Ткань разорванного платья то и дело выскальзывает из умело дрожащих пальцев, Барвинок испуганно вскрикивала, а то вдруг волхв смотрит в другую сторону и не заметит, какие у нее чудесные длинные ноги изумительной формы, поспешно ловила трепещущие концы ткани и удерживала на месте.
— Отвернись, — попросила она торопливо.
— Чего?
— Я стесняюсь!
— А-а-а, — сказал он. — А что у тебя не так? А то я не заметил.
— Это кто?
— Один из слуг, — ответил он равнодушно. — Еще не знает, что его повелителя и благодетеля уже нет. Ничего, скоро все узнают и разбегутся. Да брось ты хвататься за платье!.. У тебя все хорошо, а что другие увидят… гм… мы сегодня все равно уйдем отсюда. Пусть мне издали завидуют.
Она скромно шла за ним, как бы прячась, но время от времени как бы нечаянно выходила то справа, то слева, в ушах звучат чудесной музыкой его слова, что горожане ему будут завидовать, значит, оценил фигуру и вообще ее всю, наконец-то выбила из него признание, мужчины почему-то скупы на такие слова, не понимают, что ценность сказанного не уменьшается, как бы часто похвалу женщине ни говорили…
Вечером, после сытного ужина на постоялом дворе, они поднялись в комнату. Олег одобрительно кивнул, чисто, большая двуспальная кровать и широкая лавка, даже стол и две табуретки, хорошо, не зря деньги плачены, а она разделась, долго и старательно зашивала разорванное платье, краем глаза поглядывая на волхва, но этот ничего не понимающий кабан в самом деле, как и обещал, отвернулся, дурак набитый…
А потом она лежала на кровати с закрытыми глазами, делая вид, что крепко спит, а под опущенными ресницами разыгрывались непрошеные сцены, предлагая всевозможные варианты, начиная с того момента, как он посмотрел на нее очень по-мужски, а она заметила, что платье разорвано, и жутко покраснела. Наверное, это выглядело неплохо, все говорят, что она смущается и краснеет просто очаровательно.
Или даже можно с того момента, когда стрела ударила разбойника в самое больное место, а она рванулась и, разрывая платье, бросилась к Олегу. Наверняка тоже выглядела очаровательно: трепещущая, испуганная, с большими глазами, полными ужаса, мужчины это любят, в таких случаях чувствуют себя вдесятеро сильнее и значительнее.
Сон никак не шел, хотя картинки рисовались все причудливее, вплоть до самых непристойных, которые она тут же с негодованием отбрасывала, выгоняла, но они тайком возвращались и, меняя шкурки, снова предлагали именно эти особые варианты.
Не надо было это жареное мясо на ночь, подумала с досадой. Да еще с острыми травами. И ночь такая жаркая, что прямо и не знаю!..
Утром проснулась злая, как змея, которой на хвост наступили тяжелым грязным сапогом. Что это с ним, на этот раз она лежала совсем рядом, даже руку не надо протягивать, вот жар ее мягкого нежного тела, вот его твердые каменные мышцы, даже в расслабленном состоянии как из гранита… Правда, она позорно заснула, не дождавшись, пока он решится, хотя с его стороны щепетильность как-то не совсем уместна, даже напротив, ожидается некоторая сдержанная грубость, но все-таки мог бы как-то и проявить свое внимание и жадное мужское нетерпение…
Олег у окна на лавке и в скудном свете хмурого утра менял тетиву на луке. Барвинок из-под приспущенных век наблюдала, как он заранее привязал один конец к рогу, а жилку накрутил на него, потом осмотрел пояс, попробовал, легко ли выходят и входят в ножны узкие клинки кинжалов.
— Доброе утро, — сказала она сладеньким голоском и улыбнулась, как ясное солнышко. Мужчины не любят хмурых женщин, им нужно чирикать и улыбаться. — Как спалось?
— Спасибо, — буркнул он. — Спал, как бревно.
— Ну что ты себя так, — почти пропела она счастливым голоском, — не такое уж ты и бревно, если присмотреться получше. Хотя, конечно, во многом, да, самое настоящее, спорить не буду…
— Вставай, — прервал он. — Надо завтракать и топать. Черный Маг, возможно, уже знает, что здешний колдун убит.
— Значит…
— Да, — прервал он снова, — знает, что иду за ним.
Она торопливо выкарабкалась из постели, он деликатно отвернулся, негодяй, хотя она и так спит вовсе не голая, но в следующий раз придется, если он продержится еще хоть ночь, она испробовала все уловки, ну почти все…
Завтрак прошел в молчании, Олег весь в задумчивости, ел рассеянно, как еще миску не сожрал в невнимательности, а она помалкивала, сердитая, что его мысли о великом так уж сумели подавить простенькие, но всегда такие сильные мужские чувства и поползновения.
Поднялся он с тем же суровым выражением, Барвинок мило улыбнулась и тут же вскочила.
— Я готова.
— Хорошо, — одобрил он и добавил занудно: — Человечество надо возделывать, как и любой огород. И, конечно, выпалывать сорняки. Я вот этот самый…
— Выпалыватель? — щебетнула она.
— Да, он самый.
Она с самым милым личиком огляделась по сторонам.
— Мне уже кажется, здесь даже стены — зануды.
— Сейчас уходим, — сказал он утешающе.
Она ответила с сарказмом:
— Ну да, и вся занудность останется здесь. Ты в самом деле умный, сразу видно.
Он кивнул, ага, он такой, Барвинок вздохнула, такую каменную стену не пробить тонкими стрелами иронии, вышла за ним на крыльцо во двор. Там челядины и гости, стоя широким кольцом, с восторгом рассматривали двух великолепнейших коней, их гордо держит под уздцы крепкоплечий мужик.
— Какие красавцы, — вскрикнула Барвинок. — Таких еще не видела…
— Нравится? — спросил волхв. — Твой с белой гривой.
— Что?
— А мой темный, — сказал он и уточнил для женщины: — Вороной.
Мужик бегом повел коней им навстречу, те весело вскидывали головы, и он беспомощно повисал в воздухе, дрыгая ногами. Олег кивнул, лицо довольное.
— Да, именно такие… все хорошо.
Мужик передал ему повод, поклонился и поспешно исчез. Барвинок, донельзя удивленная, подошла к своему, погладила, пошептала в бархатное остроконечное ухо, устанавливая дружбу, с конями общаться так же просто, как и с мужчинами, улыбнулась и поставила ногу в стремя.
Седло дорогое, прошито шелковыми нитями, а сделано так умело, что моментально ощутила себя развалившейся в уютном кресле. Рядом фыркает конь Олега, крупный жеребец с огненными глазами, женщине он угрожающе показал крепкие зубы, способные сразу перекусить берцовую кость медведю.
— Поехали, — сказал Олег коротко.
— Ты не заплатил…
— Заплатил, — буркнул Олег. — Намного раньше.
— А-а-а…
Больше спрашивать не решилась, волхв полон тайн, хотя иногда и кажется, что уже близка к полной разгадке их всех, но пока да, надо терпеть и подхихикивать, стараясь не раздражать мужское чванство.
Глава 12
За воротами города волхв пустил коня в галоп, Барвинок не успела послать свою лошадку следом, как та стрелой сорвалась с места и моментально догнала, а дальше мчалась рядом с жеребцом, злорадно кося на него хитрым глазом.
Потом город остался далеко позади и вообще пропал, на горизонте в сизой дымке проступили далекие горы, белые пики ярко выделяются на синеве неба, а перед конями раскинулась холмистая и пестрая долина, где среди зелени угадываются темные рощи и голубые пятнышки мелких озер.
— Тебе просто везет, — сказала она, — у тебя всякий раз находится именно тот амулет, что спасает твою шкуру.
Он покосился на нее удивленно.
— Ты чего вдруг?
Он поморщилась.
— Да вот никак не могу выбросить тебя из головы.
— Тебе нужно, — посоветовал он, — выбросить гораздо больше.
Она кивнула.
— Знаю. Ты вообще-то мелочь, я тоже, может быть, о чем-то большом размышляю.
— Ого, — сказал он с уважением. — Насколько большом? С этого коня или больше?
Она фыркнула и отвернулась с достоинством. Кони срезали крутую дорожную петлю и снова вышли на укатанную колесами телег до твердости камня землю.
Барвинок с удовольствием подставляла лицо встречному ветру, вскоре забыла, что поклялась больше не разговаривать с этим чудовищем, спросила что-то, но он не отвечал и очень внимательно смотрел в сторону от дороги. Барвинок прервала рассказ и тоже попыталась что-то увидеть в серых от пыли кустах, а когда ничего не получилось, раскрыла рот и хотела уж спросить язвительно, чем вызван такой интерес к бурьяну, не потому ли, что не выносит женского общества, но кусты раздвинулись, на дорогу вышла крохотная девчушка лет пяти, худая и с большими печальными глазами.
Платьице старенькое, сшитое из лоскутков, уже ветхое. Она вздрогнула, увидев двух взрослых, остановилась в испуге, палец озадаченно сунула в рот и смотрела на огромных всадников с изумлением, но без страха.
— Ребенок, — ахнула Барвинок, — какая милая малышка! Как она здесь оказалась?
— Ребенок, — ахнула Барвинок, — какая милая малышка! Как она здесь оказалась?
Она круто остановила коня, Олег тоже натянул повод, брови его сошлись над переносицей.
— Да, действительно…
— Разбойники напали, — предположила Барвинок. — Убили всю семью, а ее пощадили. Или она сама убежала и спряталась. Иди сюда, девочка!
Она соскочила на землю, но лошадка тревожно переступала с ноги на ногу и норовила убежать, пришлось удерживать ее за повод обеими руками.
Девчушка пропищала тоненьким голоском:
— А вы меня не обидите?
Барвинок чуть не всхлипнула от жалости и умиления.
— Ни за что! Иди ко мне…
Она присела и, удерживая конский повод, протянула руки. Девочка доверчиво пошла к ней. Когда Барвинок уже готовилась принять ее в объятия, сверху опустились мускулистые руки, девочка взлетела в воздух.
Барвинок посмотрела вверх, Олег уже на земле, его конь стоит спокойно, а сам волхв держит малышку на вытянутых руках, словно первый раз в жизни взял ребенка на руки, рассматривает ее, как нечто удивительное.
Она вскочила и сказала с раздражением:
— Что это на тебя нашло? Вроде бы детей на руки не хватал по дороге…
— В смысле, — переспросил Олег, — тебя не брал на руки? На то много причин.
Она спросила язвительно:
— Каких же?
— Первая, — ответил он серьезно, — ты для меня уже не загадка. А вот этот ребенок… Почему в лесу, далеко от любых жилых мест? Почему у нее такое чистое платье?… Девочка, ответь мне, почему?
Ребенок пропищал тоненьким голоском:
— Мне страшно… а еще я потеряла куклу.
— Найдется, — пообещал Олег. — Так почему?
— Потому что, — протянула девочка протяжно, голос ее начал меняться, — потому что…
Барвинок не успела насторожиться, смотрела все еще с умилением и жалостью, а на Олега с гневом, как руки девочки удлинились, она ухватила волхва за шею. Лицо страшно изменилось, вытянулось, превращаясь в волчью морду. Ее зубы звонко клацнули возле носа волхва, но он с усилием держал ее на вытянутых руках, затем наклонился, наступил на хрупкое тельце и начал разгибаться.
Ее руки тянулись и тянулись, медленно истончаясь. Волхв наконец разомкнул их на своей шее, Барвинок не успела глазом моргнуть, как перехватил чудовищного ребенка за ногу и начал крутить им, как оглоблей. Безобидная девчушка быстро превратилась в огромного волка, Олег сделал два быстрых шага к придорожному камню и, прицелившись, хряснул о него чудовище головой.
Сухо треснуло, словно лопнул в костре раскаленный валун. Во все стороны плеснуло красным, будто с высоты упал и разбился большой кувшин с густым вином.
Олег выпустил из рук ногу чудовища, остановился и потряс головой. Глаза стали озабоченными.
— Что-то слабею, — сказал он уныло. — Раньше мог часами крутиться. А теперь голова кругом идет.
Барвинок дрожала и большими глазами смотрела на распростертое на дороге у камня мохнатое тело. Клочья детского платьица сорвало ветром, еще когда волхв вращал над головой, череп раздроблен, но мускулистые лапы с острыми когтями еще дергаются, оставляя в твердой земле глубокие царапины.
Барвинок пропищала:
— Это что… было?
Он пожал плечами.
— Меня мелочи занимают мало. Марш в седло… сердобольная!
Она взобралась в седло униженная, прибитенькая и почтительная. Волхв вскочил в седло быстрый и уверенный, кони сразу пошли в галоп, спеша удалиться от неприятного места, наконец в ее красивой душе начала подниматься волна протеста. Ишь, разгордился, видя ее унижение, откуда она могла знать, мог бы и оценить ее доброту и ласковость, она — женщина, что любит детей, подбирает птенчиков, выпавших из гнезда, и не разрешает злому петуху топтать бедных курочек. А вот он — злой и жестокосердный, ничто в нем не шелохнулось при виде ребенка, потому и не попался на ее хитрость, так что умение все замечать вовремя не есть хорошо, если идет от недобрости…
Впереди начал вырастать лес, веселый и солнечный, однако дорога опасливо свернула, стараясь не приближаться даже к опушке, мало ли чего, Олег же без колебаний пустил коня напрямик.
Она хотела напомнить ехидно, что кто прямо ездит — дома не ночует, но вовремя прикусила язык, а то вдруг и в самом деле предпочтет дорогу, а ей самой хочется побыстрее добраться до мест, где много людей, особенно мужчин, где шумно и весело, много торговых лавок…
Деревья стоят редко и проскакивают за спину быстро, на земле скользят призрачные кружевные тени, но постепенно веселый и солнечный остался далеко за спиной, кони с каждым скоком углублялись во все более темные и негостеприимные дебри. Деревья все чаще оказывались покрытыми мхом, сперва только снизу и с одной стороны, Барвинок тут же похвасталась знанием сторон света и даже объяснила тупому волхву, как их определять по мху, затем стволы оказались под слоем мха почти до веток, да и сам мох становился длиннее, неопрятнее, темнее, в нем появились трупные пятна разложения, а от деревьев шел запах гниения.
Твердая и сухая земля под ногами сменилась влажной, чавкающей, затем под ногами зашуршали опавшие прошлогодние листья. Потревоженные уховертки выскакивали, но не убегали, как обычно, а пытались подпрыгнуть и вонзить крохотные жвалы в толстую кожу сапога. Барвинок с ознобом по спине чувствовала, что за нею следят злобно и неотрывно, даже успевала увидеть мелькнувшие в кустах глаза, но Олег держался невозмутимо, конь его идет ровно и без остановок, ее лошадка уже едва поспевала, в черепе стучала злая мысль: не дамся, не попрошу отдыха! Не насладишься мужским превосходством над якобы слабой женщиной…
— Откуда столько паутины, — прокричала она, когда влетела в настоящую сеть, — тут и мух таких нет… да погоди, дай содрать с себя эту гадость…
— По дороге обдирай, — ответил он, не оборачиваясь, словно не видел, что она просит остановиться не потому, что испачкала в паутине одежду, а не может оторваться, — надо выйти отсюда затемно…
— А что, если не успеем?
— Съедят, — долетел ответ издали.
Она рванулась и, сорвав все паучью сеть, пустила лошадку следом в галоп, рискуя быть сбитой низкими ветвями.
Еще не покинув лес, услышали грустный звон бубенчиков, по дороге навстречу идет караван нагруженных вьюками коней. Явно тоже предпочли напрямик, иначе бы воспользовались телегами, за ними, глотая пыль, едет старик на таком же старом муле с седой мордой.
Олег вежливо поздоровался, прикладывая руку к сердцу, будто оно у него есть, старик ответил таким же старинным жестом, и снова копыта стучат по высохшей земле.
Ближе к полудню дорога пошла вниз, странная такая впадина, словно исполинскую миску опустили с небес и вдавили по самые края, а потом убрали, оставив в земле абсолютно круглый овраг, в котором ничего не растет, везде только твердая красная глина, по крепости сравнимая с камнем.
Олег обеспокоенно оглядывался по сторонам, Барвинок тоже начала прислушиваться, откуда-то доносятся слабые крики, конское ржание, а еще вроде бы звенит оружие…
— Там дерутся, что ли?
Он кивнул.
— Еще как.
— Из-за чего?
— Кристалл Власти, — объяснил он. — Кто его вытащит из этой ямы, сможет стать властелином мира.
— Ого, — сказала она пораженно, — это серьезно?
— Очень, — сказал он. — К сожалению, дожди и ветры сделали свое дело… Тысячу лет вход был надежно закрыт, это недавно размыло, какой-то пастух отыскал открывшийся вход, рискнул туда залезть…
— И не погиб?
— Повезло дураку, — ответил он раздраженно. — Но разболтал, где был, а когда слух дошел до настоящих искателей сокровищ, тут-то и всколыхнулось все болото… Кто только не едет сюда! К счастью, сперва начинают драться друг с другом.
Она смотрела с сомнением.
— Что-то мне кажется, ты не зря сюда приехал…
— Я только сделал небольшой крюк, — сообщил он. — А так вообще-то еду к Черному Магу. Не отставай!
Кони и так неслись галопом, рискуя сломать ноги через упавшие сверху сухие деревья с торчащими острыми сучьями. Барвинок издали увидела темную щель, волхв соскочил на землю уже возле нее и сразу же, пригнувшись, вошел вовнутрь.
Она с воплем бросилась следом, спотыкалась и падала, бежала, как ей показалось, бесконечно долго по длинному каменному ходу, а волхва обнаружила уже в большой комнате снимающим с каменной подставки блестящий кристалл.
— Все обезвредил, — бросил он сухо. — Но все равно стой там!
Он опустил кристалл на каменный пол, с усилием поднял каменную глыбу, служившую прежде подставкой, и, к изумлению и ужасу Барвинок, с силой обрушил на сверкающее чудо.
Раздался треск, во все стороны из-под глыбы брызнули мельчайшие осколки. Камень медленно осел до пола, а фрагменты кристалла засверкали красным огнем, словно искупались в своей крови, и начали медленно гаснуть.