Мол, что-то не то происходит с вагонами. По документам в ремонт должны отправиться 50 вагонов. А на самом деле уходит 45. Остальные загружаются лесом и куда-то отправляются. Информация была принята к сведению. Уже в ближайшую ночь на складе была устроена засада. Первая же нелегальная отгрузка была обнаружена. Всех, кто оказался на месте, задержали. Начались допросы. В итоге следователям удалось размотать ниточку вплоть до замначальника колонии. Но тот умер в СИЗО. И дальше расследование вверх не пошло.
Зато Сергей оказался одним из основных фигурантов. Ему было предъявлено обвинение в хищении имущества в особо крупных размерах. Всего речь шла о 12 вагонах и доказанном ущербе для государства в 112 000 рублей. Он, конечно, утверждал, что всего лишь оформлял бумажки с колхозами. А бригады, как ему говорили, были настоящие. Что про реальный источник поставок леса он не знал. И про то, что паспорта, с которыми он приезжал в колхозы, были фальшивыми, тоже был не в курсе. Но все это суд во внимание не принял. Приговор – 13 лет колонии. Освободился он досрочно – в 1993 году, по письму из Верховного суда.
Было принято решение пересмотреть его приговор в связи с изменением законодательства. Приехав в Москву, бывший зэк увидел совсем другую жизнь. Другими были и страна, и люди вокруг.
3
Про свои 12 лет, проведенные на зоне, Сергей вспоминает без особого воодушевления. Впрочем, и душераздирающих историй тоже не рассказывает. «Тяжело. Прежде всего морально. Живешь как в свинарнике. В помещении 15 человек. Все курят махорку, хоть топор вешай. К вечеру голова раскалывается. Тут же плюют, блюют прямо на пол», – говорит он. Кто были его соседи? В основном осужденные за мелкие хищения и бытовуху. Кто-то украл у соседки в деревне мешок сухарей. Дали пару лет. Кто-то по-пьяни порезал собутыльника – дали «пятерку». О чем можно говорить с людьми, на полном серьезе пересказывающими историю о мужике, который надрессировал мышку, чтобы она ему золотые монетки приносила? Тупеешь просто», – говорит Сергей.
Авторитеты на зоне были, по его словам, сплошь «черные», с Кавказа. К нему самому особо не придирались – одна из его статей была «по золоту», а это могло оказаться полезным потом, на свободе. С ним пытались завести деловые отношения. Но он на вторую «ходку» зарекся участвовать в «операциях». Хотя, конечно, не обошлось и без конфликтов. Сергею запомнилась стычка с одним полублатным. Тот пытался самоутвердиться за счет посаженного барыги. Дело, впрочем, обошлось легкой потасовкой.
Когда идет колонна зэков, то в передних шеренгах – самые «уважаемые». Они видят, где впереди лужа или грязь, могут их обойти или переступить. Те, кто идет сзади, вынуждены месить грязь. Сергей, по его словам, ходил в первой шеренге.
...Навыки жизни на зоне пригодились, когда Сергей освободился. Квартиры уже не было – жена ее продала и выехала в Израиль. С одной лишь справкой, выданной при освобождении, он был в Москве никому не нужен.
Ютиться приходилось на квартире у старого приятеля. Потом все-таки удалось в ЖЭКе выбить комнатку в коммуналке. На $300, взятых в долг, купил подержанную «девятку», начал таксовать. У «Лужников», на прикормленном месте, куда чужих «бомбил» не пускали, ввязался в стычку с местными. Сломал монтировкой руку одному из братков, которые запрещали брать пассажиров. Боялся, что в ментовке прицепятся к двум прошлым судимостям, и история добром не кончится. Но пронесло.
Заработал денег. Начал снимать квартиру. Потом через знакомых устроился на работу в контору, которая торговала аккумуляторами. Там быстро дорос до начальника отдела продаж. Какое-то время посидел там, а потом подался на вольные хлеба. Торгует все теми же аккумуляторами. Завозит, растаможивает, распихивает по региональными дилерам. Сейчас оборот его компании – около $10 млн в год. Человек пятнадцать сотрудников. Офис – в сером здании старого института рядом со МКАД.
Когда я зашел в кабинет, Сергей сидел за компьютером, что-то высчитывал, изучая котировки акций на сайте ММВБ. Дело было, напомню, в феврале 2009 года. Тогда многие, кто купил акции «на дне», сразу после драматического падения рынков в августе-сентябре 2008 года, смогли неплохо заработать.
Особенно те, кто купил бумаги «Сбербанка». Акции «Сбера» показали из «голубых фишек» самую энергичную динамику восстановительного роста. Сергей, когда я к нему зашел, был в хорошем настроении. Разве что не насвистывал на радостях. Заработал на «Сбербанке» с Нового года около $50 000, – доложил он спустя полчаса, когда разговорились. Для него «бизнес» – это по-прежнему, как и в 70-е, казино, риск, ощущение, что можешь выиграть там, где выиграть не можешь по определению.
А вот когда речь заходит об аккумуляторах, Сергей заметно скучнеет. Послушать его, дела шли кисло. Строительные компании еще год назад, до кризиса, – основной покупатель, – теперь «сдулись». У прочих дела тоже шли вяло. Пока мы говорили, Сергею пару раз позвонили из Екатеринбурга. Один раз кто-то из его сотрудников, а другой – похоже, следователь. Я спросил, в чем дело? Выяснилось, что исчез один из дилеров. Теперь ищут либо деньги, либо отданный ему на реализацию товар. Уже поговорили с женой, с матерью. Те вроде как не знают, куда человек делся. Я спросил: а кто говорил-то, братки местные? Сергей криво усмехнулся. Ответил, что с бандитами дела старался ни в 90-е, ни сейчас не иметь. Работает с ментами. Так выходит надежней.
4
Ну вот и вся история. Мог ли Сергей стать действительно богатым и влиятельным человеком в новой России? Трезво глядя на вещи – вряд ли.
Конец 80-х он провел в колонии. Освободился в 93-м. Пока он сидел на зоне, в бурлящем котле советского общества формировался слой «новых» предпринимателей. Тех, кто в 90-е фантастически обогатится. Кто они были? По большей части активные «игроки» системы. Например, бывшие комсомольцы, у которых были связи и доступ к информации. Это они организовывали первые «научно-технические центры» и прочие хозрасчетные «нашлепки» при крупных предприятиях, которые быстро превращались в каналы по обналичиванию и выводу с госпредприятий гигантских по тем временам средств. Эти деньги вкладывались в импорт компьютеров, одежды, продовольствия. На них были сколочены первые постсоветские состояния.
Те же люди через цепочки знакомств сумели внедриться во власть. Получить доступ к информации и механизмам принятия решений. А чуть позже – реальную возможность отхватить в ходе приватизации свой «кусок пирога». Блестящий пример тому – Михаил Ходорковский. Это сегодня он главный политический «сиделец» страны. А в 90-х – циничный «комсомолец», пройдоха, не стесняющийся в средствах делец. Можно ли представить на его месте человека с двумя судимостями за плечами, маргинала, только что вернувшегося из лагеря? Как редкое исключение из правил, наверное, да. Однако конвертация бывших экономических зэков в успешных приватизаторов массовым явлением не стала. Не получилось и у Сергея.
Это с одной стороны. А с другой – советские предприниматели были очень специфическими предпринимателями. Для того чтобы заработать, надо было украсть, ну или «достать». Неважно – торговля, производство товаров, услуги для населения, – легальных путей не существовало. Сырье, комплектующие, помещение, энергия, рабочая сила – ничего этого купить было невозможно. Соответственно предпринимательская активность советских граждан направлялась на то, чтобы это «достать». А затем столь же нелегальным образом продать.
...Естественно, даже учитывая всепроникающую коррупцию, такого рода схемы могли существовать лишь в относительно небольших масштабах. Кроме того, они не подлежали тиражированию. «Советский» предприниматель, в отличие от своих западных коллег, действовавших в условиях прозрачных, открытых рынков с понятными правилами игры, не мог отладить бизнес-процесс и потом лишь заниматься их масштабированием. Нет, он должен был действовать «вручную», буквально все делать сам. Ведь вероятность провала росла пропорционально количеству задействованных в сделках людей.
И какой вывод? Да очень простой – эти люди не были готовы к тому, как обернутся дела после развала государства, десятилетиями до этого преследовавшего их. Что надо будет действовать в условиях достаточно жесткой конкуренции. Решать вопросы не за взятку, а все-таки, в большинстве случаев, предлагая рынку более качественный продукт. Они, как ни крути, были частью системы. Пусть и полу-, а то и вовсе нелегальной, но частью системы, существовавшей в СССР. И с крахом советской системы для многих из них исчезла и возможность делать «бизнес». Приведу пример.
И какой вывод? Да очень простой – эти люди не были готовы к тому, как обернутся дела после развала государства, десятилетиями до этого преследовавшего их. Что надо будет действовать в условиях достаточно жесткой конкуренции. Решать вопросы не за взятку, а все-таки, в большинстве случаев, предлагая рынку более качественный продукт. Они, как ни крути, были частью системы. Пусть и полу-, а то и вовсе нелегальной, но частью системы, существовавшей в СССР. И с крахом советской системы для многих из них исчезла и возможность делать «бизнес». Приведу пример.
Известен случай, говорит Леон Косалс, профессор Высшей школы экономики – человек работал шофером, возил водку с завода в «Березку». По договоренности с человеком, отпускавшим продукцию с завода, он в каждую машину брал с десяток «своих» ящиков. И все это продавалось в «Березке» за валюту и чеки. Схема начала работать в середине 80-х, и к началу перестройки у оборотистого шофера в заначке было около $1 000 000. У него было все – квартира на Проспекте Мира, машина, импортные телевизор и видеомагнитофон. Но стал ли он миллионером? Нет, говорит Косалс. Большую часть своего капитала этот человек вложил в МММ. И все потерял.
Сергей, хозяин «аккумуляторного» бизнеса, вспоминает своего знакомого, который работал проводником поезда «Москва-Берлин». Лет тридцать назад даже не требовалось объяснять, что это может означать! Сейчас это пустой звук. Как вы говорите? Проводник в поезде? Ха! Но в начале 80-х человек, регулярно бывавший за границей, пусть это была и ГДР, мог с полным на то основанием считать, что жизнь удалась. Привозя (вполне, заметим, легально!) пару-тройку добротных гэдээровских вещей (куртки, плащи, костюмы, обувь и т. п.) за раз и перепродавая их здесь, доходы можно было иметь в разы выше, чем в среднем по стране.
Именно так обстояли дела у знакомого Сергея – кооперативная квартира, дача, машина, жена не работает. Однако когда границы в начале 90-х открыли, и «челноки» получили возможность свободно провозить все то, что раньше было предметом дефицита, бизнес проводника резко сдулся.
«Люди привыкли иметь доходность в 1000 % [на операции]. Даже 100 % им казалось мало. При этом дефицит исчез. Надо было все начинать заново. Они просто растворились», – говорит Сергей о своих бывших партнерах и контрагентах еще по тому, советскому, бизнесу. Зато он поддерживает отношения со своим приятелем, который в начале 80-х промышлял фарцовкой, а потом эмигрировал в США. Про то, чтобы заняться там своим делом, он не помышляет. Более того, ни в одном официальном документе, ни на одном из собеседований ни разу не сказал, чем занимался в СССР У него стабильная, высокооплачиваемая работа – водит на дальние рейсы – между штатами – двухэтажный автобус. Зарплата – около $50 000 в год. На жизнь хватает. Скоро на пенсию. И никакого бизнеса.
5
Но вернемся к судьбам советских предпринимателей. Как только их бизнес вырастал, его закрывали. Либо надо было каким-то образом встраиваться в систему, конвертировать свои деньги в продвижение по партийной или хозяйственной части. Это мало кому удавалось. В подавляющем большинстве случаев наградой за деловые успехи была тюрьма, а то и расстрел.
Николай Коварский, питерский бизнесмен, заставший еще последних советских воротил, говорит о еще одной причине, по которой предприниматели из СССР не оказались на первых ролях в экономике «новой» России. По его мнению, андроповские репрессии все же изрядно обескровили подпольную советскую экономику. Многие действительно знаковые деятели попали под «тяжелые» статьи и отправились в лагеря. С другой стороны, с 70-х годов из СССР стало возможно выехать по линии «еврейской» эмиграции. Кое-кто в условиях закручивания гаек в 1982–1984 годах этим воспользовался. И уж совсем массовым, по словам Коварского, был отъезд в конце 80-х, когда границы фактически открылись.
...Люди, десятилетиями жившие под страхом внезапного ареста, благосостояние которых висело на невероятно тонкой ниточке подношений коррумпированным чиновниками и силовикам, практически не колебались, принимая решение уехать или остаться. Особенно те, кто сумел скопить действительно приличные состояния и хранил их в золоте и прочих «вечных ценностях». «Я помню все эти разговоры. Все люди, кто зарабатывал деньги, все были настроены сугубо уезжальчески. Сколько у меня было знакомых из числа «старших товарищей», уехали практически все», – говорит Коварский. В горбачевскую перестройку они, естественно, не поверили. И как только возникла такая возможность – выехали.
Возможно, Коварский утрирует, но, по его словам, в начале – середине 80-х годов в советской «второй» экономике сформировался «бедный кислородом слой». Произошел «разрыв поколений» – как в результате «посадок», так и массового выезда за границу. А тут как раз подоспели «комсомольцы», молодые ребята из первых кооперативов, знавшие все ходы-выходы. Молодая поросль затенила предшественников. Тем более что «старые кадры» действительно привыкли делать дела по-другому, чем это стало принято в начале бурных 90-х.
Ведь кроме «комсомольцев», появились и другие знаковые персонажи 90-х. Взять хотя бы проблему рэкета и бандитских «крыш», ставшую одной из наиболее характерных примет времен становления современной российской частной экономики. Конечно, советские предприниматели сталкивались с организованной преступностью. Налетчики вычисляли квартиры богатых спекулянтов и цеховиков, грабили их, похищали за выкуп родственников.
Этим, например, промышлял Вячеслав Иваньков, будущий Япончик. Начинал он в 60-е в знаменитой тогда банде Геннадия Корькова (Монгола), сумевшего сколотить группировку из тридцати настоящих отморозков. Часто их жертвами становились подпольные миллионеры, цеховики, фарцовщики, известные коллекционеры и работники торговли. Люди Корькова вывозили их в лес, иногда прихватывая и семьи, подвешивали жен к деревьям, пытали, заставляли рыть себе могилы. Позже Иваньков сколотил собственную банду, с которой колесил по Союзу и занимался примерно тем же. В Свердловске, например, он совершил налет на квартиру цеховика Айсора Тарланова и угрозами заставил его дочь отдать несколько килограммов драгоценностей.
Однако на суде, когда Иванькова задержали по другому делу, Тарланов отказался от каких бы то ни было претензий. Это было в порядке вещей. И жертвы, и нападавшие знали, что обращений в милицию не будет – слишком многое пришлось бы объяснять по поводу происхождения похищенных предметов или явно нетрудовых и возмутительно высоких для советского времени доходах пострадавших.
...Но существовало ли явление системного «крышевания» организованной преступностью советских теневых предпринимателей? Четкого ответа на этот вопрос нет. Кое-где, наверное, было – например, в Грузии, где мощные воровские объединения сложились еще в советский период. Существует также легенда о состоявшейся в начале 80-х годов общесоюзной воровской «сходке» то ли в Ставрополе, то ли в Одессе, на которой был установлена общепринятая норма обложения «барыг» 10-процентным (а кто-то говорит и про 20 %) сбором со всех их доходов. И якобы исходя из этой нормы и строились в дальнейшем отношения между ворами, с одной стороны, и цеховиками и прочими дельцами – с другой.
Однако Марк Шерман, например, в своих записках с зоны ни о каких ворах и их «крыше» не упоминает. В деле бакинского цеховика Рамиза Шабанова об этом также нет ни слова. Если он кому и платил «взносы» – так это местным ментам, прочим проверяющим и администрации фабрики. Что понятно – советский государственный аппарат работал без сбоев. Отдельных его представителей можно было коррумпировать, но как система, государственная репрессивная машина была эффективна вплоть до конца 80-х годов. Уж во всяком случае, никакие воры и местная приблатненная шпана и близко не стояли с райотделом милиции по ресурсам и возможностям контролировать территорию.
Новая реальность наступила в 90-е. Органы дезорганизованы, кадры разбегаются, нищенские зарплаты и катастрофическое падение престижа службы. Зато появились энергичные и жестокие парни в спортивных костюмах с претензиями на часть доходов любого понравившегося им бизнеса. Милиция против них бессильна. Защиту могут дать только такие же энергичные, но лучше – еще более свирепые, люди. Так возникают бандитские «крыши». Для цеховиков и иже с ними это была новая реальность. Далеко не все ее смогли переварить. Закономерным итогом во многих случаях стал переход контроля над бизнесом (если он выживал в новых условиях рынка) в руки представителей «крыши».