– Кто у тебя, Верещагин и Яремской?
– Они самые.
Некоторое время в трубке было молчание. Абонент обдумывал дальнейшие действия. Решение, как всегда, принималось в муках.
– Честно говоря, не думаю, что это кто-то из них… Слишком все просто складывается. Я сле-жу за ситуацией, просматривается куда более серьезная фигура. Для Шевцова они будут просто мелковаты.
– Это только начало. Не исключено, что объект проявит себя.
– Возможно. Но не будем торопить события. Что там по Верещагину?
– Держал человека в заложниках.
– Материал хороший. Он пойдет. По Яремскому?
– Его разговор с вице-премьером.
– Хм… Тема непростая. Может пробуксовать. У меня тоже кое-что против него имеется, попробую забросить в серьезное издание, если здесь что-то пойдет не так.
– Было бы очень хорошо.
– Ладно, договорились. Можешь на меня рассчитывать. Сделаю все, чтобы колесики не прокручивались. Как говорится, лес рубят, щепки летят!
Не прощаясь, Павел Михайлович отключил телефон.
Глава 8 С вами была «Криминальная…»
Ермолай Верещагин никогда не думал, что столь симпатичная девушка может испортить настроение, а все потому, что в руках она держала тонкую серую бумагу, на которой большими буквами было написано «Повестка». У самого входа в здание ее должна была задержать охрана, или, во всяком случае, предупредить о столь нежданном визите. Но девушка каким-то неведомым образом сумела расположить к себе даже опытную секретаршу, перешагнула порог его кабинета и теперь, глядя прямо ему в глаза, серьезно произнесла:
– Распишитесь в получении, Ермолай Вениаминович.
– А это еще для чего? – удивленно рассматривал он бумагу.
– Вам послезавтра нужно будет прийти в прокуратуру к десяти часам в двадцать седьмой кабинет. Вашим делом будет заниматься следователь Васильев.
В кабинет запоздало заглянула секретарша Ниночка, но, натолкнувшись на недовольный взгляд Верещагина, тотчас закрыла дверь. «Какого черта я ей плачу такую большую зарплату, если она даже не может предупредить меня о неприятном визите?!»
Самое удивительное, что последние годы Верещагин не ожидал ничего подобного. Ему казалось, что все самое худшее, что должно было с ним произойти в этой жизни, уже случилось и успело порасти десятилетним сорняком. А в тот далекий период он действительно вздрагивал от каждого шага за дверью, полагая, что в коридоре может прятаться киллер со стволом, а то и наряд милиции.
Верещагину казалось, что он навсегда распрощался с душевным состоянием десятилетней давности. И вот теперь с приходом этой милой блондинки с сержантскими погонами оно колыхнулось в нем вновь, как грязная вода в старом корыте, выплеснув на поверхность застоявшуюся муть.
Еще вчера ему казалось, что он взобрался на такую орбиту, с которой даже восьмитысячники могут показаться несущественными пупырышками, а уж такая неприятность, как заломленные за спину руки, и вовсе не для него. Арест – это для людей от сохи. А оно вот как повернулось…
Верещагина заколотило от дурного предчув-ствия.
– Где расписаться?
– Строчкой ниже, – подсказала девушка, указав пальцами нужную строчку.
Расписался широко, как если бы отдавал распоряжение на солидную премию ценному работнику. С серьезным видом девушка вытянула из его пальцев повестку. Ермолай Вениаминович давно обратил внимание на то, что представительность совершенно не к лицу блондинкам. А эту так и вовсе просто уродовала.
– Вы не знаете, что там произошло? – И, рассмотрев в глазах сомнение, надавил: – По секрету, разумеется. Вы же знаете, что я никуда не денусь. Или вы думаете, что я способен бросить все свое производство, все свое имущество и уехать неизвестно куда?
Правая рука вспорхнула со стола и для убе-дительности обвела стены, обвешанные картинами.
– Я вовсе так не думаю… Но ваше дело попало к очень серьезному следователю. Наиболее сложные дела в прокуратуре направляются именно к нему. Он очень принципиальный, и я бы вам не советовала искать к нему какие-то противозаконные пути.
– А я и не собираюсь, – продолжал улыбаться Верещагин, поглубже запрятав настороженность. – А вы не знаете, что именно ему от меня нужно? Ведь я ни с кем не конфликтую, все налоги исправно выплачиваю, помогаю юным дарованиям, – принялся перечислять он. – Вот не так давно был спонсором поэтического фестиваля…
– Не могу сказать точно, но, кажется, это как-то связано с пропажей человека… Извините, мне надо идти.
Попрощавшись, девушка вышла.
– Вам принести кофе? – заглянула секретарша.
Голос ее прозвучал виновато. Верещагин понимал, что в эту минуту она была способна предложить не только кофе, чтобы хоть как-то загладить свою вину.
– Оставь меня, Нина, – устало отмахнулся Верещагин. – Мне нужно побыть одному. Ни с кем меня не соединяй.
Прикусив губу, секретарша тотчас прикрыла за собой дверь.
Кто-то очень серьезно копал под его бизнес и руками прокуратуры стремился если уж не вытолкнуть его из делового поля (вряд ли у них такое получится!), то хотя бы как-то уменьшить его активность.
– Ермолай Вениаминович…
Порой секретарши могут быть несносными.
– Ну, что еще? – раздраженно воскликнул Верещагин.
– Тут показывают… Вы бы включили телевизор. – Лицо женщины перекосилось от страха.
Верещагин надавил на пульт. Несколько томительных мгновений. Прежде чем экран вспыхнул, он услышал закадровый голос диктора.
«– …Все это время он держал его заложником в собственном подвале. – И тут Верещагин увидел Артема Ильина, стоящего перед зданием районной прокуратуры.
– Вы не могли бы прокомментировать ваше заявление?»
Ермолай Вениаминович почувствовал, как к лицу хлынул поток крови, как если бы его облили кипятком. Тысячи иголок впивались ему в кожу. Каждый такой укол был болезненным и кровоточащим. Верещагин ощутил, как через травмированный эпителий просачиваются капли крови. В висках застучали молоточки.
С момента их последней встречи Ильин сильно сдал – от роскошной прежней русой шевелюры остались только клочки, небрежно торчавшие на висках. Но в целом держался молодцом, в объектив поглядывал дерзко, как если бы имел к набору оптических линз какие-то личные претензии.
«– Я намерен добиваться справедливости. Когда-то господин Верещагин держал меня в заложниках. Он насильно заставил меня подписать документы, по которым завладел моим бизнесом и всем моим имуществом. Из-за этого человека я потерял свое любимое дело, семью, друзей, наконец…
– Почему же вы не подали заявление сразу?
– Интересно, а что бы вы делали на моем месте?.. – выразительно глянул он на журналистку. – Я опасался за свою жизнь. Меня могли бы просто убить. Честно говоря, я до сих пор удивляюсь, почему он не сделал этого. Думаю, наме-ренно, для того, чтобы наслаждаться мучения-ми, которые я испытываю ежедневно.
– А сейчас, значит, не опасаетесь?
– Теперь мне нечего терять.
Телевизионная картинка поменялась, и репортер, паренек, едва выскочивший со студенческой скамьи, бодро проговорил:
– С вами была «Криминальная…»
Ермолай Верещагин нажал на пульт. В какой-то момент он поймал себя на абсолютном безволии. Видно, так чувствует себя крупный могучий кит, выброшенный на берег гигантской волной. Еще вчера он был в своей родной стихии, чувствовал себя хозяином океанов, а сейчас не мог даже пошевелиться.
Осталось только поднять взор и разглядывать трещины на потолке.
Из абсолютного покоя Верещагина вывел телефонный звонок, прозвучавший на удивление громко. Глянув на определитель, он узнал знакомый номер и потянулся к телефону, мышцы мгновенно отозвались, налившись силой.
– Слушаю.
– Не ожидал тебя услышать, – прозвучал голос Яремского.
– Ты это о чем? – неожиданно весело произнес Верещагин.
– Ты еще не в курсе? – озадаченно протянул Нестер.
– А что такое? – удалось выдержать безмятежный тон.
– Да тебя только что по ящику показывали!
– Ах, ты об этом? – вяло отозвался Верещагин. – И что с того? Мало чего они там болтают!
– Отнесись к этому серьезно. Просто так такие вещи не показывают. Под тебя копают ка-кие-то очень влиятельные люди.
– И что ты предлагаешь?
– Самое благоразумное в твоем положении, так это рвать когти куда-нибудь в Европу! Ты как-то говорил о том, что в Англии у тебя есть недвижимость.…
– Есть… небольшая, правда… Под Лондоном.
– Вот и попробуй отсидеться там, пока здесь все не уляжется.
– Ты это серьезно?
– Вполне.
– А может, они только того и ждут, чтобы я уехал. А я вот возьму и не оправдаю их ожиданий и останусь в Москве!
– Пойми ты, чудак-человек, такие вещи просто так не звучат! Кстати, ты ничего такого из прокуратуры не получал?
– Что ты имеешь в виду?
– Например, повестку.
– Сегодня принесли. А что?
– Что ты имеешь в виду?
– Например, повестку.
– Сегодня принесли. А что?
– Ах, вот оно как!
– Какой-то день сегодня ненормальный. Но это ровным счетом ничего не значит. Схожу в прокуратуру ради любопытства со своим адвокатом. Он у меня малый толковый, пусть оправдывает деньги, что я ему плачу. Интересно послушать, что там у них на меня имеется.
– Да ты просто с ума сошел! – Яремской перешел почти на крик. – Повестку тебе дали для того, чтобы задержать тебя. Как только ты перешагнешь порог прокуратуры, так тебя тут же повяжут, поверь мне! На твоей работе сделать этого они не сумеют. А потом, еще неизвестно, как может повести себя твоя охрана во время задержания. К себе домой ты их можешь не пустить, а вот такая безобидная повестка – это как раз то, что им нужно. Белова Яшу помнишь?
– Кто же его позабудет? Одно время под ним половина Сибири была! Могучий был человек.
– Вот то-то и оно, что был могучий… Что с ним стало, не знаешь?
– Посадили его. Слишком много всего за ним водилось.
– А знаешь, как его повязали?
– Честно говоря, не интересовался.
– А зря! Вот ты и послушай… Пришла ему точно такая же маленькая невзрачная повестка, чтобы он явился к старшему лейтенанту в районный отдел. Вместо того чтобы порвать ее и вы-бросить в мусорную корзину, он решил отчего-то поиграть в демократию. Решил сходить в отдел и узнать, что там нужно от него этому мальчишке. Взял с собой с пяток адвокатов, с дюжину телохранителей и еще толпу всякого рода сочувст-вующих. Как только они перешагнули порог отдела, к ним навстречу выдвинулась группа захвата в бронежилетах и масках. Всех их мордой в пол уложили, а Яшу сунули в «воронок» и отвезли в следственный изолятор. Вот так-то! А за ним, как ты верно подметил, много всего водилось… Вот и раскрутили его на полную катушку. Ну ладно, хапнул себе, так сиди и не высовывайся, так он начал не по делу пальцы гнуть перед властями, вот и поплатился!
– Кажется, ему дали восемь лет?
– Да. Осталось два. Но это только начало. Не забывай: таких, как Яша Белов, из тюряги просто так не отпускают. Мне тут недавно сообщили, что на него опять какое-то дело шьют лет на пятнадцать. А ты подумай, какой у него был масштаб! Миллиардами парень ворочал! Хоть одна какая-нибудь газетенка в его поддержку выступила? Тишина, все молчат! Боятся. А если тебя сцапают, так о тебе уже на следующий день позабудут.
– Заводы…
– Твои заводы просто с молотка уйдут! Хотя какое там с молотка… Просто отойдут к государству безо всяких вопросов, и все тут!
Верещагин почувствовал, как его лоб стал понемногу покрываться испариной.
– Сразу уехать невозможно, – вяло запротестовал он. – Нужно хотя бы как-то утрясти дела.
– Если ты уедешь сейчас, то хотя бы сохранишь то, что у тебя имеется в зарубежных банках. Если промедлишь пару дней, то ничего не сохранишь.
– Мне хотелось бы выяснить, кто под меня копает. Просто так я не уеду!
– Не парься по этому делу. Я попробую выяснить. В прокуратуре у меня имеются кое-какие связи. Ты можешь куда-нибудь смыться сегодня?
– Не проблема.
– Вот и нечего ждать на собственную задницу приключений! Завтра же первым самолетом сваливай!
Верещагин положил трубку телефона и нажал на кнопку селекторной связи:
– Вот что, Нина…
– Слушаю вас, Ермолай Вениаминович, – с готовностью произнесла секретарша.
– Завтра мне нужно вылететь по делам в Англию, отправьте кого-нибудь за билетами.
– Вы хотите вылететь завтра? – недоуменно произнесла девушка. – Но ведь у вас…
– Именно так, – в сердцах воскликнул Верещагин. – Неужели нужно повторять по нескольку раз? – И, уже укоряя себя за невольную вспышку раздражения, добавил: – Если возможно, то попробуйте даже сегодня.
– Хорошо, Ермолай Вениаминович.
Верещагин отключил связь. Тело понемногу наливалось силой, в нем просыпалась прежняя жажда деятельности.
Оставалось сделать последнее распоряжение по переводу денег за рубеж и улетать ближайшим самолетом. Оглядев столы, подумал: «Теперь в этом кабинете меня ничто не держит».
Глава 9 Убойная статья
Лариса сидела на низеньком раскладном стульчике. Хрупкая, в длинном голубом костюме, она выглядела очень молоденькой.
Налетевший порыв ветра растрепал аккуратно уложенную прическу, и русая прядь упала на гладкий выпуклый лоб. Закинув голову на-зад, Лариса запустила длинные тонкие пальцы в волосы наподобие гребня и уложила их на пробор.
Шевцов невольно залюбовался девушкой. Хороша! Любое ее движение было наполнено пластикой, она будто бы не причесывалась, а исполняла партию «Жизели». Специально для него.
Уголья в мангале уже полыхали злобными красными огоньками, требуя пищи. Придется их уважить.
– Ты почему ушла из Большого? – спросил Семен Валентинович, раскладывая на мангале шампуры с мясом.
Угольки сердито вспыхнули, пыхнув на разложенные шампуры серым тяжелым дымом.
– Неожиданный вопрос, – произнесла Лариса, повернувшись к Шевцову. – Тебя дейст-вительно это интересует… Или просто так спросил?
Даже сейчас, сидя на стуле, она каким-то образом сохраняла горделивую осанку, как если бы находилась на сцене в пересечении лучей юпитера. Невероятная осанка!
– Конечно же, интересует.
Еще у нее была длинная шея, на которой восхитительно смотрелось платиновое колье; с ним она не расставалась даже в минуты близости.
– Меня не поставили примой, и я обиделась, поэтому и ушла, – пожала плечами девушка.
– А могли бы поставить?
– Могли… Если бы я была ласковой с художественным руководителем. Так принято.
– Выходит, ты его отвергла?
– Получается, так.
С сочного куска мяса закапал расплавленный жирок. Взметнувшийся огонь облизал куски мяса и тотчас успокоился под каплями воды.
Поставив бутыль с водой рядом с собой, Шевцов спросил:
– А может, стоило бы согласиться, не бог весть что теряла. Тем более что и не впервой! А там, глядишь, и карьера бы заладилась. Гас-тролировала бы где-нибудь за границей: в Америке, в Европе. Валюта бы шла. Поклонники, признание, слава. И прочие приятные сопутствующие вещи.
Еще Лариса не умела сердиться. Самое большее, на что она была способна, так это поджать губы. Следовало признать, что Семен нередко злоупотреблял этой чертой ее характера, уж очень ему нравилось, когда такое хорошенькое личико сворачивалось в неприязненную гримасу.
В этот раз лицо Ларисы оставалось бесстра-стным.
– Нужно бы перевернуть шампур, иначе одна сторона может подгореть, – посоветовала девушка.
Приподнявшись с колоды, Семен Валентинович перевернул шашлыки. Подрумянившись, мясо выглядело особенно аппетитно.
– Ты не ответила на мой вопрос.
– Тебе это важно?
– Просто любопытно.
Вздохнув, девушка ответила:
– Если бы я осталась с худруком, то не встретила бы тебя. Устраивает такой ответ?
Глаза девушки полыхнули, в точности как угольки в мангале. Ну, чем не бесовская сила?
– Вполне.
Лариса поджала под себя ноги, и Шевцов увидел, что она не такая худышка, как могло бы показаться.
– Если бы ты сказала мне об этом раньше, я смог бы купить для тебя целый театр. Была бы в нем полноправной хозяйкой.
– Теперь мне это не нужно.
Их знакомство было до банального простым: он познакомился с ней на одной из презентаций, где ему понравилась стройная длинноногая девушка с непосредственной детской улыбкой. Такое создание хотелось защищать.
Девичьи бастионы пали не сразу. Пришлось месяца три поскитаться по лучшим ресторанам Москвы, прежде чем он услышал заветное: «Я твоя!» Это была его самая большая осада. И, надо признать, его ожидания оправдались сполна. Тихая. Послушная. Понимающая. Полный набор качеств, который напрочь отсутствовал в его благоверной.
Еще через месяц Семен Валентинович купил ей в Центральном округе квартиру, куда любил захаживать в свободные минуты. Именно так поступало большинство мужчин его круга, где постоянная любовница считалась таким же необходимым атрибутом, как веер кредиток. Все это так банально, что становилось тошно. Одна-ко тропинка была проторена, и топать по иной Семен Шевцов не желал.
Он всегда появлялся в ее квартире без предупреждения, как если бы был уверен, что Ла-риса, как девица у окна из старой и доброй сказки, ожидает его появления. В действительности она жила какой-то своей жизнью, часто для него неизвестной. Случалось, что на его продолжительный звонок Лариса не отзывалась, и он был вынужден уходить, глухо бормоча слова негодования.
Позавчера он тоже напрасно простоял у ее дверей, но готов был поклясться, что слышал у порога какие-то неясные шорохи. Его не хотели впускать.
Они никогда об этом не разговаривали, но покупка квартиры (вкупе с ежемесячными отчислениями) подразумевала, что Лариса обязана хранить ему верность. И вот сейчас Семен всерьез засомневался в ее искренности. По-существу, на оставшиеся пять дней она была предоставлена самой себе, а за это время можно было не только обзавестись новыми подругами, но и ворохом похотливых любовников.