– Здравия желаю, товарищ Верховный Главнокомандующий! – выпалил Мотыльков и, прежде чем пожать протянутую ему руку, четко козырнул. – Разрешите представиться: полковник Мотыльков, руководитель староболотинского!..
– Да какое уж тут «здравие», – перебил его Президент. – Ладно, отставить формальности. Как вас по имени-отчеству?
– Сергей Васильевич.
– Ну здравствуйте, Сергей Васильевич… Присаживайтесь.
Мотыльков уселся рядом с Президентом на кожаный диван, в мирное время оцененный бы не в одну зарплату полковника, а сегодня теряющий свой благородный вид среди обломков кирпичей и подвальной грязи. Бойцы Мотылькова, те, что не остались в охранении, также с позволения Президента расселись вдоль стен и принялись недоверчиво переглядываться с президентскими телохранителями, которых выжило всего пятеро.
– У вас есть радиостанция? – первым делом поинтересовался Президент у Мотылькова.
– Никак нет, – ответил полковник, но, вспомнив, что Президент настаивал на неформальном общении, поправился: – Таковой, к сожалению, не имеем. Все, что мы ни находили, было повреждено электромагнитными ударами… или как они у миротворцев называются.
– Вы можете вывезти меня из города? – задал Президент еще один остро волнующий его вопрос.
– Скорее всего, тоже нет, – снова разочаровал его Мотыльков. – Конечно, мы можем попытаться, но вряд ли у нас это получится.
– Я так и думал… – вздохнул Президент. – Наверное, о почтовых голубях спрашивать будет тоже излишним?
Мотыльков лишь молча помотал головой – какие голуби! И воробьи-то давно из города разлетелись; сегодня в воздухе другие птицы господствуют…
– Все мы в плотно закрытом котле, – пояснил полковник после небольшой паузы. – Нам нельзя не то что выйти из города – даже перемещаться по улицам. Не буду кривить душой: шансов на улучшение обстановки нет. Запасов продовольствия нам должно хватить до весны, однако не потому, что продуктов в избытке, а потому, что многие из нас до весны не дотянут. Больные умирают не столько от недоедания или холода, сколько от безнадежности. У нас остался к приемнику лишь один аккумулятор. Я распорядился включать приемник раз в день на полчаса, не больше. Из того, что мы слышим, утешительного мало. Миротворцы организовали в Староболотинске своеобразный анклав, цели их неясны. Вступать с ними в схватки или переговоры бесполезно. Любая попытка прорваться через оцепление обречена: самолеты падают, спасательные команды гибнут. В мире уверены, что вы также погибли. Я лично слышал по радио, как кое-кто из правительства уже поговаривает о ядерном ударе.
– Мерзавцы! – невольно вырвалось у Президента. – Я догадываюсь, у кого там руки чешутся!.. Проклятье, вот так влипли мы. «Братья по разуму»! Эти космические авантюристы обули нас как самых натуральных простофиль!.. Простите, Сергей Васильевич, мою несдержанность, просто накипело…
Мотыльков махнул рукой: дескать, что я, не понимаю, вы ведь тоже, в конце концов, человек.
– Всегда ждали или друзей или врагов, – продолжал Президент. – Или дружба навек, или сразу вторжение и война. Третьего не дано! Кто бы мог подумать, что все так обернется… А как они нас рефлезианцами запугивали! Знать бы еще, зачем они это делали…
Президент замолчал.
– Вам нельзя здесь оставаться, – заметил Мотыльков. – Охрана у вас слабая, к тому же неосторожная. Вы должны немедленно перебираться в нашу общину – так будет надежнее.
– Безусловно, вы правы, Сергей Васильевич, – согласился Президент. – Да и куда нам еще идти? Надеюсь, мы с ребятами не слишком вас обременим.
– Ну что вы! Наоборот, сочтем за честь!..
Мефодий пробрался почти через весь Староболотинск, пока сумел обнаружить в опустевшем городе первых живых людей. Заметив в окнах одного некогда респектабельного магазина копошение, акселерат затаился, но, убедившись, что это не Сатиры, решился подойти и поприветствовать сограждан – авось не прогонят да новости расскажут.
Трое парней связывали в тюки теплые вещи. Все они были вооружены, а один из них поглядывал то на улицу, то в небо. Элегантные шубы, среди которых попадались довольно дорогие и шикарные, правда, уже изрядно попорченные пылью, паковались ими словно благотворительные дары жертвам какого-нибудь землетрясения. Было очевидно, что парни занимаются этим не ради наживы, а всего лишь в преддверии грядущих холодов.
Акселерат мог подкрасться к парням незаметно, но решил, что они могут истолковать его поведение неправильно. Поэтому он высунулся из-за укрытия и вполголоса окликнул того из добытчиков, что наблюдал за округой.
– Ты из какой общины? – так же негромко поинтересовался тот у исполнителя.
– Я сам по себе, – честно ответил Мефодий, поскольку, чтобы убедительно врать, надо было знать о сегодняшних городских порядках хотя бы минимум правды. Мефодий не знал и этого минимума. – На подножном корме. Пока не решил, к кому прибиться.
– Дурак ты, приятель, – ответил наблюдатель, к которому уже подошли заинтересованные разговором товарищи. – Все одиночки мрут как мухи, только сегодня на трех покойничков напоролись, таких же, как и ты, независимых. Спортом занимался? Ползать-стрелять умеешь?
– Да оттарабанил когда-то два года в пехоте. – На этот раз акселерату пришлось соврать, но лишь в целях лучшего взаимопонимания с теми, кто, похоже, и ползал, и стрелял отменно.
– А коли так, тогда айда к нам! – ввязался в разговор второй добытчик. – Васильичу бойцы нужны: лишний боец – он и себя, и еще десять ртов прокормит. Оружием обеспечим, раз своего нет.
– Заметано! – Мефодий показал большой палец и, внимательно осмотрев небо над головой, перебежал из укрытия к общинникам.
– Набирай еще один тюк, – распорядился третий добытчик. – Только не очень большой, а то в лаз не пройдет.
Акселерат подчинился, завернул две длиннополые шубы в третью и последовал за новыми друзьями куда-то в глубь квартала. По пути к ним присоединился еще один добытчик, под отросшей шевелюрой которого Мефодий опознал некогда стригшегося под ноль своего старого знакомого.
– Колян! – воскликнул Мефодий. – Какими судьбами! Не забыл меня?
Память у Коляна – в прошлом телохранителя Виктора Игнатьевича Тутуничева, или просто Тутанхамона, соседа Мефодия по подъезду, – тоже оказалась неплохая.
– А-а-а, рисова-а-альщик! – протянул он, только непонятно, обрадованно или, наоборот, недовольно. – Как же, помню-помню! Покойный Игнатьич твою мазню шибко уважал.
– Покойный? – удивился Мефодий. Смерть Тутанхамона огорчить его, разумеется, не могла, но все равно, «покойный Тутанхамон» – звучало непривычно. – Так, значит, ты теперь вроде как ронин[5], получается? А от чего же скончался солнцеликий Тутанхамон?
– Не Ронин я – Сидорчук моя фамилия! – обиделся Колян, познания которого в зарубежной истории из-за специфики предыдущей профессии были ограниченными. – А Игнатьич – царство ему небесное! – аккурат в день начала этой большой разборки и прибрался. Мы тогда за городом были, подальше от суеты. Игнатьич как раз со своей кралей на даче уединился, когда самолет прямо на дачный поселок рухнул. Мы его с пацанами в машине ждали, вдруг удар, огонь, дым… Я один выжил – меня из машины в открытую дверцу выбросило. Когда очнулся, уже погасло все. Труп Игнатьича лишь по золотым коронкам опознал – обгорел он до костей…
– Да, не очень удачный выдался у вас вечерок, – посочувствовал исполнитель. – Ну да хоть умер твой шеф в объятиях красавицы, а не от фугаса в лифте – все солиднее.
– Вот тут ты, рисовальщик, прав, – согласился Колян. – Всем нам бы так, как он, окочуриться; нет же – подохнем теперь, как крысы на помойке…
– Типун тебе на язык! – обернувшись, шикнул на него один из добытчиков. – Мелешь всякую ерунду, да еще под руку!
– Что, думаю, теперь делать, как быть, куда податься… – продолжал Колян, не обратив внимания на упрек товарища. – Потом пацанов Васильича встретил. Он тоже мужик справедливый оказался. Пусть и мент бывший, но справедливый! Понятия у него железные, почти как у Тутанхамона, а то и пожестче. «Из братвы?» – прямо в лоб меня спрашивает, когда я к нему в бойцы стал напрашиваться. «Врать не буду – оттуда! – говорю. – Ваши же ребята меня не единожды мордой в асфальт и тыкали!» – «Ну а раз в братве состоял, то, значит, за слова свои отвечаешь?» – спрашивает опять. «Отвечаю», – соглашаюсь. «Можешь дать мне слово, что будешь служить нашей общине так же, как Тутанхамону?» – «Могу», – говорю. «Значит, верю!»… Так и сказал: «Верю!» Мне сказал – у кого за плечами срок за грабеж! Вот какой наш Васильич! Авторитет!..
«Авторитет» этот, однако, при виде исполнителя несколько стушевался, что было заметно даже со стороны. Мотыльковцы недоуменно посматривали на встретившего Мефодия полковника и не могли понять, отчего их командир так растерян.
– Мне надо с вами поговорить, Сергей Васильевич, – попросил Мефодий. – Желательно наедине.
Мотыльков молча кивнул и указал рукой на противоположный конец бомбоубежища, которое было построено еще при советской власти специально для членов обкома компартии. Теперь в этих неприступных и сокрытых глубоко под землей бункерах обитала Первая община.
Полковник и Мефодий уединились в насосной, где стояли ручные и моторные помпы, качающие воду из пробуренных прямо в бомбоубежище скважин. Помпы работали отвратительно, моторные не работали совсем – видимо, от времени пришли в негодность поршни. Но путем некоторых усилий бочку-другую воды в сутки с помощью них можно было выкачать.
– Долго же вас не было, – посетовал агент Сергей после того, как затворил дверь насосной. – Я уж думал, больше не придете. Какие новости за периметром?
– Должен вас огорчить, Сергей Васильевич, – ответил Мефодий. – Я пришел не из-за периметра. Все это время я был здесь… неподалеку.
– Вы без оружия? – удивился Мотыльков, осматривая надетый на исполнителе грязный ватник, который ничем не напоминал элегантные исполнительские куртки со встроенными слэйерами.
– Я попал в серьезную передрягу и еле унес ноги, – в общих чертах проинформировал акселерат руководителя Первой общины. Говорить полковнику о том, что он побывал в плену, не следовало – нечего вгонять агента в ненужные подозрения. – Теперь ищу смотрителя Гавриила, но, как уже понял, вы мне в этом вопросе не поможете.
– Не помогу, – подтвердил Мотыльков. – Последнего из ваших я видел аккурат перед войной. Поэтому даже не подскажу, где их сегодня искать.
– Все ясно, – огорчился Мефодий. – Что же поделаешь… Ладно, отыщем. Как вообще тут у вас дела, как настроение?
– Выживаем помаленьку. Детям только плохо: им ведь солнце надо, свежий воздух да витамины… А позавчера на поверхности с Президентом встретились.
Последние слова Мотыльков произнес таким невозмутимым тоном, будто сообщал, что ел сегодня на завтрак.
– Вы имеете в виду Президента России? – уточнил Мефодий, поскольку речь могла идти о президенте какого-нибудь крутого банка или фонда.
– Конечно, России, чего же еще? – ответил Мотыльков. – Выжил, повезло ему… Понятия не имел поначалу, что мне с такой важной персоной делать, но Президент сам предложил: оказывается, он неплохой переводчик – три языка знает. У меня ведь здесь иностранцев хватает, а хороших переводчиков нет, поэтому тяжело с басурманами общаться.
– Может, я чем помочь смогу? – предложил акселерат, вспоминая, как шагал сюда по бомбоубежищу между расположившимися на бетонном полу людьми всех возрастов. Были среди них закутанные в одеяла пенсионеры, чумазые заплаканные дети, угрюмые работяги, подавленные интеллигенты и даже бизнесмены, прежний лоск которых сошел с них, как эмаль с ведра, что использовалось для переноски щебня.
– Да, можете, – подтвердил Мотыльков, и командная сталь в его голосе сменилась усталым тоном обыкновенного человека. – Поскорее найдите своих и разрешите проблему раз и навсегда. Люди гибнут, а все, на что мы способны, так это лишь дать им продержаться еще какой-то срок. Страшно представить, что будет, если вдруг сюда ворвутся Сатиры. Две-три минуты, и нам конец…
– Сделаем, Сергей Васильевич, – ответил Мефодий, стараясь, чтобы слова его прозвучали как можно более обнадеживающе. – Никто о вас не забыл. Наведем порядок, вы только держитесь…
У народов Востока существует одно наблюдение, гласящее, что, если гора не сходит с места и не идет к Магомету, значит, Магомету ничего не остается, как выдвинуться к горе самому. В истории не осталось упоминаний о том, имелись ли случаи обратного, но то, что произошло в бункерах убежища Первой общины, можно было с полной уверенностью отнести к таковым.
В роли покладистой горы выступил смотритель Гавриил, правда, выступил невольно, поскольку изначально шел на встречу вовсе не с «Магометом»-Мефодием. Тем не менее Глава Совета и акселерат столкнулись практически в воротах бункера, когда первый пытался войти в бомбоубежище, а второй – выйти на поверхность.
Из донесений исполнителей-разведчиков смотритель Гавриил знал, где приблизительно искать общину агента Сергея; вычислить ее точное месторасположение для знакомого с городом Главы Совета было задачей несложной. Выдав себя за бесприютных бродяг-иностранцев, Гавриил и Иошида были обнаружены дозорными Первой общины и препровождены ими в место ее нынешней дислокации.
Исполнитель мог разминуться с Гавриилом и потратить потом на его розыск не одни сутки, если бы ушел из общины сразу после разговора с полковником. Остаться его вынудило желание поискать среди общинников брата Кирилла и его жену Раису. К своему глубокому разочарованию, родственников Мефодий не нашел, но задержка все равно получилась не напрасной.
Гавриил, Иошида, Мефодий и Мотыльков опять очутились в насосной, которую агент Сергей уже привык использовать для проведения приватных бесед.
– Замри на месте, малыш! – распорядился Гавриил, как только акселерат переступил порог насосной. – Замри, не двигайся и даже не дыши!
Мефодий безропотно повиновался (разве что дышать не прекратил), поскольку подозрительность смотрителей была оправдана: акселерат вернулся оттуда, откуда еще ни один из исполнителей не возвращался. Тем более вернулся после полуторамесячного отсутствия, за время которого с ним могли сделать все, что угодно.
Возникла заминка, причин которой не понимал лишь агент Сергей. Для него было удивительно, почему вдруг смотрители так настороженно встретили своего бойца, причем далеко не самого последнего.
Глядя на Главу Совета, Мефодий догадался, что Гавриил просто-напросто боится наладить с ним телепатический контакт, закономерно опасаясь, что мозг исполнителя может быть нашпигован разными опасными сюрпризами. Смотритель Иошида и вовсе напоминал приготовившегося к броску хищника, буравя акселерата своими узкими азиатскими глазами.
Мефодий открыл было рот, собираясь начать оправдания, но Гавриил властным жестом заставил его замолчать.
– Ни слова! – велел он, после чего отдал приказ Иошиде: – Держите его как можно крепче. Так, чтобы даже пикнуть не смог. А я все-таки попробую установить контакт.
– Рискованно, – заметил Иошида. – А вдруг его мозг – заряженная бомба? Поэтому хоть держи его, хоть не держи…
– Тогда что же вы предлагаете?
– Может, все-таки дадим ему слово?
Слово взрывоопасному акселерату дали. Мефодий никогда не отличался красноречием, но сегодня он был в ударе, стараясь придать своему оправдательному монологу как можно больше убедительности, – еще бы, ведь решалась его дальнейшая судьба.
– Складная история и довольно неожиданная, – подытожил рассказ исполнителя Гавриил. – Может статься, что она действительно правдива. Вот если бы ты сказал, что сбежал, тогда бы я точно не поверил… А ну-ка покажи надпись!
Акселерат поднял ладонь, развернул ее внутренней стороной к смотрителям, будто приветствуя, и шагнул навстречу, но бдительный Иошида тут же остановил его легким гравиударом, припечатав спиной к ржавым водопроводным трубам.
– Не так шустро! – сверкнул глазами телохранитель Главы Совета. – Просто покажи, и все.
– Ты знаешь, что там написано? – поинтересовался Гавриил у Мефодия после того, как изучил замысловатый иероглиф Сагадея. Исполнитель помотал головой. – Смотритель Иошида, продолжайте удерживать акселерата, а я, пожалуй, рискну и перепроверю его легенду в его воспоминаниях…
И, не дожидаясь обычных возражений Иошиды, приступил к телепатическому исследованию памяти исполнителя.
Видя повышенную мнительность командования, Мефодий тоже невольно стал побаиваться сюрпризов, какие он мог, сам того не желая, принести из юпитерианского плена. Однако, ко всеобщему облегчению, все обошлось, и исследование памяти прошло как и десятки раз до этого.
Гавриил подал знак Иошиде, и тот сначала ослабил захват, а затем отпустил Мефодия окончательно. Только теперь Глава Совета осмелился подойти к акселерату и взять его за руку, но не для дружеского рукопожатия, а для того, чтобы получше изучить выжженное на его запястье послание. Следом за ним воспоминания исполнителя и таинственные знаки изучил Иошида. Он и высказал первым свое мнение:
– Хорошо, согласен: акселерат чист. Но ведь его просто могли использовать как источник заведомо ложной информации. Не собираетесь же вы на самом деле идти на эту встречу?
– Собираюсь, – сказал Гавриил. – И обязательно пойду. Никто меня не остановит – ни ты, ни Совет.
Иошида тяжко вздохнул и, ни слова не говоря, отвернулся – он мог только советовать, приказывать Главе Совета он не имел права. Гавриил же, как назло, советов Иошиды – вполне разумных с любой точки зрения – слушался редко.