— Бред! — порывисто воскликнул Стужин. Андрюшка удивленно обернулся, не понимая, почему разговор у взрослых вдруг пошел на повышенных тонах? — Как ты можешь делать такие выводы исходя из записи боя?!
Казимир, кряхтя, встал.
— Могу. Приставка "био" не меняет сути термина "робот". Эти скелхи ведут себя иначе. И ответь: зачем засбоившим машинам вдруг понадобилось оборудование для генной инженерии?
— Шаткая у тебя логика… И далеко не безупречная!..
Тиберианец взглянул на внука.
— Дай мне допросить одного из скелхов.
— Ты ничего не добьешься. Лучшие мнемоники пробовали.
— У меня свой метод.
* * *Протяжно скрипнула металлическая дверь.
Выбранного для допроса скелха заперли в помещении старого склада. Других приспособленных для изоляции пленника построек не нашлось.
Казимир шагнул в сумрак, коснулся сенсора, включая свет.
Скелх скорчился в сооруженной сервами клетушке.
Заметив человека, он встал, выпрямился в полный рост.
"Отвратительная тварь"… — чувства захлестнули, но не затмили рассудок, как бывало раньше.
Казимир перевернул какой-то ящик, сел. Скелх не сводил с него глаз. Невысокий, мускулистый, он имел гуманоидное строение тела, но за внешним сходством скрывалось множество отличий. Руки и ноги существа не имели костей, были сродни мощным щупальцам, способным изгибаться в любую сторону.
Лишенная волос голова, посажена на короткой шее. Вдавленный нос, большие глаза в обрамлении дряблых век, рот, похожий на щель, — каждая из черт вызывала неприязнь.
Казимир не стал попусту терять время. На скелхов он вдоволь насмотрелся в прошлом, чаще, — через прицел.
Активируя личную наносеть, он не испытывал страха. Его не глодали сомнения, не смущали способы получения нужной информации.
Ночные кошмары сбылись. Он оказался прав в интуитивном предчувствии грядущей беды, но от этого становилось лишь тяжелее.
Модуль технологической телепатии перезагрузился в защищенном режиме.
Скелх невольно вздрогнул, каждый мускул в его теле напрягся, когда пришло мгновенное осознание кто перед ним, и с какими намерениями явился человек.
— Мне нужна информация, — произнес Казимир.
Ответом послужило молчание. В мнемоническом диапазоне ощущалось смятение, хотя страх биороботам неведом, как и инстинкт самосохранения, — это лишь укрепило подозрения тиберианца.
— О чем ты хочешь говорить? — шипение сопровождалось синхронным переводом. Две наносети вошли в прямой контакт, но полноценного обмена данными не началось. Каждый блокировал процесс со своей стороны.
— Омни ушли со сцены, — мысленная фраза прозвучала утвердительно, хотя существовал процент вероятности, что враг, уничтоженный в родной для Казимира Вселенной, возродится. Известно, что тварь, построившая империю, используя методы геноцида цивилизаций, периодически погибала, но аппаратура загадочного корабля армахонтов, воссоздавала его по однажды полученной матрице. Никто в точности не знал координат планеты, где под песками пустыни нашел свою последнюю стоянку уникальный роботизированный комплекс третьего из известных на сегодняшний день Человечеств.
— Ты горд собой, тиберианец?
— Омни получил по заслугам.
— Зло — понятие субъективное…
— Думаю, что сотни уничтоженных цивилизаций с тобой не согласятся, — сдерживая ярость, ответил Казимир. — Но я не собираюсь обсуждать семантические тонкости. Мне нужны координаты планеты, где потерпел крушение корабль армахонтов. Я хочу знать, что ты делаешь тут на Земле? Где сейчас находятся станции скелхов? Какова численность и дислокация флотов? И вообще, какого фрайга происходит? Вы должны были выродиться, не так ли!
— Ты действительно рассчитываешь на ответы? — скелх мерзко ухмыльнулся.
— Вы изменились. — Казимир уже понял: пробить ментальную защиту обычными приемами не выйдет. Но он особо и не рассчитывал на успех. Более опытные, специально обученные мнемоники потерпели фиаско. Задавая вопросы, тиберианец целенаправленно провоцировал скелха, готовил его к настоящему допросу, заставлял думать на определенные темы, чтобы в нужный момент не пришлось бы копаться в каше из воспоминаний, — на это может элементарно не хватить жизненных сил.
Скелх, похоже, твердо уверовал в свою ментальную неуязвимость, молчал.
— Вы изменились, — повторил Торн. — У меня есть хороший друг. Его зовут Антон Реутов. Слышал о таком? Он был захвачен тут, на Земле, и долгое время прожил среди скелхов, на омнианской станции. Так вот, он рассказывал мне о научных группах, сформированных из биороботов более продвинутой модели, чем ты. У них был потенциал для саморазвития, но слишком короткий срок жизни не позволял его реализовать. Я полагаю, кто-то из них, поняв, что империя Омни рухнула, решил шагнуть за черту дозволенного? О чем же он проповедует? О создании собственной цивилизации скелхов? Для этого ему понадобилось оборудование и технологии генной инженерии? — Торн жестко усмехнулся. — Ваши потуги обречены, — добавил он. — Нейропрограммирование просто так, по желанию раба, не отменишь! Вы были и остаетесь машинами…
На лице скелха едва заметно подергивался мускул. Слова тиберианца определенно задевали его за живое.
— У вас нет собственной семантики, психологии, каких-то ценностей. Даже получив свободу, вы не будете знать, что с ней делать, и пойдете по проторенному Омни пути, присваивая достижения других цивилизаций, выдавая их за свои.
— Ты зря тратишь свое время… — прошипел скелх.
— Посмотрим, — Казимир коснулся сенсора на кибстеке, и конечности твари сжало силовыми оковами.
— Будешь меня пытать? Ни на что другое не способен? — в глазах скелха промелькнула тревога. Он не понимал, что задумал тиберианец. Вне ангара раздался нарастающий гул, стены постройки мелко завибрировали.
Торн открыл тесную клетушку, выволок оттуда пленника, подтолкнул его к выходу.
— Шевелись!
* * *Скелх пытался сохранить невозмутимый вид, но получалось у него плохо. По телу твари выступила мерзко пахнущая испарина. Он дернулся, норовя вырваться, нечленораздельно зашипел, затем сник, смирился. Нет, они определенно изменились, — Казимир втащил пленника в рубку управления штурмового носителя, усадил его в кресло второго пилота, пристегнул.
Тот мучительно выгнулся, пристально наблюдая за действиями человека.
Выход на орбиту Земли, маневрирование, включение маршевых двигателей, и вот планета начала удаляться.
На приборных панелях осветилась секция управления гиперприводом.
Известно, что скелхи плохо переносят длительное пребывание в гиперкосмосе. Эту недоработку в конструкции своих созданий Омни так и не смогли устранить. Частые прыжки причиняют им физические страдания, а могут и убить.
— Попусту тратишь время…
Казимир даже головы не повернул.
"Пусть думает, что я действительно узколобый садист", — он откалибровал генераторы, применив необычные настройки.
Максимальная мощность гипердрайва.
Автоматический вход в поток Вертикали.
Пространство по курсу вдруг начало искажаться. Тьма всколыхнулась, словно по ней побежали расширяющиеся пологие круговые волны. Прожилки энергетических разрядов пронзили мрак, дотянулись до обшивки корабля, обвивая надстройки.
Еще мгновенье и звезды исчезли.
Тускло осветилась сфера масс-детектора, заработал счетчик энергоуровней, — цифры в крохотном окошке начали меняться с пугающей скоростью.
Второй энергоуровень…
Третий…
Четвертый…
Пятый…
Скелх зашипел, затем вдруг пронзительно заверещал. В его глазах плеснулась боль.
Штурмовой носитель, двигаясь в потоке вертикали, стремительно погружался в пучины гиперкосмоса.
Седьмой энергоуровень…
Восьмой…
Девятый…
Разом отказали все кибернетические системы. Сети нанитов отключились, как и модули технологической телепатии. Скелх безвольно обвис, удерживаемый в кресле лишь страховочными ремнями.
Казимир дотянулся до группы отдельно расположенных рычажных механизмов, потянул за крайний в ряду, и в броне штурмового носителя открылись специальные оптические порты.
Сиреневый свет хлынул в рубку.
В центре десятого энергоуровня гиперкосмоса пылал сгусток холодного пламени, по форме напоминающей миниатюрную копию спиральной галактики.
Сориентировавшись относительно опаснейшего для навигации явления, тиберианец при помощи примитивных струйных двигателей компенсировал дрейф и вращение корабля, затем приготовился ждать.
* * *Скелх пришел в сознание минут через тридцать.
Взгляд биоробота ошалело метнулся по сторонам. Оценив обстановку, он издал встревоженный клекочущий звук и уставился на тиберианца.
Взгляд биоробота ошалело метнулся по сторонам. Оценив обстановку, он издал встревоженный клекочущий звук и уставился на тиберианца.
— У тебя есть последний шанс добровольно дать мне информацию.
Тот не оценил предложения, лишь отвратительно ухмыльнулся.
— Модуль технологической телепатии не работает, — прошипел он. — Тебе меня не запугать…
Казимир взглянул на двухмерные проекции, замершие на стенах рубки, убедился, что корабль не дрейфует, затем привстал, потянул рычажный механизм. Бронированные сегменты сдвинулись, отсекая фиолетовое сияние.
Отсек управления погрузился в плотный сумрак. Единственным источником света оставалась сфера масс-детектора — в ее объеме медленно перемещались вертикали, сходящиеся в яркой стилизованной точке.
Лицо тиберианца осунулось. Чувствовалось, — каждый нерв Казимира напряжен.
Его родная планета, входящая в искусственно созданную систему Ожерелье, обращалась по орбите вокруг похожего ослепительного энергетического сгустка. Пусть в иной Вселенной, это неважно. Законы гиперкосмоса едины, и его воздействие на материальные объекты одинаково.
— Что ты задумал?! — скелх чувствовал: что-то назревает, но не понимал намерений человека.
— Тебе явно не понравится, — черты Казимира исказила судорога. Сейчас он использовал древнюю боевую методику тиберианцев, основанную на цепи знаний, накопленных различными цивилизациями, населявшими Первый Мир.
Скелх все еще храбрился, не понимая, что затеял безумный старик, как вдруг бледно-фиолетовое сияние пробилось сквозь кожу Казимира, — призрачную фигуру постепенно выдавливало, лепило, она роняла капли ауры, искажалась, принимая черты… тиберианца!
Его тело безвольно обмякло в кресле, а сформированная информационно-энергетическая матрица уже жила отдельно, самостоятельно.
Скелх дико заверещал, но, туго стянутый ремнями, он мог лишь извиваться в кресле.
— Мы называем это "сущностью", — раздался тихий голос. — Энергии гиперкосмоса здесь настолько сильны, что превращают сложную технику в бесполезный хлам, но формируют точные энергоматрицы любого живого существа.
На теле скелха, сквозь поры кожи выступила ядовитая слизь.
— Не поможет. Ты даже облегчишь мне задачу, убив себя. Матрица способна некоторое время существовать отдельно от носителя.
Глаза скелха закатились, он забился в конвульсиях.
Казимир ждал.
Секунда за секундой уносились в прошлое. Каждый миг выжигал дни, а может и месяцы оставшейся ему жизни, но он знал: иного способа получить информацию нет.
Наконец сквозь серую кожу скелха начало проступать такое же фиолетовое мерцание.
Посмертная сущность. В Первом Мире тиберианец повидал их без счета, и знал, как нужно действовать.
Еще мгновенье и две бестелесные структуры слились[4].
* * *Боль…
В рассудке Казимира роились обрывочные образы. Две информационные матрицы смешивались, будто струйки разноцветных жидкостей, постепенно растворяющихся друг в друге.
Сводящее с ума, уничтожающее память и личность пограничное состояние, преодолеть которое способен не каждый, владеющий древней методикой тиберианцев. Нередки случаи, когда личность чужого брала верх, или две энергетические субстанции образовывали нечто новое, не принадлежащее никому.
Так он растратил молодость, рано состарился, почти одряхлел. В Первом Мире приходилось часто использовать сущности, и это подорвало физическое здоровье, но выковало некий внутренний ментальный стержень.
Я — тиберианец!..
Образы начали медленно разделяться. Одни тускнели, другие становились ярче. Он собирал обрывки собственной личности, опирался на воспоминания о тех, кого любил или ненавидел — два этих чувства помогали балансировать на краю пропасти, идти по тонкой грани меж двух сознаний, а затем ощутить надежную, неколебимую твердь своих убеждений, вновь мысленно выдохнуть: "я человек!"
Теперь сознание скелха клубилось у него под ногами, бурлило, изредка выбрасывая в сторону тиберианца жадные, ищущие опоры щупальца.
Он инстинктивно вдохнул полной грудью, набрал в легкие побольше воздуха, хотя сейчас и не нуждался в нем, а затем сделал шаг за черту, камнем пошел ко дну, погружаясь в серую муть чуждого сознания…
Дна не было.
Казимир задыхался, совершал инстинктивные движения, будто и вправду тонул, отчаянно стремясь вырваться к тусклым бликам, скользящим где-то вверху.
…он вынырнул.
Зловонная, маслянистая жижа раздалась пологими волнами, дав право на судорожный вдох.
Помещение с высоким полусферическими сводом тонуло во мгле испарений. Звуки эхом отражались от стен, давая понять, насколько огромен этот отсек.
Вокруг плавали сотни тел, находящиеся в различных стадиях формирования.
Он ощущал себя скелхом. Чувствовал, как приятен окружающий смрад, как дрожат простимулированные при рождении, переполненные энергией мышцы, требуя движения, действия, и он поплыл, расталкивая осклизлые тела, пока приглушенный свет не стал ярче.
Вдоль закругляющего края бассейна с биомассой, изредка поглядывая на его содержимое, прохаживался дряхлый скелх.
Он не носил одежды. Кожа, покрытая язвами и струпьями, давно утратила серо-сталистый оттенок, — она выглядела воспаленной.
Мощный ментальный позыв оглушил, вмиг лишил воли, заставил вскарабкаться на край бассейна, и выпрямиться в полный рост.
Капли слизи стекали по телу. Дряхлый скелх подошел ближе, придирчиво осмотрел новорожденного. В руках он сжимал какое-то устройство.
Внезапный удар, похожий на порыв раскаленного ветра, — темный, прорезанный прожилками ослепительных, но непонятных, сжатых, заархивированных образов, пронзил, заставил содрогнуться. Он едва устоял на ногах, инстинктивно вкинув руки, пытаясь заслонить лицо, но тщетно: трансляция данных проходила на ментальном уровне.
Вскоре боль улеглась.
Он медленно осмотрелся, заново узнавая окружающую обстановку.
Дряхлый скелх подошел еще ближе, заглянул в глаза, спросил тихо, но внятно:
— Ты — это я?
Новорожденный отрицательно покачал головой.
— Я лишь частица тебя, — бесстрастно констатировал он
— Опять? Опять впустую?.. — скелх сразу же утратил интерес, понуро отступил, собираясь уйти, но вдруг оглянулся, уточнил: — На сколько процентов?
Он оценил степень повреждения полученных данных и уверенно ответил:
— Семнадцать с половиной.
— Что ж… Это больше чем прежде… — старый скелх хотел раздраженным движением столкнуть плод неудачного эксперимента обратно в бассейн с биомассой, но все же передумал, вялым жестом указал направление: — Иди. Иди к остальным. Жди моих указаний.
Он безропотно побрел к выходу из огромного зала. Закрученный спиралью коридор вел вверх. Сотни его ответвлений оканчивались сферическими помещениями. Некоторые выглядели давно заброшенными, в других горел свет, работали скелхи.
Мысленные образы, переданные при попытке ментального перерождения, постепенно вторгались в сознание, формируя мысли, которых у него никогда не могло бы возникнуть.
Он был свободен, но обречен. В рассудке царил хаос. Он видел десятки боевых станций, дрейфующие в окружении флотов космических кораблей.
"Их нужно найти. Пробудить. Собрать в единый кулак, ради достижения единственной, заветной цели.
Я должен переродиться. Мне нужно время. Время, которого нет!" — в отчаянии думал он.
За очередным плавным поворотом в стене закругляющегося коридора располагался панорамный экран, и скелх остановился.
Станция обращалась вокруг тусклого красного солнца. Невдалеке виднелась группа астероидов и космические корабли, образующие защитное построение.
В нижней части экрана бежали цифры и символы. Развертка данных. Текущие координаты. Он жадно ловил их взглядом, стараясь запомнить, почему-то считая, что это очень важно, — от значений цифр, меняющихся в узлах координатной сетки, сейчас зависели жизни тысяч людей.
"Я не человек", — блекло подумал скелх, утратив интерес к происходящему, но не смог шевельнуться, идти дальше, навстречу своей недолгой судьбе.
"Координаты? Звездные ориентиры?" — требовал чуждый голос, и он подчинился ему, вновь взглянул на информационную составляющую многофункционального экрана.
Звезды. Он жадно вбирал взглядом их рисунок, продолжая атаку, получая все новые и новые фрагменты информации. Чувствуя, что слабеет, не может полностью скопировать память скелха, тиберианец действовал грубо, как хищник, — не в состоянии сожрать добычу полностью, он выхватывал самые лакомые куски… пока его собственное сознание не начало гаснуть, погружаясь во тьму, где тлели слабые путеводные искры:
Андрюшка и серв гоняют мяч.