Найдя в газете объявление об очередном кастинге в ночном клубе, она пошла туда и, преодолевая смущение, вышла на сцену сначала в группе с другими девчонками, а потом и самостоятельно. Ей предложили работу за относительно небольшой гонорар с перспективой роста, зависящей, разумеется, от ее стараний. Как оказалось потом, старания эти в основном касались не столько «танцев на шесте», что она достаточно быстро освоила, сколько оказания услуг начальству и гостям заведения, которых следовало ублажать и при этом не дергаться. Поначалу ей все это было противно, а потом она привыкла, как привыкает человек ко всему, чтобы выжить. От матери, правда, все скрывала, рассказывая ей во время продолжительных телефонных разговоров о том, что работает моделью в престижном агентстве, чему та по наивности верила. Подтверждением этой версии служили солидные денежные переводы.
Лана стыдилась своей работы и мечтала ее бросить. Поэтому не расшвыривала заработанные неправедным трудом деньги направо и налево, как это делали ее подружки по секс-цеху, а копила их на квартиру, которую и приобрела через два года. Не категории «люкс», понятно, но все же отдельную однокомнатную в панельном доме так называемой улучшенной планировки с большой кухней и относительно чистым подъездом.
Сделав там незамысловатый ремонт, она превратила свой дом в уютное гнездышко, служившее ей убежищем от жестокой реальности окружающего мира. Она уже было собиралась перевезти в Москву маму, но тут произошло событие, круто изменившее ее судьбу. Два года после этого она практически не бывала в столице, а по возвращении вернулась на работу по «специальности», став примой в самом престижном ночном клубе Москвы.
Где-то в 2013 году она познакомилась с Дином. В тот вечер в их заведении было не особенно много народа. Лана оттанцевала свой номер, а затем вышла в зал, как того требовали правила. Ее подозвали к своему столику три молодых парня кавказской наружности. Поначалу они были вежливы и предупредительны, но по мере того, как желудки их наполнялись спиртным, а глаза — женской плотью, они все больше входили в раж и в конце концов стали требовать, чтобы она поехала с ними. От них исходила неприкрытая животная агрессия, но поделать с этим она ничего не могла, так как вели они себя в рамках дозволенного и платили по каждому предъявленному счету. В принципе, она понимала, что если они захотят увезти ее с собой, то увезут, заплатив заведению так называемый выкуп в размере 5000 евро. Судя по всему, такие деньги для них были сущей мелочью, поняв это, Лана испугалась. Лихорадочно озираясь в надежде найти хоть какую-то зацепку для спасения, она увидела одиноко сидящего, элегантно одетого, немолодого, но очень привлекательного мужчину, который с легкой усмешкой на губах смотрел в ее сторону. Он все сразу понял, стремительно поднялся со своего дивана и решительно направился к их столику.
— Салам алейкум, земляки! — Дин расточал дружелюбие и радушие, при этом его глаза жестко сканировали всю компанию.
— Рад видеть настоящих мужчин. Завтра я встречаюсь с Рамазаном и обязательно расскажу ему о том, что встретил вас здесь. Может, выпьем за встречу? — Дин сделал вид, что собирается присесть за столик, но не успел. Мужчины как по команде встали, отошли к двери, подозвали Дина, что-то ему сказали и тут же исчезли. Дин вернулся, заказал текилу для себя и сок для Ланы, посидел до закрытия заведения, а потом проводил ее домой. Он был замечательным собеседником, источал столько дружелюбия и заинтересованности, что Лана без утайки рассказала ему историю своей жизни. Он не выразил никакого желания остаться, что только укрепило ее доверие к нему. На прощание она спросила: «Что же это были за волшебные слова, которые заставили этих отморозков ретироваться?»
— Секрета здесь никакого нет. По их внешнему виду нетрудно было догадаться, что у себя на родине они числятся достойными уважения ваххабитами. А им, согласно предписаниям, строжайше запрещено употреблять спиртные напитки, курить, посещать злачные места. Они потеряют лицо перед своими командирами и односельчанами, если те узнают об этой истории. А это пострашнее смерти будет. На прощание они попросили меня забыть об инциденте, что я и обещал. Вот и все, — Дин поцеловал на прощание протянутую ему для пожатия руку и ушел. С тех пор они подружились, и в жизни Ланы не было более надежной опоры и защитника. Через какое-то время, так получилось само собой, она оставила работу в клубе и не без помощи Дина занялась флористикой, потом открыла небольшой цветочный магазин, который обеспечивал ей достойное существование.
Единственной нерешенной проблемой оставался переезд мамы в Москву. Поначалу на это не было денег, а потом Татьяна сама не хотела этого, боясь обременить дочь своим присутствием. Но в последнее время, особенно после отделения Дальнего Востока и образования Дальневосточной республики, жизнь там стала настолько невыносимой, что оставаться в Яковлевке не было никакого смысла. Нищета достигла крайних пределов, отопление зимой не работало (благо, у мамы в доме сохранилась русская печь, которая и выручала ее в холодные зимы последних лет), работы не было никакой, так как китайские бизнесмены предпочитали завозить рабочую силу из своей страны, что, наверное, было экономически оправдано: дисциплинированные и привыкшие к порядку дети Поднебесной работали гораздо лучше необязательных и склонных к употреблению спиртного местных жителей. Цены на самые необходимые продукты взлетели до небес, транспортное сообщение с Владивостоком отсутствовало. Новые дальневосточные правители уже без оглядки на Москву тащили все, что только можно было украсть, живя по принципу «После нас хоть потоп!» и переводя баснословные гонорары за свое посредничество от продажи ресурсов зарубежным корпорациям на счета в США, Западной Европе и Китае, куда уже перебрались их жены, дети и прочая родня. Словом, банальная российская история.
Крайняя бедность коренных жителей толкала их на стихийные проявления протеста против несправедливости и произвола властей, но такие вспышки жестоко карались прикормленной милицией и службой безопасности. Недовольных сажали в тюрьмы, а зачинщиков физически уничтожали. По тайге бродили самые настоящие разбойничьи банды, в ряды которых вливались выдавленные из нормальной жизни люди. Таким образом они не столько добывали себе пропитание, сколько давали выход накопившимся отчаянию и ненависти. К сожалению, дальнейшие прогнозы никакого оптимизма не внушали: русским в этом регионе делать было нечего. Проданные своей элитой и вытесняемые из сел и городов прибывающими в огромном количестве луноликими «братьями», они вынуждены были покидать родные места либо тихо умирать от голода, унижения и репрессий.
В этих условиях Татьяна уже сама хотела как можно быстрее уехать к дочери, но Дальневосточная республика разорвала практически все отношения с Московией, регулярного транспортного сообщения между столицами двух стран не было, Владивосток с Москвой связывали только авиарейсы гуманитарной помощи, которыми в первую очередь отправляли больных, инвалидов и малолетних детей. Желающих же было так много, что и здесь, как во все времена, возобладал фактор личных связей в высших эшелонах власти и денежной «смазки»: первоочередников стали оттеснять «блатные» или те, кто мог заплатить солидную сумму за внесение в список нуждающихся. В этих условиях Татьяна уже не надеялась вырваться к дочери. Вдобавок ко всему, вот уже два месяца с Дальним Востоком невозможно было связаться ни по телефону, ни через Интернет, ни с помощью допотопного телеграфа. Никаких объяснений власти не давали, но некоторые свободные СМИ, выжившие после распада единой страны, намекали на то, что это было вызвано острой ненавистью, которую Президент Московии стал испытывать к своему дальневосточному коллеге после того, как тот назвал его (правда, в кругу своих ближайших помощников) карапузом, импотентом и подкаблучником. Последний, столь важный для всей последующей жизни Ланы разговор с матерью состоялся накануне всех этих катастрофических событий. И поэтому она помнила каждое слово.
В тот вечер она буквально сгорала от желания поскорее услышать родной голос и, несмотря на поздний час, набрала заветный номер телефона.
— Мамуля! Ну, как ты? Ходила в миграционную службу? — с надеждой в голосе спросила она Татьяну.
— Ланочка! Не переживай ты так! Все будет хорошо. Я, конечно, ходила. Лучше сказать, ездила. Теперь эти паразиты, чтобы им легче было деньги с нас сдирать, закрыли районные отделения, где хоть какой-то правды можно было добиться, и оставили только центральный офис в столице. Как добиралась до Арсеньева, а оттуда до Владика — и не спрашивай. В конце концов добралась. И сразу же туда, на Первую речку. А там народу!!! Ты себе представить не можешь. Все кричат, толкаются, в обморок падают, двоих увезли с инфарктом, одну старушку чуть не задавили. В общем, я не смогла даже документы подать. Тех, кто дает деньги, обманывают: соберут мзду и исчезают. В общем, доченька, никогда я об этом не думала, но теперь делать нечего, надо обращаться за помощью к твоему отцу…
— К отцу? Ты же никогда о нем ничего не говорила. Я даже думала, что и нет никакого отца…
— Прости меня. Считала, что так для тебя будет лучше. И дальше, может быть, не сказала б. Но здесь, чувствую, не выживу. А не хотелось бы помереть вдали от тебя. К нему никогда ни с какими просьбами не обращалась. Так что один раз, думаю, можно. Он — большой человек. Во всяком случае, был таким до того, как все рухнуло. Так что найди его, объясни, кто ты. Он хорошим был. Меня любил. Надеюсь, не изменился. Если сможет, поможет, — в голосе Татьяны чувствовалась усталость.
— Мамочка! Как зовут-то его? — Лана с трудом сдерживала рвущиеся наружу слезы.
— Зовут как? Имя у него очень звучное, красивое, да и редкое: Тауберг Александр Николаевич.
Глава XIV Евгений Труваров
«Так сложилось, что в Московии нет вторых, третьих или четвертых лиц, а есть только первый и единственный президент. Он исполняет роль гаранта конституции независимого Московского государства вот уже два года. И все это время разными способами убеждает москвичей в том, что лишь ему по плечу роль главного человека в стране. Самый сильный аргумент — „завоевание независимости и обеспечение суверенитета“. В итоге народ поверил в исключительность своего властителя. И президент тоже. Он поверил в себя настолько, что теперь остался один. В Московской Думе заседают аж пять партий, в названиях которых присутствует слово „демократическая“, но оппозиции в Московии нет: критики режима сидят по тюрьмам или ударились в бега. Московский президент заслужил свое одиночество. Уничтожив своих оппонентов и запугав окружение, он не может быть уверен в своем будущем, если решится уйти. Утешением ему может служить только то, что рядом находится „верная подруга и спутница жизни“. Она скрашивает его одиночество, но лишает какой бы то ни было инициативы в принятии решений, которые все чаще диктуются ее волей. Но он в этом своем положении не одинок. Тем же недугом страдали и страдают все диктаторы и узурпаторы. Побочным эффектом такого госстроительства непременно становится тотальное недоверие к собственному окружению (нынешний президент, к примеру, перестал доверять даже родне) и жгучая ненависть со стороны „подданных“».
Из газеты «Мы против», март 2016 года.Евгений Викторович отложил газету московской оппозиции, пристегнул ремни безопасности, прикрыл глаза и стал ждать взлета. В последние два года рейсы всех авиакомпаний в Московию были отменены, и добраться до ее столицы теперь можно было лишь самолетами возрожденного с легкой руки жены первого лица «Аэрофлота». Сервис здесь всегда оставлял желать лучшего, а в последние годы он вообще отсутствовал. И Труваров, хотя никогда этого не делал, все-таки предпочел лететь первым классом, заплатив за относительный покой баснословные деньги — билет стоил 5500 евро.
Кресло было достаточно удобным, из напитков (первый класс!) ему смогли предложить лишь дешевый виски со льдом, и он, так как не очень любил летать, а более всего взлетать, большими глотками отпивал из пластикового стаканчика этот шотландский самогон, пытаясь заглушить волнение. Нет, он не был трусом, конечно, но высоты боялся. Причем когда это началось, вспомнить не мог. В детстве залезал на высоченные деревья, прыгал по крышам старых амбаров и сараев со сверстниками — и ничего! Теперь же каждый раз перед командировкой ему приходилось преодолевать себя, что в целом было и не плохо, так как только преодолением закаляется воля. «Укрепление Воли, стяжание Духа и пробуждение Совести» — эта триада настоящего человека, верного «пути воина», была усвоена им давно, практически с детства. Может быть, и не в такой формулировке, почерпнутой им позже из книг Академии Небополитики, но именно эти составляющие становления его как личности оказались главными. Самолет благополучно взлетел, Евгений Николаевич достал ноутбук и углубился в работу над новыми главами своей книги, в которой он описывал российскую элиту накануне распада:
«…Основная черта среднестатистического представителя российской элиты (СПРЭ) начала XXI века — нетерпение, что проявляется в стремлении немедленного удовлетворения голода, не важно, какой семантики, что в свою очередь вызвано жадностью и неспособностью получить удовлетворение. Это побуждает вновь и вновь выходить на тропу охоты и мчаться по одному и тому же кругу мотиваций и поведенческих паттернов. Такой СПРЭ в целом является личностью эмоционально устойчивой, реалистично воспринимающей жизнь, настойчивой и упорной в достижении целей, способной держать себя в руках и контролировать свои мысли, эмоции и поступки. На вещи он смотрит серьезно и трезво. Во взаимоотношениях с другими людьми может проявлять проницательность и расчетливость, холодность и рациональность. Способен не поддаваться эмоциональным порывам, видеть за аффектом логику. К решению проблем подходит разумно и несентиментально. Скептически относится к лозунгам и призывам. В общении вежлив. Следит за своими речью и манерами. Это практичный, зрелый, уравновешенный, здравомыслящий, хорошо разбирающийся в житейски важных вещах, трезво оценивающий обстоятельства и людей человек. При этом он практически полностью отрицает наличие у себя каких-либо слабостей и желаний, демонстрирует абсолютное безразличие к удачам и провалам. Но внешние проявления невозмутимости и удовлетворенности любым положением дел носят демонстративный характер и подчеркивают закрытость натуры.
Мягкосердечием и нежностью не отличается, его даже можно назвать жестоким. Он самонадеян и не склонен испытывать чувство вины. Считая себя хозяином собственной судьбы, он уверен в обоснованности и последовательности своих внутренних побуждений и целей. Он способен эффективно управлять своими эмоциями и переживаниями. Внутренний конфликт отрицает и к самообвинениям (самобичеванию) не склонен. Ему представляется, что его личность, характер и деятельность способны вызвать у других уважение, симпатию, одобрение и понимание. При этом он достаточно высоко оценивает собственную личность по таким критериям, как духовность, богатство внутреннего мира, способность вызывать у других глубокие чувства. СПРЭ абсолютно равнодушен ко всему, что не входит в круг его личных интересов. Он является человеком верующим, но не религиозным. У него нет фанатичных пристрастий, он вполне лоялен к другим религиям и мировоззренческим системам.
Среди перечисленных качеств мы так и не смогли найти такие характеристики, как честность, благородство, честь, достоинство, сострадание, жертвенность, следование высоким идеалам, патриотизм, любовь к ближнему в ее христианском понимании, альтруизм и т. д. То есть у СПРЭ отсутствуют именно те качества, с которыми связаны ожидания общества на перемены, справедливость и гармонию. А его предельный, прожженный цинизм поражает даже тех, кто находится под его непосредственным окормлением. Это вам не благородные рыцари из средневековых романов, и не храбрые мушкетеры, и не чопорные английские джентльмены, и не помешанные на вопросах чести испанские гранды, и не готовые драться на дуэли из-за каждого (на наш взгляд) пустяка русские офицеры. Наш СПРЭ в огонь не войдет, в прорубь не бросится, место в лодке не уступит. Высокие поступки он искренне считает совершенно не нужными, полагает, что благородство и всякая религиозная чушь типа всепрощения, любви, сострадания придумана для лохов, а он таковым не является. Но, понимая, сколь важна вся эта, с его точки зрения, ахинея для обеспечения своего господствующего положения в обществе и сдерживания быдла, он, особенно в последнее время, все больше и чаще говорит об этом.
Примеры? Пожалуйста. Мы часто слышали из уст „отцов-руководителей“ страны призывы любить Родину, защищать ее, оборонять от недругов и т. д. При этом, если Вам, уважаемый читатель, удастся назвать хотя бы трех представителей элиты, у которых дети или внуки отслужили в армии, — я сниму перед Вами шляпу. Где были внуки первого президента, где служили сыновья министра обороны? Почему наследник британского престола считал для себя делом чести служить на равных с остальными? Почему во всех цивилизациях тот, кто управлял и владел, вместе с тем защищал и бился? Потому что таков был изначальный социальный контракт: я правлю и собираю с тебя дань, но при этом гарантирую твою защиту. Да, у меня есть дополнительные права и льготы, но также и первейшая обязанность — защищать тебя любым способом, даже ценой собственной жизни. Наш СПРЭ приобрел массу прав, при этом практически отторгнув какие-либо обязательства перед обществом. Такое в истории уже было: Рим, Халифат, Порта, СССР. Теперь Россия. Конец известен. Единственное, чего он не понимал, так это того, что в сложившихся условиях в случае конфликта ему не на кого рассчитывать. Защищать его никто не стал, ибо русская армия начала века была действительно народной, без всяких примесей, пронизанная чувством глубокой ненависти и к элите, и к своему руководству, что и проявилось непосредственно в момент распада».