Перед тем как заглянуть внутрь лодочного домика, Мефодий кашлянул и показал в дверной проем свои пустые руки. И только после этого рискнул туда заглянуть.
Первыми акселерат увидел Мигеля и Кимберли. Они лежали лицами вниз по разным углам, будто собрались загорать, только почему-то прямо в одежде и не выходя из помещения. Свирепый русский полковник смог привести их в столь унизительное положение лишь одним способом – угрозой прикончить Жака; другой угрозы, даже угрозы собственным жизням, исполнители вряд ли бы испугались. Несмотря на озлобленность, Кимберли при появлении друга обрадовалась и постаралась улыбнуться: он вернулся, и пусть при таких неприятных обстоятельствах, но их встреча состоялась.
Мотыльков держал под прицелом автомата все помещение и дверь, его товарищ ограничился более мелкой целью – головой Жака Бриоля. Оба охотника на рефлезианцев нервозности не выказывали и ясно давали понять, что при случае ни один из них не промахнется. Аспирант, чья шея словно удавом была охвачена крепкой рукой оперативника, кажется, уже не дышал, лишь моргал и только этим отличался от мертвеца.
– Замри на месте! – велел Мотыльков рефлезианцу.
– Замер – что дальше? – поинтересовался Мефодий, думая о том, успеет ли он справиться с двумя крепкими землекопами до того, как один из них нажатием на спусковой крючок аннулирует все его ночные старания.
– Медленно – повторяю: медленно! – сними с крюка цепь и свяжи своих приятелей. Но сначала отстегни и брось сюда свои и их сабли!..
Что-то странное, однако, было в глазах полковника. Поначалу приняв это за сдерживаемое волнение, вскоре акселерат понял, что ошибается. Волнение ощущалось у напарника Мотылькова, но не у самого Сергея Васильевича.
Мефодию казалось, что стоит лишь пристальнее всмотреться в глаза Мотылькова, как речь его сбивалась, а веки переставали моргать.
Объяснение этому имелось, и было оно вполне логичным, если бы не один нюанс: полковник служил с миротворцами, и мозг его просто не мог в свое время не подвергнуться их блокирующему вмешательству. Другими словами, не стой Мотыльков на переднем крае борьбы с рефлезианской угрозой, акселерат с полной ответственностью заявил бы, что мозг содировца абсолютно не пострадал от юпитерианской блокировки каналов телепатической связи между землекопами и смотрителями. Служить миротворцам и быть для них потенциальной угрозой – не верилось, чтобы юпитерианцы допустили по отношению к Сергею Васильевичу такую невероятную халатность.
И тем не менее.
– Разрешите один вопрос, товарищ полковник? – Мефодий не спеша снял со стены цепь, показывая, что беспрекословно подчиняется распоряжениям Мотылькова. – Вам не кажется странным, что мы с вами встречаемся уже во второй раз? Я имею в виду не сегодня, а за последний год с небольшим?
– Заткнись и делай то… То, что должен! – огрызнулся полковник, но голос его предательски дрогнул.
Мефодий смекнул, что предчувствия его не обманывают. Мотыльков явно помнит его по прошлогоднему переполоху в Староболотинске, хотя смотритель Гавриил приложил тогда все усилия, чтобы и тот переполох, и его зачинщик были староболотинцами полностью забыты. Дело о взявшем заложников наркомане, минуя все инстанции, ушло напрямую в архив, а все данные в нем были хорошо сработанной липой. В деле не осталось не только фотографии – даже настоящего имени набедокурившего исполнителя. Однако если вопреки всем стараниям Гавриила Сергей Васильевич сумел признать в рефлезианце не просто земляка, а того самого «наркомана», которого пытался изловить и, согласно бумагам, изловил-таки… Этих фактов акселерату вполне хватало, чтобы вынести заключение: мозг Мотылькова не соответствовал стандартам мозга обычного землекопа и потому мог не отреагировать на юпитерианское вмешательство. Вот только как подобное прошляпили всевидящие небожители?..
– Что, интересно, забыла СОДИР во Франции? – стараясь показать, что не намерен сопротивляться, Мефодий с цепью в руках не спеша направился к лежащему Мигелю. – Поучаете друзей-французов или сами приехали набираться ума-разума?
Мефодий глянул в глаза полковника чуть-чуть пристальней. Мотыльков, стоявший с автоматом навскидку, пошатнулся, будто кто-то невидимый задел его плечом. Сам полковник списал все это на шаткость дощатого пола и, расставив ноги пошире, снова вздернул дрогнувший было ствол автомата.
Акселерат опустился на колено возле Мигеля и перед тем, как стянуть цепью его руки, смотал ее в клубок – якобы для удобства. Но вместо того, чтобы вязать, вложил этот стальной клубок мастеру в ладонь, после чего бросил ему лишь одно слово:
– Лысый!
В отличие от исполнителя Самсона, утратившего в ходе Проекта все исполнительские вспомогательные функции, Мефодию повезло: и инфраудар – способность при помощи собственных голосовых связок травмировать органы чувств противника, – и усмирительный сигнал у него работали исправно. Жестокий инфраудар был запрещен к применению на землекопах очень давно, сразу же после гибели Хозяина, но на усмирительный сигнал – средство безвредное и безболезненное – ограничения не налагались никогда. Единственная причина, по которой он сегодня не применялся, – потеря телепатического контакта с мозгом землекопа. Однако, как выяснил Мефодий, даже несмотря на то, что Мотыльков состоял на службе у миротворцев довольно долго, контакт с его мозгом был по-прежнему устойчив.
Холодный взгляд акселерата пробуравил Сергея Васильевича и продрал его до костей. Затем полковника словно по голове огрели. Он выронил автомат, безвольно опустил руки и, выпучив глаза, плюхнулся задом на стоящую позади него канатную бухту. Приняв сидячее положение, Мотыльков закачался вперед-назад, как бы раздумывая, куда будет безопаснее всего падать. Глаза его остекленели и уставились на противоположную стену.
Степана столь неожиданная метаморфоза с полковником вогнала в крайнее изумление. Без видимых причин и без сопротивления напарник просто взял и капитулировал, бросив оружие под ноги врагу. Чего-чего, но подобного поступка от своего воинственного соотечественника Степан не ожидал! Может, и впрямь, из какой бы стали ни были сделаны твои нервы, даже этот «металл» имеет свою норму усталости?
Глядя на превратившегося в гигантского ленивца Мотылькова, Степан в спешке решал, что ему теперь делать. Все варианты были проигрышными – рефлезианцев слишком много, и устрой петербуржец кровопролитие, они прикончат его не задумываясь. Убегать? Догонят. Сдаваться?..
Того мгновения, что Степан мешкал, Мигелю хватило с избытком. Команда Мефодия «Лысый!» и цепь в руке указывали мастеру, что ему следует предпринять.
Акселерат не знал, как зовут напарника Мотылькова, поэтому и назвал его так. Лысина петербуржца послужила Мигелю прекрасным ориентиром. Смотанная в плотный клубок цепь просвистела рядом с ухом истукана-полковника и, пройдя поверх головы Жака, съездила Степана по лицу, после чего распуталась и повисла на плече Мотылькова. Не выпуская шеи заложника, оглушенный Степан закатил глаза и увлек его за собой на пол, где и остался лежать без движения.
Впечатления от заграничной командировки были для него безнадежно испорчены.
– Как ты догадался, что наш полковник незаблокированный? – восхищенно спросил Мефодия Мигель, вынимая из руки оглушенного Степана пистолет и помогая подняться на ноги с трудом дышащему Жаку.
– Да как-то само собой вышло, – ответил Мефодий. – Он ведь меня еще там, в офисе, опознал. Тогда я не придал этому значения, а сейчас… Просто почуял: сработает, и все!
– Отстаем мы, мастера, от жизни… – обиженно вздохнул Мигель. – Он просто взял да почуял, а я, получается, нюх потерял?
– Знаете, парни, а ведь существует приказ, чтобы всех, кого не затронула юпитерианская аномалия, ставить на особый контроль, – напомнила Ким после того, как убедилась, что вернувшийся Мефодий цел и невредим.
– Ну и каким образом мы поставим на контроль этого уникума? – усмехнулся Мигель, похлопав бесчувственного полковника по плечу. – Позвоним смотрителю Свенельду, чтобы он, как только этот вояка прибудет домой, встретил его с почетным эскортом?
– Нам следует захватить полковника с собой на «Каракатицу». Хоть он уже стар для деблокирования и исполнитель из него не выйдет, но показать его Гавриилу все-таки стоит, – ответил Мефодий, обходя вокруг оседлавшего канатную бухту Мотылькова. В нынешнем состоянии Сергея Васильевича можно было запросто передавать в Музей восковых фигур мадам Тюссо, где после небольшого грима он имел шанс получить роль Геркулеса или Ильи Муромца.
– Наверное, ты прав, – согласился Мигель после некоторого раздумья. – Но в лодку этого медведя сам поволочешь.
Тихий летний вечер в рыбачьем поселке Сен-Аугустин был омрачен невероятным для здешних спокойных мест событием.
– Наверное, ты прав, – согласился Мигель после некоторого раздумья. – Но в лодку этого медведя сам поволочешь.
Тихий летний вечер в рыбачьем поселке Сен-Аугустин был омрачен невероятным для здешних спокойных мест событием.
Последним скандальным случаем в поселке было похищение сыном старосты у лавочника пакета с карамелью. Потерпевшая сторона настаивала на возмещении стоимости похищенного в тройном размере, однако после вполне удовлетворилась созерцанием публичной порки хулигана его разгневанным родителем.
Сегодняшний случай по сравнению с предыдущим поражал прежде всего немыслимой по местным меркам жестокостью.
Едва сети вернувшихся с промысла рыбаков были развешены на просушку, корзины с уловом сданы в холодильник, а усталые рыболовы разбрелись кто по домам, а кто в паб пропустить по стаканчику, как над поселком раздались нечеловеческие вопли. Было в тех воплях столько тоски и отчаяния, что они заставляли суеверно креститься даже отъявленных храбрецов. Исходили вопли из района восточного пирса.
Кто-то из посетителей паба сразу вспомнил легенду об оборотне, что некогда лютовал в этих краях, а именно – похищал и насиловал молоденьких крестьянок. В хмельных головах подвыпивших рыбаков древнее суеверие пустило корни так глубоко, что другого объяснения происходящему никто не предложил. Сформированный прямо в пабе отряд ополченцев, вооруженных парочкой дробовиков, острогами, бейсбольными битами и огнетушителем, мужественно отправился при свете фонарей в ночь на борьбу с воскресшим из небытия оборотнем.
Окажись среди ополченцев языковед, он бы с удивлением обнаружил, что оборотень почему-то завывает на чистейшем русском языке, что шло вразрез с той частью легенды, где об оборотне говорилось как о местном уроженце. Еще больше подивился бы языковед тому, что из всего великого и могучего оборотень нарочно выбирает наиболее пошлые и оскорбительные слова.
В итоге все завершилось довольно прозаически. Из лодочного домика у восточного пирса был извлечен связанный по рукам и ногам якорной цепью вполне обычный человек с разбитым в кровь лицом, по которому, похоже, ударили чем-то тяжелым. Человек безумно вращал глазами и на ломаном французском потребовал в первую очередь не доктора, а телефон, дабы срочно позвонить в некую фирму «Дюпон и Делакруа»…
Напарник полковника Мотылькова Степан так и не сумел внятно объяснить по телефону, куда подевался его соотечественник: утонул в водах Средиземного моря или был захвачен в плен вероломными рефлезианцами. И, даже имея за плечами богатый опыт аналитика, петербуржец затруднялся сказать, какое из этих двух зол следовало считать для Василича меньшим…
ЧАСТЬ ТРЕТЬЯ ОБОРОТНАЯ СТОРОНА ИКОНЫ
– Так же давно все это было… – проговорил смотритель Гавриил после тяжелого вздоха.
Мефодий оторвался от еды и недоуменно взглянул на Главу Совета, абсолютно не догадываясь, что он имеет в виду.
– Очень давно, – сказал тот, печально глядя в иллюминатор, за которым ничего, кроме серой пелены тумана, не наблюдалось.
– Простите, смотритель Гавриил?..
– Да вот, обнаружил у тебя в голове один незаданный вопрос и просто вспомнил былое…
– Какой вопрос? – поинтересовался заинтригованный Мефодий. Было весьма любопытно, что же такое могло храниться в его памяти, что вогнало смотрителя в меланхолию.
– Вопрос, который тебе не терпится задать с того самого дня, когда мы только прибыли в Ниццу, – пояснил Гавриил. – Обо мне и смотрителе Пенелопе.
– А, вот вы о чем, – дошло наконец до исполнителя. – Да я не то чтобы хотел спросить, просто…
– Просто ты заметил, что наше общение со смотрителем Пенелопой носит немного неформальный характер, не так ли?
Мефодий неопределенно пожал плечами: дескать, было такое, но, если честно, это ваше личное дело, как с кем общаться и кого цветами одаривать.
– Я никогда не делал из наших отношений со смотрителем Пенелопой секрета, – продолжал Гавриил. – Мы с ней… Ты знаешь, что смотрителям запрещено создавать семьи; мы сближаемся только для того, чтобы зачать, родить и вырастить лишь двух детей за всю нашу жизнь. Этот закон создан Хозяином и регулирует количество смотрителей на планете: при длительном сроке жизни следует жестко контролировать нашу численность. Как только гибнет кто-то из смотрителей, Совет сразу дает добро очередной паре молодых смотрителей на зачатие. В общем, когда мы с Пенелопой были молоды…
Пораженный Мефодий даже отложил ложку. Смотритель Гавриил рассказывал настолько интимные вещи, что невольно возникал вопрос: а по какой причине акселерат заслужил подобную откровенность со стороны не кого-нибудь, а самого Главы Совета?
– Наша очередь подходила уже два раза, и мы с Пенелопой воспитали с пятисотого по тысяча двухсотый год двух сыновей. Поэтому нет ничего удивительного в том, что мы все еще поддерживаем теплые отношения.
Гавриил печально улыбнулся и развел руками: мол, вот такая у смотрителей жизнь, никаких особых секретов.
– И где же теперь ваши дети? – полюбопытствовал акселерат, для которого, как, впрочем, и для большинства исполнителей, человеческие взаимоотношения между смотрителями до сих пор оставались загадкой.
– Младший – Корнелий – погиб четыреста с лишним лет назад при выдворении интервентов, а старший – Симеон – по сей день является помощником куратора одного из австралийских секторов. Ну что, прояснил я для тебя свою биографию?
Мефодий молча кивнул и постарался изгнать из головы взволновавшие Гавриила мысли. Откровенность Главы Совета следовало считать знаком уважения, и отныне надоедать ему своими нескромными мыслями было бы верхом неприличия.
Рыболовный траулер «Каракатица» теперь назывался траулером лишь по бумагам, поскольку тралы на его борту присутствовали только в качестве маскировки. На самом деле судно предназначалось для особых поручений Совета смотрителей и имело такой свирепый двигатель, что могло посоревноваться в скорости с круизным лайнером. Однако в данный момент «Каракатица» не рассекала волны на пути к Гренландии, а лежала в дрейфе неподалеку от восточного побережья Корсики. Виной задержки была не техническая неисправность, а акселерат Мефодий, доставивший неделю назад на «Каракатицу» не одного уникального землекопа, как ему приказывали, а двух.
Смотрители Гавриил и Иошида – непосредственные руководители этой операции – довольно прохладно встретили ступившего на борт полковника российской СОДИР, который оказался старым знакомым не только Мефодия, но и Главы Совета. Похвалы за усердие акселерат так и не дождался, как, впрочем, не дождался и порицания за излишнюю самодеятельность, словно бы в лице полковника Мотылькова он преподнес смотрителям неуместный подарок, который и выкинуть невежливо, и оставить у себя слишком хлопотно.
Смотрители изолировали Мотылькова в трюме и, казалось, не знали, что с ним делать. Именно поэтому «Каракатица» третьи сутки дрейфовала в нейтральных водах: Гавриил и Иошида в срочном порядке решали судьбу потенциального агента, поскольку тащить его в Гренландию не имело смысла. Агент из пленного полковника мог выйти превосходный, так что любой ценой следовало заставить Мотылькова служить в СОДИР и дальше. Ради шанса запустить миротворцам «крота» Глава Совета даже отложил Просвещение Жака Бриоля, которым пообещал заняться позже – во время долгого пути в Гренландию.
Мефодий, на которого после блестящей работы в Ницце все смотрели не как на наглого выскочку, а как на полноправного мастера, вместе с Мигелем ассистировал смотрителям в процедуре вербовки полковника Мотылькова. Человеком Сергей Васильевич был принципиальным и потому в контакт с врагом на первых порах вступать отказывался, но против смотрительских методов убеждения он был все-таки бессилен.
– Вот в чем первопричина вашей уникальности: контузия от взрыва гранаты, – первым делом просветил Мотылькова Гавриил. – После контузии ваш мозг словно окружил себя защитным полем – в моей практике такое уже встречалось. Теперь понятно, почему миротворцы вас не раскусили – они видят, что параметры мозга изменены, и думают, что это обычные последствия аномалии. На самом же деле вам следует благодарить не миротворцев, а того араба, который угостил вас гранатой… Удивительно: ваши каналы телепатической связи будто покрыты прочной изоляцией и на повреждения не реагируют вовсе! В какой-то степени я вами, Сергей Васильевич, восхищен: вы сумели противостоять психотропной атаке представителей высшего разума!