Трумэн высмеивал охотников за «красными» вроде Никсона и осуждал преследование Хисса. Но он ни разу публично не критиковал Гувера. Он не посмел бы.
«Он не выполнял приказы Трумэна»
Это был опасный момент в американской демократии. Гувер больше не слушал президента.
«Гувер сделал свое дело, — сказал Стивен Спингарн — руководитель армейской контрразведки, недавно назначенный советником по безопасности Белого дома. — Он не выполнял приказы ни Трумэна, ни кого-то другого, и меньше всего — министра юстиции Соединенных Штатов»[244].
Министр обороны Форрестол настаивал на том, чтобы президент дал Гуверу полномочия по обеспечению в стране правопорядка и ведению разведки — сделал его царем тайной полиции. Белый дом упирался. «Это противоречило всей нашей традиции, — сказал Спингарн. — Это можно было делать в странах, где господствовали коммунисты и фашисты, но нельзя — в Соединенных Штатах»[245].
Гувер противостоял министру юстиции Кларку по вопросу полномочий ФБР задерживать тысячи американских граждан, подозреваемых в политической нелояльности, в случае серьезного кризиса в отношениях с Советским Союзом. Теперь, когда была выявлена общая картина советской разведывательной деятельности в Соединенных Штатах, доказывал Гувер, час кризиса близок.
«Мы начали ссориться, — сказал министр юстиции, — по вопросу о «коммунистической инфильтрации»[246].
С самых первых дней создания ФБР существовало понимание, что министр юстиции должен знать, что делает Бюро. Таким образом, знал бы и президент. Но когда Гувер потерял доверие к Белому дому, он стал чрезвычайно замкнутым. Он скрывал разные вещи. В сфере национальной безопасности он предпринимал действия, выходившие за рамки закона и Конституции.
Теперь Гувер составлял планы на крупнейшие репрессивные акции в отношении американских коммунистов, включавшие массовые аресты и помещение подозреваемых в политической нелояльности в военные тюрьмы на военных базах, тайную тюремную структуру для американских граждан и приостановление действия закона о неприкосновенности личности. Помощник Гувера по национальной безопасности Мики Лэдд начал разрабатывать детальную «программу арестов коммунистов»[247] в октябре 1948 года, включая «проект соглашения с министром сухопутных войск» о содержании арестованных на военных базах в Нью-Йорке, Сан-Франциско, Лос-Анджелесе и их окрестностях, откуда те должны были отправиться в федеральные тюрьмы. По этому соглашению офицеры ФБР, ЦРУ и армейской разведки должны были делить между собой обязанности по проведению тысяч и тысяч допросов.
Прошло почти два года, прежде чем Гувер официально не проинформировал Белый дом и Национальный совет безопасности: «На протяжении нескольких месяцев представители ФБР и министерства юстиции составляли план действий на случай чрезвычайной ситуации, когда возникла бы необходимость арестовывать и задерживать людей, потенциально угрожающих внутренней безопасности страны»[248]. Аресты должны были начаться в военное время, в случае критической ситуации, национального кризиса, «угрозы вторжения» или «мятежа». По этому плану президент должен был подписать указ, приостанавливающий действие закона о неприкосновенности личности, и дать указания ФБР начать массовые облавы по всей стране. Министр юстиции должен был послать президенту «основной ордер», приложенный к «Алфавитному указателю безопасности», о существовании которого Гувер в конце концов проинформировал президента. «На протяжении долгого времени ФБР накапливало имена, устанавливало личности и род деятельности отдельных людей, — писал Гувер. — Этот алфавитный указатель сейчас содержит приблизительно 12 тысяч имен людей, из которых приблизительно 97 процентов являются гражданами Соединенных Штатов». Это число в конечном счете удвоится. «План требует, чтобы каждому арестованному было предъявлено обвинение и предоставлена возможность индивидуального слушания дела, — рекомендовал Гувер Белому дому. — Процедура слушания не будет связана правилами дачи свидетельских показаний».
Гувер составил планы заполнения исправительных центров во время чрезвычайной ситуации в стране, и конгрессв 1950-х годах тайно профинансировалсоздание шести таких лагерей[249]. Но ни один президент в годы холодной войны серьезно не рассматривал вопрос о массовом лишении свободы людей, подозреваемых в ведении подрывной деятельности. Это сделал первый президент, пришедший к власти в XXI веке.
Гувер, подобно своим соотечественникам-американцам, предполагал, что губернатор штата Нью-Йорк республиканец Томас Э. Дьюи будет избран президентом в ноябре 1948 года. Дьюи, создавший себе репутацию борца с преступностью, был бы первым консерватором в Белом доме на памяти целого поколения. Гувер действовал закулисно в поддержку Дьюи, который разделял взгляды Гувера на чрезвычайную ситуацию, которая стояла перед Соединенными Штатами. Гувер надеялся, что новый президент даст ему новые полномочия, возможно сделав его министром юстиции и позволив сохранить руководящий пост в ФБР.
Трумэн выглядел беспомощным и политически исчерпавшим свои возможности по мере приближения выборов. Отправившись через штат Индиану на поезде в длительную предвыборную агитационную поездку за четыре недели до выборов, Трумэн мельком увидел в журнале «Ньюсуик» результаты опроса пятидесяти самых известных в Америке политических обозревателей. Они в один голос предсказывали: Дьюи одержит победу над Трумэном[250]. Каждый опрос общественного мнения и каждый эксперт говорили о том же. Гувер лег спать в ночь перед выборами, будучи уверенным в таком исходе.
В 11:14 в среду 3 ноября 1948 года весь мир облетело краткое сообщение: Трумэн неожиданно одержал крупнейшую победу в истории президентских выборов в Америке. Всего лишь 33 тысячи голосов избирателей в Калифорнии, Иллинойсе и Огайо дали бы Дьюи победу.
Когда Гувер услышал эту весть, он покинул свой кабинет в штаб-квартире ФБР и не возвращался в него две недели. Отдел ФБР по связям с общественностью говорил прессе, что у Гувера воспаление легких. Он просто исчез.
Глава 20. Паранойя
Соединенные Штаты были самой мощной державой на Земле весной 1949 года. «Она охватывает мир, как Колосс, — написал в тот год один британский историк. — Ни одна другая держава ни в какой период истории человечества не обладала таким разнообразным или огромным влиянием на другие государства»[251]. Британская империя рухнула. Советы потеряли в войне 27 миллионов человек. Китай находился в хаосе, когда армия коммунистов шла к его столице. Германия и Япония были разгромлены и оккупированы. У Соединенных Штатов была половина всемирных материальных ценностей, половина промышленного производства, две трети машинного парка и единственный в мире ядерный арсенал. Тем не менее еще до окончания войны США потеряли свою монополию на атомную бомбу, и с этой потерей в высшие круги правительственной власти пришло чувство огромной опасности.
Гувер узнал, что советские разведчики проникли в ЦРУ, Пентагон, министерство юстиции и само ФБР.
Год начался с будоражащего прорыва «Веноны». В пятнадцати расшифрованных сообщениях советских разведчиков военного времени говорилось о некой женщине, работавшей в 1944 году в отделе борьбы с экономическими преступлениями министерства юстиции в Нью-Йорке. В 1945 году она переехала в Вашингтон и заняла другую должность в министерстве юстиции — гораздо лучшую, с советской точки зрения. Она работала в отделе регистрации иностранных агентов и в сотрудничестве с ФБР отслеживала политических агентов иностранных государств.
У нее был псевдоним Сима. «Она производит впечатление очень серьезной, скромной, вдумчивой молодой женщины, идеологически близкой к нам»[252], — доложил ее вербовщик из КГБ.
ФБР быстро определило, что только одна женщина в министерстве юстиции подходила под краткую характеристику Симы. Ее звали Джудит Коплон, и у нее был допуск к секретным документам ФБР в папках иностранных агентов, предоставлявших массу информации о преследовании советских разведчиков и американских коммунистов.
Гуверу нужно было выбрать стратегию, чтобы использовать ее против этой женщины. Бюро действовало быстро. Оно находилось внутри действующей советской шпионской сети и наблюдало за происходящим.
Первыми появились записи прослушивания разговоров Коплон из дома, с работы, из дома ее родителей и нью-йоркской квартиры русского, которому она звонила, — Валентина Губичева, сотрудника ООН, но явно советского шпиона. Пятьдесят агентов работали круглосуточно, прослушивая и записывая разговоры. Затем Боб Ламфер из ФБР «поставил капкан». Он состряпал фальшивый документ, из которого следовало, что доверенное лицо Амторга — советского торгового представительства в Нью-Йорке — осведомитель ФБР, и запустил его, как крючок с наживкой, в поток документов, которые Коплон просматривала на работе в министерстве юстиции. Она украла его.
ФБР подслушало разговор Коплон, в котором она планировала поездку в Нью-Йорк с целью повидаться с Губичевым. Агенты пошли к заместителю министра юстиции Пейтону Форду за ордером на арест. Он сказал им, что у них нет достаточных доказательств, что Коплон можно арестовать, только если поймать ее в момент передачи секретных документов агенту иностранного государства. 3 марта 1949 года Коплон села на поезд, идущий в Нью-Йорк. За ней последовала группа агентов ФБР. Коплон и советский шпион увидели, что за ними хвост. Она не передала ему документы. ФБР тем не менее их арестовало без ордера.
Коплон предстояло пережить два суда: один в апреле по обвинению в краже секретов в Вашингтоне; второй в ноябре по обвинению в шпионаже в Нью-Йорке. Оба они оказались катастрофой для Гувера и ФБР.
Коплон была шпионкой, вне всякого сомнения. Но ФБР нарушило закон, стараясь осудить ее. Оно незаконно прослушивало ее телефонные разговоры с адвокатом. На первом суде специальный агент ФБР, стоя на трибуне для свидетелей, отрицал, что телефон Коплон прослушивался, — ложь, которая позже была разоблачена.
Затем, к смятению Гувера, судья принял в качестве доказательств рапорты ФБР, в которых были упоминания о поиске информации о группе советских шпионов, охотившихся за секретом атомной бомбы, что было угрозой секретности проекта «Венона».
Чтобы защитить секреты ФБР от разоблачения в суде, 29 июля 1949 года Гувер учредил новые внутренние меры безопасности. Они стали известны как «июньская почта» — новый тайник для хранения документов о прослушивании телефонных разговоров, электронных прослушивающих устройствах, незаконных проникновениях в помещения, несанкционированных действиях секретных спецслужб и потенциально взрывоопасных донесениях из самых засекреченных источников. «Июньская почта» не хранилась и не регистрировалась в центральном хранилище документов ФБР, а находилась в потайной архивной комнате, далеко от любопытных посторонних глаз.
В штаб-квартире ФБР был издан приказ уничтожить «все административные записи в Нью-Йоркском филиале» — ссылка на записи прослушанных телефонных разговоров Коплон — «ввиду близости ее суда». На письменном приказе стоит примечание синими чернилами: «О.К. — Г .»[253].
Несмотря на усилия Гувера, о прослушивании телефонных разговоров стало известно на втором суде — было осуществлено проникновение еще в один уровень секретности ФБР. Тогда тот же агент ФБР, который солгал на первом суде, признался, что сжег записи прослушанных телефонных разговоров.
Коплон признали виновной, но этот вердикт не устоял. Судья Ленид Хэнд, который принял апелляцию Коплон, отверг приговор, требовавший двадцати пяти лет тюрьмы. Он публично осудил Гувера — редкое событие в американской юриспруденции. По словам сотрудника ФБР Боба Ламфера, который вел расследование, Гувер пришел в ярость из-за «всего этого дела Коплон, особенно в связи с отменой признания ее виновной»[254]. Судья напомнил ФБР, что запрет Верховного суда на прослушивание телефонных разговоров по-прежнему действует на территории страны. Этот запрет был основан на «соображениях морали и общественного благополучия». Арест без предъявления ордера был незаконным. Доказательство, полученное в ходе незаконного ареста, недопустимо, это «плод ядовитого дерева». Судья Хэнд также написал, что защита должна была получить право установить личность «конфиденциального осведомителя» ФБР в этом деле. Этим источником, разумеется, была «Венона», а это был самый большой секрет американской разведки.
ФБР снова поймали на нарушении закона. Впервые со времен облав 1920 года юристы, ученые и журналисты открыто поставили под вопрос полномочия, которыми пользовался Гувер. Почти все согласились с тем, что ФБР следует иметь возможность прослушивать телефонные разговоры при расследовании предательства, шпионажа и саботажа. Разумеется, прослушивание телефонных разговоров поможет ловить шпионов. Но этому же способствовало и вскрытие корреспонденции, обыски в домах и служебных кабинетах, кражи документов и установление прослушивающих устройств без юридической санкции — все эти обычные для ФБР операции были незаконными. Даже на пике холодной войны свободное общество по-прежнему неодобрительно смотрело на тайную полицию.
«Поэтому и Россия знает»
Гувер усилил давление на своих агентов, занимавшихся проникновением в секреты советской разведывательной сети. КГБ заметил надвигающуюся охоту на людей благодаря своим хорошо подготовленным шпионам в американской и британской разведслужбах.
Американские охотники на шпионов регулярно консультировались с Питером Дуайером — главным представителем британской разведывательной службы МИ-6 в Вашингтоне. В августе 1949 года Дуайер переслал несколько недавних расшифровок «Веноны» руководителям британской разведки в Лондоне.
Среди них было советское сообщение пятилетней давности, в котором содержалась дословная цитата натурализованного британского подданного — ведущего ученого-ядерщика по имени Клаус Фукс, работавшего в Манхэттенском проекте. Из нее явствовало, что Фукс был советским агентом в Лос-Аламосе в то время, когда Америка совершенствовала бомбу. Будучи первоклассным физиком-теоретиком и несгибаемым коммунистом, бежавшим из гитлеровской Германии, он оказался самым лучшим источником секретных разведывательных данных по атомной бомбе и ее более мощному преемнику — водородной бомбе — для советских шпионов. Будучи проинформированными к 7 сентября 1949 года об уликах против Фукса, англичане попытались решить, как арестовать и признать его виновным, не раскрывая «Венону» как источник своих знаний[255].
20 сентября ЦРУ выпустило отчет, в котором говорилось, что Советы, вероятно, не создадут атомное оружие еще в течение четырех лет. Три дня спустя президент Трумэн объявил миру, что у Сталина бомба есть. Американские самолеты зарегистрировали радиоактивные осадки после секретного испытания Советов. Маятник ужаса качнулся.
Гувер послал своих агентов по всей стране, чтобы они допросили ученых, которые работали с Фуксом. Американцы торопили англичан преследовать его в судебном порядке. Он наконец раскололся 31 января 1950 года после нескольких недель интенсивных допросов в Лондоне. Гарри Трумэн публично решил — чуть ли не в тот же самый час — создавать водородную бомбу. Решение президента совпадало с предупреждением Гувера о том, что Фукс пользовался почти безграничным доступом к секретам Лос-Аламоса, включая долгосрочные исследования по водородной бомбе.
« Фукс знало водородной бомбе столько же, сколько и любой американский ученый; поэтому и Россия знает»[256], — сообщило ФБР после его признания.
ФБР отчаянно пыталось найти остальных членов шпионской группы, которая украла секреты бомбы. Но британские дипломаты препятствовали Бюро в допросе Фукса до тех пор, пока ему не вынесли официальный приговор. Гувер назвал эту отсрочку произволом, особенно потому что именно англичане рекомендовали Фукса для Манхэттенского проекта. Прошли драгоценные недели, прежде чем сотрудники ФБР допросили шпиона. Фукс многое утаил в своих ответах относительно технологического скачка от атомной к ядерной бомбе. Но Бюро получило то, что хотело: неопровержимое установление личности тайного агента, который связывал Фукса с советским разведывательным подпольем в США.
Его звали Гарри Голд, и агентом советской разведки в Соединенных Штатах он был пятнадцать лет. Его имя значилось в досье ФБР с 1947 года. Агенты из нью-йоркского отделения Бюро провели беседу с Голдом, и он охотно признал, что является частью сети русских агентов еще с военного времени. «Но после того контакта с Голдом прошло три года»[257], — сказал спецагент ФБР Дональд Шэннон. Запись беседы была отправлена в штаб-квартиру ФБР, подшита в дело и забыта.
К своей большой досаде, Гувер обнаружил, что ФБР не обращало внимания на свои собственные документы в отношении Клауса Фукса четыре года. Это были переводы на английский язык захваченных документов немецкой армии, которые находились в распоряжении ФБР со времени окончания Второй мировой войны, когда Фукс все еще шпионил для Советов в Соединенных Штатах. Из них явствовало, что Фукс был хорошо известен как «коммунист относительно высокого уровня».
Вина лежала на выдающемся, но чудаковатом руководителе контр разведывательных операций ФБР Уильяме К. Харви. В 1947 году Гувер уволил его за пьянство, и тогда он пошел работать в ЦРУ. Очевидность этого оставалась незамеченной до тех пор, пока Фукс не признался.
«Обратите внимание, — написал Гувер начальнику отдела национальной безопасности 16 февраля. — Мы не можем терпеть такую небрежность»[258].