— Что ты, гад полосатый, — прошипела она, — все соглашаешься?
— С тобой нельзя не согласиться, — сказал он серьезно.
— Почему?
— Ты ешь-ешь, а то остынет.
— Почему нельзя не согласиться?
— Ты права, — сказал он с убеждением.
— А о чем я говорила?
Он подумал, подвигал кожей на лбу.
— Разве это важно? Ты хорошо говорила. С жаром, убедительно. Чувствуется, что веришь в свои слова, а не просто прикидываешься, как вы все умеете. Это здорово, я так редко вижу, чтобы кто-то не рвал и хапал только для себя!.. Ты бьешься за всех, это просто невероятно. Глазам не верю, но… ты такая.
Она фыркнула.
— А ты? Отказаться от озера с магической водой! Надо быть каким упертым человеком идеи!.. Хоть и какой-то странной, причудливой. Надеюсь, пойму.
Он спросил с любопытством:
— Зачем?
— Лечить буду, — сообщила она. — Я же лекарь, забыл? Сперва нужно понять, на чем свихнулся. Потом лечить намного проще. Может быть, тебе нужно всего-то несколько кольев обтесать на голове… или мешок орехов поколоть? Ну, пусть два или три.
Он ел неторопливо, зеленые глаза задумчивы, хоть и смотрит ей в лицо, снова кивнул, выражение не меняется, она ощутила, что начинает злиться.
— Почему ты взялся за это?
Он взял кувшин, налил ей в широкую чашу. Судя по насыщенному цвету, красное вино, явно желает подпоить, чтобы стала посговорчивее, однако ноздри уловили аромат свежего компота.
Волхв проговорил задумчиво, абсолютно проигнорировав выражение острого разочарования на ее хорошеньком личике:
— Почему я? Потому что все, кому было сказано насчет дороги… и кого даже ткнули носом, куда идти, все равно ухитрились сбиться с пути. То начали искать истину в похоти, то башню до неба строили, до богов добраться восхотелось, то решили, что Творец вообще махнул рукой на род людской, и потому самое время подсуетиться и постараться понравиться Его Врагу… Мол, вся земля теперь принадлежит ему, так что надо славить Тьму и все, что к Тьме принадлежит…
Она переборола себя и слушала внимательно, он видел, как поблескивают ее глаза.
— И ты решил…
Он ответил с неудовольствием:
— Не я.
— А кто?
— Тот, кто во мне.
— Не понимаю, — ответила она искренне.
Он хмыкнул.
— Да, это тебе не «гав» над ухом, что тебе так понравилось. Это понять непросто.
— Объясни, — попросила она смиренно, — может быть, я все же пойму… бабьим умом своим?
Он проворчал:
— Если бы я сам понимал. Я только чую… Как вон ты чуешь красивость тряпок, сапожек и чем покрасить ногти, так я чую зов Творца. Он терпеливо ждет, что придем к нему. Но не такими, как сейчас… Такие ему не нужны, такие не придут, да он и побрезговал бы такими сопливыми.
— А каких допустит?
Он пожал плечами.
— Этого не знаю. Знаю только, каких не допустит.
Она сказала печально:
— Полагаешь, ему не нужны хорошие честные люди, что верят в удачу?..
— Верить нужно только в свои силы, — ответил он снисходительно. — Это, кстати, и есть единственная правильная вера в Творца. Ведь это он нас создал! А если не дойдем до цели, это наша вина, а не Его.
Она сказала настойчиво:
— А кто не может идти? Ты уничтожишь этих слабых?
Он поморщился.
— Нет, конечно. Слабые в Царстве Божьем не нужны, этих дурачков только пожалеть нужно и… оставить, пусть копаются в своем дерьме и дальше, как жуки навозные. Даже если они хорошие и честные. А тех, кто соблазнит малых сих, — я буду уничтожать люто и нещадно.
— Ты злой, — сказала она убежденно.
Он задумался, повторил:
— А кто соблазнит малых сих… гм, хорошо звучит, надо запомнить на будущее. Когда-нибудь запишу в книгу правил.
Она фыркнула:
— Если тебя не прибьют раньше.
— Да, — согласился он, — желающих прибить… тьма. Не понимаю, почему люди такие злые?
Она сказала саркастически:
— Ну да, ты же ходишь по свету и всем раздаешь цветы и пряники!
Он допил из чаши, лицо слегка раскраснелось, она заподозрила, что у него совсем не компот, но все-таки наливал из одного кувшина, мерзавец, как же это делает…
— Закончила? — поинтересовался он. — Пей, и пойдем.
— Как тебе не терпится, — буркнула она, но послушно поднялась. — Так и быть, идем.
Их провожали долгими взглядами, к этому она уже привыкла, шла красиво и гордо, только косилась на волхва, замечает ли, как на нее смотрят, но тот двигается через зал, словно большой корабль к дальнему острову, даже глазами не поведет в стороны, хотя ей все чаще кажется, что видит и замечает гораздо больше, чем показывает. Но все-таки хотелось бы более заметных знаков внимания, чурбан несчастный.
По скрипучим, рассохшимся ступенькам поднялись в свою комнатку. Барвинок задержала дыхание, волхв направился к кровати, ясно, все они такие, однако прошел мимо и остановился у окна.
Взгляд его, направленный вниз, стал еще угрюмее. Барвинок вздохнула, слишком непредсказуем этот человек, откуда только и пришел, спросила, не особенно рассчитывая на ответ:
— Кто ты вообще? Сам по себе или кому-то служишь? Если так, то кто твой хозяин?
Он продолжал смотреть в окно, лицо оставалось угрюмым и задумчивым.
— Вообще-то служу…
— Кому? — спросила она живее.
Он пожал плечами.
— Если бы я знал!
Она широко распахнула глаза.
— Как это?
Он снова пожал плечами, она успела подумать, что хотя не первый раз видит у него этот жест и не первый раз он вот так выражает свое незнание или неумение, но у него это все равно признак силы, а не признание в слабости.
— Если бы я знал, — повторил он в некотором раздражении. — Но я когда-то дознаюсь!.. Понимаешь, а ты должна понимать, люди вообще-то быстро достигают того предела, когда ими уже не помыкают ни князья, ни короли, ни даже императоры. Ну, могут достигать… и некоторые достигают. Но что тогда заставляет нас совершать нелепости, если смотреть трезво? Мы всесильны, но ведем себя так, словно за нами следит строгий… учитель? Хозяин?
Она прошептала, глядя на него во все глаза:
— Совесть…
Он спросил уже раздраженно:
— Что это?
Она пожала плечами, поймала себя на этом нелепом жесте, засмеялась, словно заразилась от него, а ведь и она раньше не знала этого движения.
— Не знаю, не задумывалась.
— Дура, — сказал он беззлобно, но с презрением в голосе. — Хоть и красивая. Даже очень красивая, согласен. Да и зачем задумываться, если красивая?.. А я вот не могу без задумывания.
Она осмотрела его критически.
— Ты тоже… можно сказать, красивый. Только не той красотой, что считается ею.
Он отмахнулся.
— Я не дурак, вот что главное. А красивый или некрасивый — для мужчин это несущественно.
— Да? — сказала она саркастически. — Посмотрела бы я на тебя, если бы ты был низкорослым сморчком с впалой грудью и большим животом! Не обращаешь внимания на себя потому, что мужчины и так расступаются, когда ты идешь, а женщины начинают дышать чаще!
Он снова отмахнулся, уже раздраженнее, эта интересная для нее тема, может говорить до бесконечности, ему просто противна, спросил:
— А почему тебя это интересует?
— Ты необычен, — объяснила она. — Такие люди могут быть очень полезны миру, но чаще бывают очень вредны. Ты, как мне кажется, бесспорно вреден. И очень опасен. Ты выбрал себе роль борца с колдунами, волшебниками, магами… зачем? И вообще, как ты их находишь?
Он наконец отвернулся от окна и взглянул в упор.
— Нахожу просто, — сказал он хмуро. — Каждый, кто занимается колдовством, распространяет вокруг себя…
Он замолк, в затруднении покрутил головой, подыскивал слово.
— Запах? — подсказала она.
Он подумал, кивнул.
— Да, хотя это больше похоже на крик… или шум. Словом, я иду в сторону усиливающего шума, пока тот не начинает удаляться, и тогда понимаю, что только что прошел мимо. Так обычно и нахожу. Но иногда удается сократить поиски, узнав имя колдуна и где он живет, так что не пренебрегаю и расспросами…
— О тебе уже наслышаны, — напомнила она. — По всем базарам говорят злорадно про убивающего колдунов воина.
Он сказал безучастно:
— Все воины воюют с колдунами. Извечная война меча и магии. Об этом сказки, песни, легенды.
— Нет, — возразила она, — на этот раз все верят в то, что говорят! А колдуны, думаю, слушая эти разговоры, начинают строить свою защиту так, что муха не пролетит… Интересно, чем они тебя так обидели, что ты мстишь всем сразу?
Он посмотрел на нее почти ласково, но она ощутила себя под этим взглядом особенно маленькой, глупой и униженной.
— Давай спать, — сказал он, — где ляжешь, к стенке или с краю?
У нее вертелось на языке, что ляжет к стенке, это чтоб у нее не было шанса вырваться, когда полезет к ней, но нечто в ней сказало громко и с возмущением:
— Давай спать, — сказал он, — где ляжешь, к стенке или с краю?
У нее вертелось на языке, что ляжет к стенке, это чтоб у нее не было шанса вырваться, когда полезет к ней, но нечто в ней сказало громко и с возмущением:
— С ума сошел? Я порядочная девушка!
Дура, сказала она себе злобно, могла бы уже не прикидываться, ну почему думаешь одно, а говоришь другое, что положено?
— Как знаешь, — ответил он и зевнул. — Я, пожалуй, лягу… Только среди ночи не подползай, а то испужаюсь. Я такой пугливый, такой пугливый…
Она, окаменев от злости, смотрела, как он сбросил волчовку и портки, оставшись в набедренной повязке, и лег в постель, поставив в изголовье посох и лук.
Она прошипела злобно:
— Почему правильные люди такие зануды?
Он пробормотал:
— Встречный вопрос: почему порок всегда так ярок, интересен и привлекателен?
Она вскинула брови, красиво изогнула шею и вывернула плечо, стараясь заглянуть себе за спину.
— Я ослышалась или ты меня назвал привлекательной?
— А ты меня занудой?
— Но ты и есть зануда!
— А ты, — сказал он, — как вот сама определила… да, есть в тебе кое-что, есть…
Она ждала с нетерпением, но он пошевелил пальцами в затруднении, в некоторых случаях у зануд кончаются слова, в то время как у беспечных гуляк в такие моменты как будто прорывается мешок с комплиментами и красивостями.
— Есть, — согласилась она милостиво, — не буду спорить. Еще как не буду!.. Но я не порочная. Я вообще само совершенство!
— Ага, — сказал он и широко зевнул. — Оно самое. Ладно, я сплю.
Глава 15
И снова она, заснув на полу, пробудилась в кровати, заботливо укрытая по самые ноздри одеялом. Сон выветривался медленно, она долго лежала неподвижно, нежась и наслаждаясь покоем, уже поняла, что снова он, избегая пререканий, которые неизвестно до чего доведут, поступил по-своему.
— Свинья, — заявила она, вылезая из-под одеяла. — Отвернись, я одеваться буду!
Олег ответил сухо:
— Кони сытые бьют копытами. В смысле, уже оседланы. Я вернулся взять мешок.
— Даже не позавтракаем? — спросила она сердито.
— Нет.
— Ну ты и свинья!
— Повторяешься, — напомнил он.
— Ну и что? Мне можно.
Через несколько минут она уже покачивалась в седле, все еще чуточку сонная, еще даже не голодная, желудок не понял спросонья, что его бессовестно обманули. Низкое утреннее солнце бьет в глаза и заставляет некрасиво жмуриться, мир яркий и блестящий, оглушительно пахнет сеном, свежим хлебом, а ветер принес сладкие запахи цветущего шиповника. Олег пустил коня в галоп сразу же, как миновали ворота постоялого двора.
За городской стеной некоторое время шли деревни и ухоженные огороды, а дальше потянулась зеленая степь с проплешинами выжженной земли.
Барвинок вертела головой, замечая курганы, оставшиеся от древних народов, имена которых давно и прочно забыты, почти сравнявшихся с землей могильников, расспрашивала волхва, а тот, к ее удивлению, отвечал подробно и даже охотно, будто самому такое интересно.
На горизонте то появлялись, то исчезали таинственные призраки гор, синеватые, тающие в дымке. Несколько раз на полном скаку проносились через дикие рощи, где не ступала нога человека, множество сухого бурелома, строевые деревья, а когда выскакивали, горячее солнце злорадно било в бок огненными стрелами.
Она вспомнила яростную схватку с магом Перевертнем, плечи сами собой передернулось, а внутри похолодело.
Волхв едет суровый и погруженный в думы, она догнала и прокричала обвиняюще:
— С тем озером ты мог бы стать королем!
Он посмотрел на нее в удивлении.
— Всего-то?
Она поперхнулась, словно в рот влетел большой майский жук.
— А что… тебе мало?
Он сказал безучастно:
— Один мой знакомый, я его знавал еще атаманом запорожских казаков, стал им недавно… Вроде бы добился своего, простой варвар из Киммерии — и вдруг на королевском престоле!.. Правда, не вдруг, долго к этому шел, но дело не в этом. Что-то на троне не стал счастливее сам и людей не смог сделать лучше, чем они есть… Вот так-то. Еще один, близкий друг детства, не раз мою шкуру спасал, сейчас королем в Барбусе, но только и думает, как улизнуть оттуда… Так что мечта стать королем — это как мечта голодного о куске хлеба. Наелся наконец и думает: как, это все?..
Она вздрогнула.
— А тот… который не мылся… он что, в самом деле царский сын?
— Колоксай?
— Да!
— В самом, — подтвердил он. — Кроме того, он герой, а это повыше, чем царский сын или даже царь. И уже знает, что есть власть и повыше, чем царская…
Он выглядел таким самодовольным и вещающим только непреложные истины, что злость заполнила ее всю и едва не выплеснулась из ушей, что было бы весьма некрасиво, она перевела дыхание, успокаивая разбушевавшееся сердце, и спросила ехидно:
— Старый вопрос, так до сих пор и не разрешимый… В общении с женщинами мужчины умнеют или глупеют?
Он пожал плечами.
— Есть и другой вариант.
— Другого нет!
— Есть.
— Какой?
Он проворчал:
— Остаются такими же. Не понимаю, почему в вашем присутствии надо меняться? Мне вот без разницы. Вон, смотри, синичка прыгает, червячков клюет… Хорошенькая какая, верно?
— Ну, милая… — пробормотал она, — и что?
— А то, что я вот посмотрел, — объяснил он насмешливо, — и не стал ни умнее, ни глупее. А она может сколько угодно думать, что я меняюсь, глядя на нее…
Она прошипела:
— Ну ты и свинья…
Он ухмыльнулся, взгляд устремлен вперед, лицо суровое, красиво жесткое, словно умело вырезано из камня, а она чувствовала, что у нее от жары взмокли подмышки, и старалась оттопыривать руки, когда волхв не смотрит, чтобы встречный ветер успевал высушивать, это ужасно, когда мокрые пятна, а еще и запах, неприятно постельный…
Олег время от времени бросал на нее взгляд, однажды коротко бросил:
— Привал. Ненадолго.
— Хорошо, — прошептала она и почувствовала, что еще вот так версту — и она свалится с коня. — Если устал, то отдохни. И кони пусть переведут дух…
— Да-да, — ответил он. — Главное, кони.
— Конечно, — шепнула она упрямо.
Он спрыгнул, протянул к ней руки. Она не успела возразить, как он снял с седла, словно ребенка, поставил на землю и сказал отечески:
— Присядь. Будешь веточки в костер подбрасывать.
— Какой костер? — спросила она.
— Будет, — пообещал он.
Она без сил опустилась на землю, а буквально через минуту волхв принес целую гору отборных сухих веток. Дважды ударил кресалом о кремень, искры полетели прямо в просушенный солнцем мох и тут же взвились веселыми огоньками, а следом принялись расщелкивать мелкие прутики, лизать средние и жадно поглядывать на крупные.
Она огляделась, место совсем дикое, хотя рядом мелкий ручеек, с десяток деревьев, странно перемешанных: два дуба, один клен, остальные все ясени, крупные, но держатся со скромным достоинством, даже не колышут ветками, как простонародный клен.
С другой стороны нечто грозное, настоящее ущелье, даже отсюда чувствуется, что глубокое, а та сторона удалена почти на полверсты. К счастью, дорогу не загораживает, если только не свернет там дальше и не протянется на сотни верст…
Она с трудом поднялась и сходила к ручью, он весело скачет по галечному ложу, устраивая крохотные водовороты, вода холоднющая и такая прозрачная, словно ее и нет вовсе, а только обжигающий холод. Она присела на корточки, жадно напилась, зачерпывая в обе ладошки. Надо бы вернуться, но не удержалась, села и опустила в холодные струи голые ноги.
Через несколько минут холод охватил от кончиков пальцев и до головы, начала стучать зубами, но, как ни странно, ощутила себя почти отдохнувшей.
Когда вернулась, на небольшой скатерке уже разложены свежий хлеб, мясо, сыр, соль, две печеные рыбины. Мясо только что прожаренное, ноздри уловили аромат.
Она спросила виновато:
— Это сколько я там проторчала?
— Недолго, — утешил Олег. — Это я быстрый.
— Не мог не похвастаться, — буркнула она.
Он смолчал, всматриваясь в даль. Вскоре она тоже увидела, как из-за холмов вынырнули всадники. Сперва ей показалось, что проедут мимо, но вожак повернул в их сторону, и все послушно последовали за ним. Она насчитала шесть человек, еще три лошади плетутся сзади, тяжело нагруженные тюками.
— Олег, — позвала тревожно.
— Вижу, — ответил он.
— Их шестеро, — напомнила она. — Все мужчины.
— Пятеро, — поправил он. — Одна женщина.
Она покосилась на него краем глаза.
— Вот уж не думала, что ты и в женщинах разбираешься… Да, похоже…
Отряд приближался безбоязненно, однако она видела, что перестроились в широкую дугу, так смогут действовать разом. Впереди высокий красивый мужчина с синими улыбающимися глазами, пухлыми губами и тяжелой нижней челюстью, такой тип всегда нравится женщинам. Еще широк в плечах, поджар, оголенные руки толстые и сильные.