Мотыльков до сих пор не понимал, каким образом угодил к рефлезианцам в плен, и был очень зол. Во избежание эксцессов его надежно привязали к стулу. И хоть Гавриил непрерывно воздействовал на мозг полковника успокоительными телепатическими волнами, все равно возле пленника стояли наготове Мефодий и Мигель.
Мотыльков держался уверенно и не выказывал ни малейших признаков страха.
– Послушай, папаша, – взгляд полковника был исполнен презрения, но голос оставался невозмутимым, – не морочь мне голову всякой чепухой, а говори, что тебе от меня надо, раз уж убивать не собираешься. Кстати, я тебя раньше нигде не встречал? Больно лицо твое мне знакомо! С головорезом твоим я точно сталкивался. – Мотыльков кивнул в сторону стоящего позади Гавриила Мефодия.
– М-да, – пробормотал Глава Совета. – Не так-то просто оказалось скорректировать ваши воспоминания, уважаемый Сергей Васильевич. Получается, схалтурил я немного… Непорядок! И почему тогда в Староболотинске не обратил на вас внимание?.. Хорошо, уговорили: сейчас вы вспомните все, тем более что скрывать эту часть нашего общего прошлого больше нет нужды.
Гавриил спокойно посмотрел в глаза Мотылькова, игнорируя струящуюся из них ненависть. Полковник хотел было что-то сказать, но Глава Совета посредством телепатии уже открывал ему новую (точнее, не столь хорошо забытую старую) информацию касательно прошлогодних событий. На этот раз заложенные в голову Сергея Васильевича сведения являлись подлинными.
Пытаясь свыкнуться с правдой, полковник угрюмо молчал.
– Не может быть! – проговорил он через минуту. – Как это могло произойти? Не помню я такого… Вернее, нет – помню прекрасно! Но почему раньше не вспоминал? Просто голова кругом идет!..
Гавриил постарался вкратце и доходчиво объяснить полковнику, что случилось тогда в Староболотинске и что с Мотыльковым происходит сейчас. А поскольку Глава Совета делал это посредством телепатии, бедного Сергея Васильевича захлестнул очередной поток обязательной к осмыслению информации.
Мотылькова разрывали изнутри такие противоречия, что он впал в состояние крайней апатии, на время отключившись от действительности и окруживших его рефлезианцев. Обладающий телепатией враг – миротворцы предупреждали, что высшие рефлезианцы способны на такое! – контролировал мысли полковника, и это Сергею Васильевичу очень не нравилось, однако часть сомнений из его головы испарилась бесследно. В прошлом году староболотинский СОБР действительно столкнулся с рефлезианцем, поэтому неудивительно, что ему удалось скрыться. Но почему тогда в личном деле Мотылькова за проваленную операцию красуется благодарность?
Тем же ускоренным телепатическим способом Гавриил поведал полковнику и об этом, и о многом другом…
Мотыльков привыкал к открывающейся перед ним Истине как к отраве – вкушая ее малыми порциями. Если бы не чувство долга, тяготеющее над полковником, процесс вербовки шел бы на порядок быстрее. Ход размышлений Мотылькова постоянно сбивала мысль о том, что он идет против Устава и нарушает Присягу. Мысль эта была настолько живучей, что даже смягчить ее воздействие на сознание нового агента Гавриилу удавалось с большим трудом, не говоря уже о том, чтобы искоренить.
Полковник требовал обстоятельных и честных ответов на все свои вопросы, часто начинал спорить и что-то доказывать Главе Совета. Гавриил терпеливо выслушивал предъявленные ему контраргументы и лишь после этого деликатно указывал, в чем «уважаемый Сергей Васильевич» не прав.
Мефодий поражался, как Гавриилу не надоедает из века в век растолковывать одно и то же очередному кандидату в агенты или исполнители. Какое же стальное терпение надо для этого иметь! Воистину, силы смотрителей кажутся порой неисчерпаемыми!
Но акселерат давным-давно усвоил, что это далеко не так…
Двенадцать часов постоянных вопросов, ответов, споров, раздумий, снова вопросов и так далее утомили Мотылькова сильнее, чем марш-бросок по пересеченной местности. Зато по истечении этих часов он знал все, что должен знать полноценный агент на службе у Совета смотрителей.
Полковник Мотыльков наконец-то под старость лет открыл для себя Истину. Истина убила в нем все сомнения, однако душевного равновесия не добавила. Истина оказалась жестокой, но к жестокостям полковнику было не привыкать.
В завершении их телепатического и словесного общения Гавриил распорядился развязать Мотылькова и, будто бы нарочно сохранив столь эффектный трюк на десерт, телепатически заставил полковника выполнить довольно оригинальный приказ.
Командир регионального отделения СОДИР города Староболотинска, орденоносный полковник Мотыльков подпрыгивал перед рефлезианцами на одной ноге и, пропустив руку под коленом другой, крепко держал себя пальцами за нос. Второй рукой он наносил звучные шлепки по собственной макушке.
Мигель и Мефодий сохраняли серьезность физиономий только благодаря строгому приказу Главы Совета.
– Неужели, Сергей Васильевич, вы думаете, что, обладая такими возможностями, мы бы не сумели захватить Землю за считаные дни? – поинтересовался Гавриил после того, как дал полковнику команду расслабиться. – На кой нам сдался бы тогда этот черный корабль на орбите?.. Судите сами, кто прав – мы или миротворцы. Я полагаюсь на ваш здравый смысл и уверен, что подсказки вам больше не нужны.
Полковник Мотыльков не был молодым и впечатлительным Жаком Бриолем и потому попросил у Гавриила на раздумья еще немного времени.
– Само собой разумеется, Сергей Васильевич, – дал добро Глава Совета, понимая, что свежезавербованный агент нуждается не столько в раздумьях, сколько в обыкновенном отдыхе.
Гавриил дождался, пока Мефодий окончит трапезу и унесет на мойку грязные тарелки, после чего попросил его задержаться. Акселерат давно догадался, что Глава Совета пришел к нему не без причины. В кают-компании они находились совершенно одни, поэтому смотритель мог беседовать с исполнителем в открытую, без помощи телепатии.
– Вас что-то тревожит? – сочувственно поинтересовался Мефодий, усаживаясь напротив босса, мрачного, как сумерки за иллюминатором. – Неприятности с агентом Мотыльковым?
– Да нет, с этим крепышом все в порядке, – отмахнулся Гавриил. – Хотя дело и в Мотылькове тоже.
– И куда вы его теперь пристроите?
– Вернется домой и будет работать дальше.
– Дальше? – изумился Мефодий. – Но как такое возможно? Побывать в плену у рефлезианцев – ладно бы на свободе после такого оставили, не то что на службе!
– А что бы ты предложил?
– Я? – Мефодий замешкался. У него не было причин испытывать к земляку-содировцу симпатий, однако, странное дело, как личность – стойкая и здравомыслящая – Мотыльков начинал ему импонировать. – Ну… пусть бы для начала поработал простым участковым – это если, конечно, оставят в органах, в чем я очень сомневаюсь.
– У нас достаточно агентов в органах, а вот в СОДИР нет еще ни одного, – возразил Гавриил. – Поэтому нам нельзя допустить, чтобы полковника оттуда уволили. У меня уже есть в отношении него конкретные задумки.
– И у вас есть план, как снять с Мотылькова все подозрения?
– Разумеется, есть. В принципе это будет не так сложно: полковник просто должен вернуться из плена героем.
– Привести «языка»? – настороженно спросил Мефодий, опасаясь, как бы на должность «языка» не назначили его.
– Нет, не «языка», хотя идея в целом неплохая. С «языком» мы можем попросту переиграть: и СОДИР, и юпитерианцы превосходно знают, что землянину не под силу в одиночку одолеть рефлезианца. Такую инсценировку разгадают мигом… Сделаем по-другому: Мотыльков по-настоящему сбежит от нас, сбежит злой и избитый, в полной уверенности, что взаправду дал деру. Однако в голове его будет маленькая законсервированная установка, которую мы активируем этак через месяц и напомним полковнику, на кого он в действительности работает. А чтобы лишний раз перестраховаться, каналы телепатической связи в его голове я заблокирую примерно таким же образом, каким это делают юпитерианцы. Только мои «пломбы» в отличие от их будут съемными. Но это не все: у побережья Сардинии «Сумеречная Тень» обнаружит брошенную «Каракатицу», с которой якобы после побега Мотылькова в спешке ретировались пытавшие его рефлезианцы.
– Понятно. Юпитерианцы проверяют нашего избитого полковника, констатируют, что их «пломбы» на месте, и находят брошенное судно, где его содержали. Но есть свидетель, который видел, как Мотыльков попал в плен. Полковника ведь не взяли силой, благодаря усмирительному сигналу он, можно сказать, сдался сам…
– Мелочи, – заверил акселерата Гавриил. – Что сослуживец Мотылькова, в конце концов, видел? Как полковник упал в обморок от нервного перенапряжения и от сотрясения мозга? Которым, кстати, наградил его ты; тем паче вон какая шишка на темечке! Да, подозрения будут, но «пломбы»-то с телепатических каналов не сорваны…
– А по характеру «пломб» их не опознают как вашу работу?
– А ты, оказывается, еще больший скептик, чем я… – поморщился Глава Совета. – Нет, не опознают, поскольку характера у них быть не может. «Пломба» – она либо есть, либо ее нет. Предположим, что мысленный канал – это водопровод, а «пломба» – кран. Все, что умеют на данный момент юпитерианцы, – затягивать этот кран с таким усилием, что нам открыть его, не свернув резьбу, пока не под силу. Сами юпитерианцы, по нашим полугодовым наблюдениям, открывать затянутый ими же кран тоже еще не научились; грубо говоря, не могут понять, как вращать его в другую сторону. Я тоже перекрою «краны «у Мотылькова, перекрою накрепко, но не намертво. Только в этом и будет отличие моей «пломбы» от юпитерианской.
– Спасибо за разъяснение, смотритель Гавриил, – кивнул Мефодий. – Надеюсь, эта затея у нас выгорит. А как насчет той, о которой вы обмолвились вскользь? Ради которой вы бьетесь сейчас над нашим полковником?
Гавриил примолк и забарабанил пальцами по столу, будто размышляя, вводить акселерата в курс дела или нет. Подобную неуверенность Мефодий замечал за Главой Совета очень редко, а потому невольно насторожился. Гавриил выглядел сейчас как в день вторжения юпитерианцев – хмурым и погруженным в себя. Это могло означать одно: ситуация на Земле снова вышла из-под контроля Совета смотрителей.
– Из исполнителей ты узнаешь эту новость первым… – произнес Гавриил и снова замолчал, заставив Мефодия теряться в мрачных догадках. Продолжил он после долгой паузы: – Перед тем как заняться вербовкой агента, я не отказал себе в удовольствии познакомиться с содержимым памяти нашего нового кандидата Жака. Выяснилось, что он узнал гораздо больше, чем мы думали.
– Он обнаружил… его? – робко полюбопытствовал Мефодий, не рискнув произнести вслух заветное для каждого исполнителя и смотрителя слово «Усилитель».
– Ну, раз ты еще сидишь здесь и задаешь вопросы, значит, пока нет, – успокоил Мефодия Гавриил, однако тон его голоса мало походил на утешительный. – Но, работая в подвале у «Тени» на самом современном оборудовании, он сумел предельно точно рассчитать координаты того невидимого сектора планеты, о котором мы со смотрителем Пенелопой тебе по секрету сообщили. Так что теперь юпитерианцы знают, где искать… его.
Подобно Мефодию, Гавриил тоже не стал поминать всуе заветное слово, а может, просто не захотел.
– Каковы шансы, что они его отыщут?
– Это зависит от того, насколько юпитерианцы поверят в историю мсье Бриоля о «невидимой территории». Если сочтут его россказни липой – в чем я сильно сомневаюсь, – беспокоиться не о чем. Но если воспримут всерьез и плотно возьмутся за поиски… Шансы их довольно велики.
– Пятьдесят на пятьдесят?
– Гораздо выше.
Из уст Гавриила это прозвучало как «девяносто девять к одному».
– Мы в безвыходном положении, – подытожил Гавриил, – поскольку не знаем, каким образом враг будет проводить поиски. Если бросим сейчас все наши силы в тот сектор – лишний раз подтвердим юпитерианцам правоту Жака Бриоля. Если, наоборот, сделаем вид, что нам все равно, – можем опоздать скоординировать усилия и воспрепятствовать эвакуации… Усилителя. Вот для этого нам и нужен «крот» – полковник Мотыльков. Он будет держать нас в курсе творящихся в стане противника событий и его ближайших планах.
– Постойте-постойте! – До Мефодия вдруг дошел истинный смысл только что сказанных Гавриилом слов. Дошел настолько отчетливо, что акселерат даже привстал со скамьи. – Если вы планируете любой ценой оставить полковника на посту, это значит, что «невидимая территория» где-то под боком у…
– Совершенно верно, – подтвердил Гавриил. – Именно там и находится. Не в самом городе, конечно, но рядом.
Будь Мефодий журналистом, он бы назвал угодившие к нему в руки сведения сенсацией даже не века, а тысячелетия.
– Да, малыш, прекрасно тебя понимаю, – сказал Гавриил, наблюдая за реакцией Мефодия. – У меня самого мороз по коже от того, что доверил тебе такую тайну, но, раз ты теперь у меня и у Совета на особом счету, думаю, что поступил правильно.
– Каков он – Усилитель? – не выдержал Мефодий. – Не можете мне этого сказать, так хоть намекните!
– Стоп-стоп-стоп!.. – запротестовал Гавриил. – Не все сразу! Я и так сделал тебе огромное одолжение. Любопытство – вещь, конечно, полезная, но в меру. Если все само собой уляжется, большего тебе знать не надо, а если нет – узнаешь наравне с остальными исполнителями.
Мефодий прикусил язык: неудача, и от недосказанности смотрителя только сильней разыгралось любопытство. Что в конечном итоге им предстоит защищать – объект величиной с гору или со спичечный коробок? Безусловно, в каждой интриге есть что-то привлекательное, однако со времен Просвещения завязка любой интриги ничего, кроме ожидания неприятностей, у исполнителя не вызывала.
– В любом случае я бы на твоем месте радовался, что мне предстоит вернуться на родину, – попытался приободрить Мефодия Гавриил. – Полчаса назад я отправил смотрителя Иошиду к Пенелопе за катером, чтобы ее люди сняли нас с «Каракатицы» до того, как ту обнаружат по наводке Мотылькова. Потом мы на какое-то время расстанемся: я повезу кандидата к смотрителю Бегущему Бизону – радуйся, малыш, скоро у тебя появится полноценный помощник! – а ты со своей командой летишь в Староболотинск, где будешь дожидаться меня и всю нашу «тяжелую артиллерию». Заодно проконтролируешь, как прибудет домой и приступит к своим обязанностям агент Сергей. А сегодня же ночью вам с Мигелем предстоит выполнить одно небольшое и несложное поручение. Поручение это несколько деликатного свойства, поэтому прошу: отнеситесь к работе со всей серьезностью.
«Вот она – работа для истинного акселерата, на воспитание которого ушло столько сил и времени! – со злостью подумал Мефодий после того, как узнал, в чем будет заключаться их «деликатное задание». – Какая творческая работа! Работа, достойная бывшего художника!..»
Гавриил встал из-за стола и покинул кают-компанию с невозмутимым видом, будто не обратил внимания на брюзжание исполнителя. Хотя, возможно, в действительности так оно и было: все думы Главы Совета были обращены теперь далеко на север, туда, где смотрители тысячелетиями скрывали бесценный для всего Человечества Усилитель – похищенную Хозяином главную деталь юпитерианского Аннигилирующего Пламени.
Пребывание на рефлезианском судне в памяти полковника Мотылькова отложилось плохо. То ли его подвергали допросам, то ли опытам, то ли всему сразу – неизвестно. Запомнил он лишь одно: тяжелые и быстрые, как пушечные ядра, кулаки рефлезианцев – того, что навел шороху в офисе «Тени», и второго, которого полковник сумел-таки в лучших собровских традициях ткнуть мордой в пол под дулом автомата на пирсе. Униженный Мотыльковым рефлезианец, избивая полковника, старался за троих, и потому вспомнить точное количество бивших его Сергей Васильевич смог намного позже – когда умудрился совершить побег и выбраться на корсиканское побережье.
Спасло полковника чудо: ножка стула, к которому он был привязан и вместе с которым все время падал на пол, в конце концов не выдержала и отломилась. Веревки, что притягивали Мотылькова к стулу, ослабли, и благодаря этому он умудрился высвободить из пут руки, а затем ноги. Рефлезианцы как раз куда-то отлучились, и в трюме полковник пребывал один, что и позволило ему задать стрекача. Спотыкаясь на крутых трапах, пленник кое-как добрался до палубы, чудом не столкнувшись ни с кем из врагов в темных судовых коридорах.
За спиной полковника раздавались крики и топот. Беглец чуял, что если его опять схватят, то точно прибьют, а бесславно гибнуть вдали от родины во вражеском плену Сергей Васильевич, как истинный патриот, не желал.
За бортом, во мраке ночи, отчетливо виднелись россыпи огней, а значит, до берега отсюда было рукой подать. Окрыленный надеждой, полковник изо всех оставшихся сил разбежался, перевалился через палубное ограждение и рухнул в воду, после чего отчаянно заработал затекшими от веревок руками, ориентируясь по отраженным на волнах дорожкам береговых огней.
Соленая вода неприятно обжигала ссадины и попадала в рот. Мотыльков отплевывался и греб вразмашку, благодаря судьбу за то, что она проявила хоть немного милосердия и не забросила его в более суровые места, к примеру в ледяные воды Баренцева моря.
Погони за ним не было, лишь судовой прожектор словно для проформы лениво пошарил в темноте лучом. Поначалу это равнодушное поведение рефлезианцев насторожило полковника, но потом он пришел к мысли, что они просто спешили и потому не стали тратить времени на поиск беглеца. Мотыльков поминутно оборачивался, провожая глазами удаляющееся судно, и все не мог поверить, что ему удалось-таки совершить невозможное.