– Ну да.
– Марина с Максимом думали, что Наталья не в курсе, а она все давно уже знала. Может быть, месяца за два до его самоубийства. Тогда, конечно, времени на подготовку у нее было много. В любом случае разрабатывать надо в первую очередь Наталью – она главная подозреваемая.
– Почему главная? Единственная.
– Э-э, не скажи! Всякое может быть, уж поверь моему опыту. Натальины причины, по которым она могла пойти на преступление, лежат на поверхности, но еще совсем не факт, что она его, преступление то есть, и совершила. Вероятность того, что Наталья не виновна, не маленькая.
– Да кто же тогда, если не она?
– Вариантов много, даже навскидку, а ведь я обладаю еще далеко не полной информацией. В конце концов, смерти Максима и Марины могут быть не связаны, не вытекать одна из другой. Или связаны и вытекают, но убийцы у них разные. Например, нельзя исключать, что к фильму может быть как-то причастна Марина. Кстати, ей проще было, чем Наталье, выйти на нужных людей, которые могли бы изготовить подобную вещь.
– Что ты несешь?! – Вениамин вскочил с места и возмущенно потряс кулаком в воздухе. – Марина не могла! Марина… Зачем ей? И потом, может, еще скажешь, что она сама себя зарезала? Ее убили! Понимаешь, убили! А ты…
– Тише, тише! Успокойся. Сядь, не сотрясай воздух. Я ведь не утверждаю, что Марина обязательно виновна, я просто этого не исключаю. Как не могу исключить, пока у меня так мало фактов, причастность всех их родственников и знакомых.
– Ты меня еще в убийцы запиши!
– Надо будет, запишу.
– Да ты что, издеваешься? – Вениамин опять вскочил.
– Сядь, сядь. На вот, выпей, – Андрей снова налил Вениамину водки, – и успокойся. Нельзя так нервничать, Венька. Я просто строю версии, только и всего.
– Версии! – Вениамин принял у него стопку, выпил. – Какие версии? Никаких версий не надо! Наталья виновата, это очевидно. Бери ее в оборот, и все.
– С Натальи я, безусловно, и начну. И завтра же Бородина подключу. Но и другие версии разрабатывать буду. Ты зачем меня нанял? Чтобы я с этим делом разобрался или чтобы Наталью прижучил? – Андрей рассмеялся. – Ладно, допивай свою водку в одиночестве, успокаивайся и спать ложись, а я, пожалуй, пойду. Да, кстати, сделай мне копию диска.
– А что, зацепило? – Вениамин снова пьяненько хихикнул. – Сделаю, подожди пару минут.
* * *Фильм его действительно зацепил. О, еще как зацепил! Он стоял перед глазами, звучал в ушах, и не было никакой возможности от него избавиться. Странное ощущение, никогда ничего подобного с ним не происходило. Но хуже всего было то, что Вениамин догадался.
Черт, черт, черт! Андрей нажал на газ и резко взял с места. Как Венька мог догадаться? Пьян был вроде и в потрясении. Неужели это так бросалось в глаза? Он ведь старался не показывать виду, пытался скрыть свое впечатление за трезвыми версиями и здравыми рассуждениями.
Версии! Кой черт, версии? Все дело только в чертовом фильме.
Скорей бы доехать до дому и пересмотреть…
И показать его Насте. Снять часть тяжести с себя, одному ее не вынести.
Он сходит с ума? Натуральным образом сходит с ума! Ну разве можно такое показывать Насте?
Забыть! Выбросить из головы! Да что с ним такое? Он всегда был трезвым, здравомыслящим человеком. Ну можно ли сходить с ума от какого-то фильма? Фильм вообще ни при чем, просто…
Да что «просто»? Фильм при чем, еще как при чем, и нечего себя обманывать.
И все-таки о фильме нужно забыть, не думать о нем, и все. Хотя бы до завтрашнего утра, когда начнется работа. Разрабатывать прежде всего надо, конечно, Наталью. Фильм, вероятней всего, ее рук дело.
Лучший способ забыть – провести вечер с Настей, как и было условлено. Времени еще не так и много, всего одиннадцать, вполне можно все успеть. Заехать в магазин, купить вина и кое-что для ужина.
Андрей выехал на площадь Конституции, в народе именуемую площадью Проституции, остановился у круглосуточного супермаркета.
Уже у кассы, когда стал расплачиваться, понял, что взял совсем не то вино и не тот набор продуктов, какой хотел и каким они обычно обходились, удивился, хотел вернуться и поменять, но кассир уже выбила чек, и ему стало неудобно. А когда перегружал покупки из корзины в пакет, понял еще одну вещь: и вино, и закуски – те самые, которые были приготовлены Максимом для празднования годовщины свадьбы в фильме. Андрею стало не по себе и ужасно, до какой-то необъяснимой тоски, захотелось к Насте.
Андрей поставил пакет на заднее сиденье машины и набрал свой домашний номер. Если Настя не подойдет к телефону, если не дождалась его и уехала, он просто умрет, прямо здесь, на морально нестойкой площади Конституции, умрет.
Настя взяла трубку сразу, заговорила совсем не сердитым, совсем не обиженным тоном:
– Андрюшка, ты? А я жду, жду… У нас что, все отменяется? Ты звонил, но я так и не поняла, что случилось и почему так срочно нужно было куда-то ехать.
– Ничего не отменяется, Настя! Я еду! Минут через пятнадцать буду. Настенька! Я очень тебя люблю! Я так соскучился!
– Соскучился? Да мы же только утром расстались. – Настя рассмеялась. – Ну, я тоже соскучилась, а про «люблю» ты и сам в курсе. В общем, жду. Больше не задерживайся.
– Не задержусь. Целую, целую!
– Поцелуешь, когда приедешь. Все. Жду.
Ждет. Не уехала. Какое счастье! А фильм побоку. До завтра не думать о нем.
Не думать? Но все дело в нем, в фильме. У Вениамина Андрей хорохорился, выдвигал версии, разводил теории, что не может какой-то там фильм так подействовать на взрослого и психически здорового мужчину, чтобы тот вдруг сиганул из окна согласно сценарию. Мог! Еще как мог! Если и на него, Андрея, так подействовал, то что уж говорить о Максиме – ведь речь-то шла о нем, в фильме-то был Максимов двойник, и голос звучал его, Максима. Вот ведь до чего дошел прогресс, до чертовщины какой-то, до колдовства…
Не думать! Завтра он начнет со всей этой чертовщиной разбираться. А сегодня думать только о приятном. Настя ждет, не уехала. Настя…
Андрей поставил машину на стоянку, подхватил пакет и пошел домой.
Настя открыла дверь еще до того, как он успел позвонить, – стояла у окна, караулила. На ней было синее нарядное платье (новое, он раньше у нее такого не видел) и на голове хитрое сооружение из волос (наверное, полдня провела в парикмахерской), а он, дурак, из-за своих дел чуть не отменил мероприятие, к которому Настя так готовилась.
– Привет! Я совсем заждалась! Тебе нравится мое платье? – Она повертелась перед Андреем, подол из легкой материи обвился вокруг ног. – Скажи, нравится?
Какой-то ступор на него нашел – с минуту, не меньше, он молчал, а в заключение ляпнул бестактность. Да что там, бестактность, самую настоящую глупость:
– Нравится. Но, мне кажется, тебе бы больше пошел красный цвет. Красное вечернее платье с открытой спиной и туфли на шпильках.
– Да? – Настя расстроилась. – А я подумала… Я никогда ничего красного не носила, не люблю красное. Тебе совсем не понравилось это платье?
– Настенька, прости! – опомнился Андрей. – Мне очень нравится твое платье, я глупость сказал! Не слушай меня, Настюшка, я просто кретин! Тебе совсем не пошел бы красный. Как мне не идет мой черный костюм.
– Какой костюм? При чем здесь твой костюм? Да что с тобой, Андрюша? Ты как-то странно выглядишь. У тебя все в порядке?
– Все в порядке, не обращай внимания. – Андрей обнял Настю и крепко-крепко прижал к себе.
– А, вот оно что! – Настя вывернулась и в шутку легонько стукнула его по плечу. – Я поняла – вы, господин хороший, подшофе. Водочкой-с несет.
Андрей засмеялся.
– Да, я выпил, но совсем чуть-чуть, с Венькой, у него несчастье.
– А что такое? – всполошилась Настя.
– Погибла одна его хорошая знакомая. Он потому меня и просил приехать. Я должен ему помочь, Настя.
– Должен, значит, поможешь. Но ведь ты хотел себе отпуск устроить. Сам говорил: после дела с Валерией тебе потребуется восстанавливаться по крайней мере месяц. А не прошло и двух недель[1].
– Не могу я Веньке отказать! Он очень просил помочь.
Вранье, вранье! Очень Вениамин не просил, он просто нанял Андрея. И заплатить хотел, а он зачем-то отказался от денег. Нет, дело не в деньгах, о гонораре он не жалеет. Только странно, зачем было отказываться? Сам Вениамин за любую услугу всегда драл с него непомерно дорого. Работал на совесть, тут ничего не скажешь, но ни разу бесплатно шага лишнего не сделал.
– Венька очень просил. Ему больше не к кому обратиться.
И опять вранье, в чистом виде вранье! Частных детективов – платных детективов – в городе сколько хочешь. Он сам – сам! – захотел, по доброй воле ввязался в это чертово дело. Потому что… Для того чтобы… Оттого что…
Ну да, его просто околдовал, загипнотизировал фильм. Ради того, чтобы его еще раз посмотреть – иметь возможность смотреть сколько угодно! – он и взялся Веньке помочь. А тот, видимо, обо всем догадался. Надо держать себя в руках, не распускаться, а то и Настя подумает, что он свихнулся.
Ну да, его просто околдовал, загипнотизировал фильм. Ради того, чтобы его еще раз посмотреть – иметь возможность смотреть сколько угодно! – он и взялся Веньке помочь. А тот, видимо, обо всем догадался. Надо держать себя в руках, не распускаться, а то и Настя подумает, что он свихнулся.
– Настюш, ну чего мы стоим, время зря тратим? Идем. Все готово к торжеству.
– Да у нас ведь никакое не торжество, просто вечер на двоих.
– Да-да, просто. Пойдем.
Они прошли в комнату. Андрей стал выкладывать продукты на стол.
– «Божоле»? А почему «Божоле»? Я думала, ты кагор «Пастораль» купишь. Разве ты забыл? – Настя обиженно передернула плечами.
– Я не забыл, Настюш. – Он опять ее обнял и, как тогда, в прихожей, крепко прижал к себе. – Я помню, что кагор «Пастораль» – для нас с тобой не просто вино, а что-то вроде символа.
– Символ знакомства и радости от того, что мы вместе. – Настя произнесла фразу шутливо торжественным тоном, не выдержала и засмеялась. – А твое «Божоле» для нас ровным счетом ничего не значит.
Для них – не значит. Потому что значило оно что-то – может, Наталья объяснит что? – для Максима. Для Максима, который… поддавшись гипнозу… выбросился из окна своей квартиры. Какой у него был этаж? Не обратил внимания. Надо будет скорее пересмотреть фильм.
Не скорее, а завтра.
– Эй, Андрюш, ты где? Снова незримо отсутствуешь? Я тебя спрашиваю, почему ты, дурья твоя голова, не купил «Пастораль»?
Настя. Ее синее платье совсем неуместно. Уместнее черный костюм и красное платье… Вздор! Выбросить из головы!
– «Пастораль»?
Настя может спасти. Милая Настя! Прижаться к ее синему шелковому плечу и спастись.
– Настенька!
– Андрюшка, ты что? Ты какой-то такой… – Настя испуганно улыбнулась и провела ладонью по его лбу. – У тебя голова не болит? Глаза у тебя… Совершенно сумасшедшие глаза!
– Настенька…
– Прекрати! Разливай вино и перестань сходить с ума. Я уже приготовила закуски.
Андрей посмотрел на стол и очень удивился: все было распечатано, нарезано и разложено по тарелкам – когда Настя успела? Он и не заметил, что она от него отходила. Да что с ним в самом деле? Провалы какие-то.
Андрей открыл вино и разлил по бокалам. Поднялся, чтобы провозгласить тост.
– Настя! Мы знакомы год и четыре месяца…
Боже мой! Что он говорит? Он и тост позаимствовал у Максима, разница только в сроке знакомства и совместного проживания. Прекратить! Перестать сходить с ума! Забыть, забыть!
Невозможно.
– Настенька!
Только Настя может спасти! Показать ей фильм, разделить груз пополам?
Нет, не то!
– Настя! Я прошу… Со мной что-то… Ты мне очень нужна! Я прошу… Спасти! Ты должна…
Нет, не то!
– Я прошу тебя выйти за меня замуж.
Глава 6 Наталья
Я только хотела обогнать эту раздражающе красную машину, вот уже минут пять ползущую черепашьим шагом впереди меня. На такой скорости это было совсем не сложно и не опасно, хоть улица и узкая, но я не справилась, задела ее. Второй случай за такой короткий путь. Заскрежетало, загрохотало, заорало и – о, боже мой! – кажется, засвистело. Ну, вот и все, не повезло моему шантажисту: сейчас меня остановят, арестуют, – а меня, конечно, сразу арестуют – и ему ничего не обломится.
– Ах ты сука! Ты мне фару разбила! А ну-ка вылезай, я сейчас с тобой разбираться буду!
Я не видела того, кто на меня орал, – сидела, положив голову на руль и изобретая ответ на вопрос: «Как, когда и при каких обстоятельствах вы убили свою сестру?» Ответить будет непросто, потому что обстоятельства начисто стерлись из памяти. Я не помню, как и когда!
– Вылезай, идиотка!
Мы с сестрой в последнее время не ладили. Я взяла нож…
– Да она сдохла, что ли? Эй, ты сдохла?
Вероятно, там, снаружи, бугай в кожаной куртке – квадратный подбородок, квадратный затылок. Чего он так орет? Как же это мешает! Обстоятельства нужно изложить четко и ясно, говорить, что ничего не помню, нельзя: для моего спасения это ничего не даст, а милиции только затруднит работу. Надо было вызвать ее сразу. Зачем я убежала? Ведь все равно мне не выкрутиться. Я не смогу, не смогу выдержать! Как только они начнут расспрашивать, сразу все выложу. Я взяла с кухни нож, подошла и зарезала… Скорей бы приехали гаишники и увезли меня, избавили от назойливого бугая.
– Эй, вы как? – раздалось за окном.
Я подняла голову. Там стоял вовсе не бугай – седой пожилой мужчина, вполне приличный. Неужели это он так разорялся?
– Да с ней все в порядке! Притворяться решила? Не выйдет!
Он, он разорялся. Мужчина рванул дверцу, схватил меня за шиворот и поволок из машины.
– Посмотри, посмотри, что ты сделала, дрянь!
Он подтащил меня – все так же, за шиворот – к своей машине и бросил лицом на капот. Замашки мента. Может, он мент на пенсии? А машинка-то у него плохонькая, облезлая «пятерка». Чего ж тогда так разоряться? Кажется, он разбил мне бровь – больно и мокро. Боже мой, какие у него глаза! Совершенно ненормальные, зверские глаза. Как ему права выдали, такому психу?
– Ты смотри, ты смотри! – Он снова рванулся ко мне.
Да где же гаишники? Неужели мне просто показалось, что свистели?
Я отпрянула от него, закрыла голову руками, а потом – наверное, от испуга – вдруг сделала удивительную вещь: резко выбросила ногу по направлению его паха. Никогда в жизни ничего подобного я не проделывала! Да и сейчас не собиралась, это получилось само собой.
Мужчина вскрикнул, согнулся, а я бросилась в свою машину и нажала на газ. Наша мини-авария создала довольно значительную пробку, и мне, чтобы скрыться, пришлось проехать по тротуару.
Я свернула в переулок, оглянулась – вроде преследователей не видно. Посмотрела в зеркало – бровь действительно рассечена и кровит. В аптечке есть пластырь, но останавливаться нельзя, надо как можно дальше отъехать. Наверняка он бывший мент, судя по замашкам. Бежать, в общем, большого смысла нет: если он в самом деле мент, номер мой запомнил и ему ничего не стоит узнать адрес.
Куда мне теперь? Я ехала домой. Да, я помню, до звонка шантажиста я направлялась домой. Тогда мне казалось, что можно избежать обвинения, главное – не признаваться, главное – вести себя соответствующим образом: сказать, что у сестры не была давно, что плохо себя чувствовала после смерти мужа. Но теперь все это не пройдет.
И без шантажиста не прошло бы! Как только ко мне пришли бы из милиции, я тут же бы все рассказала.
Рассказала… Надо еще знать, что рассказывать! Я ведь не помню, совершенно не помню, как, когда и при каких обстоятельствах. Сначала историю нужно придумать, без всяких «не помню».
С сестрой в последнее время мы не очень-то ладили. Я взяла нож…
Не получается, неправдоподобно выходит. Может, в спокойной обстановке получится лучше? Значит, еду домой. Все же домой.
Ну, домой так домой!
А шантажист странный какой-то: не потребовал денег в обмен на информацию. Так нормальные шантажисты не поступают. Что ему нужно? Может, он и не шантажист вовсе? А кто? «Я знаю, что ты убила свою сестру, и могу это доказать», – сказал и повесил трубку. Перезвонит позже и тогда назовет сумму, за которую собирается продать свое знание? Потребует ответных услуг? Или сообщит в милицию? Зачем тогда было меня предупреждать, сообщил бы сразу… Или он сам из милиции и у него такой прием запугивания? Только зачем меня запугивать? Он мог взять меня с поличным, когда я в Марининой квартире находилась. Нет, он не из милиции. Значит, перезвонит, и с ним можно будет договориться. Интересно, сколько он запросит? У меня наберется не больше десяти тысяч долларов. Квартиру раньше чем через полгода продать не получится. Одолжить денег у мамы? Как объяснить, для чего они нужны? И потом, он ведь не отстанет, будет тянуть и тянуть с меня, а когда вытянет все, пошлет компромат в милицию. Нельзя с шантажистом связываться, начинать ему платить нельзя!
Стоп. Он ведь еще и не потребовал никаких денег. Может, ему вовсе не деньги нужны? А что?
Надо восстановить события вчерашнего вечера, во что бы то ни стало восстановить. Я должна вспомнить все, до мельчайших подробностей!
Утром я проснулась… мучилась похмельем… После известных терапевтических процедур похмелье уступило место воспоминаниям… я отправилась в бар заливать тоску…
Когда он возник, этот парень? Начинала пить я в полном одиночестве. Значит, подсел, когда я была уже совсем хороша? Или, наоборот, я к нему подсела?
Он настаивал не мешать напитков. С того момента, как он появился, я пила «Арарат», только «Арарат» и ничего больше. Это я очень хорошо помню.
Что еще я помню хорошо?
Мы ехали в какой-то машине, я пила все тот же коньяк и рассказывала.
А он, получается, записывал.
Куда мы ехали, черт возьми? Неужели к Марине? Зачем он записывал разговор? Предполагал, что я ее убью? Записывал мой пьяный бред, вез к Марининому дому и думал, что я ее убью и можно будет меня шантажировать?