— Хорошо, — одобрил Олег, — хорошо, когда признается какая-то власть. Власть — это порядок.
Колдун мерил его насмешливым взглядом.
— Я даже знаю, что ты скажешь дальше, — произнес он.
— Что? — спросил Олег.
— Ты заявишь, что я должен признать твою власть, — сказал он размеренным голосом. — Ты это должен сказать, иначе бы сразу все начал крушить и рушить.
Барвинок удивленно воззрилась на волхва, он кивнул с удивлением в зеленых глазах.
— Ты умнее, — сказал он с почтением в голосе, — чем я думал. И прозорливее. Значит, ты заранее обдумал ответ?
— Да, — ответил колдун. — Вот он…
Барвинок охнула и закрылась рукой от внезапного огня, что охватил всю комнату. В лицо полыхнуло настоящим жаром, колдун с торжеством потрясал обеими руками. С потолка и стен выстреливались шипящие, как громадные змеи, струи оранжевого пламени, но, странное дело, Барвинок чувствовала жар, но не такой, чтобы обожгло кожу или воспламенило одежду.
Олег недобро ухмылялся, медленно разжал кулак. На его ладони пульсирует, как крохотное сердце, амулет размером с лесной орех, багровый, словно раскаленный уголек из костра.
— Тебе не повезло, — сообщил он без всякого злорадства, — как раз на этот случай у меня защита.
Колдун напрягся, лицо его перекосилось, он дико вскрикнул:
— Но от этого… нет!
С потолка обрушилась огромная, сверкающая в багровом свете льдина, что должна заполнить всю комнату от стены до стены. Олег не сдвинулся с места, продолжал смотреть на колдуна насмешливо и даже с некоторой печалью.
— Представь себе, есть, — ответил он.
Льдина превратилась в облако шипящего пара, словно на огромную раскаленную сковороду плеснули воды. На Барвинок посыпались горячие капли.
Олег сделал быстрый шаг к колдуну.
— Мой ход, — сказал он.
Он уже не опирался на посох, а держал его, как воин копье. И, еще не закончив говорить, с силой ударил тупым концом в живот. Колдун охнул и согнулся, Олег молниеносно развернулся вокруг своей оси, второй удар обрушился на голову.
Колдун рухнул вниз лицом с таким грохотом, что вздрогнула вся комната, а стол подскочил. Из кувшина плеснула желтая жидкость, на столешнице заплясали зеленые огни, побежали по ножке стола на пол.
Барвинок боязливо смотрела на этого грозного и величественного человека, сейчас раскинувшего беспомощно руки. Под ним быстро растекается темно-красная лужа, а волхв словно и не рад победе, смотрит все так же невесело, только отступил от странной жидкости, что растекается по плитам пола слишком быстро.
— Как нехорошо, — произнес он с сожалением. — Умный же человек…
— А ты? — спросила она нервно.
Он виновато опустил голову.
— Я еще умнее, что понятно… Но, как два дурака, деремся просто и по-мужицки.
Она сказала ядовито:
— А ты хотел по-женски?.. Что это течет под ноги? Я боюсь!
— Не знаю, — ответил он невесело, зеленые глаза все еще не отрывали взгляда от распростертой фигуры. — Да и знать не хочу.
— Какой ты нелюбознательный, — упрекнула она нервным голосом, только бы что-то говорить, иначе увидит, как у нее мелко-мелко трясутся губы, а колени дрожат.
— Даже странно.
Глава 10
Тело колдуна задергалось, одежда на нем моментально истлела и рассыпалась серыми хлопьями пепла. Плоть испарялась медленнее, над нею клубился серый туман, Олег наблюдал очень внимательно, а когда на полу остался серый, изуродованный болезнями скелет, тяжело вздохнул и буднично отряхнул ладони.
— Все то же, — буркнул он. — Как они любят ходить протоптанными тропками! Никакого воображения.
Она проблеяла:
— А что… должно… быть?
Он сдвинул плечами.
— Не знаю. Но хоть что-то! Почему все хватаются за самый простой вариант и не хотят хотя бы продумать дальше?
— А тебе нужны неожиданности? — спросила она пугливо. — Неожиданное и так случается в жизни чаще, чем ожидаемое!
— Это для кого как, — сообщил он. — Я вот давно уже не вижу ничего нового. А хочу!
Струйка со стола продолжала сбегать на пол все так же бурно и безостановочно, словно он опрокинул не кувшин, а котел царя Арианта. Огоньки не казались опасными, но в этой странной луже, как устрашенно заметила Барвинок, тают даже камни, словно это не монолитные глыбы, а мед в горячей воде.
Олег проследил за ее взглядом.
— Ты права.
— Ну да, — сказала она дрожащим голосом. — Как всегда!.. А в чем?
— Надо выбираться.
— Как? — сказала она испуганно. — Эта лужа перекрыла дорогу…
— Вот так, — ответил он.
Она вскрикнула, его сильные руки бесцеремонно ухватили ее, она ощутила толчок, а навстречу ринулась стена. Она в ужасе вытянула руки, решив, что волхв ее швырнул к выходу, однако ладонями все еще упиралась в его каменную грудь и сообразила, что он ухитрился перепрыгнуть широкую лужу непонятной и потому такой страшной жидкости, не выпуская ее из рук.
Еще одна дверь, Барвинок надеялась, что волхв откроет, не опуская ее на землю, однако он опустил на пол, придержал заботливо, словно поставил столбик без опоры и не уверен, что тот сразу же не упадет, и лишь тогда с силой пнул дверь.
Она с треском слетела с петель, ее пронесло почти до середины комнаты, но блеснул короткий огонь, и на пол с шипением вместо массивной двери обрушились горящие угли, соединенные раскаленными полосами металла, и оплавленная ручка.
Барвинок сжалась в ком, волхв вздохнул:
— Да, никакой выдумки…
Она пискнула пугливо:
— Это же хорошо?
— Нет…
— А зачем тебе неожиданности?
— Чтобы не распускаться, — ответил он. — А то вот уже пузо начинает расти…
Она посмотрела на его живот, плоский и в ровных кубиках, подумала с надеждой, что волхв сострил, но перевела взгляд на его скорбное и очень серьезное лицо, ну да, сострит, скорее начнет острить пол, по которому идут…
Его пальцы снова нащупывали нужный амулет, Барвинок пошла за ним со страхом, при каждом шаге горбилась, как черепашка, и втягивала голову в плечи, но ни огня, ни вспышки. Из щелей в стене высунулись было острия дротиков, но Олег укоризненно покачал головой, и они стыдливо втянулись обратно в норы.
— Все, — сказал он с облегчением, — все кончено.
— А, — проблеяла она, — все те люди… воины, колдуны?
— Их нет, — сообщил он равнодушно.
— Как это?
— Ну… если срубить голову, то руки и ноги уже драться не смогут. Или смогут?
— Ладно-ладно, — согласилась она с облегчением. — Я только рада. Мы пойдем снова через ворота?
— Увы, такой амулет был только один, — сказал он с грустью. — Придется идти там, откуда нас ждали.
Она вскрикнула испуганно:
— Ты шутишь?
Он удивился:
— Почему?
— Но там все ловушки?
Он хмуро улыбнулся.
— Да.
— Нас… не прибьет?
— Они все смотрят в ту сторону, — пояснил он. — А с этой идти безопасно. Не трусь, существо.
Она приосанилась и сказала обвиняюще:
— Ты почему такой грубый?
— Я предупреждал, — ответил Олег.
Грудь его все еще слегка вздымалась, однако говорил сравнительно ровно, не хватая ртом воздух.
— О чем?
— Что я грубый, — напомнил Олег. — Ты сказала, что сама грубая.
— Я не так сказала!
Вместо долгих объяснений он мотнул головой.
— Не отставай.
— Ты мне не приказывай, — ответила она вызывающе, но послушно пошла следом, как хвостик за поросенком.
Не оглядываясь, он пошел к выходу, а она бежала следом, бросая ему в спину обидные слова, что отскакивали, как горох от гранитной стены.
— Не отставай, — повторил он. — Сейчас здесь все начнет рушиться.
— Почему?
Он даже не повернул головы, она только уловила в его сильном голосе удивление:
— А ты не знала? Всегда со смертью колдуна рушится то, что он создал. Еще и поэтому магия… нехороша.
…За спиной грохотало, земля вздрагивала и подпрыгивала, а тяжелые глыбы рушились и рушились. Когда Барвинок решила, что сейчас вместо прекрасного дворца гора безобразных глыб, не утерпела и быстро оглянулась.
На месте дворца холм из старых, изъеденных временем камней, как ей показалось, однако и они становятся прямо на ее глазах все пористее, разламываются, превращаются в мелкие камешки, а те рассыпаются в песок.
Она догнала, Олег шагает насупленный, брови тяжко сдвинуты над переносицей, но мышцы расслаблены.
— Ты чего такой мрачный? — спросила она быстро. — Ты должен ликовать!
— Почему?
— Ты победил!
Он пробормотал:
— Таргитай в таких случаях отвечал, что не победил, а только убил. Я тоже не сразу начал понимать разницу. А вот Тарх умел и побеждать… Я же никак не могу понять: почему все умные люди не на одной стороне?
Она спросила язвительно:
— Конечно, на твоей?
Он покосился с некоторым недоумением.
— А как же иначе? Я же прав.
— А не приходило в голову, что хоть некоторые из них считают правыми себя?
— Но Черный Маг так не считает!
— То Черный Маг. А другие могут и считать.
Он нахмурился сильнее.
— Они что, все дураки? Не понимаю. Мне всегда казалось, именно умные должны находить общий язык друг с другом. Но почему-то все наоборот: умные вообще не могут договариваться, а вот дураки сразу… да что там сразу, они вообще начинают дружить. Не понимаю.
Она посматривала искоса, поражаясь и не понимая, только что он одолел сильнейшего мага, другому этого подвига хватило бы на всю жизнь для хвастовства, а этот морщит лоб над странным вопросом: почему умные не все заодно?
Она оглянулась еще раз, нет не только прекрасного белого дворца на горе, но и сама гора опустилась, как тающий снег весной, превратилась в неряшливый рыхлый холм.
— Вот и еще один могучий маг повергнут, — произнесла она, он посмотрел настороженно, не поняв интонации. — Олег, тебе этого не простят! Никогда.
Он угрюмо поморщился:
— Знаю.
— Знаешь и делаешь?
— Да.
— Почему?
— Надо, — ответил он тяжеловесно. — Люди должны работать, а не… Конечно, жажда разбогатеть ни с того ни с сего будет у людей всегда. Но когда такого шанса не останется, все будут работать.
— Или воровать, — сказала она язвительно.
Он поморщился.
— Воровать и сейчас воруют. Но когда-то и с воровством покончат.
— Как?
— Не знаю, — ответил он раздраженно. — Пока не знаю. Но покончат. Человек — такая зверюка, рано или поздно находит решение для всего, что мешает жить. Что легко — решает сразу, что очень трудно — решает чуть позже, а что невозможно… решит потом. Но решит, это у нас в крови!
Она покачала головой, голос прозвучал потерянно:
— Тебя возненавидят. Тебя будут проклинать все поколения!
Он развел руками:
— Знаю. И хотя делаю это великое и благое дело для всего человечества, но умолчу о нем совсем не из скромности. Что делать, и через тысячи лет, когда про озера с магией забудут, все еще будут искать сокровища, зарытые клады, гробницы с древними вещами, надеяться на чудо, на везение, на так унижающую настоящих мужчин удачу… и от которой все равно никто не сможет отказаться!.. Все мы в глубине души слабаки, но только немногие держат свои слабости в железной руке… И кто, вот как я, пикнет, что грабить могилы нехорошо, свежие или древние — неважно, будет оплеван и забросан камнями. Жадные люди всегда найдут тысячи доводов, чтобы оправдать свой грабеж.
Она ощутила его великую скорбь, сердце защемило от сочувствия, хотя сама все-таки из тех, кто хоть плевать не будет, но камень швырнула бы с охотой…
— Древние могилы, — возразила она, — уже как бы и не могилы…
— А где грань? — спросил он. — А мне кажется, кто грабит древние — готов грабить и свежие.
— А почему не грабит?
— За эти его либо в тюрьму, — пояснил он, — либо сразу на виселицу. Если рассвирепевшие родственники не забьют на месте. А древние грабят от безнаказанности…
Она не выдержала, спросила быстро:
— Ты… почему такой?
— Какой?
— Ты только что… совершил подвиг! Ты убил могучего мага, под чьей властью была почти целая страна! И ты говоришь не об этом, а о… даже не понимаю, из-за чего в тебе такая боль? Тебя вот прямо перекосило!
Он на ходу отводил ветки кустарника, через который шел напролом, но все так же старался не хрустеть сучьями под ногами, даже придерживал, чтобы не хлестнули по ней, такой нежной и хрупкой, но все проделывал бездумно, глаза смотрят вдаль, а тоска в них только растет.
— Что колдун… Это просто… Либо я его, либо он меня. И все. А вот из тысячи тысяч дорог выбрать верную, да еще других убедить идти именно по ней… вот это и есть подвиг! Подвижничество.
Она покачала головой.
— Ты выбираешь слишком трудные дороги.
— Я за справедливость, — объяснил он.
Она возразила:
— А я — за милосердие! Мир на одной справедливости — жестокий мир. Не всякий там проживет. Да, ты сможешь, но много ли таких? Остальные — простые люди. Им надо одурманивать себя мечтами, грезами, надеждами. Они дорисовывают себе в этот мир чудеса… иначе сойдут с ума от безысходности.
Он поморщился:
— Понятно. И пьют для того, да? Как тебе понравилось, когда тебя в корчме начали лапать?
Она передернула плечами, даже чуть побледнела, но возразила живо:
— Да, это не нравится, но это… побочное! Зато человек попадает в мир своей мечты, ему сразу становится легче. Хотя наяву — да, ведет себя иногда, как свинья. Но не каждый. Большинство просто ложатся и мирно засыпают.
— Засыпают, — передразнил он зло, — когда столько нужно сделать! И, главное, сделать можно. Когда многому можно научиться, многое суметь, многого добиться, понять, узнать, сотворить…
Голос его дрогнул, она ощутила в нем такую безнадежность и тоску, что проглотила заготовленные возражения. Нельзя бить по больному месту, мужчины в самом деле иногда такие чувствительные, что у них все становится сплошной раной, а женщина в первую очередь должна быть лекарем, даже если и не лекарь, а сама гадина полосатая.
Глава 11
Деревья впереди расступились, в проеме засерела городская стена и распахнутые ворота с деловито выкатывающимися пустыми телегами. Возчики, распродав товар, возвращаются веселые и довольные, свистят, улюлюкают, переговариваются громко и радостно.
Дорожка идет слегка вниз, Барвинок опередила тяжело шагающего волхва и, прыгая, как козленок, через выступающие корни, помчалась к выходу из леса.
Олег шел в самом деле угрюмый, на лбу тяжелые морщины, а мысль свербит, как у простого и ленивого человека, в поисках чуда: вот бы как-то разом решить задачу, а не муторно ходить по землям и уничтожать запасы магической воды, заодно побивая колдунов…
Погруженный в невеселые думы, он услышал испуганный женский вскрик, вскинул голову и невольно замер на месте. Лохматый мужчина захватил Барвинок локтем за горло и, прячась за нею, приставил нож к ее шее в том месте, где идет яремная жила.
— Бросай лук! — закричал он страшным голосом.
Олег спросил непонимающе:
— С чего это вдруг?
— А то зарежу!
Он сдвинул плечами:
— Ну и режь. Мне-то что?
Разбойник шумно сглотнул слюну, повторил уже менее уверенно:
— Я ее зарежу, вот увидишь!
— Дык хоть прямо сейчас, — ответил Олег. — Мне обузы меньше. Не можешь? Тогда я сам ее пристрелю. А ее родне скажу, что убил ты…
Он поднял лук, неспешно натянул тетиву, наложил стрелу. Лохматый согнул колени, присел за Барвинок, чтобы и на палец не возвышаться над пленницей, а то кто знает этого дурака, дикари стреляют метко, вдруг да решится, поговаривают же про умельцев, что с сорока шагов бьют прямо в глаз…
Барвинок смотрела отчаянными глазами. Олег повел чуть кончиком стрелы, выбирая место. Она видела, что он готов разжать пальцы, хотела в ужасе закрыть глаза, но заставила себя смотреть этому гаду, этому предателю прямо в его бесстыжие зеленые глаза.
Стрела исчезла с тетивы, донесся сухой щелчок и дикий крик за спиной. Она в ужасе дернулась, но что-то держало внизу. Она в страхе опустила взгляд, оперение стрелы торчит из ее платья, заткнутого ей между ног с такой силой, что стало больно в низу живота.
Она рванулась, чувствуя между ногами твердое древко стрелы. Платье затрещало, Олег буднично повесил лук через плечо, а Барвинок с воплем освободилась и бросилась ему в объятия. Ногам стало прохладно, разорванное платье болтается, как крылья у взлетающей большой птицы.
Олег погладил ее по голове. Она всхлипывала и хватала его за шею.
— А ты длинноногая, — сказал он одобрительно. Посмотрел поверх ее головы на корчащегося в судорогах и добавил: — А вот он — нет.
Она проследила за его внимательным и уже мужским взглядом, только сейчас поняла, что платье разорвано почти до пояса, застеснялась и, торопливо сведя колени, прикрылась руками, а потом ухватила кокетливо развеваемые ветром половинки и попыталась свести вместе.
— Не смотри, — попросила она умоляюще. — Я стесняюсь.
— Возьми в моей сумке иголку с ниткой, — предложил он.
— У тебя и это есть? — спросила она изумленно.
Он кивнул.
— У меня есть не только иголка с ниткой.
Разбойник упал на землю и, зажимая рану ладонями, сучил ногами. Олег брезгливо наступил ему на шею, влажно хрустнуло, он подвигал ногой, словно растирая что-то гадкое на подошве, потом отступил и в самом деле пошаркал ею о ковер.
Ткань разорванного платья то и дело выскальзывает из умело дрожащих пальцев, Барвинок испуганно вскрикивала, а то вдруг волхв смотрит в другую сторону и не заметит, какие у нее чудесные длинные ноги изумительной формы, поспешно ловила трепещущие концы ткани и удерживала на месте.