— Ревнует, — смущенно пояснила я, утешающе гладя длинную собачью морду.
— Ну, у нее есть повод, — весело согласился мужчина. — Опять перешла на кофейную диету? — добавил ехидно.
— Я пытаюсь проснуться, — возразила я. — У меня после сна кусок в горло не лезет, надо немного прийти в себя. Тебе не холодно в одном мундире? — нахмурилась я, сообразив, что меня настораживает во внешнем виде мужчины. — Там вроде бы мороз ударил.
— А мне надо было в верхней одежде в кухню ломиться? — логично возразил он. — Все, теперь верю, что ты еще не проснулась, пей свой кофе.
— Прогуляемся, а потом будем завтракать. То есть ужинать, — резюмировала я и задумчиво добавила: — Знаешь, мне кажется, что будет не так сложно к тебе привыкнуть, как я боялась. Мне кажется, я уже почти привыкла…
— Я чертовски рад, что ты это поняла, — рассмеялся он. Окинул меня задумчивым взглядом и качнул головой. — Я так понимаю, этот внешний вид — месть за вчерашний саван?
— Внешний вид… Внешний вид! Игорь, у меня вся кожа в отметинах, я даже поначалу подумала, что это какая-то болезнь, — опомнившись, пожаловалась я. Поначалу планировала высказаться более негативно и, возможно, даже поругаться, но потом изменила намерение. Глупо и нечестно предъявлять претензии за спонтанное проявление страсти. Он же не мог специально меня таким извращенным способом «пометить»! Во всяком случае, я надеялась, что не мог, но от этого мужчины можно было ожидать чего угодно.
Он с насмешливой улыбкой на губах присел на соседний стул и потянул меня к себе на колени.
— Просто у тебя кожа слишком нежная, — пояснил, неторопливо вытаскивая заправленную в юбку водолазку. — А быть еще осторожнее я не могу, слишком ты меня возбуждаешь, — проговорил он, запуская ладони мне под одежду и медленно подтягивая ее вверх. Я и не подумала сопротивляться, с удовольствием обнимая мужчину за плечи.
— Гулять мы уже не пойдем? Боюсь, это слишком жестоко по отношению к Ее Величеству, — виновато проговорила, не зная, перед кем из них двоих мне более неудобно.
— Пойдем, — согласился Одержимый. — Но я хотел оценить ущерб. Ну и, конечно, воспользоваться случаем к тебе прикоснуться. Я соскучился.
— Да следов, наверное, уже не осталось, я ранозаживляющим помазала, — предупредила я, но он все равно задрал водолазку почти до шеи, внимательно разглядывая меня. И я поймала себя на мысли, что очень не хочу куда бы то ни было сейчас идти, потому что от одного этого взгляда стало горячо и сладко.
— Да, почти все прошло, — констатировал мужчина, с явным сожалением отпуская водолазку и позволяя ее расправить. — Придется целовать тебя по большей части там, где это не заметно под одеждой. И я начинаю радоваться, что ты придерживаешься строгого стиля, — улыбнулся он, с явным намеком проводя по моей груди, животу и бедру. — Ладно, пойдем гулять, а то останется твоя собака без моциона.
Ветров выпустил меня из рук и вслед за мной двинулся в холл, неприметная дверь из которого вела в комнату, где хранилась верхняя одежда.
Попутно в очередной раз подтвердились мои предположения относительно поведения Одержимого: когда он хотел, он мог продемонстрировать примерную обходительность. Ту самую, которая в мелочах: своевременно подать руку, пальто или придержать под локоть. Причем выходило у него все естественно и спокойно, и сложно было поверить, что это именно он выводил меня из себя своей бесцеремонной грубостью и хамил, как последнее отребье.
— Игорь, а можно задать вопрос? — тихо уточнила я, когда мы втроем вышли из дома. Одержимый в форменной фуражке и форменном же пальто шинельного покроя смотрелся особенно внушительно, и сейчас рядом с ним, держась за его локоть, я чувствовала себя еще более хрупкой и уязвимой, чем обычно. Но, однако, сейчас это ощущение было приятным. Кажется, доверие мое к этому мужчине упрямо стремилось к абсолюту.
— А без введения никак? — со смешком поинтересовался он.
— Зачем ты пытаешься казаться хуже, чем ты есть? С первого момента нашего знакомства это ведь была не твоя естественная прямолинейность, а откровенная намеренная грубость. Зачем?
— Так проще, — неожиданно спокойно ответил он. — Если никого не подпускать близко, нет риска привязаться. С тобой, правда, не сработало, — мужчина насмешливо покосился на меня, а я не сразу нашлась с продолжением разговора. Контраст неестественной откровенности с глухой закрытостью был разительный, и я никак не могла сориентироваться и понять, в какой момент он отреагирует невозмутимо, а в какой — вспылит.
— Что ты имеешь в виду?
— Твое сдержанное спокойствие и холодное терпение оказались очень неожиданной реакцией, — со смешком пояснил он, сворачивая с центральной аллеи парка, до которого мы успели добраться, на боковую тропинку. — Стало интересно, когда она кончится, стала интересна ты сама. Потом твоя выдержка начала раздражать. Потом она уже разозлила, я тебя поцеловал и осознал, что пропал, что интерес в какой-то момент уже вылился в то самое, чего я боялся. Что хочу я уже не вывести тебя из себя, а увидеть искреннюю улыбку, тепло в глазах или хотя бы желание, — все с той же странной пугающей прямотой признался он, увлекая меня к изящной скамейке. Я не возражала; более того, с искренним удовольствием устроилась у него на коленях, прижалась, сожалея, что на нас так много одежды. Наверное, все-таки стоит обзавестись этим недавним изобретением — тепловым коконом, позволяющим защищаться от холода так же, как силовой зонтик защищает от дождя. Тогда на мне не было бы перчаток, а на нем — этого пальто, и можно было бы прикоснуться к его телу…
Поймав себя на этой мысли, я, подозреваю, отчаянно покраснела и очень порадовалась, что в этом глухом уголке царит рассеянный полумрак и цвет моего лица не виден.
— И вместо того чтобы попытаться заинтересовать, ты продолжил вести себя привычным образом? — иронично уточнила я.
— Растерялся. Испугался.
— Ты? Испугался? — недоверчиво переспросила я.
— Я давно уже зарекся общаться с высокородными особами и дворянками, — он слегка пожал плечами. — А тут… целая княгиня, да еще какая. А ты будто нарочно издевалась, — проговорил мужчина, прихватывая губами кожу на открытой части шеи. — Но, честно говоря, главную пытку я себе устроил сам. Каждую ночь обнимать тебя — и не иметь права на что-то большее. Я, наверное, ни одну женщину так не хотел в своей жизни, как тебя. Ты купалась — а я сидел к тебе спиной и представлял, что бы хотел с тобой сделать. Потом ты заболела, я тебя лечил — и в процессе понял, что ты совсем не такая, как я боялся.
— Каким образом? — растерянно уточнила я.
— Не спрашивай, это было… неизбежно, просто побочное свойство применения некоторых способностей. Потом я наблюдал за тобой и отчетливо понимал, что не смогу выкинуть тебя из головы и из сердца, что всерьез влюбился. А когда понял, что еще немного — и навсегда потеряю даже возможность тебя видеть… пришлось рискнуть. Не удивительно, что от радости меня здорово повело и никак не получается успокоиться. Хочется сделать какую-нибудь глупость, хоть бы даже действительно приковать тебя к себе наручниками, — насмешливо хмыкнул Одержимый.
— Ну, постарайся все-таки продолжать себя контролировать, — не удержалась я от улыбки и вместо ответных слов поцеловала его. От всего услышанного было жарко, тревожно, смешно и страшно одновременно. Пульс бешено скакал, в груди ворочался пушистый комок, а в голове точно так же сумбурно метались мысли, поэтому сказать что-то связное я не могла — сама ничего не понимала! А так… Кажется, подобный ответ ему понравился.
Целовались мы долго и увлеченно, и почему-то совсем не было стыдно, хотя, казалось бы, находились мы в общественном месте. Наверное, потому что было темно, потому что мы оба были полностью одеты, а еще потому, что по такой погоде и такому времени желающих бродить по темным окраинам парка не наблюдалось и здесь мы были совершенно одни.
— Ты чего? — удивленно уточнила я, потому что Ветров прервал поцелуй и уставился на меня со вполне различимой даже в полумраке бесшабашной улыбкой.
— Я вдруг подумал, что последний раз целовался в парке на скамейке в пятнадцать лет, — сознался он. — С ума сойти. Страшно представить, сколько времени прошло. Но мне нравится.
— Пойдем домой? — предложила я через несколько секунд молчания.
— Замерзла? — тут же насторожился Одержимый, отчего-то вызвав у меня этим необъяснимо радостную улыбку. Я качнула головой.
— Нет. Просто нагулялась, — ответила, несколько покривив душой. Нагулялась я еще до того, как мы вышли из дома, а сейчас… Кажется, я начинаю понимать и разделять его стремление постоянно прикасаться и находиться рядом. И кажется, уже совсем этого не стесняюсь. Во всяком случае, пока мы вдвоем.
Последующая неделя до приема прошла удивительно уютно, спокойно и ровно. Несмотря на первоначальный протест против решительного напора Ветрова, оказалось, что ничего страшного не случилось. Все новое в жизни устаканилось естественно, легко и само собой. Не было никаких грандиозных перемен, мир не переворачивался, мне не пришлось кардинально меняться и что-то менять. Просто в один прекрасный момент я обнаружила, что в моей жизни и в моем доме появился мужчина. И это оказалось гораздо легче принять, чем я боялась.
Наверное, дело было в личности этого самого мужчины. В таких вот мелких, житейских, бытовых вопросах Ветров удивительно напоминал отца: по-военному аккуратен и неприхотлив. Учитывая, что я сама с детства привыкла к подобному порядку, когда вещи аккуратно разложены по полочкам и в окружающем пространстве нет ничего лишнего, — оказалось, что в этом вопросе наше сосуществование вполне комфортно.
Единственный конфликт случился на другой почве, на первый взгляд, из-за сущей ерунды, и опять Одержимый разрешил его в своей привычной деспотичной манере. Я, в общем-то, совершенно не удивилась, что Ветров с его стремлениями и вкусами оказался категорически против не только моих ночных сорочек, но и домашнего платья. По поводу первых я даже не слишком возражала: в конце концов, куда приятнее было засыпать в объятьях мужчины сразу, пока кожа еще хранила ощущение его прикосновений и поцелуев, прижимаясь к его обнаженному телу, чем вставать, одеваться и отгораживаться от него лишними слоями ткани.
А вот с повседневной домашней одеждой оказалось сложнее. Потому что на месте платья однажды утром я обнаружила пару совершенно новых вещей: два почти одинаковых шелковых атласных халата, один винного цвета, второй — карминно-красного. Долго их разглядывала, честно примерила. С размером Ветров угадал, на ощупь ткань оказалась потрясающе приятной, вот только длина и фасон меня не устроили. Они едва прикрывали попу и настолько четко обрисовывали фигуру, что в подобном виде я чувствовала себя неодетой.
Вечером я встретила мужчину в одном из повседневных платьев в крайне скверном расположении духа. Мне даже не сами эти халаты не понравились; не понравилось столь бескомпромиссное решение без моего участия именно мелкого бытового вопроса, касающегося почти исключительно меня. Это был довольно тревожный звоночек: если свое стремительное появление в моей жизни Одержимый сумел объяснить так, что я поняла его и приняла, то подобные мелочи в конце концов могли привести к катастрофе. Привыкнув, что я терплю и не спорю, он может вообще перестать учитывать мое мнение. Скорее всего, не со зла, просто по привычке и из лучших побуждений, но оказаться в подобных условиях мне совершенно не хотелось.
В общем, я первый раз с ним всерьез поругалась, но здесь уже мужчина сумел проявить терпение и понимание, не стал настаивать на своем и даже извинился. Даже вроде бы вполне искренне. В итоге был найден компромисс: приобретение оставили жить на правах пеньюаров — дойти из спальни до ванной комнаты, — а для жизни я выбрала менее экстремальные, но более изящные, чем прежние, наряды.
Но в голове прочно засела мысль, что, похоже, любимый цвет Одержимого я теперь знаю. А на следующее утро я проснулась с мыслью, что точно знаю и то, как хочу использовать это открытие.
Желание понравиться, одеться для мужчины не было таким уж новым. Но, наверное, это был первый раз, когда я осмелилась воплотить его в жизнь именно так, как это нужно было сделать. То есть с большой долей вероятности предполагала, что именно понравится моему спутнику, и набралась мужества не отступать от принятого решения.
Вечер приема у цесаревича я ждала с таким волнением, что дрожали руки. Отражавшуюся в зеркале женщину я не узнавала и никак не могла понять, какое впечатление она на меня производит. Хотя никаких смелых шагов, кроме цвета, я не предпринимала, но… красное я, пожалуй, надела первый раз в своей сознательной жизни. Особенно такое: пламенеющий алый, понизу отливающий багрянцем, а к узкому лифу — оранжевым. При каждом движении складки юбки переливались, перетекали друг в друга и казались почти живым огнем. Но мне упрямо виделось, что цвет мне не подходит, хотя автор этого наряда утверждала строго обратное, а прежде я ей полностью доверяла.
В общем, пока дождалась, извелась совершенно и, когда в комнату с сакраментальным «Ты готова?» вошел Игорь, только неуверенно кивнула, разглядывая сапоги почему-то замершего на пороге мужчины и не решаясь поднять взгляд выше. Сапоги медленно приблизились, и Одержимый знакомым жестом приподнял мое лицо за подбородок. Понять его взгляд не удалось, но от него меня бросило в жар.
— Тебе нравится? — с облегчением уточнила я; недовольным ротмистр точно не выглядел.
— Нравится — не то слово, — усмехнулся он, приобнимая меня за талию и привлекая к себе. — Это… для меня? — с непонятным выражением уточнил он.
— Ну да. Насколько я поняла по тем злополучным халатам, тебе нравится красный. Вот и решила попробовать. Сомневалась, правда, — никогда не надевала подобного, — неуверенно улыбнулась я. — Не мой цвет, не мой образ.
— Ошибаешься, — с видимым удовольствием возразил Ветров, целуя меня нежно и осторожно, без своего обычного напора. Может, не хотел что-нибудь помять, может, — боялся не суметь остановиться, а может, просто настроение у него оказалось вот такое… ласковое. Отстранившись же, но не выпустив из объятий, улыбнулся хитро и проказливо: я прежде никогда не видела у него такого выражения лица. — Похоже, мне удалось растопить тебя, моя ледяная красавица?
— Очень может быть. Как тебе результат? — улыбнулась я уже смелее.
— Превосходит все самые смелые ожидания, — он кончиками пальцев провел по моей шее, вдоль золотой цепочки с рубиновой подвеской, потом вдоль края скромного декольте, провожая собственную руку взглядом. — И мне все меньше хочется куда-то ехать.
— Это будет более чем невежливо, — возразила я. Хотя, к стыду своему, мнение Одержимого полностью разделяла.
— А мы напишем цесаревичу письмо с извинениями, — усмехнулся он, но сам перехватил мою руку и потянул меня к выходу. — Подробное. Он поймет.
— Я даже боюсь спрашивать, какие именно подробности ты собираешься там отразить, — улыбнулась я.
— Их Императорское Высочество — уже взрослый мужчина, их сложно шокировать подробностями, — насмешливо отозвался Ветров. — Так что правду и только правду.
Вот так, мечтая о несбыточном, мы спустились вниз, Игорь подал мне пальто, проводил к аэролету и помог забраться внутрь. Что показательно — очень заботливо и осторожно, а не так, как в прошлый раз. Вот только внутри транспорта про воспитание мужчина благополучно забыл и устроил меня у себя на коленях, но я уже не возражала.
Не возражала и когда он начал меня целовать, явно намереваясь с пользой провести время. Даже понимая, что припухшие зацелованные губы выдадут нас, особенно вкупе с горящими глазами и немного лихорадочным румянцем, не смогла отказать себе в этом удовольствии. Меня охватило странное подростковое желание поступать наперекор приличиям и правилам. Пусть в такой мелочи, но для меня прежде и это показалось бы слишком.
Наверное, я наконец-то приняла чувства Одержимого. Не просто поверила в их существование, а почувствовала себя… достойной? Той самой женщиной, которая действительно может свести мужчину с ума, которая может будить в нем не только уважение и нежность, но восхищение, страсть, готовность забыть обо всем. Той, какой, кажется, никогда прежде не была и не могла быть.
Полет оказался возмутительно коротким.
— Может, стоит еще немного покружить? Облететь дворец, здания Департаментов, — неуверенно предложила я, когда транспорт сел. — Мне кажется, мы прибыли слишком рано.
— Ты просто читаешь мои мысли, — рассмеялся в ответ Одержимый. — Искусительница, — добавил вкрадчиво, опять завладевая моими губами. Короткий жадный поцелуй — и опять жаркий шепот возле уха: — С другой стороны, зачем куда-то лететь? Можно просто не выходить из аэролета. Я всю дорогу думаю о том, что просто целовать тебя мне мало и здесь вполне достаточно места…
— Опаздывать на такие мероприятия нехорошо, — тут же пошла на попятный я, перебив не успевшего закончить мысль мужчину. Нарушать правила я была согласна, но все-таки в аэролете возле императорского дворца… это было слишком.
Он опять тихо засмеялся, но настаивать не стал. Выбрался наружу сам, помог мне, оправил сбившийся воротник пальто и, предложив локоть, тихо резюмировал:
— Предлагаю вернуться к этому разговору на обратном пути. Тогда нам уже точно не надо будет спешить.
Это замечание я предпочла не комментировать, сделав вид, что не услышала. Еще не хватало мучительно краснеть весь вечер, вспоминая подобные намеки! Тем более и без них у меня, кажется, хватит поводов для смущения, особенно если Одержимый того пожелает.