– И ты принесла бы ее в жертву?
– Я пожертвовала бы кем угодно, чтобы убить аурея со шрамом, а попадаются лишь никчемные эльфы да бронзовые! Нам нужны истинные тираны!
– Ты используешь ее куда более жестоко, чем Микки.
– У нее есть выбор, – бормочет Гармони сквозь зубы.
– Выбор?
– Да. – Гармони садится за стол и жестом приглашает меня присоединиться к ней. – Танцор умер, но у Ареса есть для тебя план.
– Нет-нет, мне надоело слушать о его планах в пересказе остальных. Я отдал ему три года жизни. Теперь хочу посмотреть ему в глаза.
– Это невозможно.
– Тогда я выхожу из игры.
– И как, позволь спросить? У тебя нет выхода. Домой, в Ликос, ты вернуться не сможешь. Так что пристегни ремни и жми на газ, мальчик!
Ее слова ранят меня в самое сердце. Мне действительно некуда возвращаться. Невыносимое одиночество. Где мой дом? Даже если все это закончится нашей полной победой над золотыми, куда мне идти?
– С Аресом тебе встретиться не удастся. Даже я ни разу не видела его лица, проходчик.
– Не видела?! Ты работаешь на него так же долго, как и Танцор! Много лет! Почему же ты доверяешь ему?
– Потому что он первым дал мне оружие. На нем был шлем, и он вложил мне в руку заряженный импульсовик!
– Арес – мужчина? – спрашиваю я.
– Какая разница? – отмахивается от меня Гармони и активирует видеодисплей.
В воздухе кружится вихрь электронов, и вскоре перед нами разворачивается серия карт. Топография мне знакома. Марс. Венера. Кажется, Луна. Десятки красных точек мигают на картах городов, доков и других стратегически важных объектов.
– Вот план Ареса: четыре сотни терактов, шестьсот нападений на склады боеприпасов, правительственные учреждения, электроснабжающие компании, коммуникационные центры. На планирование и сбор ресурсов по крохам ушли годы.
Я даже представить себе не мог, что мы способны на акцию такого масштаба. Благоговейно смотрю на карту.
– Цель сегодняшних терактов: спровоцировать реакцию, чтобы золотые занервничали и засуетились. Начнут мобилизацию сил, станут собираться в определенных местах. Гадюк легче всего выкурить из гнезда, когда они все там.
– Когда планируется атака?
– Через три дня. Вечером.
– Вечером через три дня, – повторяю я. – На закрытии саммита. Постой, он же не хочет, чтобы я…
– Хочет. Через три дня состоится торжественное закрытие саммита. Вино, розовые, шелка, как там у вас, золотолобых, принято. Там будут все хреновы губернаторы, сенаторы, преторы, императоры, судьи со всех уголков Сообщества. Все монстры Солнечной системы по мановению руки верховной правительницы соберутся в одном месте. Следующий случай представится лишь через десять лет. Сынам туда не пробраться, но ты сделаешь то, чего не можем мы. Ты сумеешь нанести удар, который нам не по силам!
Ее слова доносятся до меня, словно шум приближающегося из тоннеля поезда.
– Значит, у них там будет теплая компания. Верховная правительница станет говорить речь, и тогда ты убьешь этих золотых ублюдков радиальной бомбой. Мы спрячем ее на тебе. Микки и его ребята уже все сделали. Как только мы увидим на трекере, что бомба взорвалась, вытащим тебя и устроим адские пляски по всей системе. Выжжем их дотла!
И все, что я сделал, было ради этого?!
– Должен быть другой способ!
– Послушай, проходчик, с самого начала у нас было два плана! Тот, о котором я тебе рассказала, – и ты сам. Арес и Танцор твердили, что в тебе вся наша надежда, ты дашь нам шанс пойти другим путем. Все верещали как мальчишки, что ты сможешь разрушить золотых изнутри. Но ты потерпел неудачу, как я и думала. Говоришь, у Эви руки в крови? Так ведь и у тебя тоже!
– Ты даже не представляешь, до какой степени, Гармони. Я святошей не прикидываюсь. Но Эви сознательно пошла на преступление!
– Есть только одно преступление – поражение!
– Подумай, какие в этой игре ставки! Мы не можем пойти против золотых напрямую. Какой бы удар мы им ни нанесли, в ответ они просто сотрут нас с лица земли, вот так, – говорю я, щелкая пальцами.
– Значит, ты отказываешься.
– Да, Гармони, отказываюсь!
– Что ж, тогда война начнется без твоего участия. Мы подготовили двоих Сынов, они постараются попасть на церемонию. Они – не золотые, поэтому, скорее всего, их поймают и порежут на мелкие кусочки в пыточной камере преторов, и миссия будет провалена. Значит, лидеры золотых выйдут сухими из воды, а наши мизерные шансы победить в этой дерьмовой войне станут равны нулю, и все потому, что ты не доверяешь Аресу!
– Забудь, я в этом не участвую! Арес мог бы сам ко мне обратиться, если ему нужна моя помощь!
– Как?! Он на Марсе, готовит революцию! С ним нет связи, золотые мониторят все каналы! Мог ли он пойти на контакт без риска для тебя? – спрашивает она, наклоняясь вперед и плотоядно обнажая в улыбке нижние зубы. – Скажи-ка, Дэрроу, ты хотя бы знаешь, чего они тебя лишили?
– В каком смысле? – напрягся я от ее странного тона.
– В таком, – спокойно отзывается она, задает какие-то команды видеокубу, на экране возникает изображение шахт Ликоса, и у меня внутри все леденеет. – Запись смерти Эо удалось вывести в эфир… – поясняет она, и я чувствую, как сердце гулко бьется где-то в горле, – однако мы показали ее не полностью.
Гармони включает запись, и комната, где мы находимся, превращается в шахту. Мы оказываемся внутри трехмерной голограммы. Это необработанные документальные кадры, а не монтаж для новостей, не то видео, что я смотрел сотни раз, – там казнь моей жены транслируется без звука.
Слышу собственные стоны, когда серые избивают мальчика, которым я был когда-то. В толпе раздается чей-то плач. Воцаряется неловкая тишина неотредактированной съемки. Моя мать низко опускает голову. Дядька Нэрол плюет в пыль себе под ноги. Мой брат Киран прикрывает руками глаза своим детям. Звук шагов. Дио, сестра Эо, поднимается на металлический эшафот. Сандалии царапают ржавчину. Рыдания. Дио наклоняется к моей жене. Эо такая маленькая, такая худенькая и бледная, словно призрак той горящей страстью девушки, которой я ее запомнил. Ее губы шевелятся. Как и в тот день, мне не удается расслышать, что она говорит. Внезапно Дио разражается рыданиями и начинает цепляться за Эо. Что же она ей сказала?
– Воспользуйся техникой, Дэрроу. Она же создана для просмотра.
Сам думал об этом тысячу раз, но доступа к записи у меня не было. Я не знал, как мне отыскать ее, не привлекая к себе внимания. И тогда, и сейчас у меня в голове крутится одна жуткая мысль: что же Эо такого сказала, чего я не смог бы вынести? Почему она сказала это Дио, а не мне?
В пиратской копии, разлетевшейся по сети, Дио вообще не показывают. А здесь, в оригинальной съемке, я могу просто взять и перемотать на начало. Так я и делаю. Можно увеличить громкость. Готово. Просматриваю все сначала: моя мать опускает голову. Нэрол сплевывает. Киран прикрывает глаза детям. Шорох шагов. Дио поднимается на эшафот. Все звуки раздаются в сотни раз громче. Убираю белый шум с помощью панели настроек и наконец-то слышу слова, которые моя жена сказала Дио:
– В нашей спальне стоит колыбель, которую я сделала своими руками. Спрячь ее до возвращения Дэрроу.
– Колыбель… – шепчет Дио.
– Он не должен узнать. Он этого не выдержит.
– Не произноси этого, Эо, прошу тебя!
– Я жду ребенка.
10 Удар
Я и правда не выдерживаю.
Сижу в полной прострации, уставившись на собственные руки. Руки, которые не смогли спасти мою жену, моего ребенка. Эо была права! Я был слишком слаб, чтобы вынести правду, чтобы узнать о второй жертве моей жены. Она могла бы остаться в живых, могла бы подарить нам малыша, о котором мы так мечтали, но наше будущее не стоило ее молчания. Да и мне была грош цена…
Где-то глубоко в груди зарождается сосущая, тянущая боль. Как будто бы в душе вдруг образовалась черная дыра, а все тело напряглось и свернулось змеей вокруг острого ощущения горя. Кажется, я вешу как минимум тонну. Плечи поникли. Тяжело дышать. Пальцы конвульсивно сжимаются. Даже странно смотреть на эти руки. Руки, которыми я тянул ее за щиколотки и которыми копал ей могилу. Но ведь в могилу легла не только она…
О нет, в могилу отправилась еще одна жизнь, нерожденная. Наш ребенок умер, не успев появиться на свет, а я даже не знал об этом. Я подвел их обоих. Видео начинает крутиться заново, звук снова с усилением.
«Я жду ребенка, – говорит она поднявшейся на эшафот Дио, – я жду ребенка».
Проигрываю эти кадры с десяток раз, все глубже погружаясь в бездну отчаяния.
Золотые убили не только мою жену. Они убили во мне мужа и отца – тех, кем я всегда хотел стать. Если бы только я смог остановить ее! Но я надулся как несмышленыш, обидевшись, что нам так и не достались лавры, и она отвела меня в сад. Почему я не притворился, что мне на эти лавры глубоко наплевать?..
У меня могла бы быть семья: сыновья, дочери, внуки… Всех их убили еще до рождения. Эо никогда не возьмет на руки нашу дочь. Никогда не поцелует на ночь нашего сына и не улыбнется, глядя, как его ручонки цепко хватают меня за палец. Изо всей этой семьи, которая могла бы появиться на свет, остался один я. Лишь тень того человека, каким я мог бы стать.
У меня могла бы быть семья: сыновья, дочери, внуки… Всех их убили еще до рождения. Эо никогда не возьмет на руки нашу дочь. Никогда не поцелует на ночь нашего сына и не улыбнется, глядя, как его ручонки цепко хватают меня за палец. Изо всей этой семьи, которая могла бы появиться на свет, остался один я. Лишь тень того человека, каким я мог бы стать.
Во мне поднимается ярость. У нас был шанс, и мы его упустили. Все, чем я стремился обладать, утрачено, погребено из-за меня и из-за них. Из-за их законов. Их несправедливости. Их жестокости. Они заставили женщину выбирать между смертью – ее собственной и нерожденного ребенка – и жизнью в рабстве. А все почему? Ради власти! Ради того, чтобы они могли жить в своем идеальном мирке!
– Тогда ты был слишком слаб, – говорит Гармони. – Хватит ли тебе силы сейчас, проходчик?
Гляжу на нее, а слезы текут по щекам, оставляя на них мокрые теплые дорожки. Гармони смотрит на меня не так сурово, как прежде, и продолжает:
– И у меня когда-то были дети. Радиация выжгла их внутренности, а им даже не дали обезболивающих. Даже не попытались ликвидировать утечку. Сказали, что ресурсов недостаточно. Мы с мужем сидели и смотрели, как они умирают. Потом его убила та же болезнь. Он был хорошим человеком, а хорошие люди гибнут! Если мы хотим освободить и защитить их, нам придется стать чудовищами! Да здравствует зло! Да здравствует тьма! Я готова пойти за самим дьяволом, если он поможет нам принести этим несчастным хотя бы крошечный лучик света!
Я смотрю на Гармони, и по щекам текут горячие слезы. Встаю и обнимаю ее, наконец вспомнив об ужасах, с которыми сталкивается наш народ. Как же я мог забыть? Я – дитя ада, слишком загостившееся на небесах.
– Я сделаю все, что прикажет мне Арес.
* * *– Эту сучку подослал Плиний! – шипит Шакал, пока желтые врачи медленно удаляют ошметки обгоревшей кожи с его плеча и наносят регенерационный раствор. – Это не Сыны Ареса, они не стали бы убивать так много низших цветов, не их стиль! Думаю, Плиний постарался! Или преторы верховной правительницы!
За стеклом мерцают огни проплывающих мимо кораблей. Шакал матерится и орет на слуг, чтобы те зашторили окна. Серые по моей просьбе привели меня сюда, в его личный небоскреб, а не в цитадель. Повсюду одни телохранители. Он предпочитает серых, а не черных, исключением был тот, меченый. Золотых, кроме меня, больше нет, что лишний раз доказывает, каким доверием я пользуюсь у Шакала. Прознай кто-нибудь, что он здесь, и сюда сбежится полгорода прихлебателей, но одиночество его не беспокоит. Как и меня.
– А может, Виктра? – рассуждаю я. – Она же решила не оставаться…
– Во-первых, она доказала свою преданность. Во-вторых, не стала бы использовать бомбу. В-третьих, она в тебя влюблена. Так что это точно не она.
– Влюблена в меня? – потрясенно переспрашиваю я.
– А ты совсем как синий, дальше собственного носа не видишь! – фыркает Шакал и тут же меняет тему: – Наш союз должен оставаться тайной до тех пор, пока мы не уберемся с этой долбаной Луны, а значит, тебя в той таверне не было. Если бы Плиний знал масштаб нашего замысла, то подготовился бы получше. Думаю, он хотел вывести из игры только меня. Так что ты возвращаешься в цитадель как ни в чем не бывало. Я продолжаю обрабатывать глав синдикатов, а в конце саммита выкупаю твой контракт.
А потом весь их мир изменится раз и навсегда.
Прощаюсь и уже подхожу к двери, и вдруг Шакал окликает меня:
– Ты второй человек, который спас мне жизнь. Других не было. Спасибо тебе, Дэрроу.
– Прикажи своей новой коже, чтобы росла побыстрее. Ты не должен пропустить церемонию закрытия.
Следующие три дня проходят как в тумане, я постоянно думаю об Эо и о том, чего мы лишились. Горечь потери наполняет меня отчаянием и безысходностью. Мысли мучают меня даже тогда, когда я довожу себя до полного изнеможения в местном спортзале. В разговорах не участвую, с друзьями не общаюсь. Все это не представляет для меня никакой ценности. Жизнь отступает на второй план, когда приходит боль. Теодора замечает, что со мной творится неладное, и изо всех сил старается облегчить мое состояние, предлагая развлечься с розовыми из садов цитадели.
– С вами им будет лучше, чем с какими-нибудь грубиянами с Газовых Гигантов, господин, – уверяет меня она.
По видеосети цитадели только и говорят что о терактах. Сообщество разыграло эту карту правильно – передают в основном кадры о работе спасателей. Распространяют инструкции, как себя вести в ситуации возможного кризиса. Желтые психологи в ток-шоу анализируют поведение Ареса и приходят к выводу, что вытесненная сексуальная травма в раннем детстве заставляет его срываться с цепи, чтобы получить ощущение власти над миром. Фиолетовые актеры и шоумены собирают средства для семей погибших в теракте. Сам Квиксильвер отписывает три процента от своего личного состояния в пользу пострадавших. Черные и серые боевые группы атакуют «учебные базы Сынов Ареса на астероидах». Серые агенты службы по борьбе с терроризмом проводят пресс-конференции и рассказывают, что задержали подозреваемых – вероятнее всего, каких-то алых, которых они вытащили прямо из шахт или из лунных трущоб.
Сплошной фарс, но золотые разыгрывают его профессионально. Прячутся от камер, чтобы складывалось ощущение, будто все цвета вместе борются против алых террористов. Словно эта война касается не золотых, а всего Сообщества. Более того, Сообщество от этого даже выигрывает, поскольку наши жертвы и наша покорность позволяют нам процветать. Дерьмо собачье они народу на уши вешают!
Однако виноватые все же должны быть найдены. Поэтому лорда-губернатора вызывают на допрос касательно мер по устранению этой ситуации. Как же Сынам удалось добраться с Марса на Луну? Вот какой вопрос ему наверняка зададут. Золотое осиное гнездо растревожено, как я и говорил, но шоу продолжается. Патриции продолжают плести свои интриги, разводить дипломатию, порхать между церемониями, конференциями и саммитами, делая вид, что грязные игры этих террористов их совершенно не волнуют. Они под защитой, они далеки от всех этих ужасов.
Наверное, в свое время меня бы это обеспокоило, но сейчас золотые кажутся мне призраками, а не реальными людьми. Как будто они существуют только в моей памяти. Их настоящее бледнеет по сравнению с моим прошлым.
С сожалением прикасаюсь к бомбе, красующейся у меня прямо на груди. Творение Микки, копия Пегаса, которого я носил в училище, – внутри были волосы Эо. Тот кулон лежит в каком-то секретном хранилище вместе с другими моими личными вещами. А у этого крылатого коня поворачивается голова, после чего он превращается в орудие убийства. Потом надо притронуться к медальону специальным кольцом и активировать детонатор.
Я отдалился от моих друзей, от Виктры. Она спрашивала у Рока, что со мной такое. Он наверняка ответил, что я переменчив, словно ветер, да и вообще человек настроения. Или выдумал еще более поэтичное объяснение. Пытается держаться ко мне поближе, приходит ко мне вечером, когда я уже лежу в постели, старается подловить меня в гимнастическом зале. Но у меня нет сил улыбаться ему, слушать, как он читает стихи своим тихим голосом, или говорить на философские темы, или вместе смеяться над анекдотами. Не могу себе позволить чувства по отношению к нему, ибо знаю, что скоро он будет мертв. Я должен убить его в своем сердце, прежде чем уничтожу во плоти.
Неужели мне придется добавить имя Рока в список тех, кого я уже уложил в могилу?
Ответ приходит в день церемонии закрытия саммита, когда Теодора приносит мне из прачечной отпаренную одежду. Она ничего не говорит о Роке. Не изрекает глубокомысленных афоризмов. Просто делает нечто, чему я еще никогда не был свидетелем, – совершает оплошность. Кладет мою форму на кресло, случайно опрокидывает стоящий на столике бокал вина, и оно проливается на рукав белого кителя. В глазах Теодоры плескается такой ужас, что у меня мурашки по спине бегут. Такой взгляд может быть у оленя, к которому на полной скорости мчится аэрокар. Теодора начинает бессвязно извиняться, как будто я могу ударить ее, если она не сумеет вымолить у меня прощение. Через некоторое время она берет себя в руки, паника утихает, и тогда Теодора садится на пол и молча начинает чистить форму.
Не знаю, как себя вести. Сначала просто стою и смотрю на нее, потом кладу руку ей на плечо и говорю, что все в порядке. И тогда она начинает рыдать безутешно и отчаянно, худенькие плечи трясутся и подрагивают. От моего прикосновения она морщится, сдерживает слезы и бормочет, что мне придется надеть не белую, а черную форму. Теодора даже не подозревает, что произойдет сегодня вечером, но все чувствует, ощущает всем телом.
Копейщики играют в игры, принимают микроабразивные ванны, консультируются со стилистами по поводу вечерних костюмов, а я дрожащими пальцами завязываю шнурки на тяжелых армейских ботинках. Мне никогда не удается спасти моих друзей, я словно навлекаю на них беды. По-моему, в живых остался только Севро, и то потому, что оказался так далеко от меня. Фичнер всегда боялся, что я убью его сына. Говорил, что нить моей судьбы такая жесткая, что может задушить всех, кто находится рядом со мной. И вот теперь я смотрю на Теодору и думаю о том, какие же мы уязвимые и непростые существа. Почему она разрыдалась? Вспомнила что-то из прошлого? Появилось дурное предчувствие? Мне это неизвестно, отсюда и глубина пропасти между мной и другими людьми. Я бессловесный и холодный, а Рок – теплый, живой… Он наверняка смог бы найти верные слова.