— Тебя оболгали, — произнесла она совсем не щебечущим голосом, — что убиваешь из-за мести. Но все-таки ты и есть то чудовище, которые истребляет магов.
Она говорила почти шепотом, чтобы не слышали прохожие, он кивнул и с великой неохотой разлепил губы:
— Наверное. Если я такой один.
— Один, — подтвердила она. — Вообще-то магов ненавидят многие, но все из зависти. Каждый хотел бы стать магом. Но вот чтобы начать их истреблять холодно и безжалостно… Почему?
Он тяжело вздохнул, в груди словно огромная льдина, что медленно тает и продавливается в желудок, чувство потери растет, но Барвинок смотрит требовательно, и он проговорил с великой неохотой:
— Я же сказал, чувство справедливости… Неловко об этом говорить, будто чем-то бахвалюсь, вот я какой замечательный, а все остальные дураки и воры, но… что делать, меня ведет именно оно… сейчас, по крайней мере. Потом, может быть, что-то другое завладеет мною, но сейчас, гм…
Вдали на перекрестке улиц показался высокий просторный дом, огороженный невысоким забором, коза перепрыгнет, Барвинок покосилась по сторонам, все заняты своими делами, да и далеко, прошипела зло:
— Какая может быть справедливость в убийстве?
— Нет справедливости, — согласился он, — но есть необходимость.
— Убивать?
— Делать нужное, — ответил он. — Знаешь, как делать без убийств? Скажи. Я с радостью обойдусь без них.
Она прошипела:
— Да кем ты себя считаешь?
Он снова задумался, эта манера думать над каждым ответом дико раздражает, мыслитель нашелся, с такими мышцами умных не бывает, ответил рассудительно:
— Да как-то все равно, кем считаю. Главное, что делаю.
— А что делаешь?
Он снова задумался, потом ответил очень серьезно:
— Истребляю колдунов.
Она добавила ядовито:
— А также волшебников, магов, чародеев…
Он равнодушно отмахнулся:
— Да какая разница? Все одинаковы.
Она произнесла с ужасом:
— Не могу себе представить, что ты и есть человек, которого ненавидят все!
Он пожал плечами.
— Ну, уж и все…
— Все, кто о тебе слышал, — сказала она с нажимом. — Или вообще слышал о некоем человеке, который зачем-то… или в своем сумасшествии уничтожает не только колдунов, магов, чародеев и волшебников, но и все источники магии!
Он покачал головой.
— До источника никому не добраться. К счастью. Я уничтожаю только запасы! Хранилища.
— Пусть так, — согласилась она. — Кроме того, уничтожаешь волшебные вещи. Мечи-кладенцы, скатерти-самобранки, кольца, браслеты, доспехи, ковры-самолеты, шапки-невидимки, дудочки, молодильные яблоки, зеркала… убиваешь жар-птиц, а по слухам, ты Сирина и Алконоста тоже убил… чудовище!
— Птичек жалко?
— Чудовище, — повторила она с ужасом. — Ты уничтожаешь у людей надежду на лучшую жизнь!
— Да? — переспросил он. — А я думал, даю.
— Надежду?
— Лучшую жизнь, — уточнил он. — Ладно, мы едем или нет? Мой конь исстрадался, глядя на постоялый двор. У тебя есть в городе где остановиться?
— Нет, — ответила она быстро.
— Тогда и тебе сюда, — рассудил он.
Глава 5
Они оставили коней у коновязи, слуги сами отведут в конюшню, если, конечно, для хозяев найдется свободная комната, Барвинок поднялась вслед за волхвом по ступенькам крыльца в сени, пахнет вином и мочой, а дальше в комнате с лестницей наверх и большой дверью направо расположился за стойкой широкий в плечах мужик с хитрой широкой мордой и веселыми разбойничьими глазами.
Она сразу ощутила его цепкий ощупывающий взгляд, но к этому привыкла, мужчины все так смотрят, только этот волхв упал с луны, сдержанно улыбнулась, хозяина нужно расположить к ним с первой же минуты.
— Здравствуйте.
Он поднялся, крупный, улыбающийся, в распахнутой на груди рубашке и с закатанными выше локтей рукавами.
— Что желаете? — поинтересовался он самым доброжелательным голосом. — Комнату, стол, вино?
— Всё, — ответил Олег.
Хозяин посмотрел на маленькую женщину рядом с Олегом. Зубы коротко блеснули в мимолетной улыбке.
— Еды и питья вдоволь, но комнаты заняты, сожалею.
— Все? — спросил Олег с недоверием.
Хозяин виновато развел руками:
— Кроме одной под самой крышей. Не знаю, жалеть, что комнат нет, или гордиться…
Олег махнул рукой.
— На чердаке? Сойдет. Мы не жить сюда приехали.
— Там одна постель, — сообщил хозяин. — И вообще… должен предупредить, в ней никто не селится.
— Почему?
Он снизил голос:
— Говорят, там появляется иногда… совсем-совсем редко!.. нечто.
— Как это нечто?
Хозяин развел руками:
— Одни говорят, привидение, другие — оборотни. Народ не очень верит в такие россказни, мало ли что пригрезится после хорошей выпивки! Но селиться туда не хотят. Потому сдаю только самым отважным. И за полцены.
Барвинок бросила на Олега короткий взгляд. На что волхв купится: захочет показаться отважным, польстится на сниженную цену или просто не поверит в призраков?
— Сойдет, — повторил Олег.
— Правда, — добавил хозяин озабоченно, — комната несколько холодновата. Труба идет мимо.
— Ничего, — ответил Олег, Барвинок заметила, как он бросил взгляд в ее сторону, — мы согреться сумеем.
Хозяин даже не повел глазом в ее сторону, но Барвинок ощутила, что этот ушлый жук все понял верно, но не позволил себе выпустить похабнейшую улыбку на гадкую мужскую рожу, некоторые клиенты не любят вольностей, все-таки он слуга, хоть и хозяин, только вежливо поклонился и сказал довольно:
— Тогда деньги вперед… и вот вам ключ!
Барвинок решила, что пора показать свой независимый характер и напомнить, что не все даже в этом мире решают мужчины.
— А как насчет второй кровати? — спросила она. — Можно принести из кладовки еще одну и поставить в другом углу?
Хозяин раскрыл рот и уставился на нее с удивлением. Потом перевел обалделый взгляд на Олега.
— Что это с вашей спутницей?
Олег отмахнулся:
— Это она так шутит. Поспит, как обычно, на полу. У кровати, раз уж у меня нет с собой собаки. Внизу там есть чем перекусить?
— Моя жена только что сварила хар-р-ррошую баранью похлебку. А на горячее есть бараньи ребрышки.
— Люблю бараньи ребрышки, — сказал Олег. — Тогда сперва пообедаем, а комнату пусть приведут в порядок.
Хозяин поморщился, явно не понимает, что такое наводить порядок, комната же есть, что еще, а Олег кивнул рассерженной лекарше, толкнул дверь в харчевню.
За столами подняли головы, едва они переступили порог. Барвинок ощутила на себе оценивающие взгляды, в корчме почти одни мужчины, грубо одетые, с грубыми лицами и грубыми голосами. Даже смех грубый, жестокий, неприятный, но смеются только за одним столом, за другими же сидят и пьют угрюмые, нахмуренные, бросающие по сторонам злые неприязненные взгляды.
Женщины, их здесь три, сразу обратили внимание на Олега. Барвинок ревниво зашипела, когда они подобрались, заулыбались, начали принимать соблазнительные позы, выпячивая то переднюю часть, то жирные задницы.
Олег окинул зал безразличным взглядом и, сойдя на две ступеньки, пошел между столами. Из-за одного кто-то из гуляк подставил ему ногу, Олег смотрел прямо перед собой ничего не выражающим взглядом, но его тяжелый сапог с металлическими подковками опустился очень точно. Барвинок не услышала хруст тонких косточек, стопа вообще легко повреждается, но гуляка взвыл не своим голосом.
Волхв остановился и, продолжая стоять на ноге несчастного всем весом, поинтересовался:
— Чё, ты хочешь что-то сказать?
Тот стонал, хватался за край стола и пытался выдернуть ногу, но Олег словно превратился в каменную скалу, стоит неподвижно и смотрит с вялым интересом.
Остальные за столом притихли и зыркали непонимающе то на одного, то на другого. Наконец Олег махнул рукой и сказал Барвинок:
— Странные здесь люди…
Она шла за ним, не дыша, выпрямившись и стараясь выглядеть так же грозно, как и эти люди. Олег сел за дальний столик, выбрав место так, чтобы видеть и входящих, и дверь кухни.
Барвинок брезгливо потрогала свой край стола, тут же подошла молодая женщина с чистой тряпкой и старательно вытерла столешницу, обещающе улыбаясь Олегу и наклоняясь так, что из низкого выреза вот-вот вывалятся белоснежные и жаркие груди…
Олег, к ее негодованию, в самом деле засмотрелся с явным удовольствием.
Барвинок сказала резко:
— Нам жареной баранины!.. Лучше ребрышки. С кашей.
Женщина улыбнулась, проворковала ласково:
— А вина?
— И вина, — сказала Барвинок, стараясь, чтобы голос звучал твердо. — Лучшего!
— Будет исполнено, — ответила женщина и на всякий случай улыбнулась и Барвинок, но не так, как Олегу, увы, совсем не так. — Ребрышки как раз жарятся, ждать недолго. А вино принесу сейчас…
— Будет исполнено, — ответила женщина и на всякий случай улыбнулась и Барвинок, но не так, как Олегу, увы, совсем не так. — Ребрышки как раз жарятся, ждать недолго. А вино принесу сейчас…
Она снова улыбнулась Олегу и удалилась, старательно двигая из стороны в сторону толстым задом.
— Корова, — прошипела Барвинок. — Толстая корова.
Олег ответил мирно:
— Ну и что? Главное, чтобы молоко было.
— У нее есть, — заверила Барвинок. — Даже кофта на груди промокла!.. Еще кормит. Рожает и кормит, рожает и кормит. Не переставая.
Олег зевнул.
— Может быть, у нее это первый ребенок.
— Первый? — изумилась она. — Да такие начинают рожать с тринадцати лет!.. И не перестают до старости. Потому что никому не отказывают.
— Хорошие женщины, — сказал он одобрительно. — Добрые. Дают людям ту радость, которая им доступна.
Женщина вернулась, начиная улыбаться еще с полдороги, и поставила на стол кувшин и две чаши. Снова упершись руками о край стола, она игриво подвигала плечами, в глазах приглашение к более тесному знакомству.
— Что-нибудь еще?
Барвинок сказала сухо:
— Я же сказала, мяса!
— Сейчас снимают со сковороды, — заверила она с теплой улыбкой на широком лице. — А пока могу предложить пирожки, блины, оладьи с медом…
— Оладьи с медом, — сказал Олег. — Люблю оладьи с медом. И вообще сладкое.
Она замедленно повернулась, чтобы он получше рассмотрел ее крупную грудь сбоку, бросила многозначительный взгляд и удалилась, еще мощнее двигая бедрами.
Барвинок прошипела еще злее:
— Ишь, оладьи с медом! На сладкое потянуло?
— Я всегда любил сладкое, — ответил Олег в недоумении.
— Это я поняла!
— С детства, — сказал Олег.
— Ага, даже с детства!
— У нас в лесу пчел много, — сказал он мечтательно.
— Эта корова не такая уж и сладкая, — сказала она сдавленным от негодования голосом. — И на оладьи с медом совсем не тянет!
— Не тянет, — согласился Олег. Она с облегчением вздохнула, а он добавил: — Разве что на пирог… Большой, с медовыми сотами внутри…
Она сказала саркастически:
— Размечтался! Вон слюни потекли. Ну что ты за человек? То занудный до невозможности со своими ученостями, то просто я не знаю кто!
— Сложный, значит, — сказал Олег с удовлетворением. — Богатая натура. Да, я сам иногда вижу, какой я мудрый и вообще. Сижу и думаю: это я от природы такой или сам себя обучил?
Она задохнулась от возмущения.
— Ты высокомерный зануда!.. И ничего больше.
— Правда? — переспросил он. — Не… все-таки думаю, во мне есть что-то еще.
— Кроме вина и мяса с бараньих ребрышек? — уточнила она.
Молодая женщина, где бы ни находилась, игриво поглядывала в их сторону. Олег насыщался молча, ничего не замечая, а Барвинок злилась, впереди еще не один заказ, а потом она еще увяжется показывать им комнату, где толстая дура с мощным выменем постарается угодить понравившемуся мужчине насчет постели и прочего.
Олег без стука опустил на удивительно чистую столешницу чашу, Барвинок отметила этот непривычный здесь жест, за всеми столами мужчины словно бьют ими разбегающихся тараканов, разговаривают громко и вызывающе, рассматривают всех нагло и вообще стараются выглядеть большими и опасными.
— Неплохо, — заметил он. Перехватив ее взгляд, пояснил: — Неплохо кормят. Ладно, отдыхай, я пройдусь перед сном по городу.
Он поднялся, отодвинув стул, Барвинок поспешно вскочила.
— Я с тобой!
Он посмотрел с сомнением:
— Стоит ли?
— А в чем дело?
— Да мало ли куда восхочу…
В его сильном голосе прозвучала насмешка. Барвинок сразу ощетинилась, ответила резче, чем хотела:
— Прослежу, чтобы не восхотел.
Он усмехнулся как-то непонятно, она и раньше не могла истолковать эту загадочную улыбочку, пошел к выходу, и снова его все провожали взглядами. Ее тоже, она это знает, но сейчас впервые смотрели больше на ее спутника, что и злило, и странным образом льстило.
Во дворе народ толпится у самых ворот, галдит, некоторые подпрыгивают, стараясь увидеть нечто через головы. Олег собирался пройти равнодушно мимо, Барвинок взмолилась:
— Что ты как чурбан, для тебя ничего интересного на свете вообще нет?
— Здесь нет.
— Да откуда ты знаешь?
— А ты не чувствуешь?
Она, не слушая, пролезла между двумя мужиками, Олег с неодобрением посмотрел вслед, подумал, вдвинулся следом. Ему поспешно уступили, никто не хочет быть затоптанным или раздавленным.
В середине круга худой и похожий на ворона человек держал за руку одного из толпы и, глядя на ладонь, нараспев рассказывал, кто тот такой, что с ним было и что будет. Тот, кому гадают, время от времени ахал и делал большие глаза, а в толпе восторженно орали.
Барвинок смотрела, затаив дыхание. Гадальщик отпустил ладонь, из толпы тут же вышел здоровенный мужик, настоящий великан, и требовательно протянул ладонь.
— Гадай мне!.. Со мной не пожульничаешь!
Гадальщик усмехнулся, взял гиганта за руку.
— Не боишься? — спросил он, улыбка на губах проскользнула коварная. — А то бывает гадание и опасным…
— Я ничего не боюсь, — сказал великан с вызовом. — Меня здесь знают, сразу увидят, если врешь.
Гадальщик усмехнулся шире.
— Что ты, зачем мне обманывать. Ты…
Он начал рассказывать медленно и нараспев, не сводя взгляда со здоровяка. Олег морщился, это же нечестно, у того все на лице написано, а на каждое слово гадальщика он реагирует так, что сразу можно понять, кто он, откуда, кем работает, женат или нет и даже что его ждет…
Барвинок слушала завороженно, толпа то и дело взрывается восторженными воплями, что значит, гадальщик все говорит точно, а когда начал сообщать замогильным голосом, что ждет гиганта, все благоговейно затихли и внимали в торжественной тишине.
В какой-то момент гадальщик бросил взгляд в сторону, Барвинок видела мгновенное замешательство, даже голос дрогнул, а щеки побледнели, однако кое-как собрался с собой и сказал утомленным голосом:
— Все… благословенное прикосновение богов покинуло меня… Нужно собраться с силами, потом… продолжу… может быть… позже…
В толпе разочарованно заговорили, со всех сторон предлагали зайти к ним, отдохнуть, покормят хорошо, но гадальщик мотал головой. Постепенно все разошлись, он поднял усталый взгляд на Олега.
— Мир тесен, — проговорил он невесело.
— Еще как, — подтвердил Олег, — снова за старое?
Гадальщик пожал плечами.
— Разве это одно и то же? Я давно не ворую, если ты это имел в виду.
— Не это, — возразил Олег. Он бросил быстрый взгляд на удивленную донельзя Барвинок. — Закрой рот, ворона влетит… Нет, это не тебе. Воруешь ты или гадаешь — это все равно. Может быть, воровать — честнее, чем вот так… Там хоть без обмана, человек сразу же начинает работать больше, чтобы вернуть потерянное, а тут… развешивают уши и ждут незаслуженного счастья с неба.
Гадальщик тоже бросил взгляд на Барвинок, стоит ли говорить при женщине, но волхв, похоже, ей доверяет, и сказал с натянутой улыбкой:
— Ты же умный человек, ну как такой простой вещи не понимаешь…
— Какой?
— Люди, — сказал гадальщик, — по природе своей — твари ленивые и тупые, хотя все считают себя хитрыми. И чем тварь тупее, тем больше на себя берет! Царями готова командовать, чтобы научить их, как жить… Но сами верят в то, что можно предсказать будущее. В предначертанность, в пророчества, в избранность, и, конечно, все мечтают быть избранными.
Говорил он правильно, даже по-книжному, совсем не так, как обычно разговаривают бродячие гадальщики, люди хитрые, но недалекие. Она быстро переводила взгляд с Олега на него и обратно, стараясь уловить, что же между ними было и что произошло, почему волхв настолько враждебен, а гадальщик лишь выглядит спокойным, но она чувствует его сильнейший страх.
— Верят, — согласился Олег, — пока что. Но когда-то перестанут. Мы должны приближать это время, а не потакать слабым и неумным.
Гадальщик покачал головой.
— Не перестанут.
— Не сегодня, — согласился Олег, — но когда-то?
— Никогда не перестанут, — возразил гадальщик. Она видела, что он боится спорить с Олегом, однако и соглашаться не позволяет гордость. — Люди не меняются, Богоборец.
— Сами нет, — сказал Олег, — но их можно менять.
— Пока что это никому не удавалось, — сказал гадальщик. — И не удастся.
— Их нужно просвещать, — сказал Олег, — а не наживаться на их невежестве.
— Они сами жаждут быть в невежестве, — возразил гадальщик. — Грамотных не любят, сам знаешь. Зато красивую дурость всегда предпочтут правде. Любую правду затопчут, когда к красивой брехне бросятся.