Подивившись запасливости и технической оснащенности Ликтора, протодьякон извлек оба монитора и долго рассматривал, вертел. Ничего особенного он, как и ожидалось, в мониторах не обнаружил. Изучил процессор - с тем же результатом. Знакомство с файлами отложил на закуску. Посмотрел, куда ведут провода, спустился в подпол.
Светя себе фонарем, Пантелеймон недовольно озирался среди банок с соленьями и бутылей с самогонкой. Нашел генератор, потревожил огородный инвентарь, перерыл какое-то вонючее тряпье - ничего интересного.
Он выбрался из подпола и снова взялся за жилые комнаты. Он полубессознательно искал снадобье, которое вколол ему Ликтор; впрочем, его устроил бы даже рецепт.
Но именно этого в доме и не оказалось, так что протодьякон резонно заключил, что самое важное Ликтор, видимо, прихватил с собой. Не нашлось даже шприца!
Челобитных подумал, что новоприобретенный коллега отправился в леса, а снадобье взял для превращения, намереваясь показать дьяволам «кузькину мать». Не исключено, что он просто-напросто прихватил именно то единственное, что могло представлять для протодьякона интерес.
Может, что-то скрывал, а может, попросту опасался, что протодьякон соблазнится и вколет себе новую дозу.
Пантелеймон чувствовал, что подобные опасения Ликтора имели под собой реальное основание.
Он еще не попал под власть синдрома абстиненции, но догадывался, что это лишь вопрос времени. Внутренние органы сигнализировали ему о том, что на это зелье можно легко и очень даже быстро подсесть.
Интересно, подсел ли сам Ликтор? Без снадобья он выглядел на удивление бодрым… или протодьякону известны еще не все свойства зелья? Возможно, при систематическом употреблении к нему привыкаешь и в дальнейшем уже оборачиваешься волком по собственной воле, в любой момент. А потом - опять принимаешь облик человека. И сама кровь твоя превращается в некую неведомую субстанцию.
Обшарив избу сверху донизу и не найдя ничего для себя стоящего, Челобитных со вздохом вернулся к компьютеру. В нем была последняя надежда. Все серьезное наверняка запаролено, но протодьякон кое-что смыслил в хакерстве. Виртуозом, конечно, он не был, однако попытать счастья стоило.
Было странно смотреть, как в этой глухомани, под завязку набитой древней чертовщиной, вспыхивает экран и сообщает, что операционная система - та же, что в больших городах, - готова к работе.
Вход не был защищен, Пантелеймону послушно явились хорошо знакомые папки. Сплошь стандартные, от производителя, и только одна создана пользователем.
Вот тут уже и вправду был пароль; Челобитных понадобилось около получаса, чтобы с ним справиться. Он полностью погрузился в свое занятие и перестал обращать внимание на происходившее вокруг. Впрочем, вокруг ничего не происходило. Разве что за окном вдруг обозначилась жизнь: какой-то пропойца-оборванец, скупо матюкаясь, гнал по направлению к выгону с пяток уцелевших коров.
Коровы то и дело останавливались, чтобы урвать себе клок-другой пыльной травы; они были весьма тощими и наглядно демонстрировали плачевную убогость зуевской жизни.
На этот шум протодьякон отвлекся и даже устремился было, чтобы - проформы ради - пообщаться с аборигеном, но передумал, отложил на потом. Неизвестно, представится ли ему другая возможность порыться в файлах Ликтора?
Проникнув в папку, он обнаружил там несколько текстовых документов, из которых не понял ни слова. Все они походили на какую-то белиберду, представляя собой бессмысленный набор слов. Несомненный шифр, и на его разгадывание наверняка уйдет Бог знает сколько времени.
Положив перед собой блокнот, протодьякон начал быстро списывать эту абракадабру.
Словесная окрошка, хотя слова все знакомые, кроме… нет, это слово тоже знакомо!
Откуда оно здесь взялось?! Это явно не то слово, что первым приходит на ум ради шифра.
«Ликантропия».
Вот оно! То, что давно беспокоило протодьякона, наконец-то пробилось на поверхность сознания и - в силу известного созвучия - увязалось с необычной фамилией: Ликтор.
Это не могло быть случайностью, это непременно что-то значило.
Челобитных заторопился, его гелевая ручка так и порхала по бумаге. Он настолько увлекся, что не сразу услышал скрип половиц.
Когда услышал, было уже поздно. Страшный удар обрушился на его череп, и протодьякон, обливаясь кровью, повалился на пол без чувств.
Глава 14
Ликантропия - Любопытство кошку сгубило, - приговаривал кто-то. - Пытливость ума, скажешь?
Нет, бесовская гордыня…
Голос доносился издалека, будто сквозь толщу одеяла. Слова различались, но общий смысл ускользал. Перед глазами плавали ослепительные разноцветные яблоки, к горлу подступала тошнота, череп раскалывался.
Пантелеймон попробовал пошевелиться и невольно застонал. Руки-ноги двигались, но двигать ими совершенно не хотелось. И он не вполне постигал, что с ним случилось.
Вроде бы он обследовал помещение, а дальше - полный провал.
Однако протодьякон, сделав усилие, все же попытался приоткрыть глаза. Над ним склонялась ухмыляющаяся физиономия Ликтора, но Пантелеймон не сразу понял, кто это такой. Зверь - не зверь, человек - не человек…
Физиономия исчезла из поля зрения, и Челобитных тупо уставился в потолок.
Голос Ликтора откуда-то сверху приговаривал:
- Что за агенты пошли - одна срамота. Голыми руками можно брать.
«А ведь правда», - подумал Пантелеймон.
До сих пор, выполняя это странное задание, он ничем себя не проявил - наоборот, усердно демонстрировал беспомощность и скудоумие. Противник бил его по всем фронтам - и кем был этот противник? Он явно многолик, этот недруг, и бесом давешним явно не ограничился. Да и перед бесом Челобитных спасовал - уснул, как дурак, и позволил собой овладеть.
И что теперь?
Приходя в себя, он силился вспомнить события, предварившие отключку. Ему неожиданно помог сам Ликтор. Послышался плеск воды; Челобитных скосил глаза и приметил эмалированный таз, в который поросшие густыми волосами руки хозяина погружали полотенце.
Отжав последние капли, Ликтор возложил его протодьякону на лоб и отступил, любуясь своей работой.
- Спасибо… - пробормотал Пантелеймон.
- На здоровье, - откликнулся тот и сокрушенно покачал головой: - Вот дьяволы!
Потерли мне файлы - все, как есть. И какого лешего ты полез в компьютер?
Дождался бы меня, спросил - я все бы тебе показал. Нет, он взламывает пароль… Я-то доверился, понадеялся на этот пароль, а ты его раз - и расщелкал! Умная голова, да дураку досталась. Вот и заработала на орехи… Это над ней не бес потрудился, тут дело рук человеческих. Теперь выяснять придется, чьих именно. Я думал, что на Полинке серьезное кончится, да нет - видно, есть и другие… или другой.
Челобитных, правильно восприняв, что Ликтор словно бы на что-то его наводит, внезапно кое-что вспомнил.
- Блокнот! - вскрикнул он и попытался сесть, но сразу повалился в подушки. - Мой блокнот, - пробормотал он. - Принеси его сюда…
Издав горький смешок, Ликтор ответил:
- Так нет там никакого блокнота. Ты что, еще и срисовывал что-то?
Протодьякон дернул головой, что должно было означать кивок.
- Обидно! - заметил Ликтор. И повторил укоризненно: - Спросил бы у меня, я сам бы тебе все рассказал.
- Расскажи… - еле слышно произнес протодьякон.
- О чем?
- О том, что потерли…
- Да куда ж тебе слушать, с такой-то башкой? Едва не проломили. Сотрясение мозгов как минимум, а то и хуже. Если что натечет в черепушку, то выручать тебя будет некому. Я не нейрохирург, чтобы дырки сверлить да кровя выпущать.
Тем временем протодьякон припомнил все до конца - амнезия закончилась.
- Расскажи, - повторил он настойчиво. - Там был бессмысленный набор слов. Что он означал?
- Это простой отчет, - уступил напору протодьякона Ликтор. - О моей деятельности в здешних краях. Шифр очень простой, ты и сам бы разобрался со временем, если бы тебя не огрели по башке. Рассказывать не о чем - что-то ты уже знаешь, а остальное увидишь собственными глазами, уж я об этом позабочусь. Покажу тебе все, когда оклемаешься.
- Там было слово, показавшееся мне странным даже для шифра. Не из тех, которые на слуху.
Ликтор остро взглянул на него:
- Это какое же?
- Ликантропия, - ответил протодьякон.
Хозяин выдержал паузу, затем со вздохом сказал:
- Мил человек, это у простого обывателя оно не на слуху. А когда речь идет об оборотничестве, оно непременно прилипает. Тебе хоть известно, что именно оно означает? Это, знаешь ли, наука, а не какое-нибудь дешевое суеверие.
- Душевное расстройство. - Беседа давалась Пантелеймону все с большим трудом. Он устал, но считал необходимым как можно скорее выяснить все, что намеревался до покушения.
- Душевное расстройство. - Беседа давалась Пантелеймону все с большим трудом. Он устал, но считал необходимым как можно скорее выяснить все, что намеревался до покушения.
Ликтор кивнул:
- Верно. Точнее, это редкое психическое расстройство, при котором человеку кажется, что он превращается в волка.
- Кажется?!
- Да, именно кажется! Ты же понимаешь, что при попытке объяснить непонятное приходится первым делом проанализировать возможные физические причины. И только потом уже рассуждать о волшебстве. Не это ли одно из главных правил нашего устава? Не следует ли для начала исключить помешательство?
- Да, я помню.
- Вот и молодец. Всегда приходится отделять зерна от плевел. Когда я только прибыл сюда, и речь прицельно зашла об оборотнях, я перво-наперво изучил возможность помешательства. Эта гипотеза не подтвердилась; я не встретил ни одного человека, кто утверждал бы, что является волком и вел бы себя, как волк, оставаясь при этом обычным человеческим существом.
Слова Ликтора едва доходили до сознания Пантелеймона. Все вокруг пришло в движение, закружилось, к горлу вновь подступила тошнота.
Он дернул головой, показывая, что не в силах продолжать разговор. Ликтор понял.
- Отдыхай, - молвил он добродушно. - При сотрясении мозгов главное - вылежаться.
Хлебника отварчику, чтобы спалось спокойнее…
Сделав над собой последнее усилие, протодьякон чуть приподнялся. Лопатообразная ладонь Ликтора услужливо скользнула ему под голову и придержала; в другой руке обнаружилась жестяная кружка, наполненная чуть дымящимся травным варевом.
Челобитных выпил до дна и откинулся на подушку. Ликтор, пристально взглянув на него на прощание, повернулся и на цыпочках вышел из комнаты.
***
Оборотень обругал себя за беспечность.
В своем желании продемонстрировать сомнительному покамест союзнику свое абсолютное доверие он зашел слишком далеко. Пришелец выглядел изрядным ослом, и Ликтору не могло прийти в голову, что тот разберется с паролем - еще немного, и справился бы с шифром.
Он слишком крепко приложил протодьякона и теперь всерьез опасался, что тот пострадал сильнее, чем это планировалось.
Ликтор был искренне озабочен судьбой Пантелеймона, потому что твердо решил использовать его в своих целях. Вариантов было множество - вплоть, как он сразу подумал, до засылки его обратно в центр с наказом расправиться с Виссарионом.
Инквизитор, похоже, сообразил-таки, что Ликтор стал слишком силен и опасен. Не рой другому яму! Кто раскидывает сеть, тот сам будет уловлен сетью…
Убедившись, что ликвидатор вновь забылся сном, Ликтор выложил на стол похищенный блокнот и бегло просмотрел каракули протодьякона - тот торопился и писал неразборчиво. Успел списать много, однако никаких признаков расшифровки Ликтор не углядел. Он лишь частично солгал протодьякону: то был и вправду отчет, но не о деятельности Ликтора в Зуевке, а о воздействии на него препарата, который он себе колол, - воздействии по дням и часам, с детальным описанием ощущений и переживаний.
Шифр был не такой уж сложный, для его разгадки нужно было лишь установить порядок выбора букв. Со словом «ликантропия» он оплошал. Оно в самом деле вертелось у него в башке; оно НИКОИМ ОБРАЗОМ не подлежало упоминанию.
Качая головой, Ликтор усилил защиту. Файлы, конечно, не были стерты, он просто перепрятал их понадежнее.
Хорошо, что он ушел недалеко: нужно было осмотреть парочку местных, которые в своем внутреннем состоянии уже почти полностью созрели для активного служения, но возникли неожиданные осложнения. Оба прихворнули, и Ликтор под видом сведущего знахаря принял надлежащие меры.
Ничего серьезного, обычные побочные эффекты - рвота, головная боль, повышенная температура. На препарате таких вещей не бывает, но Ликтор оприходовал этих двоих традиционным методом, кустарным. Препарат дефицитен, его следует экономить.
Он действовал, когда кролики спали, был предельно осторожен и не допустил мгновенной трансформации, это было слишком опасно.
И вот результат.
К концу лечебных мероприятий его укололо нехорошее предчувствие. Он быстро свернул дела и поспешил домой; вошел не сразу, сперва осторожно заглянул в окно.
Интуиция не обманула: проклятый черт в рясе - сейчас, конечно, без рясы - сидел за компьютером и лихорадочно списывал данные.
Ликтор бесшумно подкрался и обошелся без инструментов, ему хватило кулака. И протодьякону тоже - хватило. Да, он немного не рассчитал… Возьми он железяку или полено, с Челобитных можно было бы вообще попрощаться навсегда.
Конечно, его можно было потом и оживить, как Макарыча, чье сердце не выдержало преображения, но это уже не то. Войдя во вкус, Ликтор уже не хотел довольствоваться живым роботом.
Ликантропия! Он презрительно скривился. Почему на Службе состоят такие невежды?
Если ты собираешься иметь дело с вервольфами, то удосужься сначала собрать информацию, да не только ту, что содержится в официальных источниках, а и засекреченную, которой располагают только работодатели.
Уж мог бы предположить, что за века существования Секретная Служба нарыла об оборотнях сведений больше, чем все мирские мировые структуры вместе взятые.
Остается выяснить, насколько принципиален этот тип, насколько он предан Службе и до какой степени готов возмутиться предательством.
Когда он доберется до Виссариона, правда может вскрыться - если только не раньше.
Ликтор, кстати, может сам рассказать протодьякону, что является одним из двенадцати.
Единственным волонтером, кто остался в живых. …Их было ровно двенадцать, по числу апостолов. И вообще это число почитается в Писании и Предании за священное. Волонтерами они были только условно - попробуй, откажись! В Секретной Службе давно уже взяли на вооружение общероссийскую практику добровольной обязательности. Или обязательной добровольности, это уж как угодно.
И весьма эффективно ее применяли.
Одиннадцать человек скончались в ужасных мучениях.
Они были самого разного звания - от служек до протоиереев, и был даже один архиерей. Он, видимо, впал в немилость, и его поставили перед выбором: или участвуй, или… Понятно, что высокая духовная особа выбрала призрачный шанс на жизнь.
Случилось так, что Ликтора уличили в содомии. Этого было достаточно, чтобы на его дальнейшем служении поставили крест. А крест на служении в этой структуре означал и другой крест, могильный. Сотрудник Службы не мог перейти в мир, не мог и остаться простым служителем культа. Его не спасли бы даже монастырские стены.
Будучи взят за горло и приперт к стене неопровержимыми уликами, Ликтор согласился. Дьячок, с которым его поймали, тоже вошел в группу и умер, можно сказать, у Ликтора на руках. На умирающего было жутко смотреть: его тело расползалось под пальцами.
Все были обнажены, происходящее снималось на видеокамеры под всеми углами и во всех ракурсах; одежду велели снять, чтобы не пропустить ни одной мелочи.
Все происходило в «студии» - большом, ярко освещенном помещении с надежной звукоизоляцией. Стены были обиты поролоном или чем-то вроде него, как в палате для буйнопомешанных. И не напрасно, как выяснилось; двое-таки бросились в надежде расшибить себе черепа, но не преуспели.
Все было ослепительно-белым, чистым; тем контрастнее выглядели окровавленные клочья волос на мягком полу. …Заходили преувеличенно бодро, с отвагой, с гордо поднятыми головами; эксперимент приравнивался к казни, а волонтеры - к смертникам; все это понимали, но вслух не оговаривали. Внутри их уже ждали монахи из Медицинского Отделения, по двое на каждого, итого - двадцать четыре. Но даже для тридцати шести человек помещение оставалось слишком просторным.
Страх на лицах, замаскированный под беспечность, сперва сменился недоумением, ибо ничего не происходило, и все эти безопасные стены с камерами показались дурацким излишеством. Так продолжалось около десяти минут, и вдруг первый волонтер выпучил глаза и схватился за них, словно пытаясь затолкать обратно в глазницы! Его глаза расползлись, как яичные желтки, и протекли между пальцами; волонтер издал пронзительный вопль и рухнул на колени, раздирая себе щеки. Но кровь почему-то брызнула не из ссадин, а из ушей, щедро окропив белый пол.
От номера первого шарахнулись и автоматически образовали вокруг него опасливое кольцо. Монахи отступили, не собираясь препятствовать естественному ходу событий, но готовые вмешаться при первой попытке нарушить чистоту эксперимента. И действительно вмешались - через несколько минут, когда номер четвертый вдруг прыгнул на девятого, вознамерившись перервать тому горло. Его оттащили и вытянули неведомо откуда взявшейся плетью; характерно, что сотрудники Службы везде, где это удавалось, стремились придерживаться патриархальных обычаев и неизменно предпочитали розги с нагайками электрошокерам и резиновым дубинкам.