меня и не уступает ни на шаг.
— Смотрю, тебе понравилось, — фыркнул Чет, шагающий рядом. — А я-то думал, ты не любитель норовистых кобылок. Как-то ты неправильно за ней ухаживаешь, Нори, если девушка то сбегает, то пытается тебя убить.
— Хочешь, украдем тебе еще одну Рудлог? — насмешливо предложил Нории. — Оценишь, как это, когда у женщины есть характер. Заодно и методы ухаживания сравним.
— Ну уж нет, — красноволосый воин вдруг стал серьезным. — У меня нет твоего терпения, да и есть уже, кого красть, Нори-эн. И, — он снова поменял тон, — кстати, когда вы поженитесь, буду держаться отсюда подальше. Боюсь даже представить, что будет здесь твориться во время ваших семейных скандалов.
Глава 9
Середина октября, Люк КембритчЛюк стоял у пропускного пункта студенческого общежития Магуниверситета и ждал, пока вахтерша выяснит, на месте ли семикурсник Дмитро Поляна. Было около четырех вечера, и мимо него туда-сюда сновали студенты, бросая любопытные взгляды. Он сильно надеялся, что пожилая, востроносенькая дама поднимется и спустится быстро — потому что за последние десять минут у него стрельнули уже три сигареты.
Не то, чтобы было жалко курева, но старшему из стрелявших было максимум восемнадцать, и очень хотелось прочитать лекцию о вреде курения, закончив чем-то типа «А то станешь таким же, как я».
Он держался, потому что прекрасно помнил, куда бы в этом возрасте он послал тридцатипятилетнего дядьку, если б тот начал читать морали. В принципе, он бы и сейчас послал.
Люк бы и сам сходил, но тетка противно заявила «у нас тут пропускной режим, чужим на территорию общежития нельзя», и резво поскакала наверх, видимо, обрадовавшись возможности чуть размяться и на легальных основаниях сунуть нос в студенческие дела. И теперь он ждал, поигрывая в кармане неименной банковской картой с пятьюдесятью тысячами руди. Сумма была немалая для простого горожанина, но сейчас он за вечер иногда тратил больше.
А свои долги Люк всегда платил.
— Извините, у вас не будет сигареты? — на этот раз тощая девица, кокетливо хлопающая глазами, с видом «сейчас я тебя очарую».
— Будет, — пробурчал он, доставая пачку и отдавая ей целиком. Теперь он со спокойной совестью может сказать «не будет». А в машине все равно ждет целый блок.
— Маринка, хватит побираться, — по ступенькам спускался заспанный светловолосый парень, в футболке, шортах и шлепках. За ним бодро шлепала вахтерша, но остановилась, стала за что-то отчитывать сидящих в холле девчонок.
— Не гундось, Поляна, — огрызнулась девица, и быстро, видимо, пока не отобрали обратно, пошла на выход. Люк задумчиво посмотрел ей вслед. Маринка — Маринка.
— Чего вам? — недружелюбно спросил семикурсник, разглядывая посетителя. — Вы из полиции, что ли? Мы только с практики вернулись, можете в деканате спросить.
— Я Инклер, — сказал Люк, — деньги принес за услугу.
Поляна некоторое время разглядывал его с недоверием.
— Вы волосы покрасили, что ли? И побрились. Не узнал сразу. Да ладно, не буду я брать у вас бабки. Дед как вернулся со столицы, нам всем зачет по практике поставил на радостях, а мне еще и характеристику дал в помощники придворного мага, за то, что передал ему сообщение. Так что сочлись, считайте.
Поляна некоторое время разглядывал его с недоверием.
— Вы волосы покрасили, что ли? И побрились. Не узнал сразу. Да ладно, не буду я брать у вас бабки. Дед как вернулся со столицы, нам всем зачет по практике поставил на радостях, а мне еще и характеристику дал в помощники придворного мага, за то, что передал ему сообщение. Так что сочлись, считайте.
— Что, не нужны деньги? — поинтересовался Кембритч. Ох уж эти юные идеалисты.
— Да нужны, — вздохнул парень, — только неправильно это.
Люк начал терять терпение, и тут его внимание привлекла темноволосая девочка в очках, прошедшая с лестницы на выход. Она тоже увидела его, в глазах плеснулись недоумение, опаска, она отвернулась, ускорилась и почти выбежала в дверь.
— А это что за девушка пробежала? — спросил он у заметившего его интерес парня.
— Да первокурсница, поступила только, — равнодушно ответил тот. — Богуславская. А вам зачем?
— Лицо показалось знакомым, — пожал плечами Люк. Вот, значит, где скрывается пятая принцесса. Интересно, Тандаджи знает? Наверняка знает.
— Слушайте, а у вас не будет сигареты? — с надеждой спросил Поляна. — Вчера с пацанами под пиво все скурили, даже окурки.
Люк мысленно чертыхнулся, сунул руку в карман, вытащил карту.
— Вот тебе деньги, на пятьсот пачек хватит. Не скромничай, считай это моим вкладом в магическую науку. И вообще, бросай-ка курить.
Вливание в компанию молодых и не очень бездельников прошло гладко и просто. Уже на второй день «их воссоединения» Валенская, поблескивая бриллиантами на шее, затащила его в тот самый элитный клуб «Кокос», где и познакомила со всей своей компанией, хвастаясь так откровенно, будто представляла не человека, а личный банк. Впрочем, оно так и было. Компания оказалась разношерстной, томной и преисполненной чувства собственной исключительности, заключающейся в возможности не работать и прожигать жизнь за игрой, выпивкой и наркотиками, и все это на родительские деньги. Некоторые еще и работали, точнее, делали вид, что работали помощниками пэров Высокого совета, или на теплых должностях у папочек, но к этому относились с пониманием. Почти всех на эти места пристроили родители, а отказать тому, кто снабжает баблом, очень трудно.
С тех пор Люк играл, пил, курил траву, принимал синтетику, иногда отвлекаясь, когда Крис хотелось почувствовать себя знатоком прекрасного. Тогда она обряжалась в нелепые наряды, сильно красилась, и таскала его по выставкам работ непризнанных гениев, или галереям, где томная же богема ахала над изображением какой-нибудь гигантской морковки, воткнутой в кучу мусора, и бросалась словечками типа «экзистенциально» или «сверхостро». После он покупал ей, глядящей влажными многообещающими глазами, сомнительный шедевр, девушка позировала для фотографов — чтобы потом небрежно сообщать: «Представляешь, в «Столичной моднице» мой наряд назвали стильным восторгом месяца!
Он терпел, бывали у него объекты и похуже, а эта хотя бы сексом занималась умело, пусть и преувеличенно восторженно. И была идеальным прикрытием для расследования — слишком глупа, чтобы что-то подмечать или задавать вопросы.
Со своим великовозрастным женихом она рассталась, и Люк мысленно пожелал счастливцу удачи — он, видимо, и не подозревал, от чего Кембритч его спас. Братец ее, Борис Валенский, худощавый, нервный, дерганный, как и все наркоманы, быстро присосался к нему с другой стороны, и теперь у Люка дома регулярно собиралась золотая молодежь, чтобы опустошить кошелек хозяина еще на несколько десятков тысяч руди. Впрочем, оплачивались гулянки все равно из королевской казны, так что виконт сильно не страдал.
А вот расследование пробуксовывало. Он при первом же знакомстве отметил для себя троих, могущих быть замешанными в заговоре — держались они особняком, меру знали и в наркоте, и в алкоголе, и периодически исчезали на непродолжительные периоды. Сыновья богатеньких папочек: держателя общегосударственной сети частных клиник Май Рогов, 28 лет отроду, владельца судоходных компаний Иван Лапицкий, 26 лет, и тридцатилетний Нежан Форбжек, собирающийся унаследовать целую рыботорговую отрасль.
Братец Крис как-то спьяну проболтался, что у них какие-то общие «серьезные дела», но попытки расколоть ни к чему не привели — больше он ничего и не знал. И Люк наблюдал, слушал, следил, но никаких зацепок не было, и он уж стал сомневаться — не померещилось ли Тандаджи? Может, искать надо совсем в другом месте?
Крис после шопинга ждала его в морском ресторане «Марино», и он, увидев название, сжал зубы. Что за день сегодня такой? Сунул в карман новую пачку, выбрался из машины и зашел в двери.
Девушка уже сидела, надув губы и попивая коктейль — он опаздывал.
— Привет, котеночек, — он наклонился, поцеловал ее в щеку, провел рукою по обнаженному плечу. — Почему не заказала ничего?
— Ты опоздал, а вечером мы идем в клуб, — сердито напомнила она. — Мне надо выглядеть на миллион, у Лапицкого день рождения. Отвези меня домой, я тут сижу, как дура, жду тебя уже полтора часа.
— Остынь, детка, — раздраженно сказал он, и она тут же сморгнула с лица обиженное выражение. — Пошли в машину. Скажи спасибо, что я вообще приехал. С утра заходил папаша, жаждет пристроить меня в помощники к министру сельского хозяйства. Представляешь, Кембритч обсуждает годовые удои! Наши обхохочутся.
Крис уселась на сиденье, пристегнулась.
— Но это же круто, Луки! Мой отец тоже сначала был помощником прокурора, а потом сменил его. Прикинь, я буду подружкой министра. Буду вхожа во дворец!
Да, это было мечтой всех «золотых» мальчиков и девочек. Высмеиваемый в их компании, ядовито оплевываемый, поливаемый помоями мир аристократии и придворных был недостижимой мечтой. А что они говорили о новой королеве и ее муже…даже у искушенного Кембритча вяли уши.
При дворе работали и не-аристократы, получали титулы, но за упорный труд или вклад в процветание отечества. А какой вклад могли сделать эти испорченные дети, даже работающие на лордов, если единственная функция их состояла в работе курьером между папашей и купленным им пэром?
— У министров не может быть подружек, — сказал он, подмигивая и выруливая на дорогу, — только жены. Иначе народ не поймет.
— О, Луки! — девушка раскраснелась. — Что ты хочешь сказать?
— Пока ничего, детка, — на лице ее разливалось разочарование, — вот как заработаю министерский пост, так сразу все узнаешь.
Он достал сигарету, открыл окно, не обращая внимания на то, что подружка легко одета. Впрочем, она не жаловалась, да и вообще, судя по лицу, мыслями была где-то далеко, возможно, на их свадьбе. Спохватилась:
— Так ты пойдешь работать, Кембритч?
— Детка, да какой из меня работник? — он расхохотался. — Упаси Боги, я тебя прошу, не смеши меня. Пошутил я. Тридцать пять лет не работал и не собираюсь, пусть папаша подавится своим наследством.
— Но так нельзя, — она разволновалась. Еще бы, без наследства зачем он ей нужен? — Люк, да все наши обзавидуются. Никто бы не отказался, поверь.
— Думаешь? — он посмотрел на нее с сомнением. Они остановились у светофора, и он стряхнул в окно пепел.
— Вот вечером и спросим, — обрадовано сказала она, — вот увидишь, слюной истекут от злобы.
Она еще что-то говорила, но он не слышал ее. Потому что за шевелящей губами Крис, за стеклом своего авто он увидел остановившуюся рядом, очень знакомую машину. И на водительском месте сидела принцесса Марина, в полумаске, коротко стриженная, но он сразу узнал ее. А кто еще мог вести его «Птенца»?
Она тоже курила, тоже стряхивала пепел в открытое окно, и о чем-то живо разговаривала со своим спутником, а Люк глядел на ее подбородок, губы, на светлый ежик на затылке, когда она поворачивалась к собеседнику. И хотел, чтобы она обернулась к нему.
Светофор замигал зеленым, она затушила сигарету, взялась за руль, глянула налево и застыла. Он не мог видеть, но увидел, как удивленно и гневно расширяются ее зрачки, как губы изгибаются, будто она собирается что-то сказать, и наклонил голову в знак приветствия, усмехнулся.
Марина нахмурилась и отвернулась, машина взревела и рванула вперед, будто она хотела посоревноваться. Или щелкнуть его по носу.
Да, отличный он купил автомобиль. Как будто выбирал специально под нее.
Марина, середина октябряМы вернулись с моря несколько дней назад, прямо в мокрую, дождливую осень Рудлога. Василинка была занята государственными делами и мы почти не общались, Мариан ходил какой-то таинственный, Каролина ухитрилась простыть сразу после возвращения и настойчиво болела.
На выходных мы планировали забрать Алинку из общежития и наконец-то встретиться, и все это было окутано такой конспирологией, что сделало бы честь любым заговорщикам. К выходным должна была вернуться и Полли, и я, признаться, скучала по своей неугомонной и энергичной сестричке. Она всегда ухитрялась всех заражать своей энергией, а мне это было позарез нужно.