— Если снова все выпьешь сам — убью и закопаю здесь же!
— Не надоело? — проговорил первый.
— На этот раз закопаю поглубже!
Он говорил громко, кося глазом на Барвинок, но она храбро вскинула носик и постаралась держаться ближе к волхву, с ним ничего не страшно, даже если это не шуточки такие грубые, а правда.
Когда кладбище осталось за спиной, а впереди только залитая лунным светом равнина, она перевела дыхание, хотя все еще трясет, спросила как можно небрежнее:
— А что, надо идти обязательно ночью? Кто он хоть такой, этот Черный Маг?
— Хозяин большой части земли, — ответил Олег коротко.
— Староста?
— Хозяин, — повторил он. — Не знаешь разницы?
— Знаю, — ответила она, — но как можно стать…
Он бросил на ходу нетерпеливо:
— Начал с магии и ею упрочил свое положение, но теперь у него армия головорезов, что держат в страхе все окрестные деревни. Налоги поднял втрое, к тому же начал забирать понравившихся ему девушек к себе во дворец. Раньше еще возвращались через два-три дня, измученные, порой битые, но теперь, по слухам, их вообще держат со скотом вместе…
— Мерзавец! — вырвалось у нее.
Он коротко и зло сверкнул во тьме белыми, как кипень, зубами.
— Согласен. А началось, как видишь, с магии.
Она возразила:
— Началось с того, что он вообще нехороший человек! И без всякой магии вел бы себя так же…
Он покачал головой.
— Не дал бог свинье рог, иначе бы всех перебодала. А этому дал. Магию. Без нее он бы так и работал всю жизнь плотником. А плотник столько бед не натворит, даже если бы и сильно захотел. Потому и говорю, что нужно искоренить саму магию. Всю. Целиком! И чтоб даже мечтать о ней больше не могли.
Она стиснула зубы, чтобы не наорать, но так ничего не добьется, уже поняла, некоторое время почти бежала за ним, едва поспевая, наконец выговорила с трудом:
— Ты сумасшедший! Ты идешь против самой сути человека!
Он подумал, двигаясь все так же неслышно и быстро, глаза мрачно блеснули.
— Ага.
Она завопила в бешенстве от такой дурости и непонимания:
— Ты не понимаешь? Это невозможно!.. Ты обречен! Тебя даже не убьют, сам убьешься о те стены, которые пробуешь ломать! Страсть к магии в человеке неистребима!
Он проворчал:
— Суть человека… А какая она? Если ребенка не воспитывать, а отнести в лес, каким вырастет?
— Погибнет, — возразила она.
Она видела, как он поморщился, будто хлебнул вместо молока простокваши.
— Ты можешь, — сказал он раздраженно, — не возражать на все просто потому, что возражать обожаешь? А если бы не погиб? Каким бы вырос?.. Точно — не человеком!
— А кем?
Он отмахнулся.
— Не знаю. Человеком делают родители. И такие же дети на улице.
— То ребенок, — возразила она и подумала, что в самом деле возражает просто автоматически, ну как можно не возразить, когда слышишь этот самодовольный занудный голос, полный грубой мужской уверенности. — А то — взрослые!..
— Воспитывать нужно всех, — обронил он задумчиво.
— Так не бывает, — сказала она.
— А жаль, — медленно сказал он, — надо бы что-то такое придумать… чтобы и взрослого… всю жизнь…
Прошли мелкий перелесок, затем и тот кончился, луна снова заливает мир серебряным неживым светом. Теперь она отчетливее видела волхва и его очень задумчивое лицо, будто вот сейчас взялся решать сложнейшую задачу, как воспитывать и взрослого, воспитывать всю жизнь, а под ногами ямы, коряги, острые сучья, все это перепрыгивает будто не он, а его тело, а он там внутри мыслит и решает какие-то сложные задачи, зануда полосатая.
— Всю жизнь? — переспросила она. — И что это будет за жизнь?
Он не ответил, прислушиваясь, лицо стало сосредоточенным. Она спросила сердито:
— Что, снова умная мысль пришла? И никак не может продолбиться в твою литую голову?
— Кричат, — ответил он. — Вон оттуда.
Она прислушалась, в тишине слышно только, как верещат ночные сверчки да в дальних деревьях испуганно вскрикнула, увидев дурной сон, мелкая пташка.
— Не слышу!
— Но крик от этого не затих, — пробормотал он. — Пойдем быстрее!
Она поневоле помчалась следом, потому что он даже не оглянулся, с ним ли она, так пронеслись через кусты, перемахнули через каменный гребень, и только теперь услышала пронзительный женский крик. А потом еще и еще. Кричали как женщины, так и орали мужчины, кто испуганно, кто в ярости.
Последние деревья расступились, впереди долина с кучкой домов, крайние объяты огнем. В багровом свете ликующего пожара мечутся угольно-черные фигурки, одни с ведрами, другие с баграми, заливают огонь и растаскивают бревна…
Олег вбежал в мечущуюся и галдящую толпу, с ходу начал распоряжаться быстро и умело. Его сразу же послушались, толпа мужиков разобрала сарай, на который перебросилось пламя, бревна залили водой и дорогу к другим домам пожару отрезали достаточно быстро.
Потушить оказалось легко, чересчур легко, как решила Барвинок, сгорел всего один дом и четыре сарая, а скарб успели вынести почти весь.
Она сразу же обошла раненых и обожженных, в ней мгновенно признали лекаря, а волхв расспрашивал мужиков, что стряслось, был ли пожар по дурости или по умыслу.
— Какая дурость, — ответил один с досадой. — Четвертый раз за месяц! Кто-то пускает красного петуха.
— Но выследить не удается, — добавил второй.
Олег бросил на Барвинок выразительный взгляд. Она нахмурилась, везде у него происки колдунов, это уж слишком, всегда где-то да находится сумасшедший или обозленный, начинает поджигать соседей, пока не отыщут и не забьют на месте, не дожидаясь прибытия властей.
Она зябко повела плечами, воздух посвежел, на востоке зловеще алеет, но уже не пожар, рассвет подступил незаметно, над головой пронеслась первая стайка громко чирикающих птиц.
Олег взял ее за локоть, глаза очень серьезные:
— Если хочешь остаться перевести дух и набить свою ненасытную утробу…
Она поинтересовалась мирно:
— Но идти надо сейчас?
— Да.
— Тогда пойдем, — сказала она. — Чего стоишь?
Снова он выглядел удивленным настолько, что едва не отпрянул, не соображая, как это она вдруг превратилась в кроткую овечку, со всем соглашается, ни с чем не спорит, а это в мужской трактовке называется «она меня понимает». Еще лучше, когда звучит: «Только она меня понимает».
— Гм, — произнес он как-то неуверенно, — ну, пойдем…
«Ничего, — подумала она мстительно, — ты еще всю меня не видел! Я тебе, гад полосатый, такое покажу, что запрыгаешь, как рыба на сковородке. Я тебе отомщу за все свои обиды, ты еще не знаешь женщин. Мы — страшные зверюки…»
Село осталось позади, Олег шагает, не оглядываясь, она хотела было спросить, почему бы не на конях, одних уже бросили на постоялом дворе, смогут бросить и следующих, если что не так, однако волхв свернул, перебрался через вздыбленный острыми камнями гребень, и Барвинок, догнав, увидела изрезанную широкими трещинами и заваленную упавшим лесом землю.
Олег оглянулся, она снова увидела в его странных глазах сочувствие.
— Видишь, на коне никак.
— Я ничего не сказала! — запротестовала она.
— Да? — переспросил он. — Значит, твоя хорошенькая мордочка говорила громко. Даже кричала. И топала лапками.
Она тут же оживилась, переспросила жадно:
— А у меня хорошенькая?
— Мордочка? Да. Как у лисички.
Она уцепилась за это лишнее уточнение, спросила снова:
— Только мордочка?
— Нет, — ответил он, — ты вся… это… ну… ага.
— А почему как у лисички?
— Хитрая, — объяснил он серьезно. — Лисичка тоже хитрая. Зайчиков дурит, волков, даже медведей…
Он умолк, она уловила недосказанное, там кроется зловещее предостережение, что лисичка всех может обмануть, кроме человека, а вот он, волхв, человек, да еще какой у-у-умный…
«Ладно-ладно, — подумала она мстительно, — я тебе покажу умного. Я тебе покажу человека, кабан несчастный. Я тебя в бараний рог скручу, гад подколодный…»
Впереди россыпь роскошных цветущих кустов, пчелы и бабочки суетливо перелетают с цветка на цветок, ветерок донес приторно-сладкий запах. Олег бросил в их сторону недобрый взгляд, поднял руку, трогая торчащий из-за спины лук, Барвинок видела, как пальцы замерли, трогая отполированное дерево, словно волхв колебался: вытащить или не стоит, наконец вздохнул, убрал руку и решительно пошел дальше.
Ветки резко распахнулись сразу в трех местах. Встревоженные пчелы взвились с сердитым жужжанием, навстречу выбежали загорелые оборванцы, все с оружием, злые и решительные.
Барвинок запоздало сообразила, почему волхв трогал лук, а он, сцепив зубы, раздавал удары молча и зло. Бой получился коротким, нападавшие распростерлись на земле, и никто не пытался встать.
Барвинок запоздало сообразила, почему волхв трогал лук, а он, сцепив зубы, раздавал удары молча и зло. Бой получился коротким, нападавшие распростерлись на земле, и никто не пытался встать.
— Пятеро, — сказала она дрожащим голосом, — а ты их…
— Шестеро, — уточнил он.
Тетива щелкнула звонко, стрела пронзила зеленый занавес и пропала. Мгновение спустя послышался сдавленный вскрик. Барвинок ждала в тягостном оцепенении, в кустах затрещало, слышно было, как повалилось грузное тело.
Волхв даже не оглянулся, убрал лук и пошел дальше.
— Кто там был? — спросила она пугливо ему в спину.
— Вожак, — ответил он коротко. — Умная сволочь!
Она догнала, спросила:
— Что спрятался?
— Впервые встречаю, — объяснил он, не поворачивая головы, — чтоб сам, как дурак, не лез в драку.
Она сказала торопливо:
— Может быть, увечен? Без руки или ноги?
— Может быть, — согласился он. — Такие обычно умнее. Это сила уму могила.
Она смерила его придирчивым взглядом:
— Хорошо сказал!
Он посмотрел непонимающе, Барвинок оглянулась, но они спустились в низинку, холмик скрыл место схватки. И хотя ничего не увидела, но не сомневалась, что ни один из разбойников так и не понял, что с ними случилось. Теперь уже не поймут, у мертвых с пониманием плохо.
— А ты злой, — сказала она дрогнувшим голоском, — знаешь?
— Знаю, — буркнул он.
— А почему?
— От доброты, — бросил он. — Добрый я чересчур, понятно?
— Понятно, — ответила она торопливо, — еще как понятно!
Глава 8
Древняя дорога уходит вдаль резкими изломами, Барвинок устрашенно подумала, что подземные звери-великаны дрались друг с другом столь яростно, что вздыбили над собой землю. Одни участки выложенной камнями дороги поднялись на высоту в два копья, другие опустились во впадины, а кое-где дорогу пересекают глубокие трещины, никакой конь не перескочит.
Волхв постоянно к чему-то прислушивался, она пошла рядом, косясь на его хмурое лицо.
— Засада не случайна?
Он поморщился.
— Только сообразила? По-твоему, разбойники могли здесь сидеть годами, ожидая неизвестно чего?
— Прости, — сказала елейным голоском, — сглупила. Тогда он знает больше, чем ты думал.
— И умеет, — буркнул он. — Умен, сволочь. Сумел просчитать, как я пойду! Нехорошо.
Она сказала заботливо:
— Когда знаешь, что ты не самый умный и сильный, это хорошо. Будешь осторожнее. Может быть, и не получишь по голове палкой, как заслуживаешь.
Он покосился неодобрительно, но смолчал, лицо стало серьезным, а затем неспешными, но очень экономными движениями, когда ни единого лишнего жеста, он достал лук и, резко согнув, набросил на рог петлю тетивы. Когда вытащил из колчана стрелу, Барвинок начала оглядываться по сторонам, где же поблизости жирный заяц или молодой гусь, и только сейчас услышала приближающееся хлопанье крыльев.
С неба в их направлении быстро снижаются три громадные птицы, как показалось ей, потом с ужасом увидела вместо мелких птичьих голов на тонких шеях человеческие лица. Крылья не птичьи, хотя на концах блестят металлом перья, а туго натянутые кожистые, как у летучих мышей…
Тетива звонко щелкнула, затем еще и еще. Чудовищные гарпии вскрикивали, Олег не сдвинулся с места, только руки со все увеличивающейся скоростью мелькали, а стрелы срывались и пропадали одна за другой.
— Прячься! — крикнул он. — Под корягу!
— Это ты меня так назвал жабой? — осведомилась она.
Гарпии одна за другой начали суматошно бить крыльями, одна камнем пошла вниз, другая пыталась набрать высоту, а третья с хриплым карканьем ринулась на Олега.
Стрела ударила в раскрытый рот. Олег сделал два быстрых шага в сторону, грузное тело ударилось оземь с такой силой, что Барвинок услышала хруст костей.
— Они ж уже… — начала она и поперхнулась.
Из-за леса вылетела на небольшой высоте стая, как ей показалось, крупных ворон, но все несутся в их сторону, нацеленные, как брошенные сильной рукой дротики.
Вспикнув, она ринулась под упавшее и давно высохшее дерево-великан, оно зависло над землей на обломанных рогульках веток. Заползая на четвереньках, зацепилась воротником за сук и шипела, пытаясь вывернуться и освободиться, а за спиной слышались частые хлопки тетивы, дикие крики в небе, а потом сильные удары о землю.
Одна из гарпий с размаху ударилась в щель, Барвинок увидела прямо перед собой дикое лицо с оскаленными зубами. Гарпия пронзительно визжала, но вдруг дернулась, изо рта хлынула кровь.
Барвинок поджала ноги, страшась отползать дальше, ствол дерева не настолько огромный, к тому же с той стороны тоже рухнула на землю и трепыхается, пытаясь взлететь или хотя бы уползти, чудовищная полуптица-полузверь-получеловек.
Барвинок, улучшив момент, с силой пнула ее ногой в морду и развернула в сторону.
— Не вылезай! — донесся злой голос волхва.
— Я здесь, — прокричала она. — Обо мне не думай…
Прижавшись щекой к земле, все равно видела только его ноги, пришлось подползти чуть, и узрела во всем мужском великолепии, когда зверь в нем взял верх и с горящими глазами и оскаленной пастью с наслаждением бьет стрелами, двигаясь просто невероятно быстро, а оперенные древки со стальными остриями уходят веером, догоняя одна другую.
Наверху звенел дикий крик, визг. У нее заломило в ушах, а в виски стрельнуло острой болью. Небо, как ей показалось, просто закрыто этими черными телами, хотя уже с десяток бьется, подпрыгивая в корчах, на земле.
Снова какая-то в судорогах попыталась забиться к ней под корягу. Барвинок со страхом и омерзением вытолкала ее, бешено работая обеими ногами.
Как из другого мира, прогремел полный ярости голос:
— Не вылазь!..
Она съежилась, ну зачем он так кричит, она женщина, к тому же красивая, на красивых вообще кричать нельзя, хотя да, это не на нее кричит, а за нее кричит, а голос у него сейчас грубый, потому что не успел поменять ради нее, пусть лучше покричит, сейчас для него важнее оставаться злым и собранным…
Под дерево занесло спутанную шерсть, Барвинок отчаянно чихнула. Два окровавленных пера влетели следом, Барвинок от брезгливости едва не высунулась с другой стороны, но там нечто ударилось оземь с такой силой, словно упала с высоты не гарпия с тонкими птичьими костями, а корова с воробьиными крыльями.
Пугливо выглядывая, она видела, как волхв все еще зло и точно бьет жуткими стрелами, что пронизывают летающих тварей, словно копья. Гарпии падали, как подстреленные вороны, яростные крики сменились воплями страха. В небе осталось три уродины, орали и в жутком страхе хлопали крыльями, набирая высоту, а когда превратились в едва различимые точки, сделали круг и начали быстро удаляться.
Олег огляделся, упер лук рогом в землю, особых усилий Барвинок не заметила, снял тетиву деловито и легко. Барвинок поскорее вылезла, перепачканная землей так, будто рыла там нору для жилья, испуганная и трепещущая.
На поляне не меньше полутора десятков этих гнусных тварей, одна даже повисла поперек ствола, под которым Барвинок пряталась.
— Черный Маг прислал? — спросила она трепещущим, как бабочка крыльями, голосом.
Он кивнул.
— Конечно. Они на людей вообще-то не нападают. Разве что кучей на одного… А так отбиваться от них легко, они уже знают. Значит, им велено. Строго-настрого.
— Но не волшебством, — уточнила она. — Иначе бы те трое не стали удирать.
— Да, — согласился он, — им просто приказали. Значит, волшебством зря не разбрасывается. Это хорошо. У нас есть шанс…
— У нас? — спросила она. — Вообще-то я все надеюсь тебя отговорить.
— От чего?
— От безумной идеи, — отрезала она, — здешнего мага мне совсем не жаль, этот гад еще похуже тебя. Но нельзя уничтожать магию везде, где на нее натыкаешься.
— Можно, — ответил он. Подумал и добавил: — И нужно.
Она сказала зло:
— Не боишься, что однажды ударю в спину?
Он подумал, очень серьезно посмотрел ей в глаза.
— Вообще-то такую возможность допускаю.
— И все-таки берешь с собой?
Он кивнул.
— Одинокие люди заводят собак, кошек, хорьков… Кто-то разговаривает с коровой или козой… Знавал одного, общался с рыбами в озере. Я вот завел тебя…
Она сказала, сразу ощетиниваясь:
— Я не рыба! Я кусаюсь!
— А еще и царапаешься, — добавил он. — Ну, предполагаю.
— Ты лицемер, — сказала она обвиняюще. — Сражаясь с колдунами, сам хватаешься за волшебство! У тебя лук чародея, будешь спорить? А эти амулеты на все случаи жизни?
Он поморщился.
— Предлагаешь выходить безоружным? Тогда зачем в той деревне бросала камни в собак? Подпустила бы и дралась на равных: зубами и когтями. Вон они у тебя какие.