– Правду говорил Лексей. Если перед употреблением маслица съесть, то не опьянеешь. – Ваня смачно сплюнул на землю.
– А я вот масла не ел, хи… – Ефрем прыснул в кулак, и парочка весело поспешила к терему своего хозяина.
В кабинете Пахома Ильича, на стене, висели прикреплённые кнопками листочки от блокнота, на которых были написаны имена купцов, проявивших заинтересованность в рассказах приказчиков. Интерьер кабинета в точности копировал один из рисунков, которые Ильич как-то подсмотрел у дочери, любуясь намалёванными красотками. Вместо большой лавки, которую обычно ставили у стены, способной разместить до шести человек, стояли две софы. Под кожаную обивку сидушки была засунута пакля, немного жестковато, но для этого времени, ни один король, не мог похвастаться подобной мебелью. Кресло у стола, предназначенное для владельца помещения, даже подлокотники имело мягкие, и размещалось таким образом, что вошедший в дверь посетитель встречался взглядом с сидевшим в нём человеком. На стене, сразу над подголовником, была прикреплена фотокарточка в рамке, где купец красовался вместе со своей командой на фоне ладьи.
– На сегодняшний день Новгород покинули два торговых гостя: Спиридон и Грот. – Пахом прохаживался возле стены, заложив руки за спину.
– А что на счёт остальных? – Поинтересовался у Новгородца, попивая квас.
– Гаврила Алексич и Збыслав Якунович участвуют в нашей придумке, этих можно пока не рассматривать. Ушкуйник Меша зело расспрашивал, когда караван в Любек тронется, свои услуги по охране предлагал. У него ватажка в сорок человек, шороху на Балтике наводит – будь здоров. – Пахом открепил листочки со стены с именами свеев.
– Подожди, Спиридон… где-то я слышал это имя. – Попытался вспомнить текст Житье Александра Ярославовича.
– Так нашего епископа зовут, может про него? – Ильич налил из кувшина квас и залпом осушил стакан.
– Не, я про другого Спиридона, тот, что с Гротом. Этот гадёныш будет точно участвовать в свейской затее. – Наконец-то в памяти возник отрывок, где один из воевод Ульфа Фаси, как раз носил подобное имя. Вот только как торговый гость может оказаться воеводой?
– Ну, тогда будем считать, что Грот и есть тот шпион, который нам надобен. – Пахом распахнул окно и высунулся почти наполовину. – Ильюшка, ходь сюды. Беги в лавку, да передай Ефрему, что б на пристань сгонял, пусть разнюхает, с каким товаром свейский торговый гость Грот ушёл.
Свей, загрузил воск в долг, под честное слово свояка, почти не торгуясь. К чему утруждать себя обещаниями, если при удачном стечении обстоятельств, новгородский вощанщик сам будет умолять его забыть про какие-то долги.
– Мы продадим Ульфу хлеб для его ледунга, заберём серебро и отправимся на юг, в Венеции у меня есть друзья, тебе там понравится Спиридон. – Грот начал строить планы, как только шнека отчалила от причала.
– Фаси не безмозглый идиот, пока он не увидит продовольствия, мы не потрогаем ни единой марки. – Спиридон сплюнул за борт, причём неудачно, ветер сыграл злую шутку, и слюна угодила прямиком на бороду свея.
– Что-нибудь придумаем, одно то, что мы ему расскажем, уже требует награды, не будь я хитёр как Локи. – Грот вытер бороду рукавом и захотел плюнуть на свояка в ответ, но передумал. Спиридон, чья мать была свейка, а отец новгородец обладал огромной силой рук. Мог и ударить в ответ, посчитав плевок за оскорбление.
– Не на того мы ставку делаем Грот, не на того. К Ярославу Владимировичу нам надо. Он законный князь Пскова, а у Фаси не будет удачи, нутром чую. – Спиридон поковырялся щепкой в зубах и снова плюнул.
– Тебе что, заняться нечем? Против ветра плюёшь, ты б ещё помочился. – Грот уже не смог вытерпеть издевательства свояка.
– Захочу, так и помочусь. Половина шнеки моя. – Спиридон схватил Грота за грудки, но тут, же отпустил, почувствовав острый кончик ножа на своём животе.
– Князь Герпольт, у коего ты в боярах числишься – просто пешка в руках Дерптского епископа, он ведь уже отписал ему Псков, вместе со всеми землями. Кто ставит на изменников – тот всегда в проигрыше.
– Выходит и я изменник? – Спиридон сжал запястье свея, и нож воткнулся в палубу.
– Да! Ты продал свою Родину под Изборском, но сделал это за серебро, так как ненавидишь Ярослава Всеволодовича на пару с его выкормышем. Но теперь у тебя новая родина, истинный бог и, запомни, тот, у кого полный кошель марок, сам может выбрать себе отчизну. – Грот сбросил руку мужа сестры и оттолкнул от себя Спиридона.
– Чёрт с тобой, идём к Фаси. Но попомни мои слова, не всегда надо вставать на сторону того, кто сильнее. – Спиридон ещё раз плюнул, но в этот раз ветер пощадил свея.
Через четырнадцать дней шнека пристала к шведским берегам. Ульф внимательно выслушал своего шпиона, похвалил за составленный план местности устья Ингрии и назначил Спиридона, как бывшего боярина, ответственным за снабжение воиска продовольствием. Тратить занятые марки на закупку еды Фаси не собирался, он даже в Ижору иди не хотел, обстоятельства вынуждали браться за то, что может принести в будущем славу и богатство. Строительство крепости было подгадано к сбору урожая и дани, иначе в малозаселённой области не выжить. Запас хлеба, о котором рассказал Спиридон – был очень кстати, так как надеяться на помощь извне, было неразумно, а вот отщипнув изрядный кусок побережья от Новгородцев, с последующими угрозами набегов, могли принести существенный достаток в его личную казну. Зная о планах Орденцев развивать успех в сторону Востока, Фаси со своей крепостью становился значительной фигурой, как минимум на пару лет, в перспективе …, кто знает, может и снилась Ульфу корона герцога Новгородских земель.
Тысяча триста воинов и около ста шестидесяти нищих паломников утром стали грузиться на корабли. Бочки с солониной, вяленой рыбой и драгоценным хлебом разместили на купеческих шнеках, они после разгрузки уйдут восвоясие, некоторые – прямиком к Новгороду, успеть поскорее затариться русским товаром. Держать в тайне перемещение воиск не представляло возможным, так, вскользь случайно было обронено, что идут подсобить Орденским немцам. Простачок, может и поверит, но знающие люди лишь качали головами: – С Русью надо дружить, торговать и совместно участвовать в военных походах.
Первого июля Пахом Ильич встретился с Збыславом Якуновичем, боярин с дочерью приехал в терем купца рассчитаться за свадебный наряд Анисьи. Хотя гривны давно уже были отданы, Збыслав сделал вид, что сего не знает, вот и прикатил спозаранку.
Пахом встретил дорогого гостя на крыльце, и после обмена любезностями, предложил пропустить по стаканчику немного сладковатого и терпкого вина, ни какой-нибудь кислятины, подвезённой с немецкого подворья, а настоящего бастардо.
– Не откажусь, Пахом Ильич. Названия даже такого никогда не слышал, не то, что пробовал. – Збыслав от желания испить неизвестного напитка, чуть не позабыл о цели своего визита.
Войдя в кабинет, боярин уловил нисходящий поток воздуха, задрал голову и если б не заботливые руки хозяина, то рухнул бы на пол. На потолке крутились лопасти вентилятора, питаемые от солнечной батареи и ветряка, установленные на крыше дома.
– Душно тут, вот прохладу создаёт. Нравится? – Пахом показал пальцем на вращающуюся конструкцию.
– Эээ…мээ… чудно-то как. – Якунович уселся на софу, одновременно трогая рукой кожаную обивку. – Мягко. Откуда всё это, Пахом Ильич?
– Лавки короткие – это Тимофей сделал, а ветродуй с юга привёз. – Ильич подошёл к шкафчику, достал глиняную бутыль запечатанную сургучом и пару бокалов на тонкой ножке.
– Рассказывала мне Аниська, что много чудес у тебя дома, да все не верилось.
– Это всё мелочи, так сказать антураж. Давай выпьем, ты ж поговорить со мной приехал, а девочки сами разберутся. – Пахом сковырнул сургуч и ловко вонзил штопор в пробку.
– Да уж, эти разберутся. Палец в рот не клади, по локоть откусят. – Боярин повел носом, пытаясь уловить аромат вина, заполнявшего комнату.
– Слушаю тебя, Сбыслав Якунович. – Ильич уселся в кресло и пригубил тёмно-бордовое вино, наблюдая за боярином, который повторил действие за хозяином дома.
– Божественный нектар, в жизнь не пивал ничего лучше. – Сбыслав не выдержал, осушил бокал до дна, перевернул, показывая, что не осталось ни капли. – Слышал я, что история с озимой рожью, не совсем то, что затеял ты делать Пахом Ильич.
– Допустим. А тебе то, какое дело? – Купец сделал ещё один глоток и достал из кармана кителя блокнот с карандашом.
– Тридцать семь человек у меня, воины опытные, не раз в бою были. И немцев били, и свеев и…, в общем, проверенные люди. – Глаза боярина забегали, вино стало пьянить.
– Без Ярославовича дружины не обойтись, казна велика, да только и свеев сотни. – Ильич записал в блокноте тридцать семь человек напротив имени собеседника и долил в бокалы вино.
– Без Ярославовича дружины не обойтись, казна велика, да только и свеев сотни. – Ильич записал в блокноте тридцать семь человек напротив имени собеседника и долил в бокалы вино.
– Да что нам те сотни, Гаврилу можно позвать, у него двадцать два ушкуйника, ты вон шестьдесят нанял, одолеем. – Якунович отпил вина, пробежал глазами по столу в поисках закуски и утёр рукавом рот.
– Ты, наверное, не понял меня, свеев не сотня – сотни, идём, кое-что покажу. – Пахом встал из-за стола и направился к стене, слева от своего кресла, где находилась потайная дверь в чулан. Отогнув в сторону гобелен с лебедями, купец позвал за собой гостя. Пока Сбыслав вставал с софы, Ильич чиркнул зажигалкой, запалив три свечи на подсвечнике. В чулане находился макет, приблизительно показывающий устье Ижоры. Поверхность была ровная, без холмов и впадин, как буд то птица, пролетающая по небу, запечатлела увиденное. На левобережье, у края реки, закрашенной голубой акварелью стоял домик убитого ижорского кузнеца.
– Вот здесь, через двенадцать дней, Ульф Фаси собирается поставить острог, подмять под себя всю окрестную землю и перекрыть нам торговлю. Теперь понимаешь, почему без дружины Александра нам не совладать? – Пахом указал указкой на место предполагаемого строительства.
– А как же казна? – Спросил Сбыслав. В голосе проявились нотки недовольства.
– Серебро он повезёт с собой, людям надо чем-то платить. Пока он не обосновался, надо его отсюда выбить. Иначе, всем туго придётся.
– Откуда ты всё знаешь? И место, где острог ставить будут и дату точную. Ты ж не воевода, а вон, штуку, какую имеешь, никакая карта с этим не сравнится. – Якунович перекрестился, заподозрив близкое колдовство.
– Знаю, ибо серебра на послухов не жалею и Софийскому храму через Рафаила подношения регулярно передаю. – Ильич расстегнул китель, достал золотой крест на цепочке, поцеловал его и три раза перекрестился.
– А тут, что за флажок? – Боярин аккуратно показал пальцем на правый берег макета, где был, воткнут красный вымпел.
– Тут я со своими людьми ожидать свеев буду. Часть сюда попрёт, жрать захочет, обязательно попрёт.
– Так они на ладьях придут, неужто еды с собой не возьмут? – Сбыслав улыбнулся.
– Ты когда понял, что история с озимой рожью пустой звук? – Ильич хитровато посмотрел на боярина.
– Да на днях, сопоставил цены на хлеб, ажиотаж, который возник, вот и понял, что не сходится. Ладно, чего врать то. Аниська сказала, что за казной свейской ты собираешься.
– Хм…, тот, кто про хлеб узнал, давно уже из Новгорода уплыл, да кому надо доложил. Так что свеи ни сном, ни духом. Ты вот что скажи, ждать тебя в устье Ижоры пятнадцатого числа, али нет? – Пахом Ильич открыл дверь чулана и стал задувать свечи.
– Буду! И не один, Гаврила Алексич и Меша с ушкуйниками своими придёт. Я с их слов говорю. Да только не в казне дело, добыча, конечно, не помешает, биться мы всё равно не за неё будем. Сам понимаешь не хуже меня, дай Бог, одолеем свея. – Сбыслав Якунович выйдя из чулана, подошёл к столу. Взглянул на кивающего Пахома, перевёл взгляд на вентилятор и уселся на софу.
К обеду, Пахом Ильич и боярин стали друзьями – не разлей вода. Вспомнилось, как отцы их, грабили Сигтуну, чуть ли не ворота в Софию привезли. Вот только на какой ладье они, ворота эти везлись – подзабыли. После третьей бутыли, Ильич стал рассказывать про неведомые страны, которые лежат по ту сторону окияна, и если б был бы огромный корабль, то он, непременно бы посетил их и привёз в Новгород живого индейца, а то и двух. Сбыслав мечтал поймать в полон Орденского рыцаря, желательно покрупнее, дабы впрячь схизматика в сани и гнать его на Загородский конец, катаясь вокруг кремля. Вечером, за Якуновичем приехали слуги, в бессознательном состоянии погрузили упившегося вусмерть на телегу, упав в ноги Пахому Ильичу, мол, дома у боярина переживают не на шутку, после чего уехали со своим хозяином. Купец немного расстроился, выпил ещё, поискал глазами собутыльника, позвал его, а когда понял, что остался один, принял решение идти вызволять Сбыслыва из домашнего плена. И если бы не Марфа, то, наверное, пошёл бы. Жена повисла на купце, не давая тому ступить и шагу. Так и уснул Пахом Ильич, стоя на ногах, не дойдя до ворот восьми шагов.
Через пять дней, ладья Бренко бороздила воды Невы, охраняя устье Ижоры. Команда была полураздета, жара стояла неимоверная, ветерок, который был с утра – выдохся, и от вынужденного безделья я закинул удочку, пытаясь наловить на обед рыбы.
– И дёрнул меня чёрт в это патрулирование, ведь звал же Пахом остаться с ним, как чувствовал, купец, что под навесом палатки жару пересидеть легче. – Размышлял я, всматриваясь в неподвижный поплавок. – Рыбе, наверное, то же жарко, на дно ушла.
– Лексей, две шнеки, прямо на нас идут. – Прокричал вперёдсмотрящий, наблюдая за рекой в подзорную трубу.
– Твою …ать, рыбы половить не дают. – Выругался, сматывая катушку спиннинга.
Один из ушкуйников, по прозвищу Филин, за свои округлые глаза, приставив ладонь к бровям, наподобие козырька стал всматриваться в пару тёмных точек, перевёл взгляд к себе под ноги, после чего ещё раз посмотрел вдаль и выдал то, от чего на корабле начался переполох.
– Это не купцы, осадка низкая.
– На, посмотри в это. – Сказал ушкуйнику, протягивая тому бинокль.
– Ух ты, змея даже на носу не сняли, они оружаются! Это свеи! – Филин протянул мне назад оптику, видимо, с его дальнозоркостью он не нуждался в ней.
– Первым тройкам брони вздеть, остальные помогают. – Подал команду Бренко.
Экипаж был разбит на двадцать троек. Если на суше легче оперировать десятками, то судовые работы удобнее вести тройками. Так же поступают и в бою, когда тот идёт на водной глади. Мне, как морскому офицеру, было интересно узнать, что при волнении более трёх баллов, ни о каком морском сражении речи быть не может. Только крайняя необходимость может толкнуть людей на бой, когда малотоннажное судёнышко ходит ходуном, и устоять на палубе очень сложно. Но мы были не на море, даже не на озере – это была река, и боя было не избежать. В принципе, мы и сами были не против, барражируя по Неве, в поисках подходящего трофея.
В боевом расписании моё место было на носу судна, где стояло сопло огнемёта, накрытое брезентом. По виду, мы были крупным торговым кораблём с минимальной охраной и богатым товаром. Только плаката не хватало, с нарисованной толстой уткой, говорящим о том, что мяса и пуха много, а защититься не может. Вот и летели к нам хищные ястребы, используя силу всех своих вёсел, забывая о том, что даже утка, будучи Русской – может заклевать до смерти.
Непродолжительный шторм разбросал караван свеев. Две боевые лодки оказались ближе всех к месту конечной высадке, и вот она – удача. Новгородский торгаш, при полном штиле торчащий на середине реки.
– Мы ещё не дошли до места, а добыча сама идёт к нам в руки. – Капитан свейского корабля оскалился. Добычу, взятую на воде, не придётся делить с ярлом. Если всё пройдёт удачно, можно даже слинять по-тихому, водная гладь всё спишет. – В живых не оставлять никого! Нам не нужны свидетели!
Свеи опомнились, когда на новгородской ладье, словно по взмаху волшебной палочки приподнялись деревянные щиты и два арбалетных болта отбросили кормчего первой лодки на палубу. Купец стал разворачиваться и теперь сам шёл на абордаж. За сто шагов до полного сближения вёсла новгородцев втянулись вовнутрь. Через пару мгновений, струя пламени вылетела с ладьи и залила жаром огня столпившихся на носу воинов. Ещё, через несколько секунд, огонь прошёлся по остальным. Повезло только тем, кто был на корме. До них, дыхание Фафнира не добралось. Ни о каком нападении речи уже не велось, свеи объятые пламенем прыгали за борт, пытаясь в воде найти спасение. Дико заржала лошадь, огонь опалил бедное животное и теперь кобыла, позабыв о спутанных ногах, стала подпрыгивать, внося ещё большую панику. Щедро просмоленное судно вспыхнуло, живые позавидовали мёртвым. Десятки стрел вонзились в тела обезумевших воинов, боевой ладье оставалось жить несколько минут. Настала очередь второго ястреба.
Два ушкуйника прикрывали меня ростовыми щитами с боков. Спереди, меня защищал лист из двухмиллиметровой стали, как на станковом пулемёте 'Максим'.
– Что? Не по нраву? Приходите под Полтаву, там ещё дадут! – Кричал я горящим шведам.
В нас полетело несколько стрел, целились в меня, как наибольшую угрозу. Один из смертоносных подарков попал в каску, другой угодил в щит. Вторая лодка, которая обходила нас с правого борта, пытаясь зажать в клещи, застопорила ход. Видя постигшую участь собрата, свеи попытались сначала развернуться, но затем, видимо решив, что лучше принять смерть в бою, чем быть сожженным заживо, четыре весла с каждого борта вновь ударили по воде. В нашу сторону полетело несколько крючьев на верёвках. Два из них зацепились за борт. По правилам абордажа, нос боевой ладьи должен протаранить борт неприятеля по касательной, сбить защитников на палубу, после чего начинается резня.