На экране появился спящий Пантелеймон, Ликтор одобрительно хмыкнул. Контроль был установлен.
Он посмотрел на часы: до прибытия переговорщика осталось совсем немного. Одним из умений Ликтора была способность рассчитывать время.
Он вроде бы ничего и не делал специально, но как-то так вышло, что и беседа свернулась вовремя, сама собой, и ликвидатор заснул очень кстати.
Впрочем, не произойди этого - в распоряжении Ликтора было достаточно средств для усыпления нежелательного свидетеля.
Через десять минут он вызвал беса-переговорщика на контакт.
Препарат, введенный не так давно, уже почти не действовал, но по-прежнему облегчал связь с потусторонним миром. В данном случае, правда, уже не имело смысла говорить о «той стороне», ибо все происходило именно здесь - в привычной реальности.
Бес-переговорщик предпочел остаться невидимым и ограничиться деликатным вторжением в сознание Ликтора. Оборотень ощутил постороннюю мысль, которая будто скреблась, испрашивая дозволения встроиться в привычный рассудок. Скреблась она робко и довольно почтительно.
Обыденное сознание сделало милость и потеснилось, освобождая место для чужеродного присутствия. Бес вошел и расположился скромно, хотя и с удобствами.
Ликтор прикрыл глаза и замер.
«Мы просим снизить квоту», - прозвучал голос.
Голос был нечеловеческий, бесстрастный и холодный. Впрочем, и эти оценки не годились - он был никакой.
Общение с бесом требовало серьезных усилий. Приходилось активно вытеснять мысли, которые могли послужить свидетельством против Ликтора. Он в совершенстве овладел этим искусством, выстраивая своего рода умственные перегородки и деля сознание на отсеки.
«Это противоречит договоренности», - ответил Ликтор.
«Мы знаем, - сказал бес. - Поэтому мы не требуем, а смиренно просим».
«Почему это вдруг? До сих пор наше сосуществование не омрачалось проблемами».
«Ты слишком силен. Архонты опасаются, что если так пойдет и дальше, ты приобретешь над нами куда большую власть, чем разумелось первоначально».
«Не следует паниковать насчет вещей, которые еще не произошли».
«Когда произойдут, будет поздно. С твоими способностями ты в силах подчинить своей воле весьма значительную часть нашего сообщества, и это не может не сказаться на качестве нашего бытия».
«У вас нет бытия. Вы существуете постольку, поскольку мы вас признаем».
«Это софистика. Так или иначе, но мы есть, и с этим приходится считаться».
«Вас легион, вам несть числа. Вы не можете потерпеть ущерба. В вашем отношении бессмысленно говорить о части сообщества, у бесконечности нет никаких частей. От нее не убудет».
«Это не так. Воздействие даже на малую толику всегда сказывается на целом, пускай оно и бесконечно. Но мы и не совсем бесконечны. Бесконечен, ты знаешь, Кто. Я не смею назвать. Мы - единый организм, подобный муравейнику. Мы склоняемся перед силой, но нам больно».
«Не скули, гад. Забыл, с кем говоришь?!»
«Я помню. Я знаю».
«Если помнишь и знаешь, то радуйся, что ваш жалкий муравейник еще цел. Если снова заявишься с претензиями, я могу его запалить».
«Твоя сила. Кто у тебя в гостях?»
«Не твоего бесовского ума дело. Серьезный человек. Вместе мы легко прищемим вам хвосты».
«Я пришел не просто так, я пришел с предложением».
«Что же ты можешь мне предложить, нежить?»
«Мы дадим тебе десять сильнейших, которых до сегодняшнего дня берегли. С ними ты горы свернешь. Остальные уйдут, не мешай им».
Умственно поморщиться - нелегкое дело, но Ликтору удалось.
«Ты глуп. Я сам возьму ваших сильнейших, без вашего содействия. Видишь, ты еще и проболтался. А за то, что вы кого-то скрывали, я теперь накажу вас. Я не только не снижаю квоту, я увеличиваю ее! В ближайшее полнолуние мои силы удвоятся, и вы познаете всю полноту моего гнева. Я раздавлю сильнейших!»
Бес съежился, Ликтор почувствовал это физически.
Ощущение было очень приятное, граничившее с экстазом. Ради таких минут он и жил, хотя и не признавался себе в этом. Власть доставляла ему животное наслаждение - власть над кем угодно, будь то бесы или люди из мяса и костей.
«Значит, на этот раз не договоримся?» - дрожащим голосом спросил бес. Для нечеловеческого голоса это была странная дрожь. Казалось, что в эфире возникли помехи. Белый шум.
«Мы и не договаривались никогда. Я выставил условия, и вы были вынуждены их принять».
«Мы будем противостоять тебе. Нам тяжко служить получеловеку. Мы не знаем твоих намерений. Мы подозреваем, что они расходятся с нашими.
Твои вервольфы для нас - загадка, их мысли нам непонятны».
«Намерений у вас тоже не может существовать, как и бытия. Ваше единственное намерение, если его можно так назвать, это служение господину».
«Это так. Но у нас уже есть Господин. За служение тебе Он подвергает нас жесточайшим пыткам».
«Передайте ему, что не за горами время, когда Он сам приползет лизать мне задницу. Я доберусь до Него».
«Весь ад восстанет против тебя!»
«И хорошо. Силы ада не одолеют меня! Ты забыл, откуда я пришел».
«Мы помним. Ты порвал со своим служением».
«Снова повторю: ты глуп. Служение мое невозможно прервать, единожды выбрав его.
Я служу Создателю независимо от того, чем занимаюсь. Твои суждения поверхностны».
«Хорошо, я понял тебя. Я передам твои слова остальным».
«Конечно, ты передашь».
Усилием мысли Павел Ликтор прикрыл умозрительную заслонку.
«Пусти меня. Дай мне выйти».
Дрожь - помехи - обозначилась явственнее.
«Не торопись. Ты должен получить свое за наглость и непослушание. Ты осмелился побеспокоить меня, явившись с несусветной чушью».
«Я ни при чем. Меня послали, я всего-навсего парламентер».
«Врешь. Ты сам говорил, что вы единое целое. Наказав тебя, я накажу всех!»
«Позволь мне уйти!»
«Не мельтеши, сволочь! Заглохни и терпи, если сможешь».
Бес дернулся, но Ликтор держал его на прочном поводке.
Со стороны могло показаться, что в горнице вообще ничего не происходит. Сидит на стуле мужик с полуприкрытыми глазами, медленно и мерно раскачивается. По виду он погружен в глубокие размышления - а может быть, просто спит сидя.
Ничто не выдавало напряжения, установившегося в сознании Ликтора, - даже тогда, когда он начал читать молитвы и креститься.
Голос исчез, сменившись пронзительным визгом.
«Жжет! Жжет!..» - голосил бес. Его вопли были похожи на скрежет железа о стекло.
Молитвы причиняли ему неимоверное страдание. Он рвался к выходу, метался в своей темнице, а слова, которые почти беззвучно выговаривались Ликтором, хлестали его огненными бичами.
«Мне все понятно, не бей меня больше! Я больше не потревожу тебя!»
Второе начало, задействованное Ликтором, было нестерпимо посланцу. Ликтор на миг прервался ради комментария:
«Вы, дьяволы, не желаете помнить, что сил у меня две. Одна только мысль о второй повергает вас в трепет, и вы предпочитаете забыть о ней, потому и являетесь с идиотскими просьбами, уповаете на пощаду и снисхождение».
Говоря так, Ликтор дополнительно заводил себя, как будто бы еще недавно и не думал сам защищать и оправдывать бесов перед ликвидатором.
Он уже уверовал в искренность своего служения Богу и ненависть к Его вечному оппоненту - редкое умение, высший пилотаж.
Он достиг этого посредством длительных упражнений и медитаций.
***
Скрытая камера исправно выводила на монитор безмятежно спавшего Пантелеймона;
Ликтору даже удалось разглядеть слюну, показавшуюся в уголках его рта.
На самом деле это была не сладостная слюна, рожденная сновидением, а… пена.
Толстое одеяло чуть подрагивало; создавалось впечатление, что протодьякон участвует в каких-то сновидческих приключениях. Но это были вовсе не приключения: тело протодьякона сводило судорогой! Он не то чтобы бился, но время от времени вытягивался в струну.
Бес, наказанный Ликтором, был, в конечном счете, помилован и отпущен на все четыре стороны с поручением оповестить всех своих собратьев об итогах переговоров. Можно было этого не поручать: все бы и так исполнилось, хотя и не сразу.
Придя в себя, если это выражение применимо к бесам, парламентер не стал торопиться с отбытием. Его в дверь, а он в окно - это старое и неизменное правило бесовского поведения. Не удалось договориться миром - что ж, есть смысл попробовать втереться с тылов, приобрести союзника и заодно нагадить жестокому властелину, который наверняка имеет виды на гостя.
Что потеряет бес, если переговоры оказались безуспешными?
Протодьякон, сделавшийся напарником властелина, представлял собой лакомую добычу.
Бес начал с самого простенького и вторгся в сознание протодьякона, приняв форму суккуба - похотливого демона, ищущего связи с мужчинами. Он предстал перед Пантелеймоном в образе исключительно соблазнительной особы с недвусмысленными желаниями и намерениями.
Бес начал с самого простенького и вторгся в сознание протодьякона, приняв форму суккуба - похотливого демона, ищущего связи с мужчинами. Он предстал перед Пантелеймоном в образе исключительно соблазнительной особы с недвусмысленными желаниями и намерениями.
Но он не знал, что в тренировочных лагерях ликвидаторов обучают не только боевым искусствам, но и управлению сновидениями. Правда, всего лишь общим основам этого тонкого мастерства, но даже их бывает достаточно, чтобы справиться с таким примитивным и грубым наваждением.
Протодьякон, не просыпаясь, нанес демону удар такой силы, что у того, если пользоваться людскими понятиями, потемнело в глазах, и ему сделалось еще тошнее, чем от ликторовых молитв. Вторично «отдышавшись», бес решил действовать осмотрительнее. Он отказался от форм, избрав иной путь: овладеть протодьяконом, будучи аморфным и неопределенным, - рассредоточиться, лишив жертву возможности нанести удар по конкретному объекту.
Невидимым облаком он разделился на части и вошел в его уши, глаза, ноздри и рот, окутал мозг тончайшей паутиной, и на сей раз - преуспел. Сознание Челобитных не было подготовлено к столь широкому воздействию.
Посыпались новые удары, но они не достигали цели: протодьякон лупил по бесу, как палкой по водам; воды расступались, расходились кругами и заново смыкались.
За время этого бесперспективного сражения Челобитных ни разу не проснулся, и Ликтор, время от времени поглядывавший на экран, ничего не заподозрил.
Истощив силы спящего, демон уютно устроился на задворках сознания и начал окапываться, возводить укрепления, выбрасывать щупальца в направлении все новых и новых умственных областей. На этом этапе и начались судороги.
Часть сознания протодьякона, как и у всех спящих, оставалась бодрствующей, и она вступила с демоном в диалог, принципиально отличный от беседы парламентера с Ликтором-повелителем.
Бес соорудил себе что-то наподобие кресла, уселся; о человеке можно было бы сказать, что он налил себе бренди и закурил сигару; бес сделал нечто подобное в своем дьявольском смысле, и эти шаги, предпринятые ради комфорта, пожалуй, не могут быть изображены средствами языка человеческого.
«Кто ты такой? - грозно осведомился демон. - Зачем ты пришел сюда?»
«Отправляйся в преисподнюю, нечисть! - ответил Пантелеймон. - Ты не знаешь в своем глупом высокомерии, на кого замахнулся».
«Это не я глуп, а ты, - ухмыльнулся тот. - Если ты полагаешь, что желаешь мне зла, отсылая в преисподнюю, то этим выдаешь полное убожество мысли. Я повторяю вопрос: кто ты есть?»
«Ни слова тебе не скажу…»
«Да и не говори, я выясню без тебя. Сейчас тебе будет немного неприятно, но ты сам напросился».
Пантелеймон дернулся, глаза его на миг бессмысленно приоткрылись, но веки сразу же смежились вновь. Он не проснулся.
«Видишь - всего и делов-то, - сказал довольный демон. - Вот и познакомились.
Теперь давай так: ты все-таки не будешь впредь таким строптивым и кое-что сделаешь для меня, иначе я сообщу Ликтору о том, что узнал…»
«Сообщай. Он и без тебя уже знает все».
«Разве?! - Бес был несколько обескуражен. - Ты ликвидатор, явившийся по его душу.
И он отчасти переубедил тебя, но не вполне. Ты не до конца отступился от первоначальных намерений».
«Именно так. Ему это ведомо».
Бес задумался. Челобитных приступил к молитвам, но оккупант только рассмеялся отвратительным смехом:
«Пока я в тебе нахожусь, ты нечист. Призывы твои не доходят до адресата.
Сладчайшее имя Иисуса - видишь, я даже произношу его без запинки и без всякого вреда для себя, - оно не имеет силы, покуда я внутри».
Бес лгал - отчасти, как свойственно всем бесам. Он мог говорить об Иисусе в сознании Пантелеймона, но не был способен к этому в сознании Ликтора, ибо последний имел над бесами власть.
«Ты лжешь, Бог живет внутри человека!»
«Это ересь. Он повсюду. Того Бога, что обитает в тебе, недостаточно, чтобы справиться со мной. Понадобится помощь со стороны, но ты ее не получишь. Однако хватит болтовни, поговорим о деле».
«Еще раз тебе повторяю: я не буду с тобой говорить. У нас нет общих дел. Пошел вон из моего разума!»
«Очень жаль, - притворно вздохнул бес. - Ты вынуждаешь меня поступиться симпатией, которую я к тебе почувствовал сразу… и даже хотел угодить тебе, явившись в женском обличии. Но раз так…»
Тело Пантелеймона внезапно выгнулось мостиком. Одеяло сползло на пол. Волосы встали дыбом, кулаки сжались и побелели. Ликтор по-прежнему ничего не видел, ибо в этот момент не смотрел на экран.
«Теперь-то ты понял?!»
Задыхаясь, Пантелеймон ничего не ответил. Через несколько секунд он пробудился, но обнаружил, что… полностью парализован! Все его члены подчинялись воле демона, а воля у того была одна; единственным движением, на которое еще было способно тело Пантелеймона, стали безудержные судороги.
«Мне, пожалуй, и не потребуется твое согласие, - заметил бес. - Да я ведь и не о многом прошу. Ты просто-напросто сделаешь то, что и без нас намеревался. Пойдешь и кончишь этого мерзавца! Тебе известно, кто он такой? Он - вервольф! Он много сильнее нас, ибо ему зачем-то помогает Бог. Он обращает нас в себе подобных и заставляет служить… Понимаешь, не людей - нас! Люди ему практически безразличны.
Но он, как правило, всегда набрасывается на тех, в ком поселились мы, чтобы обратить и их тоже. Это ведь он растерзал девчонку, он и дом запалил… Пойди и убей его, и мы навсегда оставим тебя в покое! Ты же вернешься к своим начальникам и с чистой совестью доложишь о выполнении задания».
Беззвучный голос беса струился ласково; он околдовывал, он возбуждал желание безоговорочно верить сказанному.
Тем более что внушения демона во многом совпадали с собственными умопостроениями протодьякона. Перед сном он поддался Ликтору и стал колебаться, теперь же темные силы - как это бывает всегда - служили доброму делу, желая зла.
Конечно, он разберется с Ликтором! Потом примется за его слуг…
Челобитных согласно кивнул. Конечно, в переносном смысле, ибо он по-прежнему был неподвижен.
Демон вздохнул с облегчением.
«Я знал, что мы договоримся. Сейчас ты встанешь, возьмешь оружие и выполнишь свой долг».
Бес ничего не знал о камерах слежения, ибо разум Ликтора был недоступен ему.
Ликтор же, наконец, удосужился обратиться к монитору и крайне заинтересовался видом протодьякона, который лежал на постели бревном, без одеяла. С ним творилось что-то странное.
Не сводя с него глаз, Ликтор сел, предугадывая дальнейшее развитие событий.
Он не ошибся: Челобитных резко сел. Затем встал и, двигаясь на манер лунатика, направился к своим вещам. Остановился на полпути, что-то вспомнил. Вернулся к ложу, сунул руку под подушку, достал пистолет. С остановившимся взглядом двинулся к двери. …Пантелеймон взялся за щеколду, дернул, затем толкнул дверь. Заперто. Он замер, не зная, как поступить дальше.
Бес выругался.
«Ломай», - проскрежетал он.
«Я не могу, - вяло ответил протодьякон. - Посмотри, какая дверь. Мне не достанет сил».
«Тебе, может, и нет, а мне - достанет! Ломай, тебе сказано».
В предчувствии близкой удачи бес, взбешенный задержкой, позабыл о всяческой осторожности. Таковы все демоны, неуемные в своих желаниях; они поддаются настроению и делаются его заложниками, ибо утрачивают трезвость рассудка. В сущности, они подвержены страстям еще в большей мере, чем люди.
Понукаемый бесом, Челобитных отступил на шаг и изо всех сил ударил в дверь ногой.
Та дрогнула, но не поддалась.
«Обуйся!» - приказал бес.
Протодьякон повиновался.
В обувке атаковать дверь было куда легче, и он проломил ее со второго удара. Ни он, ни его новый хозяин не озаботились тем, что Ликтор может и проснуться от грохота, если заснул, а если не спит, то и того хуже: и Пантелеймону, и бесу будет несдобровать!
Любопытно, что, несмотря на закалку и подготовку в лагерях Инквизиции, Пантелеймон никогда не подумал бы, что в состоянии пробить такую мощную преграду.
Он, правда, пробивал кулаками доски, ребром ладони крушил кирпичи, но все это меркло перед этой дверью, ибо она была действительно чрезвычайно надежной. …Наружный засов сорвался и отлетел, дверь распахнулась. Протодьякон ступил в горницу и, не глядя, трижды выстрелил: прямо перед собой, направо и налево.
Горницу заволокло дымом, остро запахло порохом.
Ликтор свалился сверху, откуда его не ждали. Он приземлился прямо на Пантелеймона, и оба покатились по полу. Протодьякон вскинул руку с пистолетом, целясь бородачу в голову, но тот изловчился и выбил оружие. Пистолет отлетел в дальний угол, где выстрелил в четвертый раз, уже самостоятельно, и пуля разнесла вдребезги монитор.
Никто не обратил на это внимания.
Челобитных первым вскочил на ноги, отвел правую руку и с силой ударил Ликтора в бороду. Тот опрокинулся, но быстро перекатился и в следующую секунду тоже был на ногах.