Победители Первого альтернативного международного конкурса «Новое имя в фантастике». МТА II - Коллектив авторов

Альманах Победители Первого альтернативного международного конкурса «Новое имя в фантастике». МТА II

© Продюсерский центр Александра Гриценко, 2013

© Интернациональный Союз писателей, 2013

Все права защищены. Никакая часть электронной версии этой книги не может быть воспроизведена в какой бы то ни было форме и какими бы то ни было средствами, включая размещение в сети Интернет и в корпоративных сетях, для частного и публичного использования без письменного разрешения владельца авторских прав.

© Электронная версия книги подготовлена компанией ЛитРес (www.litres.ru)

Новый шанс для Золушки

В конце 60-х годов и в начале 70-х в литературной прессе Советского Союза звучала дискуссия о месте фантастики в книжном мире. И это было время расцвета советской НФ. И, пожалуй, вообще лучший период для фантастики в России. Если брать ее в современном виде, а не в том, какой ее себе представляли Владимир Одоевский, Антоний Погорельский и другие русские романтики XIX века. В 60-е активнейше творили и написали свои главные произведения такие мэтры жанра, как Аркадий и Борис Стругацкие, Евгений Войскунский и Исай Лукодьянов, Александр Мирер, Ариадна Громова, Илья Варшавский, Север Гансовский, с 70-х во весь голос зазвучал Кир Булычёв…

Так вот. В прессе тогда фантастику сравнивали с Золушкой, которую властная мать – советская литература – и злые сестры – реалистические направления – не берут на бал, несмотря на ее красоту. Да, так вот и было. Писатели-фантасты, пришедшие в литературу уже во второй половине 70-х, печатались с большим трудом. Хотя именно они делали все возможное, чтобы, по точному замечанию Виталия Бабенко, «сделать из фантастики литературу». Хотя именно они старались вывести фантастику из «гетто» (устоявшийся термин), в которое она попала в начале XX века. Так произошло с англо-американской фантастикой в 60-е годы, когда пришла «новая волна» (тоже устоявшийся термин): Роджер Желязны, Филип Дик, Харлан Элисон, Джон Браннер, Брайан Олдис и др. После них фантастика обрела полные права в семье англоязычной литературы. А нашим мастерам оставалось лишь оттачивать свое мастерство на семинарах. Их называли «четвертой волной российской фантастики»…

А потом случилась перестройка и советская литературная иерархия рухнула. Новое российское книгоиздание начало формироваться в середине 90-х, печатать тогда начали отнюдь не тех писателей, которые стремились к художественности, а тех, кто казался более коммерчески перспективным…

Сейчас этот путь привел фантастику в тупик. Рамки ее художественных средств искусственно сужены. И такая она интересна очень узкому кругу читателей. Серьезные издатели отвернулись от нее. Как если бы наивная Золушка все-таки попала на свой бал, там над ней сначала грязно надругались, а потом выставили за дверь, не желая общаться со столь распутной особой…

Фантастику покинул дух экспериментаторства, исчез творческий порыв. Издание фантастических книг резко свернулось. Лучшие авторы первого десятилетия XXI века уходят – кто в сценаристику, кто в компьютерно-игровой бизнес…

Есть ли выход? Один из вариантов – собраться вместе и отказаться от услуг издательств, писать то, что велит мятежная душа, без оглядки на то, что скажет редактор. И так, поддерживая друг друга, пробиться к читателю.

Именно такие произведения, написанные в соответствии с требованиями авторской души, а не редакторского давления, собраны в этой книге. Авторы здесь смело работают с сюжетами и коллизиями, с метафорами и аллегориями, с самой формой текста, с его ритмом, с его дыханием. Здесь есть и гротеск, и ирония, и философия, и лирика. Здесь мелькают иные планеты и экзотические острова, а совсем рядом оказываются вполне узнаваемые, сугубо земные пейзажи. Здесь прозаический текст вдруг переходит в поэтический (сам прошел через это!)… Здесь есть все, чтобы доказать, что фантастика не заблудилась в трех соснах примитивных сюжетов, что Золушка еще жива и готовится к новым свершениям.

С творчеством некоторых авторов я давно и близко знаком и высоко ценю их способности, имена других прочитал впервые. Я хотел перечислить несколько фамилий, но потом передумал, чтобы никого не обежать. Я только пожелаю им всем успеха. Пусть эта книга поможет ее авторам стать своими в мире фантастики. В добрый путь!

Иван Миронов

Скоро буду!

Раз… два… три… четыре… пять…

Муха некоторое время украшала своей мертвой тушкой лобовое стекло, но «дворники» решили эту проблему. Слава зевнул. В челюсти что-то убедительно щелкнуло. Затор не рассасывался уже в течение двух часов, и окончания этому мучению не предвиделось. Видимо, домой он доберется только глубокой ночью. А пока солнце еще не зашло и жарило беспощадно. Сейчас он очень жалел, что не стал ремонтировать сломанный кондиционер. Выражение «скупой платит дважды» приобрело смысл и ясно дало понять, что золотой фонд народных мудростей никогда не стоит недооценивать и игнорировать.

Красные огни стоящего спереди грузовика потухли – машина медленно проехала метра два и остановилась. Слава продвинул свою Хонду вперед и снова встал.

– Задолбала эта пробка, – в сердцах произнес он. Истошный звук клаксона где-то позади поддержал раздраженную реплику.

По радио включили «Владимирскую Русь», что придало сложившейся ситуации совсем унылый вид. Слава зажег сигарету. Курить в такую жару, да еще и с пересохшей глоткой было неприятно, но нервная дрожь тем не менее слегка улеглась.

Он бросил взгляд на часы: 17:33. Надо позвонить жене, чтобы не волновалась. Слава взял мобильник. Возле маленькой антенны на экране было три палочки.

– Алло?

– Катюш, привет, это я.

– Слав, ты где? Я, между прочим, тут волнуюсь, – заплаканный капризный голос в трубке, – а тебе хоть бы что, ни ответа ни привета. Я уже бог знает что передумала за это время.

Слава раздраженно сжал зубы. Господи, ну что за сволочь! Ему и так непросто, а она своими истериками еще и масла в огонь подливает. Он мысленно досчитал до десяти. Раз, два, три, четыре, пять, шесть, семь, восемь, девять, десять. Глубоко вдохнул.

– Извини, родная. Связь только сейчас появилась.

«Черный кофе» сменился какой-то слюняво-слащавой попсой, жующей жвачку про хлопающие ресницы. Как обычно, спокойный голос (Боже, знала бы она, каких усилий это ему стоило) сделал свое дело – жена стала понемногу снижать обороты.

– Ты где?

– В пробке застрял. Тут какая-то фигня творится – совсем не двигаемся. Видимо, впереди авария серьезная. А у тебя как дела? – сменил тему разговора Слава. Трюк тривиальный, но действенный.

– Плохо, все из рук валится. Пока убиралась, умудрилась вазу мамину разбить. Димка у Пантелеевых сегодня ночует. Я думала, приготовлю ужин, вина купила, а у тебя… у тебя пробка.

«Да я что, сам ее тут организовал?», – захотелось заорать в трубку, но Слава повторил дыхательное упражнение и спокойно ответил:

– Не расстраивайся. Надеюсь, сейчас рассосется. Скоро буду.

– Во сколько?

– Думаю, к двенадцати – к полпервому приеду.

– Вот так скоро! Хорошо, только не гони.

– Конечно, милая.

– Я люблю тебя!

Еле заметная пауза:

– И я.

В телефоне послышались короткие гудки. Слава бросил телефон на пассажирское сиденье.

Зазвучал Цой. «Следи за собой». Грузовик спереди начал выруливать влево, на встречку. Машины, находившиеся справа от «фуры», тотчас же стали лезть следом. Слава увидел выставленный аварийный знак и чуть поодаль, метрах в десяти, корму самосвала. Произошедшее пока было неясно, но, несомненно, без жертв не обошлось. Стоявшие чуть в стороне машины МЧС, скорой помощи и ГАИ подтверждали это.

Полицейский расположился возле треугольника аварийного знака и направлял всех на встречную полосу. Слава, повинуясь указаниям жезла, вырулил влево. Медленно продвигаясь вслед за грузовиком, он разглядывал аварию.

Впереди самосвала находился огромный рейсовый автобус, сверкающий на солнце развороченным «задом». Слава отметил довольно любопытную деталь – задняя часть синего «лопоухого» Мерседеса оказалась ярко-оранжевого цвета. Возле кабины грузовика копошились МЧСники в синих формах: видимо, пытались извлечь водителя. Картина, приближаясь, становилась все четче. В голове у Славы работала фотовспышка, которая резкими всполохами белого света фиксировала последствия аварии. Кабина самосвала («Татра, по-моему, это Татра») приподнята над землей. Вспышка, и под передними колесами видны искореженные куски веселого апельсинового цвета. Из этой груды торчит колесо. Опять вспышка, и видно, что передок легковушки неопределенной марки буквально размазан об автобус. Снова вспышка, и среди трех пар ног спасателей виден предмет, которого здесь быть не должно, но он есть. На разделительной полосе лежит человеческая кисть, белые пальцы сжаты так, что кончиков не видно. Вспышка, и становится понятно, что пальцы вовсе не сжаты – первые и вторые фаланги начисто срезаны. Последняя вспышка, и виден только бок автобуса.

В динамиках раздавался голос Цоя: «Следи за собой, будь осторожен». Интересно, кто это был? Может быть, это молодой парнишка ехал со своей девчонкой. Стекла опущены, одной рукой он крутит баранку, вторая покоится на водительской двери. Парень что-то рассказывает подруге, естественно, немного приукрашая, – ведь он хочет казаться круче, чем он есть. Подруга смеется: ей, наверное, плевать с Эйфелевой башни на выкрутасы своего молодого человека, она любит его таким, какой он есть на самом деле. Резкий порыв ветра взвивает ее волосы, создавая на голове забавный хаос. Они смотрят друг на друга, и парень начинает смеяться. Девушка смотрит некоторое время, потом ей тоже становится смешно. Парень, просмеявшись и продолжая улыбаться, возвращает руку в салон и достает из нагрудного кармана сигарету. Левую кладет на руль, а правой щелкает прикуриватель. Проходит несколько секунд, в которые девушка пытается-таки привести прическу в порядок, для чего закрывает окно с пассажирской стороны. Раздается еле слышный щелчок, молодой человек берет в руку прикуриватель, и чуть наклонив голову влево, пытается прикурить. Внезапно он обращает внимание на тормозящий автобус впереди него. Нога автоматически перелетает с педали газа на тормоз, но уже поздно. Девушка все еще улыбается, когда машина врезается в автобус. Ее голову хлестко бьет о переднюю панель. Слышится треск раскалывающегося черепа. Парня спасает раскрывшаяся подушка безопасности, и он живет на две секунды дольше своей возлюбленной. Потом с резким визгом тормозов легковушку подминает под себя грузовик.

Слава встряхнул головой, отгоняя от себя разыгравшиеся образы. Его воображение порой было таким наказанием!

По радио закончилась короткая реклама, и поставили то ли Несчастный случай, то ли Моральный кодекс, то ли Секрет. Дорога была свободна, и этот факт внушал призрачную надежду, что домой он попадет к полуночи. Хонда набирала скорость осторожно, с опаской. Вид машины, превратившейся в гармошку, на некоторое время осадил прыть. Но нетерпение все же оказалось сильнее страха, и уже через полчаса спидометр стабильно показывал полторы сотни километров в час.

В девять позвонила жена. Пока Слава тормозил и съезжал на обочину (будучи водителем со стажем, он все же никогда не разговаривал по мобильнику на скорости), телефон перестал звенеть. Слава заглушил мотор, снял очки, слегка размял пальцами переносицу, взял телефон, вылез из машины, потянулся (при этом спина явственно хрустнула) и прикурил сигарету. Движения его были нарочито неторопливыми, словно он делал это назло яростно подмигивающему телефону, который в точности передавал настрой его благоверной. Таких настроений было ровно два: нетерпение и раздраженность – первое; нетерпеливость и раздражение – второе. Однако оттягивать неприятный диалог было уже невозможно, и Слава нажал на кнопку вызова.

– Да, Кать!

– А что сразу ответить нельзя, я же беспокоюсь! – опять двадцать пять. – У меня сердце уже болит, а ты не можешь просто поднять трубку и сказать, что у тебя все в порядке.

– Катюш, я же за рулем был, я не мог поднять телефон, – «Оправдываюсь, словно нашкодивший ребенок». Мысль эта вызвала неимоверное раздражение:

– Твою мать! Кать, хватит уже! Итак устал как собака, да еще ты тут… Пожалуйста, завязывай, а? Я скоро буду, сказал же. Обещаю к двенадцати приехать. Хорошо?

То ли тон, то ли неожиданное упоминание тещи – что-то остановило поток бессмысленных обвинений в невнимательном отношении к любимому человеку. Чтобы учесть и исправить хотя бы четверть того, что она ставит ему в укор, необходимо быть десятью человеками сразу, и не простыми смертными, а сверхтактичными, сверхпредусмотрительными (и еще много разных сверх) личностями. Но он один, недавно отметивший свое сорокалетие, лысеющий, зрение минус четыре, явно не справлялся с возложенной на него обязанностью.

– Хорошо, Слав.

– О’кей. Люблю тебя, пока.

Он отодвинул трубку, выждал пару секунд, необходимых для ответа жены, и нажал на отбой. С поворотом ключа Хонда ожила. Включив левый поворотник, Слава тронулся. По радио заиграли Чайф. Из динамиков лилась до мурашек знакомая тема:

Это произошло на третьем курсе. Слава сидел со своими друзьями Артуриком и Серегой в коридоре общежития и горланил «Ой-ё» на весь этаж: Слава – гитара, вокал, Артур – вокал, Серега – невнятное бормотание. Выпито было уже немало, и расходиться никто не хотел. Именно тогда появилась Катя. Она вышла из общего умывальника: на плече полотенце, в руках паста, щетка и мыльница, на лице милая улыбка, способная растопить даже сердце закоренелого циника. Слава поднял глаза, их взгляды нечаянно пересеклись, и… пришлось некоторое время мычать, так как слова в мгновение ока вылетели из головы. Катя рассмеялась. В тот день они не познакомились, но их знакомство уже было предопределено. Звучит как романтическая чушь с неизменным окончанием: «И жили они долго и счастливо». Да «долго», но далеко не «счастливо». За восемнадцать лет совместной жизни их «счастливо» окончательно растерялось. Осталась только женщина, склонная к истерикам и жалобам, и мужчина, который от сочувствия плавно перешел к равнодушию. Димка стал единственным сдерживающим фактором. Он помогал обоим родителям мириться с неудавшимся браком. И, может быть, лень. Лень что-то менять, что-то начинать. Они обросли вещами и знакомствами. Их жизнь получила комфорт, о котором они голодными студентами когда-то мечтали, но комфорт вытеснил близость. И вот теперь…

Чайф сменила какая-то незнакомая группа, меланхоличные сопляки из молодых. На спидометре было 150, на часах – 21:07, настроение – 0. Солнце почти зашло. Какое-то неприятное ощущение понемногу овладевало Славой. Ощущение, которое твердит тебе: «Должно произойти что-то нехорошее». Иногда такое бывало: словно кости стали мягче, а в пальцах появилась легкая дрожь, не лишенная некоторой приятности. Что-то среднее между предэкзаменационным мандражом и диким желанием покурить.

Это все жена со своими истериками. Она считает, что, постоянно напоминая о себе, сделает себя более важной для него, более любимой. А на деле происходит совершенно противоположное: появляется воз и маленькая тележка уважительных поводов задерживаться на работе и часто выходить из дома покурить. Чем больше она давит собой, тем меньше отдачи она получает. Вот такая загогулина получается, как говаривал один небезызвестный комический персонаж.

Справа и слева к асфальту вплотную подступил темный сосновый бор, превратив двухполосную дорогу в одноколейку. Славе никогда не нравилось это место: каждый раз перед ним возникает какой-нибудь тихоход. Вот и сейчас пришлось скинуть скорость: перед ним неторопливо плыла громадина автопоезда.

Ленинград. Заводная песенка. Слава, сам того не желая, начал подпевать:

Через минуту он уже горланил на всю машину так, что соловей действительно бы на этом фоне смотрелся блекло.

Фура начала утомлять своими шестьюдесятью в час. На встречке никого, обзор хороший. Слава вдавил педаль газа в пол. Когда расстояние между ним и грузовиком сократилось до 10–15 метров, с ярко-красным блеском появились стоп-сигналы. Пытаться останавливать Хонду было бессмысленно. Единственная мысль мелькнула в голове Славы: «Вот так все и бывает».

Славино тело отреагировало с поразительной и практически нереальной скоростью: руки плавно повернули руль влево, ровно настолько, чтобы пройти в каких-то миллиметрах от бампера фуры, и при этом не кувыркнуться. Хонда вылетела на встречку, а затем, когда длинная туша автопоезда осталась позади, свернула на свою полосу. Через полкилометра Слава остановил машину на обочине. Открыл дверь и, продолжая держаться за нее, вышел. Фура, которая несколько секунд назад чуть не оставила его жену вдовой, приближалась со скоростью в те же шестьдесят километров. Лицо водителя отчетливо виднелось за огромным лобовым стеклом: одутловатые, небритые щеки, дырка рта с опущенными вниз кончиками губ, мелкие поросячьи глазки, смотрящие перед собой холодно и колюче, копна черных с проседью волос. На правой скуле блестело похожее на старый ожог бледно-фиолетовое пятно. Слава подумал, что неплохо бы набить морду этому ублюдку, но мысль была какая-то вялая, не подталкивающая к активным действиям. Дальнобойщик мельком взглянул на Славу. Господи, молоко свернется от такого взгляда. Словно двустволка, из темных отверстий которой смотрит сама Смерть…

Твою то в душу. Что за лирика? Обычный шоферила, похожий на свина, которому без разницы, что он причинил кому-то неудобство.