«Сейчас Денис спит, прижав к щеке игрушечную мягкую зеленую ящерицу – увидел ее вчера и потребовал немедленно купить. Отпускать ее не желает ни в какую. Откуда-то он узнал, что ящерица может отращивать новый хвост взамен старого, и все… Теперь это любимая игрушка. Бом (мама оставила его у нас) не отходит от его кровати и иногда встает на задние лапы, чтобы заглянуть внутрь – проверяет. Это так забавно! Бом похож на хвостатую няньку. Я даже сфотографировала эту сценку. На днях дощелкаю пленку и проявлю фото, обязательно покажу их мужу и маме, в конце недели она приедет к нам на ужин. Они с Олегом не совсем ладят, и меня это расстраивает. Я люблю маму, уважаю, прислушиваюсь к ее советам, но она бывает чересчур… активной и навязчивой. Да, это так, и, наверное, это ужасно – говорить так о своей маме, но иногда я даже начинаю злиться. Хорошо, что Олег всегда остается спокойным и уверенным в себе. Я не представляю, что бы было, если на его месте оказался другой мужчина. Хотя мне и не нужны другие. Мой муж – единственный мужчина, который мне нужен, и с каждым днем я осознаю это все больше и больше.
Денис, сынок, расти уже быстрее, мама хочет увидеть тебя взрослым и сильным мальчиком.
Да, наш Деничка еще мал, но я уже столько для него хочу! Уже сейчас я начинаю планировать его будущее, хотя понимаю, что пока еще слишком рано, еще не время, еще так много всего впереди. Но я не могу обуздать свою фантазию, все равно представляю, каким он будет в пять лет, в десять, в шестнадцать, в двадцать два, даже в тридцать, хотя мне самой еще нет тридцати… Наверное, после его рождения я стала по-настоящему взрослой и рассудительной, забыла глупости, которые вертелись у меня в голове, все старые заботы. Та жизнь кажется скучной и пресной. Главное теперь – сын и муж. Моя семья. Ради нее стоит…»
страница 14«…жить.
Жить, дышать, смеяться. Не существовать.
Олег задерживается на работе, и хотя я понимаю, что у него много дел и забот, в том числе и из-за того, что сейчас твориться, но очень скучаю, когда его нет. Мне физически больно, когда он не со мной, но когда я могу обнять его, прижаться, спрятать голову на груди, мне кажется, что я расцветаю.
Кстати, пока Олег на работе, мне в голову пришла идея составить список качеств, которыми должен обладать мой сын в будущем (и я знаю, что он будет таким, это ведь мой сыночек!). Итак, Дениска пока что спит, а я напишу, каким вижу его… в двадцать с небольшим лет.
Мой сын…
– Всегда счастлив.
– Очень любит меня и свою семью.
– Добр, отзывчив, милосерден и весел.
– У него нет вредных привычек.
– Душа компании…
– Самая большая, старательная умница и лучший ученик в школе и в университете.
– Знает много языков!
– Силен, но миролюбив и уважителен.
– Часто улыбается и смеется, у Дениски хорошее чувство юмора».
страница 15«– Не кричит, не спорит по пустякам и не унижает слабых. Он сильный, и он помогает другим.
– Любит (ВЗАИМНО!) прекрасную, скромную девушку из хорошей семьи.
– Помогает нуждающимся, но не во вред самому себе, разумеется.
– У него тысяча друзей!
– Он занимается спортом (только не боксом и не борьбой, хотя ему, как мальчику, конечно, важно знать силовые приемы, чтобы он мог защитить себя и своих близких при необходимости!).
– Уважительно обращается со старшими, ласково – с детьми.
– Любит животных и детишек, а они – его. Для меня это показатель доброты. Настоящий человек не должен быть злым или равнодушным.
– Еще он свободолюбив и делает то, что хочет. Но не во вред другим.
– И у него хороший вкус. И отличная память (это я уже замечаю, между прочим!).
– Всегда помнит меня, потом, что я всегда помню его. Или это эгоистично? А может, это называется материнской любовью? Или все же эгоистично? Хм…
– В общем, мой сын прекрасен и идеален, и все его любят… Весь мир любит моего сына».
На этом последняя запись Натальи обрывалась, и больше листиков Денис не нашел, как ни пытался, хотя по идее, еще должна была быть шестнадцатая страница. Он обыскал весь кабинет отца, заглянул во все ящики, но это не принесло успеха. Некоторые листики пропали с концами.
И потом, раз за разом перечитывая эти строки, все сильнее и сильнее Денис хотел плакать. Потому что был виноват в том, что рядом с ним не было мамы. Потому что семья была для нее самым дорогим, а он все разрушил. Потому что ему уже целых восемь лет, а прекрасным и идеальным он так не стал. Наверняка мама ненавидит его за все это.
Он положил ее дневник на место, на стол в кабинете отца, хотя отчаянно не хотел расставаться с это простой, на первый взгляд, тетрадью на пружинах и в черной обложке, однако понимал, что отцу не понравится, что он брал эту вещь.
Денис проплакал почти весь день, прячась в свой комнате и пугая Леру, которая подумала, что он заболел, а потом, уже глубокой ночью, когда кудесница-ночь расшила темное, перенасыщенная густым синим цветом, небо звездами, ребенок взобрался на подоконник и, глядя туда, в далекую высь, твердо решил для себя, что будет идеальным мальчиком. Специально для мамы. Чтобы она видела с небес, каким он растет – таким, как хотела она, и не сердиться на него за то, что он сделал… И этой ночью ему не снились ожившие бабушкины жемчужные бусы, кричавшие, что он виноват.
Если бы Олег Даниилович или Лера узнали, что творится в голове их маленького, но решительного сына, то они бы обязательно что-нибудь сделали для него, попытались бы помочь Денису вырваться из гнета собственных чувств, наняли бы еще одного детского психолога и сами бы сделали для него все, что угодно. Но ни он, ни она этого не понимали, и разглядеть истинные эмоции и мысли ребенка оказались не в состоянии. Хотя, кончено, очень любили его. Зато оба всегда очень гордились успехами Дэнси – так стала ласково звать мальчика Лера, и когда их ребенка называли идеальным, то только с улыбками на губах кивали – их сын просто не мог быть другим. Он действительно… идеален. Идеальным Денис был в школе и в университете, в учебе и в спорте, среди парней и девушек, родственников и друзей, и даже в глазах малознакомых людей очень часто выглядел совершенством. Он старался изо всех сил – благо, природа одарила его и умом, и внешностью, и, самое главное, сильным упрямым характером. Конечно, не все давалось Дэну легко, и многое он буквально заставлял себя делать – например, изучать языки или играть в баскетбол. Ему не нужны были посредственные знания или умения, он все оттачивал до совершенства, автоматизма. И уже потом, спустя много лет, все началось даваться ему вдруг легко и просто, влет. Его знания иностранных языков поражали, но никто не знал, что ему приходилось тратить на их изучение порою много часов подряд – особенно в детстве. И он до изнеможения несколько лет тренировался в игре в волейбол и баскетбол, потому как поначалу у Смерча с этими видами спорта совсем ничего и не получалось. Только его терпение, усердие и, самое главное, желание помогли парню сделать из себя идеального человека, соответствующего написанному его матерью.
Себя, конечно же, он идеальным не считал, и даже нормальным человеком зачастую в глубине души не признавал – нормальные люди не виноваты в том, что их матери умирают. Нормальные люди не делают других несчастными.
Он был расколот надвое. По природе своей Денис был человеком, стремящимся к гармонии с миром и с самим собой. Но из-за детской трагедии в его душе цвел черный цветок дисгармонии. И именно поэтому для других Денис казался едва ли не идеалом, а самому себе порою был омерзительным, особенно тогда, когда оставался наедине с собой, поэтому старался всегда занимать свой мозг – получением знаний, или общением, или каким-то делом.
Дэн никогда не чувствовал раздвоение личности, но он никогда и не чувствовал себя цельным человеком. Конечно, время – это главный созидатель и целитель душ, и с его течением Смерч менялся, а когда он по-настоящему впервые полюбил девушку, то его внутреннее состояние стабилизировалось, черный цветок завял, дав возможность расцвести другому цветку – лазурному.
Какое-то время все было хорошо. Счастливое настоящее заставило померкнуть прошлое.
Однако когда трагедия случилось и с Инной, то Денис едва не сошел с ума от проклятого чувства вины. Первая потеря – родная мама, для него стала олицетворением печального черного, как земля, цвета, а вторая, Инна, – нежного лазурного, как море. И если постепенно, с возрастом, парень осознавал, что маленький ребенок не мог быть тем, кто убил собственную мать – ведь она спасала его, рискуя своей жизнью, то после потери Инны все обрушилось на него с новой силой.
Глубокое чувство вины не отпускало его, вцепившись в душу, как бойцовская собака в жертву. И терзала, терзала, терзала, и кусала все сильнее, и впивалась с упорством, равным упорству самого Дениса.
Глубокое чувство вины не отпускало его, вцепившись в душу, как бойцовская собака в жертву. И терзала, терзала, терзала, и кусала все сильнее, и впивалась с упорством, равным упорству самого Дениса.
И до сих пор, раз в год, ему снилась мертвая бабушка, кричащая яростно: «Убийца! Убийца!», рвущая на себе жемчужные черные бусы и тыкающая в него пальцем с острыми бордовыми ногтями, которые стремительно превращались в когти. И бусины, раскатываясь по стеклянному полу, тоже вдруг начинали шептать, кричать, обвинять… Мать ему не снилась ни разу, а Инна – только тогда, когда он был без сознания из-за потери крови.
Дэну казалось, что женщины, которых он любил, гибли из-за него. Из-за его беспечности, глупости, недосмотра. Из-за того, что он живет, умирают другие.
Какое-то время он даже боялся за Леру. А потом стал бояться за еще одну представительницу такого прекрасного, такого беззащитного порою пола. Денис, внезапно привязавшийся к Маше, девушке-другу, девушке-смеху, девушке-огню, вдруг отчетливо понял, что не переживет, если она станет его третьей потерей.
Его персональное проклятье не должно подействовать на нее.
* * *Лера оказалась хорошим рассказчиком – уже третьим за последнее время, который сумел своими словами перемолоть часть Машиной души, как кофемолка зерна, насыпать коричневый кофейный порошок в медную турку, залить холодной водой сожалении и, добавив шепотку горечи, ложку жалости и пару прозрачных, как слеза, капель, и бутылку с этикеткой «Жизнь», поставив на медленный огонь, вопреки правилам, довести до кипения. Чтобы появившаяся пенка страха вытекала из этой кофеварки, обжигая медные бока.
Мария внимательно, не пропуская ни единого слова, слушала историю Смерча в правдивом изложении Леры, которая рассказывала ее тусклым голосом, сначала как-то размеренно, негромко, а потом все более и более живо и эмоционально, и белые холеные руки ее вдруг стали жить своей жизнью – тонкие пальцы с нанизанными на них дорогими кольцами то неспешно потирали колени, то вцеплялись в замок, то медленно сжимались, словно Лера забыла о длинных ногтях. Казалось, Смерчинская держит в себе куда больше, чем говорит, но и то, что она рассказывала, ее юной гостье хватало.
И в отличие от нее Маша сидела неподвижно и прямо, больше всего на свете хотела обнять Дэна, крепко и даже чуть больно, заплакать и сказать ему, что никогда и ни за что она не станет его третьей потерей. Что она всегда будет с ним и будет защищать его. И что ему нельзя винить себя ни в чем, потому что она, Маша, точно знает, что его мама умерла не зря – она защищала своего ребенка. И что в смерти Инны его вины нет – ее жизнь унесла на дно морская стихия, а не его руки. И вообще – это ненормально, это нехорошо так думать о себе! Такие мысли сжигают, как огонь, а себя жечь нельзя, себя надо греть. И она готова обогревать его всю жизнь, ведь она сама – огонь, ее тепла хватит для двоих, ведь не зря Оля говорила об этом!
Некогда непонятные, мутные слова гадалки с черничными глазами с набережной стали для Чипа ясны, как утренний южный солнечный свет, пробивающийся сквозь тонкий хрусталь. Вот что она имела в виду! Вот о чем она говорила Смерчу! И хотя Маша совсем не понимала, откуда эта странная женщина все узнала, она осознавала – ее слова правдивы. Удивительно правдивы. И теперь, как бы глупо это ни казалось заядлым скептикам и приверженцам теорий, отвергающих необъяснимых явлений в жизни людей, девушка точно знала, что ее судьба на букву «д» – это Денис Смерчинский и никто иной. И отдавать его она никому не собирается, впрочем, как и терять тоже. Возможно, история, рассказанная Лерой, была лишь катализатором, но именно после того, как женщина поведала тайну своего сына, Маша отчетливо и как-то совершенно по-новому осознала: она любит этого человека. Она защитит его. Найдет. И никому не отдаст.
И эта новая взрослая Маша с неподвижным лицом и серьезными, нет, даже решительными глазами точно знала, что Денис Смерчинский – это тот человек, который ей нужен.
Нужен, как глоток воздуха. Эта Маша не видела больше светлых стен и зелени за окном, персидского ковра и полок с книгами и самолетиками, она видела перед собой полупрозрачный профиль любимого человека. И слышала голос Леры.
Не было дикого восторга, как во время болезни Никитой, не было страха, что Дэн оставит ее, не было сомнения – ее ли это судьба, не ее и вообще, судьба ли? Это состояние было похоже на транс. Она находилась в воздушном шаре, отгородившись от всего мира, видя Дениса и слыша Леру.
* * *А потом, когда Смерчинская замолчала, выговорившись, и ее руки обессиленно упали на колени, шар вдруг исчез, и на девушку нахлынули не только образы и страхи, но и эмоции – много. Ее словно облили из ведра студеной водой, а потом толкнули в море – такое красивое с виду, лазурное, ласковое, спокойное, но оказавшееся ледяным, сковывающим руки и ноги, заставляющим грудь быстро и нервно вздыматься, а рот – хватать воздух, пока еще есть возможность.
Маше хотелось рыдать – от внезапно нахлынувших чувств сострадания и сочувствия к тому, кого она внезапно полюбила. Она и не знала, что Денис столько всего перенес в своей пока что еще не очень длинной жизни. А она еще и добавила толику мучений в его персональную копилку страхов, написав то идиотское сообщение и не оттолкнув от себя вовремя Димку.
Если бы могла – разделила его страдания, забрала бы себе половину.
На ее светло-карие глаза наворачивались слезы – и от своих переживаний, и от неожиданного осознания того, что ее Денис – сильный человек, мощный духом и твердый характером, не умеющий отступать от самого грозного своего противника – от собственных страхов. Ведь именно поэтому он вел с ними бой с самого своего детства. Старался быть идеальным во всех смыслах. А может быть, он уже родился таким, и все его трагедии были призваны для того, чтобы он развил в себе лучшие свои черты, – кто знает?
Но это неважно, родился ли он таким или таким стал. Важно было то, что он таким был прямо в эту минуту, в эту секунду, в этот миг.
Да, Дэн – невероятный. И это не потому, что он красив, обаятелен, умен, обеспечен, весел. А потому, что он смог с достоинством перенести случившееся и стать тем, кем стал, сохранив доброе сердце.
На сидящую без единого движения девушку – а это было очень несвойственно подвижной и переполняемой энергией Марии – опустилась дымка гордости за Дениса, в которой алела рубинами боль за него и мерцала кораллами женская жалость. Он действительно – смерч, самый настоящий, сильный, стремительный, даже грандиозный, только на своем пути он сметает не людей – их он подхватывает и игриво кружит, осторожно играет и, смеясь, бодрит – а сметающий самого себя.
Девушка почувствовала неожиданное тепло в ладонях и в солнечном сплетении. Подобные чувства Мария испытывала лишь несколько раз. Последний, когда совершенно случайно, от скуки, прочитала года два назад книгу Сент-Экзюпери «Планета людей» – книгу, в которой была описана вся красота и сила человеческого духа перед лицом опасности.
Особенно тогда ее впечатлила история о летчике, потерпевшим крушение в горах, но выжавшим и неделю фактически ползущим по снегу и морозу вперед. У него были обморожены руки и ноги, у него не было еды и пить ему приходилось снег, он был на последнем издыхании, но все же он выбрался из ледяного ада и выжил. Вперед его гнала мысль о том, что его ждет любимая жена. И он добрался до людей, которые считали его погибшим – считали небезосновательно.
Дэн Смерчинский, наряду с этим летчиком, настоящим восхитительным образцом жажды жизни, теперь стал для Маши олицетворением силы духа. С полной уверенностью девушка осознала за какое-то краткое мгновение, что даже если она и будет называть теперь парня Дэном, Смерчем, Лаки Боем или Дэйлом, то для нее он всегда уже будет Денисом. Тем самым взрослым человеком, которого она так долго не понимала. Того, который прятался от всех за рядом ярких масок: идеального парня, отличного друга, прекрасного сына, великолепного спортсмена, сексапильного мальчика, непревзойденной души компании.
У Машки, как и тогда, при прочтении книги Сент-Экзюпери, от печального рассказа Леры по коже побежали мурашки – это отряд головастиков трансформировался в них, показывая своей подопечной ее же собственные чувства. Она обязательно найдет его, и неважно, любит ли он ее или нет, ведь важно не это. Важно, чтобы он был счастлив (или хотя бы не несчастлив!). И тогда, глядя в глаза, она скажет ему все, что накипело на душе. Успокоит его и признается в любви.
* * *Лера принесла поднос с холодным грейпфрутовым соком и двумя бокалами и молча налила мне. Терпкий ледяной сок успокоил пожар внутри, и какое-то время я попивала его мелкими глотками. Лера молчала – кажется, тоже успокаивалась.
– Бедный Дэн, – сказала, наконец, я, глядя на его звездный потолок, смаргивая непрошеную слезинку. – Как он вообще жил? Лера, как?