Светлана мечтала поскорее вырасти, начать работать и помочь «деду с бабой» вылезти из болота нищеты. Но не успела… Дед, родившийся и выросший в Грузии и воспитанный в кавказской традиции нести ответственность за материальный достаток в доме, не смог перенести всей унизительности своего нового положения. Он мучительно переживал, но вида не показывал, даже пытался шутить, скрывая свое отчаяние от родных и близких. Но сердце не выдержало такой нагрузки, и он скоропостижно скончался прямо на улице, по дороге в свой родной институт. Светлана долго горевала, но надо было жить и помогать совершенно отчаявшейся бабушке, а как — она не знала. Но в жизни всегда есть место чуду!
В 2008 году из Дагестана позвонил старый приятель деда, которому тот в свое время помог с докторской диссертацией. Он написал книгу о Светланином дедушке и приглашал их с бабушкой на ее презентацию в Институт языкознания. Там она и познакомилась с Дином, оказавшимся сыном дедушкиного друга. Узнав о бедственном положении ее семьи, он уже на следующий день позвонил и, между прочим, поинтересовался, не согласится ли Светлана, которой на тот момент едва исполнилось восемнадцать, работать редактором одного очень уважаемого издания. Что делать? Причесывать и доводить до ума опусы «новых русских», которые почти поголовно ринулись в творчество, стали заниматься сочинительством и безумно жаждали писательской славы! Но поскольку они были лишены не только творческого дара, но и элементарной грамотой не владели, их произведения приходилось практически целиком переписывать, благо, денег на это хозяева жизни не жалели. Света, не раздумывая, согласилась. Воспитанная в семье филологов, она прекрасно владела словом, обладала врожденной грамотностью и литературным вкусом. И вот теперь у нее была интересная и весьма прилично оплачиваемая работа, к тому же надомная. Не нужно тратить время на дорогу и нудное сидение в офисе, а значит, и учеба не пострадает.
Она порой так увлекалась, что превращала примитивный текст какого-нибудь тульского авторитета в полное драматизма произведение. Тот почивал на лаврах, а слава о замечательной «редакторше» распространялась так быстро, что скоро выстроилась целая очередь желающих доверить именно ей то, что написано кровью (в прямом смысле этого слова). В общем, Дин кардинально изменил ее жизнь, не дав им с бабушкой окончательно скатиться в пропасть, и поэтому, когда он вчера позвонил и попросил ее съездить на Енисейскую улицу, навестить одну таджикскую семью и разузнать о ней как можно больше, она с радостью согласилась: да и дома засиделась, давно никуда не выходила. Но трясясь в вагоне метро, от души за себя порадовалась. Как хорошо, что ей никуда не надо ездить, этих каждодневных мучений она бы не пережила.
Договориться с Хадишей о встрече оказалось проще простого: как только Светлана назвала по телефону имя своей бабушки, та сразу согласилась, даже не поинтересовавшись, зачем она ей понадобилась. Они условились на сегодня, на семь вечера. Знала бы Света о том, что в час пик в метро лучше не ездить, то перенесла бы встречу на более позднее время, но теперь, чего уж там, приходилось терпеть.
Хадиша встретила ее с распростертыми объятиями: она очень хорошо помнила бабушку, которая столько сделала для таджикских народов, всегда была такой приветливой и доброй, никогда не приезжала в село без гостинцев для детей.
Усадив ее за стол, на котором красовались свежеиспеченные лепешки, мед, варенье, сыр, орехи, она долго расспрашивала ее о бабушке, всплакнула, узнав о смерти родителей и деда, очень расстроилась, что такая красавица до сих пор не замужем.
— Да, раньше такую хорошую девочку обязательно бы засватали. — Хадиша все никак не могла успокоиться.
— Да что вы, тетя Хадиша. Это в Таджикистане девочек сватали и сватают до сих пор, наверное. В Москве давно уже никто так не делает. Поэтому, чем ты скромнее и тише, тем меньше шансов найти кого-нибудь. Ну, есть еще вариант устроить личную жизнь с кем-нибудь из сослуживцев. Но я работаю дома. Так что — увы!
— Да, дочка, ты права. Ведь раньше как было: хорошая партия — это военные, ученые, строители, инженеры (правда, не все). Рабочие тоже хорошую зарплату получали, во всяком случае, семью могли содержать. Все они потом стали нищими. И как-то сразу поникли, за что я их, конечно, не виню. Вот и получается: в своем кругу найти кого-то трудно, а бизнесмены там всякие, коммерсанты — они больше реагируют на ярких, как это принято сейчас говорить, сексуальных, доступных женщин. Просто «хорошие» им не нужны.
Светлана с удовольствием пила вкусный, заваренный на горных травах, чай, ломала еще горячую лепешку, густо намазывала ее медом, сверху клала кусочек соленого сыра и с наслаждением отправляла в рот все это великолепие.
— Давно я так вкусно не ела. Можно сказать, с самого детства, — вспомнив семейные завтраки, с грустью обронила Светлана.
— Эх, хорошая ты. Познакомить бы мне тебя с Сергеем! — Хадиша и сама не поняла, как вылетело у нее это имя. Обычно она никому, никогда и ничего не рассказывала о своем благодетеле.
— А кто такой Сергей? — поинтересовалась Света.
— Долгая история. Мы при советской власти у себя в Таджикистане жили хорошо. Не так чтобы роскошествовали, но хлеб всегда был на столе, маслом и медом тоже могли себя побаловать, одевались неплохо, в Москву, на море, в Крым летали, детей рожали, не особенно заботясь об их будущем. Я ведь учительницей в школе работала, а муж у меня был главным механизатором совхоза, так что жили, дай Аллах каждому! Потом этот Горбачев, которому я не желаю добра, хотя и человек я, вроде как, не злой, со своей перестройкой. Уже тогда было видно — что-то не так. Но мы, как дураки, всему верили, и даже радовались, что у нас появились какие-то новые шмотки, жвачки эти разные. Глупые были. А потом уже Ельцин — выпивал много, несерьезный человек, со своими дружками страну развалил. И вот тут-то началось: кто был у власти, бросился хватать все, что попадало под руку, а кто не был, но силу чувствовал, тоже захотел в этом поучаствовать. Нас, простых людей, отодвинули в сторону. Деньги платить перестали, наступил настоящий голод, нищета. А потом за жирный кусок стали воевать, банды сколачивать, народ грабить. Мы, чтобы выжить, — ведь и муж, и сын, и я работу потеряли, — открыли небольшую пекарню. Лепешки вдвоем с невесткой разносили по домам. Себя, во всяком случае, прокормить могли. Но тут пришли какие-то шакалы и сказали, что за право работать на их земле (когда она их стала?) мы должны платить. Мои мужчины с этим не согласились. В результате наш дом сожгли, муж, сын и невестка — все погибли. Я только вот спаслась, да Хакимчика успела вытащить. Наши сельские помогли собрать денег на дорогу в Москву, здесь у меня средний сын на заработках был. Прилетела, но его так и не нашла. Пошла подъезды мыть, мусор убирать, сняла каморку в коммунальной квартире. И все бы ничего. Мне ведь много не надо. Главное, чтобы Хакимчик был одет, обут и не голодал. Но тут в Москве начали травить всех нерусских. Я на работе была, а внук на улицу выскочил, маленький был, а я по глупости дверь, наверное, не заперла. Так его эти бритые нашли, и стали издеваться, потом бить. Если бы не Сергей, так, наверное, и забили бы до смерти. — Хадиша рукой утирала слезы, бегущие по ее щекам.
— Он меня спас! Он — самый сильный, самый добрый! Посмотри, какой ноутбук мне подарил! — Хаким бесцеремонно вмешался в разговор взрослых, так как не мог сдержать восторга, который испытывал всякий раз, когда упоминали имя его старшего брата.
— Да, он действительно спас его. Да и меня тоже. Ведь он не только отбил его у своры этих бешеных собак. Он принес его домой, привел врача, приносил лекарства и еду, потом купил нам эту квартиру, прописал нас, помог мне устроиться на работу в школу, и все это время помогает деньгами. Я уже и так, и эдак его уговаривала не делать этого, ведь у нас все есть, зарабатываю я сейчас репетиторством неплохо, все-таки математик я хороший и к вузу могу подготовить. Но он упертый. — Когда Хадиша говорила о Сергее, ее глаза лучились каким-то особенным светом.
— Вот как бывает. Свои, таджики, дом сожгли, родных убили, а русский парень от смерти спас и из нищеты вывел. Так что, жизнь — она другая. Не такая, как нам по телевизору и по радио говорят. Люди делятся не на таджиков, русских и евреев, а на хороших и плохих. В этом я теперь точно уверена.
— А где же он теперь, ваш Сергей?
— А кто его знает? Я его никогда ни о чем не спрашивала. У него работа, наверное, какая-то секретная. Он никогда не звонит, никогда заранее не предупреждает. Приедет, дня три отоспится, поест моей домашней еды, с Хакимом повозится, потом денег оставит и исчезнет. — Хадиша не скрывала, что не одобряет такой образ жизни, но не одобряет, как мать, обеспокоенная судьбой любимого сына.
— А вы сами с ним не можете связаться? — Света уже поняла, что никаких подробностей о Сергее не узнает, а это значит, что с задачей своей она не справилась и надежды Дина не оправдала, что ее расстроило.
— А вы сами с ним не можете связаться? — Света уже поняла, что никаких подробностей о Сергее не узнает, а это значит, что с задачей своей она не справилась и надежды Дина не оправдала, что ее расстроило.
— Какое там. Вот опять, дней десять тому назад уехал, и ни слуху ни духу. Но появится.
Они еще какое-то время поговорили о том о сем. Потом Света засобиралась домой. Хадиша дала ей с собой лепешек и проводила, заручившись твердым обещанием прийти в гости еще раз, но уже с бабушкой.
Глава XX Гибель страны Раш (5000 лет до н. э.)
Белый император шел длинными коридорами в спальню своей жены. Завтра начнется эвакуация. Четыре корабля с представителями высшего чиновничества и их семьями отправились в долгое плавание в неизвестность — так им, во всяком случае, казалось — еще десять дней тому назад. Теперь предстояла самая сложная часть операции: доставить на базы спасения высших должностных лиц, так называемую «элиту государства», их жен и детей, родных и близких, телохранителей и слуг.
Пока все шло по плану. Чернь ни о чем не догадывалась. Благодаря жестким, а иногда и жестоким мерам, утечки информации о грядущей вселенской катастрофе не произошло, и народ вел себя спокойно. Правда, то тут, то там высказывались опасения в связи с исключительными природными аномалиями, которые в уходящем году буквально обрушились на Землю. Но прикормленные ученые светила все отрицали, выступая с заумными рассуждениями, приводя наглядные примеры и убийственные факты. Народ же, в основной своей массе ленивый, жаждущий праздников и веселья, буквально закормили всеми виданными и невиданными доселе благами: вино из казенных погребов лилось рекой, «праведный» труд жриц любви щедро оплачивался из специально выделенных бюджетных средств, так что мужчины ходили довольные, как коты, искренне полагая, что с них денег за утехи не берут по причине их чрезвычайной сексуальной привлекательности. Города были наполнены звуками бравурной музыки, веселыми криками толпы, взрывами праздничных салютов и ароматами готовящейся прямо на площадях еды. В деревнях и селах каждому крестьянину выдали по бочке горячительных напитков, а для нейтрализации женской части сельского населения организовали ярмарки, где товар отпускали практически бесплатно, да еще и в кредит. Народ был пьян и счастлив, как никогда! И омрачить это состояние эйфории не способны были ни выпавший летом снег, ни начавшаяся в разгар зимы оттепель, ни беспокойное поведение птиц и животных.
Белый Император подошел к массивной двери, ведущей в покои императрицы, взглядом приказал охране расступиться и настойчиво постучал.
— Входи! — Голос жены ничем не выдал ее волнения. Она заранее была предупреждена о визите своего царственного супруга и с нетерпением ждала его весь день.
— Здравствуй, дорогая! — При этих словах императрица иронично скривила губы, усмешка в ее глазах не осталась незамеченной Белым Императором.
— Что должно было случиться, чтобы вы, ваше величество, вспомнили обо мне, недостойной? — В вопросе императрицы угадывалась горечь обманутой и брошенной женщины. — Или Танцовщица более не утешает царственную душу Правителя и не удовлетворяет его плоть? — Она не смогла сдержать свою ревность, проявляя осведомленность в альковных дела мужа.
— Я пришел не для того, чтобы оправдываться. Постараюсь быть кратким. Завтра вам вместе с нашими детьми, а также частью вашей свиты, здесь указано, с кем именно, надлежит совершить небольшое путешествие. Вас отвезут на мой аэродром, где вы пересядете в дирижабль. С собой возьмете минимум вещей. Не более небольшой дорожной сумки с предметами личной гигиены на каждого. Чуть позже туда подъеду и я. Всем нам в ближайшее время предстоят испытания. Поэтому я бы просил вас вести себя предельно корректно и сдержанно в любых, самых неожиданных для вас ситуациях. Речь идет о сохранении жизни наших детей. Это сейчас — главное! — Он испытующе посмотрел ей в глаза и увидел там страх, недоумение, обиду. Все, кроме ненависти. Ее мысли сейчас были о детях, как и должно хорошей матери. Она, пожалуй, все поняла. К тому же она всегда отличалась ясным умом и не могла не догадаться о том, что происходит нечто ужасное. Она взяла из рук Белого Императора свиток со списком людей, которых ей надлежало взять с собой, бегло просмотрела и, подняв глаза на мужа, спросила:
— Следует ли полагать, что не попавшие в этот список обречены?
— На все воля нашего Верховного Владыки Ра! — не без грусти заметил Белый Император, развернулся и вышел из покоев.
Ему еще многое предстояло сделать. По докладам с мест, там все было готово для приема беженцев. Именно беженцев, иначе он себя и своих близких сейчас и не называл. Базы были полностью укомплектованы необходимыми материальными ресурсами и людьми, которые даже не догадывались об истинных причинах приезда туда первых лиц государства. Их не посвящали в детали проекта. Иначе неизвестно, как бы они себя повели. А тут важен был как раз момент неожиданности: прибыть на базу в качестве главного лица и сразу же взять бразды правления в свои руки, дабы потом не стать заложником им же смоделированной ситуации. На этот раз в его подчинении будет не половина человечества, а небольшая колония, управление которой будет не таким уж простым делом. Такие испытанные приемы, как лесть, хитрость, коварство и подковерная борьба, здесь вряд ли пригодятся. В условиях ограниченного пространства нового бытия придется доказывать свою состоятельность как лидера с помощью ума, силы, жесткости, благородства, стремления к справедливости. В общем, всех тех качеств, благодаря которым и выдвигаются вожаки в стае. Что же, он постарается всего этого добиться, а прибытие туда в его сегодняшнем качестве даст ему фору в борьбе с потенциальными соперниками. А источником вдохновения послужит его новая любовь. Вспомнив о ней, он невольно улыбнулся. Сегодня их ждет последняя ночь, проведенная в роскоши императорского дворца. Завтра все изменится.
Утро дня катастрофы было особенным. Нестерпимо палило солнце, что уже было необычно для этого времени года, не ощущалось даже самого легкого дуновения ветерка. Водная гладь морского залива, на берегу которого величественно возвышалась столица империи, напоминала гигантское, идеально гладкое зеркало: ни привычных белых барашков накатывающихся на берег волн, ни даже самой незначительной ряби. Но не это пугало просыпавшихся граждан самого красивого города мира, которые, словно хронический пьяница после длительного запоя взирали на окружающую действительность все более и более трезвеющим взглядом. Они долго не могли сообразить, что же такого необычно пугающего было в том наступившем утре. А когда поняли, содрогнулись от липкого страха, кожей ощутив неотвратимость приближающейся беды. Тишина! Их испугала звенящая тишина, буквально повисшая в воздухе. Люди долго не могли этого понять, так как с трудом приходили в себя после длительного периода празднеств. И лишь спустя какое-то время, когда в толпе, собравшейся на главной площади, кто-то выкрикнул: «А ведь мы остались совсем одни!» — люди наконец поняли причину своего страха.
Не было слышно ни щебетанья птиц, ни лая собак, ни мяуканья кошек, ни шума уборочных машин, ни свистков стражей порядка, ни заунывных призывов императорских глашатаев — тех привычных звуков, из которых соткана симфония жизни мегаполиса. Инстинктивно, на животном уровне почувствовав неладное, толпа с воплями отчаяния ринулась к императорскому дворцу и, будучи абсолютно уверенной в том, что ее не пропустят дальше Золотых ворот Запретного города, испытала настоящий ужас, не встретив никакого сопротивления. Вход в императорскую резиденцию был абсолютно свободен, и никто не мешал толпе проникнуть в святая святых государства. Не было ни стражи, ни караульных, ни картинно застывших часовых в парадной форме, ни снующих повсюду агентов спецслужб, зорко следящих за тем, чтобы покой первого лица страны не нарушил какой-нибудь смерд. В Запретном городе и во дворце им попадались лишь редкие гвардейцы, которые так же, продрав после трехдневного запоя глаза, не могли сообразить, что происходит, и почему никто не требует от них соблюдения устава. В глаза бросались явные следы бегства: то тут, то там попадались разбросанные вещи, драгоценности и дорогая одежда, разбитая посуда и драгоценная утварь. Но то, что обрадовало бы людей вчера, сегодня ввело их в состояние ступора. Сначала один, потом второй, а затем третий, и так все, до самого последнего горожанина, вдруг поняли: их бросили. Волна негодования охватила толпу, и она начала яростно крушить все, что попадалось на ее пути.
Конец неистовству черни положил странный звук, непохожий ни на что ранее слышанное: ни на выстрелы огнедышащих царских пищалей, ни на разрывы пороховых бомб, ни на хлопки петард. Тягуче длинный и очень страшный, он все нарастал, и вдруг земля под ногами людей сначала незаметно, а потом сильнее и сильнее начала дрожать. Толчки усиливались, сводя с ума несчастных горожан, которые в панике метались из стороны в сторону, пытаясь спасти своих детей, любимых, самих себя. Воздух наполнился душераздирающими криками боли, отчаяния и ужаса. Земля раскалывалась под ногами пытавшихся укрыться людей, из глубоких трещин вырывались ярко-красные языки пламени, и словно мифические драконы заглатывали несчастных подданных когда-то великой империи, их дома и имущество, нажитое за долгие годы мира и процветания. Дворцы и храмы, созданные лучшими зодчими страны за всю ее долгую историю, выдержавшие нашествия варваров и не поддавшиеся разрушительному влиянию времени, рассыпались на глазах обезумевших людей, превращаясь в горы строительного хлама.