— Б…дь! — вслух повторил Бруно.
Она теперь журнал выпускает. Про моду и тусовки, естественно. Ну и политики чутка, три капли на стакан, теперь это в тренде. Это после Ямайки ее накрыло. Захотелось бурной деятельности, чего-то такого, чтобы, как она сказала, «с депреса соскочить». Романыч, вместо того чтоб выбить ей этот депрес шлангом по жопе, срочно купил какой-то глянцевый журнал: играйся, бэби, только не плачь. И вот она целыми днями ходит по дому, мобильник возле уха, тарахатит с дизайнерами, полиграфистами, с какими-то губернаторами знакомыми, в руках пачки модных снимков, и снимками этими она коридор выкладывает и любуется, изображает из себя ох…енного специалиста. А сама в одних трусах розовых!
— А ни х…я у нее не получится с этим журналом, Романыч! Слышишь, нет? Ну ты, б…дь, выйдь только да посмотри, ну! Пусть она х…ху лучше выпускает, в этом она разбирается!
Нет, Машка не уродина, чего там. И грудь на месте, и ноги не кривые. Но Бруно Аллегро — человек-звезда, он скорей удавится, чем будет на нее смотреть. Вот по чесноку. Да ей ведь насрать на всех, просто насрать и все! Она даже за людей их не считает. Его, Бруно, не считает. Васю-Альберта не считает. Всю обслугу, которая тут обитает. Как будто они — кошки, собаки, птички лесные на ветках, а то и вовсе, б…дь, аквариумные рыбки. Ведь никто не стесняется аквариумных рыбок, ага!..
Да и Романычу, если уж на то пошло, тоже насрать. Он заботится, конечно, о Бруно, но точно так же он заботился бы о каком-нибудь там мопсе. Кормежка премиум-класса, конура просторная и все такое. И что? Но вот то, что ему, Бруно, скучно сидеть в этой конуре, что он тут вам, б…дь, не зону топчет, он свободный человек, и он не терпит, когда его свободу ограничивают, а тут еще в окне, б…дь, разгуливает эта Машка с голыми цыцками, — на это Романычу насрать! Он не видит, он не понимает, почему вообще должен на эту тему париться! Какой-то мопс, б…дь!!! Нах, нах!
Оскорбительно? Да. Надо признать, это просто в ох…енной степени оскорбительно. Вот так.
Сегодня, завтра, послезавтра…
Бруно допил виски, швырнул бутылку в оконное стекло. Стекло даже не треснуло, даже не зазвенело, потому что тоже, наверное, бронированное какое-нибудь, а бутылка отскочила и покатилась по полу.
— Все! П…дец! Я ухожу! — проорал Бруно.
Внизу, где сидит Вася-Альберт, опять что-то стукнуло. И пох.
Бруно — человек конкретный. Сказал — сделал. Он взял в тумбочке ноль пять армянского коньяку, сунул в карман и вышел из комнаты. Спустился по лестнице. У входной двери замаячил долдон в костюме.
— Куда идешь?
— Тебя не спросил, дылда! Пади в говно!
Бруно подошел к нему вплотную, сделал обманное движение и неожиданно боднул головой в пах. Дылда с мучительным стоном согнулся, а Бруно беспрепятственно вышел на улицу.
Деньги и политика
— Какой проект? — спросил Трепетов, исподволь рассматривая Кирилла Сулимова и грузного парня с красными глазами, который вроде бы придумал что-то гениальное. Сегодня он видел его впервые. Или нет? Представился Валентином, считает, что этого достаточно. И пока ездит с Сулимовым, то действительно достаточно.
— Новый проект, Семен, — улыбался Кирилл. — Абсолютно новый и перспективный. И ты должен нам помочь!
Пауза. Дверь приоткрылась, в кабинет заглянула пожилая горничная. Трепетов жестом показал ей: «Ничего не надо», взял бутылку и разлил по бокалам душистый «Камю Бордери».
— Да говори толком, Кир, не вытанцовывай, — сказал он. — Надеюсь, это не идея деприватизации?
— Нет, политика.
Трепетов внимательно посмотрел на гостя, хмыкнул и пригубил коньяк.
— Трофим Бабкин уже сходил в политику. Вернулся в дерьме. И в «Форбсе» его что-то больше не видать.
— Значит, не туда пошел. И потом, он сам полез, без консультаций. Сейчас не о нем речь. Речь о концепции подготовки к новым выборам.
Трепетов вытянул к камину длинные ноги, обутые в простые домашние туфли из непальской пашмины, и сказал:
— Ясно. Карманные партии, оттягивание голосов, дробление электората и распыление оппозиции… Я тут при чем?
Валентин допил свой бокал и чему-то усмехнулся: очевидно, он знал — при чем. Но не сказал.
— Тебе придется внести свой вклад в дело стабильности и процветания, Семен, — сказал Сулимов.
Трепетов нахмурился.
— Мы с тобой не первый год знакомы, Кир. Давай начистоту. Ты знаешь мое отношение к политике. Если бы я хотел в нее вписаться, я бы давно это сделал. Но мне это неинтересно, и ты это хорошо знаешь. Тем не менее ты здесь, и ты толкаешь мне эту тему. Я не собираюсь играть в политические игры!
На рабочем столе Трепетова зазвонил телефон внутренней линии.
— Пардон, секунду.
Он подошел к столу, взял трубку.
— Слушаю.
— Семен Романович, это Седов. Прошу прощения, но у нас небольшое ЧП. Бруно, ваш «пристяжной», устроил дебош, ударил в пах Григория.
— Это не повод беспокоить меня во время деловой встречи, — сухо сказал Трепетов. — Кто такой этот Бруно? Генерал МВД? Олигарх?
Гости переглянулись и напряглись.
— Извините, Семен Романович, но вы сами говорили, что мне он не подчиняется и по всем вопросам надо обращаться к вам, — не отступал начальник охраны. — Сейчас он буйствует, и я спрашиваю: что с ним делать?
— Можете связать его, можете вышвырнуть с территории…
— Да. Конечно. Спасибо. Я сейчас же…
Трепетов хотел уже положить трубку, но увидел, что Сулимов и Валентин делают какие-то отчаянные жесты, и, прикрыв трубку рукой, вопросительно посмотрел на гостей.
— Сюда его, сюда! — махал рукой Кирилл.
— Кого? — удивился Трепетов.
— Бруно Аллегро!
— Откуда ты его знаешь?! — изумленно спросил Трепетов.
— Мы из-за него и приехали!
— Вот даже как? — хозяин недоуменно выпятил нижнюю губу. — Ну, ладно…
— Алло! Вы еще здесь? — сказал он в телефон. — Не надо его вышвыривать. Приведите Бруно ко мне в кабинет. И побыстрее. — Потом повернулся к гостям. — Может быть, вы все же объясните мне, что происходит?
Кирилл Сулимов встал.
— В центре нашей новой политической концепции находится именно Бруно Аллегро. А не ты, Семен, уж извини нас, пожалуйста…
Дверь открылась, и в комнату влетел встрепанный карлик, ускорение которому явно придал пинок в зад. Он хмуро взглянул на Трепетова и его гостей.
— Я ж только воздуху вышел глотнуть, ноги размять… Ну. Там же охренеть можно, в конуре этой весь день сидючи…
Бруно достал из кармана смятый носовой платок, с важным видом высморкался, одернул пиджак, отряхнул рукава.
— А они только увидели меня, сразу вскипешились, набросились неизвестно чего… Этот, Вася-Альберт ваш. И остальная свора тоже не лучше. Вот, костюм испортили… А я при исполнении как-никак. Я ж не могу это так оставить, это ж беспредел полнейший. А должен быть порядок, я считаю. Я всегда за порядок. А начальник охраны этот вообще олень… Так что я тут ни при чем, это точно.
Он стоял напротив рабочего стола хозяина, сложив руки за спиной и слегка покачиваясь на носках. Блесток на его любимом костюме заметно поубавилось, один лацкан был почти оторван и болтался. Левая часть лица распухла, под глазом наливался синяк. Но Бруно при этом сохранял царскую осанку и смотрел орлом.
— Значит, набросились ни с того ни с сего, — сказал Трепетов, постукивая пальцами по столу.
— Ага! — подтвердил Бруно.
— А ты их призывал к порядку, верно?
— Ну, точняк, Семен Романович!
Трепетов повернулся к Сулимову.
— Ну, и как он тебе? По-моему, врет очень убедительно. Бесценное качество для будущего политика! Как раз то, что ты искал!
— Хватит паясничать, Семен! — перебил его гость. Сулимов покраснел, на скулах играли желваки. — Речь идет об очень серьезных вещах, а ты мне цирк устраиваешь!..
— Я в цирке работал, кассу стриг! — с гордостью подтвердил Бруно.
— Тему цирка попрошу снять! — строго сказал Кирилл. — Бруно Аллегро нужен нам как политик новой волны!
Он подошел, взял карлика за плечи, развернул. Бруно для порядку дернулся, проворчал: «Эй! Я при исполнении! Руками не трогать!» Но всерьез не возражал — он был заинтригован и польщен.
— Яркая внешность! Живой народный язык! Никакого снобизма! Находчив! Смел! Популярен, в конце концов! Это готовый руководитель Партии маленьких людей!
Трепетов хмыкнул.
— Партия страдающих нарушениями гормона роста? И сколько голосов она оттянет? Две тысячи? Пять тысяч? Уж лучше тогда создать партию больных ожирением! Или сахарным диабетом! Или — партию алкоголиков! Тогда у вас будут голоса подавляющего большинства населения!
— Я чего-то не пойму, Семен Романович, — Бруно с сомнением посмотрел на хозяина. — На кого вы наезжаете — на меня или на этого господина? Вы же сами меня позвали!
Трепетов хмыкнул.
— Партия страдающих нарушениями гормона роста? И сколько голосов она оттянет? Две тысячи? Пять тысяч? Уж лучше тогда создать партию больных ожирением! Или сахарным диабетом! Или — партию алкоголиков! Тогда у вас будут голоса подавляющего большинства населения!
— Я чего-то не пойму, Семен Романович, — Бруно с сомнением посмотрел на хозяина. — На кого вы наезжаете — на меня или на этого господина? Вы же сами меня позвали!
Но тут встал Валентин. Трепетов вспомнил, что это очень ценный имиджмейкер Первого лица, и прикусил язык. И еще он определил, что ловкий политтехнолог обладает специфическим качеством: отменно выглаженный костюм висит на нем, как измятая тряпка.
— Речь идет не о гормоне роста, — солидным баритоном произнес Валентин. — Речь о харизме. Бруно поведет за собой всех маленьких людей. А их немало — тех, кто считает себя маленькими людьми. Вы понимаете, Семен Романович, что я имею в виду?
— Тут и понимать нечего! — заорал Бруно. — Есть маленькие люди, и есть дылды, дылдосы и жлобы! О чем базар? Все очень просто! Маленькие люди лучше! — Он подумал и добавил: — Лично я голосую за маленьких людей!
— Правильно, — сказал Валентин. Он обошел карлика кругом, присматриваясь, даже вроде как хотел поправить оторванный лацкан на пиджаке, но все-таки не решился. — У него будет спичрайтер. У него будут советники. Имиджмейкеры. Визажисты. Массажисты, в конце концов…
— Массажистки! — поправил Бруно.
— И массажистки. На него будет работать целая команда. К тому же Бруно — прирожденный артист, у него все получится!
— Вам видней, — сказал Трепетов. — Я столько бабла отстегиваю на ваши идеи, что отдать своего пристяжного — это мелочь…
— Так куда вы меня отдаете? — обеспокоился Бруно. — Мне и здесь хорошо! Особенно если твои дылды борзеть не будут!
Хозяин подошел, похлопал его по плечу.
— Тебе предлагают новую работу. Председателем Партии маленьких людей работать будешь.
— Не, ну это-то я и так понял, не тупой! — надменно заявил Бруно. — Я не понял только, чего там делать-то надо? В кумпол стучать кому-нибудь? Или в чемодане куда-то заносить будут? А может, в кабинете сидеть, по типу как вы? И сколько мне платить будут? И, главное, чтобы массажистки были не сильно худые! Я не люблю, когда мослы торчат! А то, понимаешь, взяли моду — не жрут, не пьют, сисек ноль, жопы чисто пацанские! Я на это не подписываюсь, сразу вам говорю!
— Что за бред он несет! — простонал Сулимов. Продолжить мысль он не успел — позвонили. Кирилл достал из кармана телефон и отошел к окну. — Нет, я еще не освободился. В чем дело?
— С массажистками, Бруно, мы как-нибудь решим, — сказал Трепетов серьезно. — Насчет всего остального разговаривай с Кириллом Борисовичем и Валентином. Думаю, тебя не обидят.
Бруно с подозрением взглянул в сторону Сулимова.
— Да я его первый раз в жизни вижу, Семен Романыч! — проговорил он полушепотом. — Мутный он! И глаза как у кота, который сметану свинтил! Мне по барабану, кто он… Без разницы! Я на такие дела не подписываюсь с первыми встречными! Потому что я — Бруно Аллегро, а не какой-нибудь укурок из вино-водочного!
— Я понимаю, Бруно. Но Кирилл Борисович — серьезный человек, уж поверь мне. Он не последнее лицо в государстве, — с улыбкой проговорил Трепетов.
— Я понимаю… Но у моего друга, Поляка, был случай — кореш, давно знакомый, авторитетный, проверенный, и вдруг его долю заныкал и скрылся! Я должен убедиться, что с ним можно дела крутить.
Сулимов тем временем закончил разговор и вернулся к ним.
— К сожалению, мне пора ехать, — сказал он, постукивая телефоном по ладони. — Полагаю, мы договорились.
Но Бруно вдруг заинтересовался его телефоном.
— А что за труба такая? Можно глянуть?
— Обычный «Верту», — буркнул Сулимов и спрятал аппарат в карман.
— Тысяч пять, небось, отстегнули?
— Десять, — сказал Сулимов и на всякий случай уточнил: — Долларов.
— Не может быть! — ужаснулся Бруно. — А чего он может? Что в нем такого особенного?
Сулимов пожал плечами.
— Телефон как телефон. Белое золото. Ручная сборка.
— Так это ясно, что не ножная! — Бруно презрительно хмыкнул. — Ну, а фонарик там есть хотя бы?
— Какой фонарик? — не понял Сулимов. — Зачем?
— Ага! Так нету?
Сулимов опять достал телефон, повертел его в руках, понажимал какие-то кнопки.
— Не знаю! — с раздражением бросил он.
— А вот у меня обычный «Сименс» за тыщу триста рублей, зацени! — ликуя, сообщил Бруно. Он достал старенький аппарат с поцарапанным корпусом. — Но фонарик здесь есть! Смотри! Вот он, фонарик! Вот так-то!
Карлик включил фонарь и посветил Сулимову в лицо. Кирилл поморщился. Бруно же имел вид довольный, как будто только что разгадал и расстроил некую необычайно хитроумную козню — в общем, показал себя башковитым пацаном.
— Так что не надо мне тут варганку крутить! Об меня и не такие кенты обламывались! Ага! Бруно Аллегро человек маленький, но очень умный! В сто раз умнее! Со мной придется считаться, вот так-то!
— Просто офигеть, — сказал Сулимов, в самом деле изрядно обескураженный.
— Ничего, привыкнешь! — успокоил его Трепетов. — Я тоже первое время дергался немного, потом привык…
Но Бруно не дал ему договорить.
— Теперь вопрос такой: что я буду иметь с этого дела, если подпишусь?
— Сперва надо посмотреть, на что ты сгодишься, — сказал Сулимов.
— Я на все сгожусь, — с достоинством сообщил Бруно. — А что делать-то?
Тут снова вмешался Валентин.
— С народом общаться. С нужными людьми отношения выстраивать. По телевизору выступать. Светиться, в общем…
Бруно взглянул на свой блестящий пиджак, поправил лацкан, любовно приставил на место болтающуюся блестку.
— Что ж, светиться я готов! Это легко!
Проблемы Лешего
Рудин, не разуваясь, прошелся по квартире. Спальня, она же гостиная, туалет-ванная, кухня. Чисто. Скромно. Очень скромно. На недавнем ремонте явно сэкономили.
— Нормальная хата, — сказал, наконец, он. — И бесплатная. У меня по площади чуть больше, зато каждый месяц шестьсот пятьдесят отдай.
Рудин поймал взгляд Лешего и уточнил:
— Долларов, конечно.
— Ясное дело, — кивнул Леший. — Только водки у меня нет.
— Не пью. Полгода уже, — сказал Рудин. — Разве что кофея… Угостишь?
Он громко шмыгнул носом и уселся за стол. Из окна виднелась пустая детская площадка и фасад серой унылой «панельки». Убого и заурядно, как везде. Про выход прямо в «минус» он не знал.
— Можно, — сказал Леший.
Он снял с полки кофеварку странной конструкции, наподобие ракеты или минометного снаряда. Разобрал на части, засыпал кофе, налил воду, собрал и поставил на огонь. Потом налил себе чаю из маленького фарфорового чайника, незаметно глянул на товарища. Тот напряженно смотрел на кофеварку. Кофеин для него сейчас вместо водки и дури — заменитель. Это понятно… А вот с лицом ничего уже не поделаешь — этот шрам на лбу останется навсегда, как память о Полосатом, о замоскворецких бандитах и годовом запое. Два нижних зуба еще можно будет вставить, когда деньги появятся, это не проблема, а вот шрам… Не будет же Ленька пластику делать из-за такой ерунды!
— Хорошо иметь свое жилье, — вздохнул Рудин. — Сам себе хозяин, никто на улицу не выгонит. И район хороший, тихий.
— Я вообще-то в другом месте живу, на съемной. Здесь редко бываю.
— Почему? — удивился Леонид.
— Моей девушке тут не нравится…
— Избаловал, значит…
— Она и была балованной. Ты-то как со своей невестой?
— Невеста тили-тесто, — вздохнул Рудин. — Я же ей уже сказал, что, мол, разбогател, что свадьбу красивую сыграем, квартиру купим. А вместо этого — реанимация, богатство тю-тю… Короче, свинтила моя Машенька в неизвестном направлении.
Некоторое время оба молчали.
— Ты чего пришел? — ровным голосом спросил Леший.
— Просто, — сказал Рудин. — Давно не видел.
— Соскучился?
— Ага.
Оба знали, что это неправда.
— А как нашел? Я здесь долго не жил. И сейчас второй раз за месяц заглянул.
— Очень просто. Просидел неделю на скамейке напротив подъезда. Повезло.
Кофеварка зашипела, забулькала, выплюнула на плиту желтоватую пену. Леший поднялся, убрал ее с огня, налил кофе в крохотную чашку. Рудин отхлебнул — чуть не поперхнулся. Будто кусок бурого угля проглотил.
— Ясно мне теперь, как ты от пьянки спасаешься!
Он рассмеялся.
— Крепче только спирт бывает!
Леший медленно и торжественно тянул свой чай. На шутку не отреагировал.
— Как наши? — спросил Рудин.
— Зарембо охранником в солидной фирме, — сказал Леший. — Видел его как-то мельком. Смотрел на меня, как солдат на вошь… Но счастливым он не выглядел. Хотя, говорят, хорошую квартиру купил, жениться собирается… Красавчик Ринго то ли шофер, то ли охранник у бизнесвумен. И остальные — кто где… — Он закурил сигарету, сделал несколько длинных затяжек, стряхнул пепел в чашку с кофе. И добавил: — Думали, со слитком будет у каждого счастье. А где оно? Полосатый в могиле. Ты без шиша в Мытищах своих сидишь…