Олег, ни на кого не глядя, сел за свободный стол и заказал плотный ужин и вино. Барвинок сидела тихо, как мышь, украдкой поглядывала по сторонам.
За одним из столов мужчины смотрели в их сторону все насмешливее и вызывающее. Пили там много, дважды пытались петь, но тут же сбивались, много хохотали и звучно хлопали один другого по плечам и спинам.
Барвинок осмелела и начала тихонько выспрашивать, что это за земли такие, где даже ночью жарко, Олег неторопливо ел нарезанное крохотными ломтиками мясо, перемешанное с зеленью, запивал легким вином, отвечал нехотя, глаза отсутствующие.
— Что будем делать? — спросила она.
— Надо подумать, — ответил он нехотя.
— Еще не знаешь?
— Пока нет, — ответил он и поморщился. — Здесь что-то слишком… понимаешь, слишком. Надо сперва посмотреть по сторонам…
Но посмотрел на нее, нахмурился, продолжал жевать с отсутствующим видом.
Один из мужчин за столом удалых гуляк с грохотом отодвинул стул, поднялся, расправляя плечи, и, стараясь выглядеть повнушительнее, подошел к их столу.
— У тебя задиристая женщина, — сказал он Олегу. — Люблю таких… Сколько за нее хочешь?
Олег в задумчивости посмотрел на Барвинок.
— А сколько дашь?
— Две серебряных, — ответил тот с готовностью.
Олег подумал, покачал головой.
— Да ну, на ней платье стоит две.
— Тогда три, — сказал мужик.
— А серьги и два кольца? — спросил Олег. — Это все стоит четыре. А с платьем — шесть.
— Хорошо, — сказал мужчина громко. — Даю шесть!
Олег подумал еще, поколебался.
— Пожалуй, это подойдет.
Барвинок, задыхаясь от ярости, заставила себя ехидно улыбнуться.
— Это цена моего платья, колец и сережек. А я сама?
Олег посмотрел на нее с сомнением.
— А что, Барвинок, и ты чего-то стоишь?
Мужчина смотрел то на него, то на Барвинок, решительно махнул рукой.
— Знаешь, забирай ее платье, кольца и вообще все, что на ней!.. Я беру ее и без них.
— Бесплатно? — спросил Олег.
— Ну да! Она же ничего не стоит?
— Вообще-то да, — сказал Олег нерешительно, — я вот думаю только, доплатить тебе, что забираешь ее от меня, или нет?..
Мужик расхохотался.
— Вот это по-нашему! Сперва мы все готовы за них жизни отдать, а потом не знаем, как избавиться. Тебя зовут Барвинок, красавица? Пойдем, я уже горю от одного твоего присутствия, как сухая солома в лесном пожаре.
Барвинок посмотрела на Олега, тот лениво отхлебывал вино, ответила чарующе:
— Пойдем. Пусть думает, что это он от меня избавляется!
Мужик захохотал, она грациозно поднялась, пустив неспешную волну от шеи вниз по всему телу так, что сгорающий от ее присутствия шумно сглотнул, хотел схватить ее за руку, но она убрала обе за спину.
— Иди, — сказала она, — я пойду за тобой.
Он подмигнул Олегу, тот оставался безучастным, и быстро пошел через зал, но все время нервозно оглядывался. Барвинок следовала за ним как тень, не обращая внимания на руки гуляк, пытавшиеся ее остановить.
Поднимаясь по лестнице, торговец оглянулся и бросил на Олега победный взгляд, Барвинок едва не уткнулась ему в спину. Через мгновение они исчезли наверху.
Олег допил так же неспешно, усталость уже выветрилась из могучего тела, а когда поднялся из-за стола, привыкшие к нагрузке мышцы требовали действий.
Глава 16
Утреннее солнце успело из-за горизонта кольнуть вдогонку лучами в спину, когда он вернулся к постоялому двору. По свежему воздуху сильнее запахи, его спутница в своем изумлении права, здесь на драгоценнейшем для Севера продукте жарят даже самую дешевую рыбу, а остатки небрежно выплескивают прямо из окон.
Он вошел в запыленных сапогах и надорванной на спине острыми когтями волчовке. Колчан пуст, на посохе следы острых зубов, но сам он для всех все такой же собранный и сумрачный, словно ни на миг не перестает решать какую-то сложную и неприятную задачу.
За столами почти пусто, только за дальним сгорбилась хрупкая фигура в плаще с низко надвинутым на глаза капюшоном. Половицы скрипнули под его могучим телом, посетитель резко повернулся. На Олега взглянули дивно синие глаза, усталые и рассерженные.
— Ты где шлялся? — спросила она. — По бабам?
— Ты сразу пошла в теплую постель, — заметил он, — а мне вот пришлось куда-то тащиться…
Он опустился за стол, хозяин выглянул в окошко, Олег знаком показал, что еды и питья побольше.
— Ты ж не возражал! — сказала она обвиняюще.
— С какой стати? — удивился он.
— Как это с какой?
— Ты свободная женщина, — пояснил он.
Она сжала губы, как этот идиот не понимает, что женщины вовсе не хотят быть свободными, мало ли что говорят вслух, все как раз наоборот, все жаждут быть несвободными от мужчины, которого выберут…
— Да, я свободная!.. — сказала она резко. — И поступаю, как хочу.
— Ну вот, а чего кричишь?
— Я не кричу, — прошипела она, понижая голос. — Я дала тебе свободу на ночь, о которой ты не заикнулся, но я видела, что тебе необходимо побегать где-то, как всякому кобелю. А я, кстати, добыла очень точную карту этих земель… Хоть и не знаю, нужна ли.
Он молча смотрел, как она вытащила из-под полы плаща трубочку пергамента. Придерживая край, он развернул, покачал головой. Все очень подробно и со знанием дела. Такая карта в самом деле как облегчит работу искателю кладов, так и поможет выбраться простому страннику из такого места.
— Молодец, — произнес он. — Постаралась…
Она быстро зыркнула на него, на щеках почему-то проступил румянец.
— Ничего я не старалась!
— Но…
— Он заснул, — прервала она, — как только мы вошли в его комнату. Лег и сразу захрапел!.. И сейчас еще спит.
Он посмотрел на нее с интересом.
— И долго будет спать? Может быть, не стоит и завтракать?
— Почему вдруг?
— Ну, надо убегать побыстрее…
Она сказала победно:
— Он будет спать и весь день!.. Кто бы ни заглянул к нему, увидит, что спит крепко, храпит, как конь, и улыбается, как дурак.
— Счастливый сон, — пробормотал он. — Молодец, умеешь. Хоть это и нечестно. С нашей, мужской точки зрения, у вас нормы другие, знаю, нечеловеческие. Ну что ж, попробуй вот это крылышко куропатки. Смотри, как умело зажарено в сухариках.
Она огрызнулась:
— Я эти крылышки уже четыре часа ем. Это ты проголодался…
— Это верно, — согласился он.
Она посмотрела, как он пожирает мясо, быстро, но без спешки, сказала ядовито:
— Всех женщин здесь обошел?
— Обошел, — согласился он честно. Сглотнул большой кус мяса и, не глядя в ее напрягшееся лицо, пояснил: — Стороной. Нужно было кое-что важнее, а на всех могло не хватить времени.
Она проворчала, скрывая непонятное ликование:
— Только потому?
— Конечно, — ответил он серьезно.
Она поджала губы, но лицо оставалось сияющим, хотя продолжала недовольно хмуриться и посматривать в недоумении. Он то ли не поверил, что не побывала в постели торговца, то ли ему все равно, а ей очень не хочется, чтобы ему было все равно. Наоборот, чтобы ему было очень не все равно, но этот гад даже не покажет виду, если ему даже не все равно, мужчины либо бесчувственные, либо страшатся показаться чувствительными, это на них как бы пятно позорной женственности, как будто каждая женщина — чума ходячая.
Он быстро выпил вино, зеленые глаза стали очень серьезными.
— Ну что ж, — произнес он со странной интонацией, — раз у тебя есть карта, то я должен напрашиваться к тебе в попутчики?
Она милостиво кивнула.
— Да. Напрашивайся!
По его твердым, как дерево, губам скользнула и растворилась легкая, как дымок от костра, улыбка.
— Ты возьмешь меня с собой, женщина?.. Или ты так устала за бессонную ночь, что пускаться в путь не готова?
Она сказала быстро:
— Я же сказала, в постели торговца я не была!
— Ты спала здесь, — удивился он, — за столом? Бедняга.
— Себя жалей, — ответила она с победными нотками. — Я хоть за столом поспала, а ты же совсем не спал… шляясь неизвестно где!
— Я сказал, — ответил он, — где я был.
— Так я и поверила! Вы все врете!
Он поднялся, она тоже поспешно вскочила, чтобы он не нависал над нею, как горный хребет. Он бросил на стол серебряную монету, небрежным жестом показал хозяину за стойкой, что сдачи не надо, пошел к выходу, а Барвинок почти вприпрыжку бросилась следом.
На выходе он столкнулся в дверях с одним из вчерашних гуляк, тот шарахнулся в сторону при виде улыбающийся Барвинок, правую сторону лица закрывает громадный и отливающий всеми красками кровоподтек.
Олег сказал с сочувствием:
— Ну и разделали тебя, парень… Что-то случилось?
Гуляка зло посмотрел на Барвинок.
Гуляка зло посмотрел на Барвинок.
— Ударился о дверь.
— Как зовут эту дверь? — спросил Олег требовательно.
Он поморщился.
— Тебе не все равно? Тебя не ударит.
Олег кивнул.
— А-а-а, ну раз не ударит, тогда ладно. Я это и хотел узнать, каждый, когда спрашивает о других, спрашивает о себе… Пойдем, женщина.
Они вышли во двор, Барвинок дробно стучала сзади каблучками, Олег озабоченно посмотрел на небо, в сторону конюшни, снова на небо.
Она прошипела раздраженно:
— Ты очень груб и напорист. Очень! Зачем ты еще и унижаешь парня?
— Я?
— Ты и еще раз ты!
— В чем же?
— «Как зовут эту дверь?» — передразнила она, повторяя его интонации. — А не мог бы спросить то же самое, но помягче, давая ему возможность выбора ответа?
— Например?
— Ты мог бы спросить: «У этой двери есть имя?» У него было бы больше места для маневрирования.
Он нахмурился.
— Это я и не хотел ему давать. Хотя… не все ли равно? У нас нет времени на глупости. Черный Маг набирает силу. Если верно то, что чувствую, уже могу не успеть. Так что не надо все эти… маневры.
Она сказала, не сдаваясь:
— Думаю, ты все равно не стал бы вести тонкую игру. Ни по мелочи, ни по-крупному.
Он хмуро блеснул зубами.
— Скорее всего. Но только потому, что меня всю жизнь что-то да подгоняет. А так вообще-то я очень тонкий и чувствительный. Наверное. Во всяком случае, мог бы стать этим самым тонким и чувствительным, если бы жизнь не огрубила.
Она перебила:
— Купишь коней?
Он вздохнул.
— Хорошо бы. Но туда нет дороги, придется на своих двоих. К счастью, сравнительно близко.
Она проворчала:
— Знаю эти твои «близко»!
— Я же сказал, — напомнил он, — сравнительно.
— Сравнительно с чем?
Он чуть раздвинул губы в угрюмой усмешке и не ответил. Она догнала и пошла рядом, стараясь попадать в шаг, но для этого приходилось слишком широко расставлять ноги, а это смешно и неженственно, но если сократить, получается смешное и какое-то заискивающее семенение, что тоже не совсем для сильной и независимой женщины…
Озлившись, начала придумывать, как бы где его уесть хоть в чем-нибудь для компенсации, нечего задаваться. Так вышли за город, а там волхв сразу свернул с дороги и полез через такие корчи, косогоры, нагромождения камней, что она только злилась, но не находила момента ну хоть как-то обидеть этого бесчувственного.
В какой-то момент он пошел совсем тихо, почти крадучись, впереди густые кусты, он раздвинул осторожно и начал всматриваться. Барвинок приблизилась с величайшей осторожностью.
— Что там? — шепнула, едва двигая губами.
Он чуть отогнул для нее ветку. На очищенном от камней месте спиной к ним стоит на коленях обнаженная женщина с чашей в руках. Колдуна сперва не заметила, тот в черной одежде стоит неподвижно в сторонке, но Олег засопел зло и тихохонько вытащил лук.
Из чаши медленно поднимался зеленый пар, Барвинок вздрогнула, там начала проступать уродливая женская фигура, такие нравятся подросткам, слишком в ней женское переразвито, а сзади извивается, как толстая змея, длинный хвост…
Сухо щелкнула тетива. Колдун подпрыгнул, руки взметнулись, как крылья, Барвинок с ужасом и отвращением увидела между руками и телом кожу, как у летучих мышей.
Вторая стрела ударила его в глаз, кровь брызнула во все стороны с такой силой, словно у волхва с тетивы с силой летят толстые колья. Колдун медленно опустил руки, из глаза торчит оперение стрелы, Барвинок даже страшилась представить, как из затылка высунулся стальной клюв, ноги подогнулись, он рухнул вниз лицом.
Женщина все так же держит обеими руками чашу, Олег проломился через кусты, обошел ее вокруг, поводил ладонью перед глазами. Барвинок проскользнула следом, сердце колотится бешено, кровь шумит в ушах от страха и возбуждения.
— Какой-то ритуал?
— Да, — буркнул он. — Эта дура по своей воле… но, похоже, он собирался ее надуть и принести в жертву. Так что ладно, пусть живет.
— Спасибо, — сказала Барвинок саркастически.
— Пожалуйста. Пойдем.
Она спросила удивленно:
— Что, так ее и оставим?
Он подумал, ответил задумчиво:
— Вообще-то она хороша… Пожалуй, ты права. Надо ее взять с собой.
Барвинок сказала резко:
— Нет уж! Эта дура сама виновата. Ишь, поверила мужчине!.. Пусть остается. Такая не потеряется.
Олег кивнул.
— Да, с ее фигурой… Но, может быть, все-таки проявим милосердие? Женщина одна, голая, молодая, красивая… Нехорошо такой оставаться в ночи в одиночестве.
— Какой ночи?
— Ну… наступит же…
Она отрезала еще злее:
— Так она и будет здесь дожидаться! О чем она думала, когда шла на темную сделку? Что он ей пообещал, вечную молодость? Нас лучше всего ловить на этот крючок. Вот пусть теперь и расплачивается!.. А ты подбери челюсть, тебя ждут схватки за человечество, если в самом деле беспокоишься о нем, как распускаешь павлиний хвост, а не выискиваешь таких вот бесстыдниц…
Он подумал, махнул рукой с тяжелым вздохом.
— Ладно, уговорила. На какие только жертвы для тебя не иду!
Она спросила злобно:
— На какие?.. Чего глазки блудливые отводишь? На какие, скажи! Вот так всегда на подвиги выходите под звуки труб, а потом потихоньку сворачиваете к непотребным девкам!
Он помалкивал, шагал широко и размашисто, заросли высокого кустарника уже скрыли женщину, что все еще оставалась коленопреклоненной с чашей в руках, а Барвинок, распалившись, обличала этих похотливых кабанов, что только и смотрят на толстые задницы, ну как не стыдно, а еще говорят о высоком, тоже мне — спасители человечества, истребители чудовищ, герои и подвижники!
За гребнем небольшая зеленая долина, десяток домиков, сады, огороды, Олег сказал коротко:
— Здесь все благополучно. Главное, сами работают.
Она поморщилась, и здесь не обошелся без выпада в сторону магии, но насчет благополучия прав: зеленая, коротко скошенная трава, стадо коров под присмотром мальчишки-пастуха и двух огромных собак, множество гусей в пруду — лучшая примета, что здесь все тихо и мирно.
— Зайдем?
— Пройдем правее, — бросил он коротко. — Нам нужен мост. Река, к сожалению, не простая…
Она удивилась:
— Река?
— Да, — ответил он почему-то хмуро. — Там… далеко. Внизу.
Нагромождение камней постепенно переходило в нагромождение глыб, их сменили скалы, а спустя некоторое время она ощутила, что уже карабкается чуть ли не по стене, как муха по окну, вокруг одни голые камни, даже травы нет.
Она замерла, когда на уступе, к которому двигались, появилась крупная ящерица размером с худого барана. Спина неприятно отливает металлом, иглы нехорошо блестят, а когда Барвинок присмотрелась, с ужасом поняла, что ящерица металлическая от кончика носа до хвоста. Она медленно повернула плоскую голову направо, налево, затем уставилась немигающим взглядом на застывшую в ужасе женщину.
— Олег… — вырвалось у Барвинок жалобное, — Олег…
Он карабкался шагах в пяти слева, повернул голову.
— Да, чего тебе? Есть хочешь?
— Да что ты… Вон смотри!
Он посмотрел, улыбнулся, тихонько свистнул. Ящерица встрепенулась, посмотрела внимательно и убежала, вильнув длинным хвостом.
— Спасибо, — пробормотала она.
— Не за что, — ответил он. — Могла бы и сама свистнуть.
— Я не умею…
— Тогда, может быть, не будешь выказывать самостоятельность и пойдешь все-таки следом?
— Ну, — сказала она, — если мне не надо будет тебя ловить…
Становилось все круче, наконец она увидела такое, что сердце остановилось. В отвесной стене на огромной высоте над пропастью высечена узкая тропка. Пройти по ней и не свалиться немыслимо, потому там протянута толстая веревка. Стальные крючья кое-где вбиты в едва заметные щели, кое-где прямо в камень.
Стиснув челюсти, она демонстративно обогнала волхва и пошла впереди. Тропка всего в одну ступню, приходилось крепко держаться за веревку и стараться не смотреть вниз. Она чувствовала, как ноги ноют от напряжения, а пальцы рук приходится разжимать волевым усилием. Организм страшится падения и хватается за веревку сам по себе, хозяйку не спрашивает. У той непонятные для него и непригодные для выживания принципы, что его совершенно не устраивает.
— Дурак, — сказал она ему люто, — ты хоть неразумный, но я-то разумная? Не спорь…
Но дурак и есть дурак, его трясет, он оглядывается, а как только она ему сказала, чтоб не смотрел вниз, тут же посмотрел, после чего и у нее похолодели внутренности, а их совместные пальцы начали разжиматься на веревке.
За ее спиной послышался равнодушный голос:
— Чё встала?.. Спишь на ходу? Давай пойду впереди…