Покончив со своей долей, Верзила стал облизываться длинным красным языком, доставая почти до глаз, как собака. При этом он поглядывал на кусок в руке Хагира таким нехорошим взглядом, что внутри похолодело: тролли с тобой, сожри и подавись…
– Послушай своими большими ушами, нет ли тут поблизости воды? – спокойно произнес Хагир, положил недоеденный кусок на еловый лапник и потянул к себе мешок, где лежал Дракон Памяти.
Когда он поднял глаза, держа в руке кубок, куска зайчатины, конечно же, уже не было. Облизнувшись, Верзила глянул на Хагира… и вдруг волосы у него встали дыбом, лицо дико исказилось, и на месте лица проступили черты звериной морды – что-то среднее между зайцем и оленем. Хагир, как подброшенный, вмиг оказался на ногах и приготовился к защите; кубок он держал в одной руке, а копье само прыгнуло в другую. А то существо, что называло себя Верзилой, на четвереньках бросилось вон из пещерки и мигом растаяло в темноте. Слышался улетающий шорох сухих листьев и треск сучьев в костре. Больше ничего. Хагир так и не понял, что произошло.
Постояв немного, Хагир снова сел на лапник. Копье он положил рядом с собой и не снимал ладони с древка. Сердце сильно колотилось, дыхание сбивалось. Что такое? То ли тролль хотел на него напасть, то ли сам его испугался? И где он? Вернется или нет? Тролли его разберут, чтоб ему подавиться чистым хлебом! Вдруг Хагир начал мерзнуть, по всей коже забегала зябкая дрожь, хотелось прижаться к костру вплотную; черная ночь казалась липкой и холодной, как болотная вода, и полной невидимых нечистых сил не то, чтобы опасных, но гадких, отвратительных… Вспоминая Верзилу, Хагир кривился от омерзения и уже удивлялся, что мог идти с ним рядом и даже делить еду.
Хагир понимал, что спать в эту ночь будет очень глупо. Сев так, чтобы пламя костра не мешало ему смотреть в темноту, он чутко прислушивался. Но слух его не различал ничего, кроме обычных звуков ночного леса, и вскоре Хагир ощутил, что засыпает. Он встряхивал головой, таращил глаза, но голова сама собой клонилась, веки опускались. Он хотел встряхнуться, но не смог даже пошевелиться: какая-то мягкая невидимая сеть опутала его, убаюкала. Мелькнула смутная мысль о троллиных чарах, но сознание заволокло туманом, одолевала мучительная сонливость, уже было не тревожно, уже все равно: ничего не случится, а если случится, то пусть… По-прежнему держа под рукой копье и уронив рядом кубок, Хагир склонился головой к лапнику и заснул.
Когда он проснулся, уже рассвело. Костер догорел, даже запаха дыма не ощущалось, было холодно. Вспомнив все вчерашнее, Хагир поспешно вскочил… и тут же наткнулся взглядом на острие чужого копья. Оно смотрело прямо ему в грудь.
Наконечник сидел на коричневом древке. Хагир медленно пополз по нему взглядом. Собственное копье лежало под рукой, сделать выпад он всегда успеет.
За коричневый наконечник держались руки юноши лет пятнадцати, для своих лет очень высокого, сильного и крепкого. На Хагира смотрели умные и настороженные серые глаза. На лбу юного воина, под неровными темными волосами, виднелось багровое родимое пятно величиной с половину ладони. Но взгляд его был чист и ясен, лицо осмысленно: уж это никакой не тролль, и Хагир испытал облегчение, ничуть не боясь копья.
– Спокойно! – сказал рядом звонкий голос. Хагир скосил глаза и увидел второго юношу. Этому было лет шестнадцать, он уступал товарищу ростом и силой, зато весьма превосходил красотой – белокожий, с золотистыми кудряшками вокруг высокого лба, с прямыми, правильными чертами лица. В руках у него имелся лук с наложенной стрелой. – Не дергайся! – снисходительно, как более сильный, посоветовал он Хагиру. – Тогда тебя никто не тронет. Скажи лучше, кто ты такой и чего тебе здесь надо.
– Мне нужен Вигмар Лисица. Даг сын Хельги и Гельд Подкидыш мне обещали, что я смогу найти его где-то в этих местах.
– Как тебя зовут?
– Сначала сказали бы, как вас зовут. И я был бы не против, если сначала хоть один из вас сделал бы знак молота.
Парни молчали: их смутило это предложение. Они понимали его законность, но подозревали коварную ловушку и не решались выпустить из рук оружия.
Кусты можжевельника зашевелились, из них выполз какой-то небольшой зверь вроде медвежонка. Разогнувшись, он оказался девочкой лет девяти в медвежьей накидке. Длинные волосы концами волочились по земле и набрали порядком всякого лесного сора, на румяной щечке серела земля. Старший из мальчиков искоса, стараясь не упускать из вида и Хагира, бросил на нее свирепый взгляд: дескать, тебя-то кто сюда звал?!
– Вот так! – Девочка деловито отряхнула ладошки и сделала знак молота сначала над одним подростком, потом над другим. – Это – Хроар, а это Эгиль! – пояснила она Хагиру. – Сыновья Вигмара. Пойдем с нами.
– Я – Хагир сын Халькеля из рода Лейрингов, – с облегчением сказал Хагир. – У меня дело к вашему отцу. Я не желаю ему ничего дурного.
– Пошли! – Светловолосый Хроар опустил лук и мотнул головой. – Мы Верзилу послали тебя встречать, а ты его напугал до звериного состояния, он только к утру человечий язык вспомнил. Говорит, белый дракон явился. Мы думали, правда дракон в человеческом обличье, а потом смотрим – непохоже что-то…
– Верзила ваш сдурел совсем! – неодобрительно буркнул Эгиль, тот, что с пятном на лбу. Похоже, высокорослый тролль не числился в его любимцах. – Вы его больше слушайте. А Лейрингов мы знаем! – обратился он к Хагиру. – Наш отец дружил с Ингвидом Синеглазым, только он погиб.
– Это брат моей матери.
– Тогда все в порядке, – обрадовался Хроар и сунул стрелу обратно к остальным. – Так бы сразу и сказал!
– А покажи кубок! – стала приставать девочка. – Верзила говорил, он особенный, из-под земли!
– Отстань, малявка! – прикрикнул на нее Хроар. – Не лезь не в свое дело! Отец сам разберется!
– Мой отец – Тюр! – гордо заявила девочка и, подойдя к Хагирову коню, стала гладить его по ноге, намекая, что хотела бы ехать до дому именно на нем.
Усадьба Вигмара Лисицы стояла на склоне одной из трех гор, отделенная от вершины густым сосняком, а от озера крутым каменистым обрывом. Видно было, что усадьба построена недавно; каждый из трех домов стоял на каменном основании из выложенных в два ряда беловато-серых гранитных валунов, а выше поднимались стены из мощных сосновых бревен. Все постройки опоясывала земляная ограда высотой в два человеческих роста.
– Как называется усадьба? – спросил Хагир у Хроара, который был гораздо разговорчивее молчаливого серьезного Эгиля.
– Серый Кабан, – охотно ответил тот. – У отца на севере была такая усадьба, а потом пришли фьялли с раудами, и он с тех пор живет здесь. Он сам ее построил со своей дружиной. У нас и священный камень есть, мы его зовем Серым Кабаном, только его отсюда не видно. Мы ему приносим жертвы, и он стережет наши владения.
– А большие у вас владения?
– На юг до Троллиного Седла, на восток до Раудберги, – пояснил Хроар, неопределенно махнув рукой куда-то в невидимую даль. Он держался с какой-то небрежной самоуверенностью, как сын конунга, которому никогда не приходилось сомневаться в силе и влиятельности своего рода. Хагир подумал даже, не следует ли называть его «Хроар ярл», как обращаются к наследнику престола. – Мы там собираем дань.
Помня трудности пути, Хагир ожидал, что Вигмар Лисица, так далеко забравшийся от людей, не слишком обрадуется незваному гостю, но напрасно. Его приняли хорошо, и никто поначалу не расспрашивал о цели приезда. Хагир и сам не торопился излагать свое дело: имея много печального опыта, он хотел сначала приглядеться к хозяевам.
В самого хозяина он вглядывался с таким напряженным вниманием, точно от того зависела вся его дальнейшая судьба. На висках у Вигмара Лисицы в темно-рыжих волосах уже виднелись две белые седые пряди. Такие же две прядки окружали рот, выделяясь в рыжеватой темной бороде. Длинные и густые волосы он заплетал в пятнадцать кос, распущенных по плечам. Желтые глаза смотрели умно, строго и пристально, и от взгляда этих глаз Хагира поначалу пробрала тайная дрожь. Вигмар был не выше среднего роста, не поражал ни шириной плеч, ни размером кулаков, но казалось, перед тобой дракон, для удобства принявший человеческий облик. В нем ощущалась огромная сила, гибкая и подвижная, до поры сжатая, затаившаяся, но в любое мгновение готовая выплеснуться: точно в нужном направлении и в нужном количестве. Этой силы хватит, чтобы держать в повиновении все человеческое и нечеловеческое население весьма обширных пространств от Троллиного Седла до Раудберги, на семь-восемь дней пути. И ничуть не казалось удивительным, что сыновья такого отца безбоязненно вдвоем отправились навстречу незнакомому гостю, которого считали драконом в человеческом обличье.
Усадьба, в общем-то, ничем особо не выделялась: в гриднице на стенах висело оружие, на столбах в середине были вырезаны подвиги хозяина, вечером подолгу пировали и рассказывали саги, а днем женщины пряли шерсть. Но в порядках усадьбы замечалась примесь какой-то острой, тонкой необычности. Огонь здесь зажигали не кремнем и огнивом, а маленьким заклятьем, притом это умели даже дети. Хворост из леса возили не на конях, а на прирученных лосях. По вечерам к усадьбе являлись какие-то подозрительные соседи: сгорбленные старики и старухи ростом с десятилетнего ребенка, получали у ворот горшочек молока или масла, оставляли то дичь, то рыбу, то какие-то маленькие берестяные сверточки. В лесу гуляли олени с золотыми рогами, сверкающими под весенним солнцем, они безбоязненно подходили к самым воротам, и дети кормили их хлебом. Детей в усадьбе имелось множество, притом большинство из них, как казалось Хагиру, звалось сыновьями Вигмара.
Усадьба, в общем-то, ничем особо не выделялась: в гриднице на стенах висело оружие, на столбах в середине были вырезаны подвиги хозяина, вечером подолгу пировали и рассказывали саги, а днем женщины пряли шерсть. Но в порядках усадьбы замечалась примесь какой-то острой, тонкой необычности. Огонь здесь зажигали не кремнем и огнивом, а маленьким заклятьем, притом это умели даже дети. Хворост из леса возили не на конях, а на прирученных лосях. По вечерам к усадьбе являлись какие-то подозрительные соседи: сгорбленные старики и старухи ростом с десятилетнего ребенка, получали у ворот горшочек молока или масла, оставляли то дичь, то рыбу, то какие-то маленькие берестяные сверточки. В лесу гуляли олени с золотыми рогами, сверкающими под весенним солнцем, они безбоязненно подходили к самым воротам, и дети кормили их хлебом. Детей в усадьбе имелось множество, притом большинство из них, как казалось Хагиру, звалось сыновьями Вигмара.
– Я, знаешь ли, когда-то в молодости очень страдал оттого, что у меня нет братьев, – как-то сказал ему Вигмар. – Я знаю, для чего они нужны. И уж я постараюсь, чтобы никто из моих сыновей этого недостатка не испытывал. Знаешь, за серебро можно нанять хорошую дружину, в своем доме можно вырастить еще лучше, но дружина из собственных сыновей будет надежнее всего.
– И сколько же у тебя детей?
– Девять мальчиков и две девочки. Это на сегодняшний день. И я, честно говоря, надеюсь, что это еще не все.
– Я слышал, что род твоей жены когда-то был очень многочисленным?
– Да. Но из этой оравы моей жене принадлежат, правда, только три мальчика и одна девчонка. Хроар – старший. Вам, Лейрингам, теперь придется потрудиться, чтобы восстановить свою былую мощь. Вас же только двое, я так помню: ты и еще один парень по имени Свейн сын Свейна, он ровесник моим старшим.
Хагир не ответил. Когда-то он думал, что род Лейрингов будет продолжен с помощью Хлейны. А сейчас он вообще не желал думать ни о чем подобном.
– В последнее время нашелся еще один, – сказал он, с усилием заставив себя подумать о деле. – Правда, он Лейринг по материнской линии, но зато со стороны отца…
– Вот как? – Вигмар значительно посмотрел на него, учуяв, что именно сейчас и узнает, зачем к нему приехал один из последних Лейрингов.
Постепенно, из вечера в вечер, Хагир уже рассказывал хозяевам сагу о событиях последнего года, начиная с пленения Стормунда Ершистого. Особенно Вигмару понравился рассказ о кургане оборотня и о чучеле, сшитом из старых штанов. В ответ он рассказал, как сам в молодости спускался в курган и добыл оттуда копье Поющее Жало. С этим копьем Вигмар не расставался: когда он был дома, копье стояло прислоненным возле его сиденья, а выходя, он неизменно брал его с собой. Это и была та «молния», которой особенно боялись тролли.
Дошла речь и до Бергвида. Хагир просто рассказывал о знамениях в Тюрсхейме, ничего не прося и ни к чему не призывая. Дальнейшее Вигмар сообразит и сам. Теперь хозяин уже не смеялся, но и потрясения, как предыдущие слушатели, не испытал. Человека, которому всю жизнь покровительствует Грюла, чудовищная лисица из рода огненных великанов, парой-тройкой призраков не удивишь.
Выслушав Хагира, Вигмар глянул вниз, где на ступеньках его высокого сиденья, как птички на ветках, сидели несколько отпрысков.
– Бьёрн! – окликнул он, и подросток лет четырнадцати мигом вскочил, радостно глядя на него в ожидании поручения. – Скачи в Золотой Ручей.
– А я? – не утерпев, крикнул другой, чуть младше.
– А ты – в Совиный Камень. Зовите всех сегодня вечером. Мы обсудим твои новости с родичами, – пояснил Вигмар Хагиру, когда сыновья умчались из гридницы. – Послушаем, что они скажут. Тут поблизости живут Гейр сын Кольбьёрна, брат моей жены, и Тьодольв сын Вальгаута. Он тоже наш родич, потому что Гейр женат на его сестре. Но едва ли их мнения разойдутся с моим.
Хагир молчал.
– А мое мнение такое, что в нашей округе все останется по-старому, – продолжал Вигмар, не считая нужным мучить гостя неизвестностью. – Любой тролль догадается, чего ты от меня хочешь. Не буду тебя убеждать, что я не трус, – это тебе говорили и без меня, иначе ты бы сюда не приехал. Но храбрость не в том, чтобы очертя голову кидаться в любую свалку, едва заслышишь боевой рог.
– Вот как? – воскликнул Хагир, тщетно пытаясь держаться спокойно. Невозмутимость Вигмара казалась равнодушием к самому важному для него делу и приводила в негодование. – Я слышал, тебе сорок лет, а можно подумать, что вдвое больше! Я знавал людей в пятьдесят и в шестьдесят, которые с большей готовностью стремились к славе!
– Да? – Вигмар глянул на него с легкой издевкой. – Тебе повезло встретиться с редкими людьми. Обычно дураки так долго не живут.
– Дураки! – Хагир был возмущен и больше не пытался этого скрыть. – Я не слышал, чтобы дураками называли людей, которые погибли, пытаясь не допустить в страну врага! Мои родичи Лейринги все погибли в этих битвах, до тринадцатилетнего подростка!
– Я тоже не слышал, чтобы погибших в битве с захватчиками называли дураками! – утешил его невозмутимый Вигмар. – Успокойся, я не это имел в виду. Я хотел сказать, что не каждая битва с врагами ведет к свободе и процветанию страны. И если она заранее никуда не ведет, то лучше не ввязываться, а мирно выращивать будущих воинов. Через поколение или два они непременно опять понадобятся. Ты ведь не сомневаешься, что я забочусь о будущих битвах? – Он мельком глянул на мальчиков.
– Значит, ты хорошо живешь, раз фьялли тебе не мешают! – взяв себя в руки, язвительно ответил Хагир. Сейчас он не мог удовольствоваться надеждами на такое далекое будущее. – У тебя тут собственная зачарованная страна, Остров Духов, огражденный от всех бед![12]
– Да, я живу неплохо, – согласился Вигмар. – Но моей силы и удачи хватает только на моих людей и мои земли. От Троллиного Седла до Раудберги. А дальше я ни во что не вмешиваюсь, там другие хозяева. На весь Квиттинг меня не хватит, и я не воображаю себя великаном Свальниром.
– Но мы не просим тебя воевать за нас. Мы хотели бы, чтобы ты присоединился к нам!
– Понятно, если бы вы не нуждались во мне, вы бы меня и не звали. Ты упомянул, что людям требуется вождь, поэтому зовут меня. Так ведь? Когда люди готовы драться и имеют силу одержать победу, они никогда не ищут себе вождей тролли знают где. Подходящий вожак находится поблизости. Такой, что каждый увидит в нем продолжение самого себя, только лучшее. А если такого нет, значит, народ не готов. Ты думаешь, я живу тут, как в норе, и не знаю, что творится на побережьях? Не знаю, что они пустеют, а на востоке люди живут, как в муравейнике? Это я все знаю. Но я не собираюсь губить своих людей ради тех, кто сам себе не может помочь.
– Мы можем! Я же помог себе! – Хагир не мог стерпеть, чтобы все его труды, битвы и жертвы низводились до пустого места. – И я хочу возглавить людей, чтобы мы вместе одержали общую победу!
– Ты – славный парень, Хагир сын Халькеля! – Вигмар вдруг сошел со своего сиденья и положил руку ему на плечо, и Хагир понял, что это говорится без малейшей насмешки. На самом деле Вигмар отлично понимал все то, что Хагир чувствовал и пытался внушить ему. – Я вижу, что тебя ведет не глупая спесь и не слепая самоуверенность. Но ты затеял безнадежное дело. В тебе самом хватает доблести, но ты хочешь, чтобы все были как ты, а это значит хотеть от людей слишком много. На подвиги способен не каждый. Пока можно терпеть хоть как-то, сорок девять из пятидесяти предпочтут терпеть, но не браться за оружие, рискуя потерять последнее. А сейчас квиттам терпеть еще можно.
– Но почему мы должны терпеть? Чем мы хуже других?
– У всех свои беды, и все терпят, думая, что хуже никому не приходится.
– Я не знаю, как там у других, и знать не хочу! – с досадой ответил Хагир. – Я не понимаю, почему мы должны терпеть все эти унижения, а ведь наши отцы и деды жили гордо, свободно!
Вигмар усмехнулся, как будто услышал глупость, и Хагир усомнился в своих словах. У предыдущих поколений тоже случались войны и неурожаи. Но они складывали о себе гордые песни, а сейчас раздаются только брань и жалобы.
– В жизни, знаешь ли, бывают приливы и отливы, как в море, – помолчав, заговорил Вигмар. – Только среди людей то и другое длится по многу лет. В прилив народ одерживает победы на море и суше, занимает новые земли, открывает горы с железной рудой и ручьи с золотыми самородками, ткет ковры, отливает золотые украшения, складывает такие песни и саги о себе же самом, что у потомков сердце бьется и слезы выступают от счастья. А благодарят за все это конунга, который правил именно в это время чисто случайно. И в лучшем случае не мешал людям работать. А потом наступает отлив. Все валится из рук, народ теряет то, что сам же завоевал и построил, и никто не знает, почему это происходит. Все валится и летит, как снежная лавина с гор. И пока не придет время прилива, эту лавину не остановить. Сейчас – отлив, как это ни печально. Что-то вроде Великанской зимы, что длится втрое дольше обычной. Время от времени так бывает, и, наверное, боги не зря это придумали. Эти приливы и отливы – как смена зимы и лета. Перемена, необходимая для равновсия мира. Или как Затмение Богов. Время от времени старый мир должен рушиться, чтобы освободить место новому. Но новый мир не возникает мгновенно, он вырастает постепенно, как дерево из семечка. И сейчас он только проклюнулся. Плодов с него ждать еще рано.