– Ты повесь кошель на пояс, таким образом, чтоб виден был. Утром сходишь в лавку, к бронникам. Попросишь, чтоб нашили кожу на кольчужные перчатки, а пока делать будут, покрутись там, кошелёк засвети.
– А если подойдёт кто? – Спросил Митяй. – Да интересоваться про кошель будет?
– Думаю, вопрос у них будет один …, на кой ляд мы ездили к князю в Городище. Если что, ты краем уха слышал, мол, в поход к Ореховому острову собираемся.
– Добро Пахом Ильич. Если будут спрашивать, то так и отвечу. Если не про это – то промолчу.
Митяй вышел из кабинета, унося с собой кольчужные перчатки, а Ильич со свечой в руке отправился в опочевальню. День выдался на редкость сложным.
Пятница самый шумный день в Новгороде – день большого торга. Городские ворота открываются на час раньше положенного, впуская санные поезда окрестных смердов и не успевших въехать в четверг купцов из других городов. На рынке, в это время не протолкнуться. Зазывалы расхваливают товар, хватают за руки, стараются подвести именно к своему лотку. Людской гам и ржание лошадей сливались в один клубок звуков, столь приятный новгородскому тысяцкому. Чем больше людей на торгу – тем заметнее поступления в казну. Но в эту пятницу тысяцкий предпочёл уединённое и тихое место на Софийской стороне*. Боярин Строган Наездинич попросил о встрече в одном из своих теремов на Неревском конце.
(Новгород делился на две половины: Торговую, названную так по размещении здесь общегородского торга и иноземных торговых дворов, включавшую в себя Славенский и Плотницкий концы и Софийскую, где располагался кафедральный Софийский собор и двор новгородского владыки. На Софийской стороне находились – Неревский, Загородский и Людин (Гончарский) концы).*
Отказать одному из самых влиятельных политиков города тысяцкий не мог. Должность выборная и приходится поддерживать хорошие отношения со всеми, кто держит руку на пульсе управления городом.
– Тпрру! Стой, Савраска. – Возничий потянул возжи на себя. Санки проехали ещё полметра и встали у распахнутых заранее ворот.
– Лука, постой тут, скоро обратно поедем. – Тысяцкий отдал распоряжение, вылез из санок и зашагал по утоптанному снегу внутрь двора, где его ожидал Строган.
Разговор был недолгим. Хлебный олигарх напомнил про щекотливые моменты, когда избирали тысяцкого, мимоходом поинтересовался: давно ли не было пожара в шикарных хоромах чиновника, здорова ли семья, и как поживает внебрачный ребёнок, свезённый два года назад на воспитание в Перынь.
– Пахом Ильич, что б горететь ему синим пламенем, собирается кликать ополчение. Островок свой Ореховый защищать. Так вот, надо сделать так, чтобы ни один новгородец в ополченцы не пошёл.
– Как же так? Всё, что на Неве – Новгороду принадлежит. Сиречь, моя прямая обязанность подсоблять в защите. Не поймут меня. – Тысяцкий чувствовал себя неловко, хотелось поскорее покинуть место встречи, забыть Строгана, и вообще, предаться своему любимому занятию – пересчёту личной казны.
– Захочешь остаться на тёплом месте, видеть детей и близких живыми и здоровыми – сделаешь, как сказано. А не то …. Хрясь! – Наездинич не успел договорить, как тысяцкий схватил его за бороду и ударил головой в нос боярину.
– Паскуда! Тоько тронь моих деток.
Пнуть упавшего Строгана ногой не дали холопы боярина. Тысяцкого скрутили и бросили на снег. Лука упал рядышком, пытаясь помочь своему господину.
– А не то, на совете узнают, как ты мыто с готландских торговых гостей к себе в скотницу положил. – Строган утёр разбитый нос снегом, сплюнул кровавой слюной и пошёл к заднему двору, где его ожидали сани. Не оборачиваясь к своим прихвостням, тихо вымолвил. – Отпустите его.
Слёзы потекли по щекам тысяцкого. Противопоставить Наездиничу было нечего. И если поход на сторону ещё можно было объяснить жене, то скрадывание налогов грозили смертной казнью. В лучшем случае, скинут с моста в Волхов.
– Поднимайся, Вратислав. – Лука приподнял тысяцкого, стряхивая с него налипший снег. – Домой?
– Нет. К посаднику.
По дороге, тысяцкий стал лихородочно перебирать в свой памяти тот случай, когда Спиридон привёл к нему Грота. Торговая пошлина, которую должны были уплатить иноземцы, была внушительна, порядка ста семидесяти гривен. Пятьдесят из них, Вратислав забрал себе, тридцать осели у посадника, десяток перепал Нисиму. В городскую казну не легло ни куны. Свей, тогда попросил у него пергамент с печатью, якобы для отчётности. Если этот документ всплывёт, тогда не отбрехаться.
Посадник принял своего друга незамедлительно. Оказывается, Строган был у него за час до встречи с тысяцким и тоже советовал игнорировать призыв Пахома Ильича о сборе ополчения.
– Наездинич не сможет предъявить нам ничего. Только подпортить репутацию. Все и так знают, что должность хлебная, так что, не переживай. А вот Грота придётся удавить. Хотел я его использовать, но видимо не судьба. – Михалко Степанович позвонил в колокольчик, вызывая к себе Симеона.
Секретарь вошёл, коротким кивком поприветствовал чиновников и замер, ожидая распоряжений.
– Мы сейчас к братцу моему двоюродному, Домашу Твердиславовичу поедем. Бояре, что на совет прибудут, пусть обождут.
– Не надо никуда ехать. Домаш уже тут, в горнице ожидает.
– Вот как? Зови его, Симеон. – Удивлённо ответил посадник.
Твердиславович заведовал порубом, и фактически был министром внутренних дел при правительстве Новгорода. Работы в городе было много, и своими визитами брат редко докучал родственнику. Особенно сейчас, когда столица была наводнена лихими людишками всех мастей, стекавшихся в богатейший город Руси как муравьи на мёд. Приезд силовика был обусловлен чрезвычайным происшествием. Утром, было совершено нападение на городскую тюрьму. Бежало два десятка воров и убийц, среди которых оказался и Грот. Нападавшие действовали дерзко и изобретательно. Переоделись в женские наряды, тати, под предлогом навестить родственников, дабы побаловать гостинцами, проникли в острог, перебили сонную охрану и выпустили душегубов на свободу.
– С десяток уже спаймали, троих порешили на месте, а остальные …, как в воду канули. – Поведал Домаш чиновникам.
– Твою …ать! Твердиславович, я же просил присматривать за Гротом. – Михалко сопоставил утренние события и пришёл к выводу, что за ними стоит Строган.
– Кем присматривать? В сторожах одни деды да калеки. Я сколько раз просил людей мне выделить?
– Просил, не просил – это не важно. Отыщи Грота, живым или мёртвым. Перерой весь город. Он иноземец, укрыться ему негде. Пошли людей на Готландское подворье. Объясни старшине торговых гостей, что за голову сбежавшего свея назначена награда в десять гривен.
После ухода Домаша, тысяцкий и посадник остались одни. Вскоре стали съезжаться на сходку новгородские бояре. Начало совещания оттягивали насколько могли, ссылаясь на отсутствие кворума, а когда в зале заседания не осталось свободных мест, то за созыв ополчения не проголосовали.
Пахом Ильич предвидел подобный результат. Споры в боярской думе ещё не утихли, а возле лавки Ильича уже был выставлен стол, за которым восседал Ефрем. За спиной бывшего приказчика, а теперь полноправного купца, был укреплён плакат с нарисованным новгородцем в кольчуге и шишаке, указывающим пальцем на проходящих мимо горожан.
– Не толпись! Всех примем! Парамоша …, ты-то куда прёшь? Шестой десяток разменял, а всё туда же. – Ефрем только успевал вносить имена в реестр.
– Кормить будут? – Раздавались голоса возле стола. – Говорят, что ещё куны за поход заплатят.
Ильич распорядился набрать не менее сотни. Самые отличившиеся, способные к дальнейшему несению службы будут отправлены в Орешек. А остальным …, как повезёт. Военный набег – это не прогулка в лес за грибами. Немец, хоть и побитый, достаточно серьёзный противник. Слух, что супостат осадил крепость на острове распространилась по Новгороду ещё вчера, но то, что истинная цель похода лежит в Копорье, знали всего лишь несколько человек.
В понедельник, сборный отряд четырёх бояр выдвинулся из города. Двигаясь по Волхову, минуя деревню Антоново, ополченцы остановились. Двести двадцать человек выстроились на льду, ожидая дальнейшего приказа. Новгородское воинство ничем не отличалось от огромного купеческого каравана. На каждый десяток были одни сани, запряжённые лошадкой, на коих было сложено воинское обмундирование и продукты. Пяток конных в арьергарде и по два разведчика по берегам замёрзшей реки.
– Новгородцы! Враг под крепостью Орешек разбит. Немцев побито без числа, и сейчас они драпают в Копорье. Князь Александр повёл свою рать ещё вчера. Мы идём на Тесово*. – Пахом Ильич гарцевал на лошади перед ополченцами, произнося речь в рупор.
( В 1256 г. Александр Ярославович повторил хитрость Пахома Ильича, отправляясь в поход на свеев).*
( В 1256 г. Александр Ярославович повторил хитрость Пахома Ильича, отправляясь в поход на свеев).*
Остановка не была случайной. Из ворот города новгородское воинство выходило практически безоружным. Кое у кого копьецо, в лучшем случае топор со щитом. Послухи неприятеля могли видеть лишь толпу горожан, спешащих на убой. С этим известием и убыл Грот, везя зашитым в шубу письмом к фон Виде. Однако хитроумный свей решил сыграть в свою игру. Добравшись до первого разъезда орденцев в Тесово, он сообщил о вышедшем из города ополчении мужичков.
– На троих человек всего один топор. Продовольствие везут.
Заночевав в городке, Грот поскакал в Копорье, в надежде уже там передать кому-нибудь грамоту для Хайнрика, а оттуда рвануть подальше из негостеприимной Руси. Семь месяцев, проведённых в порубе, хватило свею с головой.
В Антоново был создан склад с амуницией. Евстафий каждый месяц отправлял трое санок с оружием и бронями и к середине зимы Ильич мог вооружить не менее пяти сотен. После речи, произнесённой перед новгородцами, ополченцы получили в своё распоряжение воинские припасы и, пройдя три версты по льду Волхова, повернули на запад. Мало кто обратил внимание, как к отряду присоединились два всадника.
Теперь в возке ехало пятеро. Новгородские бояре выслушивали присоединившегося к походу Лексея, раскрыв рты. Один только Пахом ухмылялся. Как действует огнемет, он видел сам и уже представлял удивлённые лица друзей, когда это оружие будет применено при захвате острога в Тесово.
Деревянный форт представлял собой трапецию из четырёх срубов в два этажа, соединённых частоколом заострённых двухметровых брёвен и воротами, обращёнными к дороге. Укрепление было возведено на холме, ещё до прихода немцев. Орденцы попытались вырыть ров и сделать подъёмный мостик, но работы были только в начальной стадии. Траншею в двадцать шагов длиной и три шириной перед воротами успели оформить, а остальное – нет. Зимой особо не покопаешь.
Гарнизон в два десятка кнехтов и пятнадцати эстов под командованием рыцаря Йохана заперлись внутри, поглядывая на приближающихся парламентёров. Прихода русского войска никто не ожидал. За день до этого, шпион из Новгорода поведал об ополченцах, но из его рассказа, двигаться они должны были совсем в другом направлении, да и, судя по вооружению, это были явно не они.
– Может, мимо пройдут? – Предположил рыцарь. Но желанию Йохана не суждено было сбыться. Руссы выслали парламентёра.
– Острог сдать! Оружие оставить! С собой можно взять одни сани и убирайтесь прочь. Времени на раздумья до полудня. – Снорька воткнул шест с белым флагом в снег у края рва напротив ворот.
– А если нет? – Раздался голос в ответ.
– Воеводу повесим, остальных продадим.
– Убирайтесь прочь. – Закричал Йохан.
– Дело хозяйское. Время пошло. – Снорри развернул коня и поскакал к новгородцам.
Через час, из русского лагеря выехали странные сани. Лошадка, укрытая попоной везла маленький домик, выкрашенный белой краской. Не доезжая ста аршин до ворот, возок развернулся и остановился. Конь стал пятиться назад, подталкивая санки к укреплению. В этот момент, к домику подбежало десять новгородцев с арбалетами, прикрываясь большими щитами. Остальные ополченцы расположились позади, вне досягаемости стрел.
– Русские думают протаранить этим ворота, не засыпав ров? – Сам себя, удивлённо спросил Йохан.
За пятнадцать шагов до рва возок остановился. Теперь обороняющиеся могли рассмотреть, что за чудо новгородцы подогнали к острогу. На санках, под наклоном был установлен щит с овальной прорезью, из которой торчала труба с наконечником. С боков и сверху конструкция была закрыта гладкими листами похожими на медь, словно черепаха панцирем. Использование другого металла, Йохан не мог представить. Железную конструкцию конь бы не потянул.
– Альберт, твой арбалет самый мощный. Пусти болт, может в домике кто-то сидит. Кнехт высунул оружие в бойницу, прицелился и нажал на скобу спуска.
– Бамц! – Болт стукнул по алюминиевой броне и разлетелся на щепки в разные стороны.
В этот момент из трубы вылетело пламя. Никто и не думал уничтожать ворота. Огонь ворвался в открытые бойницы струга. Раздался вопль горящих людей и вскоре из всех щелей подожженного здания пополз смрадный чёрный дым. Потушить горящий напалм очень сложно, а когда пожар возникает в замкнутом пространстве, то это практически невозможно даже современными средствами.
Снорька обманул. Воеводу не повесили, его сожгли. Оставшиеся без командира орденцы сдались на милость победителей. Лучше оказаться в плену, чем сгореть заживо как Йохан и Альберт.
Жители Тесово наблюдали за штурмом немного в стороне от острога. Никто не помогал освободителям, но и не мешали. Всё ценное давно зарыто, а то, что на виду – не жалко.
– Красные придут – грабят, белые придут – грабят. Куда крестьянину податься? – Приблизительно так размышляли тесовцы.
Сын Михайлы Сытинича Василий, в этот день свой поход закончил. Прихватив мешок с берестяными письмами из Орешка, собрав трофеи и построив связанных пленных, пятеро новгородцев во главе с юным боярином отправились домой, радовать первой победой горожан. Наказ Любушки был выполнен и застрельщики похода с лёгким сердцем двинулись в сторону Копорья, на соединение с основными силами Александра. Ополченцы толком и не поняли, для чего они были нужны, но подобное им понравилось.
Сани с огнемётом вновь накрыли брезентом, с лошадки сняли защитные доспехи и теперь, грозное оружие ничем не отличалось от возков шустро двигающейся колонны. Отряд направлялся к Суйде. Первыми санками управлял Парамон. Рядом с ним сидел четырнадцатилетний внук, читая бересту от своего отца, нацарапанную в далёкой крепости.
– Батюшка, матушка, поклон вам до земли. Живой и здоровый, а Лёнька соседский – изранен. Добычи взял на две коровы и дюжину гусей. Кормят от пуза. – Внучок посмотрел на деда, мол, может уже хватит перечитывать?
– Понятно, какой сын у меня? – Парамон гордо посмотрел на шагающих рядом новгородцев своего десятка.
Ополченцы кивнули головами, подсчитывая в уме, сколько добычи выпадет на их долю, если дела пойдут и дальше в таком же духе.
– Ото ж. Меня во всём слушайтесь. Немца как борова ошмалили. И дальше так будет. – Дедок расправил плечи и подстегнул лошадку, решившую сбавить ход.
– Пёс наш Полкан немца осрамил, и теперь всеми любим. – Продолжал читать мальчик, аккуратно свёртывая бересту с прочитанным текстом.
– А я и не сомневался. Кто его ещё щенком выхаживал? Правильно, Парамон. Полкаша и на охоте хорош, да добро постеречь может. – Дед принялся размышлять вслух о своем уникальном таланте кинолога. Вспомнил про всех собак в Новгороде, и в итоге выходило, что бояре стояли в очереди, дабы заполучить щенка из его рук.
Так, слово за слово, а новгородская рать отмахала за день тридцать вёрст. Ильич изредка высовывался из возка, крутил в руках компас, карандашиком отмечал на карте местоположение и снова прятался в уютное купе. Поход был расписан по часам. И основная цель вояжа была отнюдь не разрушение недостроенного замка немцев, с этим Александр управится и сам. Войной управляет экономика. Между озером Хабаловым и речкой Копоркой располагались места богатые болотной рудой. Местное население даже подать платило крицами. Туда-то и стремился Пахом Ильич. Когда план операции обсуждался с Яковом, было договорено, что часть прибыли от торговли железом пойдёт в скотницу князя, и деньги были не малые. Почти шесть десятков домниц работали в той области. Это только тех, о которых было известно, а с неучтёнными, количество можно было удваивать. Ильич планировал установить госзакупку на местном уровне и контролировать с друзьями железный рынок Новгорода. Это был важнейший шаг в борьбе со Строганом, который как паук создал торговую сеть в княжестве и хлебные дела были лишь верхушкой айсберга.
В это время рыцарь с оруженосцем, минуя замёрзшую речку Мшегу, подбирались к Пскову. За двумя всадниками, понуро брела лошадка гнедой масти, волоча неподъёмные сани. Оруженосец вдруг отсёк изящной сабелькой еловую ветку и несколько раз треснул импровизированным веником своего господина по спине, якобы сметая снег с плаща.
– Нюра, прекрати. Неудобно …, возничий смотрит. – Запротестовал Гюнтер.
– А пусть смотрит. – Оруженосец подстегнул своего коня и вырвался на три корпуса вперёд, игриво махая веткой. – Гюнтик! Догоняй.
Деваться было некуда, кавалер принял условия игры и дважды ударил пятками в бока коня, пуская его в намет, преодолев разделявшее расстояние до любимой в считанные секунды.
– Ой! И в кого ты такой резвый? – Нюра увернулась от объятий и вновь треснула еловой лапой Гюнтера.
– Так не честно! Зимой не растут цветы, мне нечем ответить.