Джошуа Феррис Ветерок
Когда ее муж вернулся домой, она была на бриге. Внизу, на своих крылечках, отдыхали соседи; довольные и веселые, они прощались с зимой громкими возгласами и взрывами смеха. Где-то раздавалось ритмичное шарканье метлы — сладостный, весенний городской звук.
— Я на бриге! — крикнула Сара и, стараясь не расплескать вино, выглянула через перила во двор. Бригом они называли свой шестифутовый бетонный балкончик.
Голоса детей звенели в прозрачном воздухе. И тут потянуло ветерком. Он протиснулся сквозь ветви деревьев, вывернув молодые листочки серебристым исподом вверх, и овеял ее, заставив поежиться. Боже мой, ветерок! — подумала она. Часто ли такое бывает? Наверно, раз десять за всю жизнь… и уже унесся дальше по кварталу, набирая скорость, а может, и просто стих. В любом случае, для нее он умер, оставив по себе чувство приподнятости и легкого испуга. Что, если она не сумеет взять все лучшее от остатка этого изумительного весеннего дня?
Она допила вино и пошла в комнату. Джей апатично перебирал почту.
— Привет, — сказал он.
— Чем ты хотел бы сегодня заняться? — спросила она.
— Я? — отозвался он, разглядывая что-то вроде предложения кредитной карты. — Не знаю. А ты?
— То есть ты сам ничего не хочешь?
— Готов поддержать тебя в любом начинании, — сказал он.
— Значит это я должна что-то предложить?
Он наконец поднял на нее глаза.
— Ты же попросила меня прийти домой, чтобы мы могли чем-нибудь заняться.
— Потому что я хочу чем-нибудь заняться.
— Я тоже хочу чем-нибудь заняться, — сказал он.
— Отлично, — сказала она. — Так давай займемся.
Давай, — согласился он. Потом добавил: — А чем ты хотела бы?
Она хотела бы отправиться на пикник в Центральный парк. Они запаслись сандвичами в ближайшем магазинчике и сели на поезд до Манхэттена. Там, на свежем воздухе, он развернул захваченное из дома клетчатое одеяло и расстелил его у дерева с такой кроной, что под ней легко уместилась бы вся их квартира. На мягком ветерке листья слабо подергивались, как минутные стрелки часов с севшей батарейкой. На ней было блестящее зеленое платье без рукавов и с тонким белым ремешком, выбранное за те несколько минут, что она дала ему на сборы. Его колени под прошлогодними шортами белели, как две луны. Съев сандвичи и запив их вином, они стали кидать фрисби и играли до тех пор, пока ее еще можно было смутно различить в сумерках. Перед уходом они забрели в густую рощицу и почти без звука облегчили друг друга за две минуты с алчностью, которая провела в спячке всю зиму и, как опасались оба, испустила дух в своей берлоге. Но все оказалось хорошо. Однако возвращаться домой было еще рано, и он предложил заглянуть в пивную под открытым небом, где они прошлым летом частенько сиживали с друзьями. Последовал обмен эсэмэсками и звонками, и вскоре друзья появились — Уэс с Рейчел, Молли со своей собачкой. Они пили и болтали до самого закрытия. Потом, когда шли к метро, Сара пробежалась по улице и обратно, напоследок упав к нему в объятия. Вечер, как и день, выдался теплый.
В поезде он сказал ей, что у них на сегодня билеты в кино, на продолжение сиквела блокбастера со знаменитым супергероем. Вчера он заглянул в интернет и обнаружил, что на IMAX уже все распродано. Его удивлению не было границ: за какой же срок в этом городе надо бронировать билеты и какую ловкость требуется проявить, чтобы заполучить их? Ему не удалось купить билеты даже на сеанс пораньше в обычный кинотеатр, что было бы предпочтительнее: неделя тянулась долго, он здорово вымотался, да и вообще, елки-палки, кому бы пришло в голову, что поход в кино надо планировать больше чем за день? Можно подумать, что это не кино, а…
Она протянула руку, чтобы остановить его.
— Джей, — сказала она, — извини меня, дорогой. Я не могу сегодня идти в кино.
— Почему?
— Это слишком предсказуемо, — объяснила она. — Разве тебе самому не надоело? Всю зиму мы только и делали, что ходили в кино.
— Но я же купил билеты. Я за них заплатил.
— Так сдадим, — сказала она. — Не могу я в кино.
— А раньше всегда говорила, что любишь.
— Это же просто фильм, а не уикенд в Париже, — сказала она. — Не могу я сегодня вечером сидеть в кино, Джей. Я там с ума сойду.
— Начало в одиннадцать. Тогда вечер уже практически кончится.
— Чей вечер кончится? — спросила она. — Чей именно вечер?
Он не понял.
— Чего ты так разволновалась?
Ее фокус сдвинулся, и она не ответила. Поезд и до этого еле тащился, а тут и вовсе замер. Почему? Они застыли без всякого движения в чреве подземки, тогда как те, у кого хватило ума не запирать себя в метро, наслаждались последними часом-двумя… да нет, уж точно не двумя — последним часом этого волшебного дня, его гаснущим светом и ласковым ветерком. А здесь, в нью-йоркском подбрюшье, с избытком имелись все обычные городские прелести: пробки, заторы, проволочки, растущие опасения, что ты никогда не доберешься до дразнящей, вечно недосягаемой цели. Хоть вскакивай, визжи и пинай эти чертовы двери! Зря они не ограничились более скромной программой: надо было пойти пешком по Бруклинскому мосту, а посередине сделать остановку, чтобы полюбоваться закатом.
Она встала.
— Сара? — сказал он.
Поезд тронулся — не настолько резко, чтобы она потеряла равновесие, но ей все-таки пришлось сесть. Она не ответила ему ни словом, ни взглядом.
Выйдя из-за столика, она отправилась в туалет рядом с пивной. Прошла под обвисшей гирляндой выцветших флажков у автостоянки, мимо мусорного бака, набитого сломанными бамбуковыми факелами. На беленую стену криво всползала груда пластиковых стульев, щедро припорошенная пылью. Открылись всего какую-нибудь неделю назад после долгой зимы, а грязи уже столько, будто за плечами целое изнурительное лето!
Несколько часов назад, на бриге, она пришла к выводу, что за все время, прожитое ею в городе, он еще ни разу не дарил своим обитателям такого славного, чудесного дня. Отзвенели колокола на далекой церкви. По ясному небу, как айсберг в спокойном море, проплыло одинокое облако. Она посмотрела вниз, на ближайшее к бригу дерево, и вгляделась в одну ветку, на конце которой темнела гроздь почек. Внутри них слепо дремала жизнь — и теперь, разбуженная теплом и светом, она пробилась наружу крошечными светлыми росточками. Даже сюда, в царство асфальта и ржавых железных решеток, вернулась весна! По ее спине пробежали мурашки, на глаза навернулись слезы. Небесная синь бередила душу. Да есть ли у нее душа? В такие мгновения — несомненно. А ветерок! Весь день она провела за столом, уткнувшись в экран, весь дневной свет пропал для нее втуне, а наспех проглоченный йогурт подтвердил, что все в порядке, — йогурт и энергетический напиток, да еще минута-другая, украденные на покупку туфель онлайн. И вдруг, нежданно-негаданно — это напоминание. Такое же восхитительное и неповторимое, как первый поцелуй. Жизнь-то у нее одна, другой не будет! Надо найти в себе силы на то, чтобы соответствовать этому дню, подумала она тогда на бриге, а сейчас, глядя на себя в зеркало над раковиной, изучая свои глаза, свои опухшие глаза в прожилках вен, с горечью осознала, что несколько раз ошиблась в выборе и потерпела крах.
Она вышла из туалета. Джей молча прихлебывал пиво в окружении более шумной публики. Поскольку они не предупредили друзей заранее, те не смогли выкроить время на встречу.
— Может, пойдем? — спросила она.
Он встал. Пока они ехали на такси к мосту, она клевала носом.
Как только они вышли из метро по лестнице, ей стало ясно, что время упущено. Так она и сказала. Пока они купят еду и вино для пикника, доберутся до парка и расположатся там, солнце уже сядет, и им придется есть в темноте.
— И что теперь? — спросил Джей.
— Давай перейдем улицу, — сказала она.
— Что я буду делать с этим идиотским одеялом, если мы не идем в парк?
Они замешкались на тротуаре и застряли на бетонном островке между двумя полосами. Мимо сплошным потоком неслись автомобили. Нельзя было шагнуть ни вперед, ни назад.
— Так какие будут пожелания? — спросила она.
— Нет-нет. Это ты отменила пикник. Сама и командуй.
— Я предложила, я и отменила.
Она искала альтернативу, какую угодно, лишь бы спасти этот драгоценный час. Но что тут придумаешь? Да еще эти чертовы машины! В городе миллион светофоров, и все заело на зеленом.
— Как насчет того отеля? — спросила она.
— Какого отеля?
За выпивку придется заплатить втридорога, и ветерка не будет и в помине, зато из ресторана отеля открывается прекрасный вид на Центральный парк. Это лучше, чем ждать под жидким светом ламп в магазинчике, пока им сделают сэндвичи. А поесть они и потом успеют.
Идти было недалеко. Они поднялись на лифте наверх. Стойка регистрации, как и ресторан, находилась на тридцать пятом этаже. Дежурные оформляли постояльцев тихо и торопливо, словно билетеры в театре, где уже началось первое действие спектакля. Парк за окном разделился на две половины: его западная часть утонула в тени высоких зданий, а деревья по другую сторону теневой границы стояли, облитые светом. Взъерошенная ветерком, их листва казалась скорее серебристой, чем зеленой.
Сначала им пришлось посидеть у стойки. Потом официантка пригласила их за столик. Заняв места в разбитом на ярусы зале, они повернулись к нему спиной, точно в парижском кафе, и принялись смотреть, как тень поглощает оставшиеся деревья. Ночь наступала неспешно и величаво.
В подземке все еще стояла зима: из туннелей налетали знойные порывы, потом вдруг зябко тянуло противоестественной стужей, воняли горелым скрежещущие тормоза. Но ветерок? Всему чистому и хрупкому, в том числе и весне, было сюда не пробраться. Даже в вагоне они дышали воздухом прошлого века. На полу белели соляные разводы. Скоро зима сменится адом — в метро только два сезона.
Поезд подходил к станции. Пассажиры встали со своих мест и столпились у серебристых дверей. Они ждали и ждали. Наконец двери раскрылись, освободив этих счастливцев, а срок ее заключения еще не истек. Прошли мимо люди из передних вагонов, и вот платформа опустела, однако двери так и не закрылись. Измученный поезд словно дышал, втягивая в себя воздух и выпуская его обратно. Время текло бессмысленно. Затем механический голос произнес: «Леди и джентльмены, мы ожидаем разрешения диспетчера». Нелепый маленький божок, играющий рычажками. Так было все время — станция за станцией, и на каждом перегоне сводящая с ума дерготня.
Послышалось предупредительное звяканье, но ничего не произошло — двери стояли раскрытые, и поезд не трогался с места. Она отодвинулась на самый край сиденья, он видел только ее профиль. Медленно и раздельно она произнесла:
— Я скорее покончу с собой, чем пойду сегодня в кино.
Он поднял брови, как будто сидел за своим рабочим столом в обычный будний день и внезапный звон пожарной сигнализации заставил его очнуться. Это было преувеличение, но ее ровный, спокойный голос звучал с пугающей искренностью.
— Хорошо, — сказал он. — Мы не пойдем сегодня в кино.
Машины затормозили. Они наконец покинули свой островок и поспешно пересекли улицу. Но они не знали, куда пойдут и что будут делать, а потому остановились у ближайшего дома. Мимо целеустремленно шагали люди — у них были твердые намерения, ясные планы, все восемь миллионов городских жителей, точно сговорившись против нее, демонстрировали свою готовность заняться какими-то таинственными неотложными делами.
— Ну что, Сара? — сказал он. — Что будем делать?
— Не знаю, — ответила она. — Только не спрашивай так.
— Как — так?
— Что мы должны сделать, Джей? — с ударением сказала она. — Что мы должны сделать?
— Разве это примерно не одно и то же?
— Нет.
Она провела десять минут, ища что-то в своем телефоне. Он отошел в сторону и присел на корточки у тощего деревца в маленькой клетке. Когда она махнула рукой, он встал и двинулся за ней следом, держась на шаг позади. На следующем углу они стали высматривать подпрыгивающие на рессорах такси. Потом останавливались на каждом светофоре. Наконец прибыли к нужному зданию — тому, где был ресторан с окнами во всю стену. Пока лифт спускался к ним, она нажимала на кнопку каждые три секунды.
Из кабины они вышли последними. За стеклом, прямо за стойкой регистрации, виднелись дома Пятьдесят девятой улицы; в этот сумеречный час их окна были освещены в шахматном порядке. Банкиры на своих бригах, подумала она. Над серебристыми древесными кронами медленно раскатывался полог тени, окрашивая листву в густейший из оттенков зеленого.
Все столики были заняты или зарезервированы. Официантка записала имя Джея в блокнотик.
— Стоит ли ждать? — спросила его Сара.
— Разве ты не сама сюда захотела?
Официантка наблюдала за ними.
— Может, посидите пока у стойки?
— Спасибо.
— А скоро освободится столик? — спросила Сара.
Официантка не знала. Она ничего не могла гарантировать. Они подсели к стойке и молча стали пить.
Ей хотелось устроить пикник, но подземка их подвела. Потом они застряли посреди мостовой и начали препираться, загнанные в извечный глухой тупик этим пустячным на первый взгляд вопросом: чем бы заняться? Не по ее ли вине этот вопрос стал таким загадочным и неумолимым, точно незнакомец, указывающий на нее пальцем с другого конца комнаты? Или здесь виноваты узлы и перекруты их жизней, сплетенных в одну, сам факт наличия Джея, раздражающая необходимость учитывать его мнение — но в чем же оно, собственно, состояло? Он ведь не говорил, чего ему хочется, а может, и сам не знал, так разве могла она надеяться, что сумеет угадать? А может, тут и не было никакой тайны. Может, он просто хотел сходить в кино.
Пока они ждали, последние лучи солнца погасли, и все возможности, которые открылись с дуновением того чудного ветерка, были низведены до обычной выпивки в баре. К тому времени, как появился свободный столик, она уже захмелела, и мысли ее разбрелись. Они выпили на посошок и покинули отель.
Они решили поужинать в дешевом итальянском ресторанчике неподалеку, но у самых дверей поссорились и даже не вошли внутрь. Когда они добрались домой, то уже не разговаривали. Они долго лежали в темноте, потом он наконец нарушил молчание.
— Надо мне было пойти в это сраное кино, — сказал он.
Она схватила его за руку, едва они спустились по лестнице, повернулась и бегом потащила его обратно наверх, в душистые сумерки. Там она глубоко вдохнула весенний воздух, избавляясь от затхлости подземки, и еще синее небо над ними подтвердило, что она поступила правильно. Но он был озадачен.
— Что случилось?
— Давай не поедем на метро, — сказала она. — Не могу я сейчас туда лезть. Давай прогуляемся.
— Куда прогуляемся?
Она повела его на запад, к Бруклинскому мосту. Там, на дорожке для пешеходов, она обогнала его, потом дождалась, снова обогнала и с улыбкой повернулась ему навстречу. Они остановились на полпути между Манхэттеном и Бруклином в самый разгар заката. По проливу бежали мелкие волны с барашками; они посеребрили воду, которая темнела на глазах, словно превращаясь в камень. Она закинула голову назад. Достаточно было увидеть эти высоченные шпили моста, сходящиеся в небе в одну точку, чтобы понять: ей нечего больше желать от этого часа, в ее жизни уже не может произойти ничего лучшего. Взявшись за стальные тросы обеими руками, она снова посмотрела на садящееся солнце. Его отблеск на зданиях стал мягче, цвета гуще; с минуту еще оставались сомнения в том, что он погаснет. Но вот солнце скрылось, и на все легла синяя тень — на мост, на воду. Она идеально сочеталась с металлической прохладой подвесных тросов. Сара отпустила их, и кровь тяжкими толчками вернулась к ней в кисти. На глазах ее во второй раз за этот день набухли слезы.
Когда последние следы солнечного света исчезли, она обернулась к нему и спросила:
— И как тебе это?
Он посмотрел на нее с простодушным недоумением.
— Что именно?
За несколько минут до полуночи она, полностью одетая, сидела на краю ванны и размышляла о будущем их брака.
Они долго дожидались, пока им принесут заказанные напитки. Бар находился далеко от окна — явный просчет планировщиков, — да и сесть им пришлось лицом не в ту сторону. Здесь можно было смотреть разве что на ряды бутылок и бокалов, в то время как солнце снаружи гасло и деревья быстро накрывала тень.
До чего глупо было рассчитывать, что здесь для них сразу каким-то чудом найдется свободный столик! Она хотела, чтобы этот город изобиловал уютными уголками, где с радостью принимали бы ее, отказывая другим. Какая наивность! И как плохо здесь жить — здесь, где тебе всего достается по чуть-чуть, где все надо бронировать и оплачивать заранее. И, словно мало было ошибиться с выбором места, в ее мозгу маячили все альтернативные варианты, лишь теперь обретающие форму: прогулка по мосту, встреча с Молли в пивной под открытым небом. Огни, публика, веселье. Даже просто посидеть на бриге, глядя, как их район окутывает тьма, и то было бы лучше. Эти воображаемые варианты захватили ее мысли, вытеснив реальность вокруг. И о чем она только думала, когда решила заточить их в баре в такой вечер?
Она повернулась к нему, насколько позволяли колени, зажатые между табуретом и стойкой.
— Прости меня, Джей, — сказала она.
— За что?
— За то, что я так быстро выдернула тебя из дома, и за мое поведение в подземке. И сюда мы пришли зря. Давай чем-нибудь займемся, — сказала она.