— Как наши? — спросил Рудин.
— Зарембо охранником в солидной фирме, — сказал Леший. — Видел его как-то мельком. Смотрел на меня, как солдат на вошь… Но счастливым он не выглядел. Хотя, говорят, хорошую квартиру купил, жениться собирается… Красавчик Ринго то ли шофер, то ли охранник у бизнесвумен. И остальные — кто где… — Он закурил сигарету, сделал несколько длинных затяжек, стряхнул пепел в чашку с кофе. И добавил: — Думали, со слитком будет у каждого счастье. А где оно? Полосатый в могиле. Ты без шиша в Мытищах своих сидишь…
— А ты сам?
Леший махнул рукой.
— Не во мне сейчас дело. Хотя… Не знаю. Замес какой-то нехороший попёр с нашим золотом. Я как чуял тогда, на «Старой Ветке»… Зря позарились. От ворованного богатства одни неприятности.
— Разве? — Рудин усмехнулся. В углу рта обозначился еще один шрам. — А по-моему, все богачи воруют. И живут припеваючи.
— Это другие люди, Леня! У них мозги по-другому устроены, все вокруг схвачено… И масштабы другие — не потягаешься. У нас у каждого по куску золота на полмиллиона баксов! Раньше я думал, что это — до хрена! — Леший невесело усмехнулся. — А когда кинулся — даже хорошую квартиру не купишь… Не говоря про дом… А у этих ребят по пять домов в России и еще шесть за кордоном!
Рудин опустил кончик незажженной сигареты в кофе и наблюдал, как темнеет и набухает бумага.
— Полмиллиона — это если в банк сдавать. А вчерную продавать — хорошо, если триста тысяч зелеными… Да еще попробуй обналичь металл, чтобы тебя ФСБ за жопу не взяло и братки не подкараулили, как нас на ночном шоссе! Да еще срочно, да еще одним куском!
— Вот-вот! — кивнул Леший. — А всякие олигархи — Трепетовы, Хренопетовы и всякие прочие — миллиардами ворочают и никаких проблем не испытывают. И в ментовку их не вызывают…
— А тебя вызывали? — быстро спросил Рудин.
— Вызывали. У скупа одного мой телефон нашли. Хорошо, опер знакомый оказался, не стал душу выворачивать. А чего ты так встрепенулся?
Рудин вытянул шею, потер холку, скривился.
— До сих пор болит, зараза… У меня тоже проблемы. Я по куску отпиливал и давал Дуде…
— Что за Дуда?
— Знакомый, дальний, его никто не знает. Парень вроде ничего, надежный, соображает. Он у себя в гараже переплавлял в такой аккуратный слиточек, как ювелиры лом, знаешь? Потом нес к скупам, деньги мне, я ему процент отстегиваю. Все довольны. А потом со скупками трудно стало, он хотел цыганам сдать, а их всех наркоконтроль хлопнул, золотишко нашли. Вдобавок он в этот раз переплавлять не стал, понес как есть… Его и стали раскручивать: откуда отпилил? Где взял металл такой чистоты? Закрыли на двое суток, «наседку» подсадили… Хорошо, я его инструктировал на этот случай…
Рудин замолчал и снова стал растирать шею.
— И что дальше? — не утерпел Леший.
— Непонятно. Отпустили пока. Только вряд ли отстанут. У него и обыск делали, и соседей допрашивали, и следят, он говорил. Наверное, телефоны слушают, короче, землю роют. Они ищут источник особо чистого золота, дело серьезное, такое просто так не закроют… А через Дуду могут на меня выйти.
Рудин встал и вышел из кухни. Через минуту донесся шум воды из ванной комнаты.
— Я тебе вот что скажу, Леший. — Он начал говорить еще в коридоре. Вернулся, бросил полотенце на спинку стула и сел на прежнее место. — Бывают люди, которым богатство само в руки лезет. Они не чувствуют никакого удивления, никаких там угрызений, типа что они кому-то должны… Вообще никакой философии не разводят. Спокойно жрут, жиреют и размножаются. А бывает наоборот. Капнет в кои веки золотой дождик, две-три капли попадут на темя, и всё — а там уже паника! Караул! Пинцет полный! Что-то не то! Замес пошел!.. И дождик, понятное дело, идет капать в другое место. Нах ему всякие психи сдались? Вот посмотри на меня, Леший. — Рудин положил руки на стол, выпрямился, приоткрыл в напряженной улыбке свой щербатый рот. — Меня тогда чуть не прикончили из-за этого золота. Я вылетел через лобовое и валялся в десяти метрах от машины, башка в кровище, пасть в кровище, руки-ноги на узел. Эти х… подумали, наверное, что если даже жив еще, то сам загнусь. А может, просто хотели с трассы поскорее убраться. Но мне повезло. В Полосатого двигатель въехал, раздавило в секунду — а мне повезло. Я выжил. Слитки наши накрылись, товарища потерял, чуть мозги последние не отпил. Но выжил. И больше того — я готов попробовать еще. Насрать на все трудности, на ментов, на все наши предчувствия! Понял? Я хочу спуститься и взять остальное, сколько смогу унести! Пока еще можно! Пока все не накрылось ох…енным золотым тазом! Это последний шанс изменить жизнь!
Леший слушал его и думал, что хорошо бы все-таки выпить водки, чтобы снять тоску. Нет, он и сам обо всем это думал-передумал. И не один раз. А толку-то что от этих мыслей?
— Я тебя хорошо понимаю, Леня, — сказал он неожиданно спокойно. Даже сам удивился. — Все понимаю. Ладно. Смотри, что у нас получается. «Тоннель» расформирован, другого спецподразделения для работы на подземных коммуникациях еще не придумано. По крайней мере, мы об этом ничего не знаем. Значит, никто, кроме нас, на «минус двести» пробраться не сможет. Нам и карты в руки. Верно?
— Все верно.
— И стальную решетку, которой шахту «Бухенвальда» заварили, мы все равно перепилим, так?
— Какая еще решетка? — дернулся Рудин.
— Хорошая решетка. Высокоуглеродистая сталь в палец толщиной. И на выходе из шахты — еще одна такая же.
— И кто ее поставил?!
— Кому приказали, тот и поставил!
— Откуда ты знаешь?
— Знаю.
Рудин ненадолго задумался.
— Да уж осилим как-нибудь!.. «Болгарка» на аккуме, десяток запасных дисков, и сделаем мы эту решетку, Леший!
— Хорошо. Золото тоже как-нибудь вынесем, правда?
— Я после «Тоннеля» грузчиком работал! Шкаф платяной на руках носил на девятый этаж! Дубовый! Полтонны по дымовой лестнице, где два человека не разойдутся! Через перила перекидывали на каждом марше! И ты думаешь, я после этого центнер золота забоюсь поднять?
— Центнер, значит! — удивился Леший.
— А что? Другого случая, может, и не представится. Мы ведь не можем на «минус двести» мотаться каждые выходные, пополнять запасы, как в супермаркет!
— Конечно, — сказал Леший.
Он говорил серьезно, без тени сарказма. Или просто так казалось. Может, подкалывал своего младшего товарища, а может, рассуждал сам с собой на полном серьёзе.
— И нам по барабану, что, когда пропажу обнаружат, воров вычислить будет проще простого? — продолжал он. — Ведь никто, кроме нас, бывших «тоннельщиков», спуститься туда не может. Я правильно говорю, Леня?
Рудин смотрел на него, сжав зубы.
— По барабану, — произнес он после паузы. — Просто пораскинь мозгами. Если, кроме нас, спуститься некому, то и обнаружить пропажу тоже никто не сможет. Для этого ведь тоже на «минус двести» надо попасть. Сечешь?
— Я думал об этом, — Леший кивнул. — Только глубоко спускаться и не надо. Вооруженная охрана у «Бухенвальда», этого достаточно. Это во-первых. Во-вторых, может появиться новый «Тоннель». Там, внизу, — не склад удобрений, там законсервированный командный пункт, оружейный склад, и золото лежит, целых десять тонн. И его будут пробовать поднять. — Леший вытряс из пачки новую сигарету. — А может, уже пробуют… Хотя бы для того, чтобы потом успешно «распилить». — Он сунул сигарету в рот и включил зажигалку. — И в таком случае, Рудин, там, внизу, и пулеметы будут, и колючая проволока, и все что угодно. Золото делает людей бдительными, даже самых последних раздолбаев!
Охотники за золотом
Прошлое Льва Николаевича покрыто мраком. Полковник ФСБ в отставке, неплохой шахматист… То ли так, то ли нет. Что еще? Любитель кавказской кухни, французского коньяка. Феноменальная память, полное отсутствие музыкального слуха… Это действительно проверено.
Еще?
А?
Больше ничего.
Только слухи. Слухи непроверенные. Например, что Лев Николаевич имеет привычку ломать пальцы должникам — кладет ладонь на край стола тыльной стороной кверху, ломает одним точным движением. Может один палец сломать, а может сразу четыре. Зависит от размера долга и количества еще не сломанных на данный момент пальцев. Пятый палец — большой — он ломает всегда отдельно.
— По Лондону. Жена Фейгмана подала на развод, это подтвердилось, — Лев Николаевич держал перед глазами блокнот в кожаном переплете. — Он просит отсрочку на два месяца, пока все не утрясется.
— Сколько на нем? — спросил Трепетов.
— Четыреста двадцать тысяч фунтов основного долга, двести тысяч по процентам.
— Перспективы?
— Неплохие. Нал хранит дома, в подвале, советская еще привычка. Там не меньше полутора миллионов. Две дочки, внук — все под нашим наблюдением.
— Терпит. Подождем, — сказал Трепетов. — Два месяца, как и просил.
— Так и помечу, — кивнул Лев Николаевич и что-то черкнул в своем блокноте.
Кроме пальцев, он умеет ломать руки, ключицы и шеи. Но крайне редко. И чаще всего эту работу выполняют другие люди. Опять-таки, это всего только слухи. Ничем не подтвержденные.
Где много тайн, там много слухов, — что правда, то правда. В окружении Трепетова не все даже знают, какую фамилию носит Лев Николаевич. И какие функции он выполняет. Служба безопасности? Отдел урегулирования финансовых претензий? Департамент пыток и карательных операций? Заместитель по связям с преисподней?
— По Центральному региону. Белгород. Трофимов и «Транспортная компания АСКО». Четырнадцать миллионов восемьсот тысяч основного, столько же по процентам. Срок — ближайший вторник. Два предупреждения, беседа первого уровня, беседа второго уровня. Перспективы неблагоприятные. Ведет активную обработку местной администрации, ездит в Москву. Явно собирается нагадить.
— А уступить нам сорок процентов «АСКО» он не собирается? В счет уплаты долга? — Трепетов улыбался. Это была шутка. Старая, судя по всему, шутка.
— Думаю, Трофимов предпочитает нагадить, а после — сдохнуть, — серьезно ответил Лев Николаевич.
— Ёшкин кот.
— Воздействие третьей степени? — поднял брови Лев Николаевич.
— Да, — согласился Трепетов. — И еще неделя сроку. Потом обваливаем акции. Потом… Как это у тебя называется?
— Потом слухи о плохом самочувствии Трофимова подтвердятся, — сказал Лев Николаевич.
— Вот именно.
— Так и помечу…
В отличие от своего знаменитого тезки-графа, наш Лев Николаевич никогда не увлекался идеями духоборства, всеобщей любви, непротивления злу насилием и так далее. Это можно утверждать наверняка. При всей своей таинственности Лев Николаевич в этой части совершенно прозрачен. Например, директору агентства недвижимости, своему товарищу по далеким школьным годам, он помогает иногда утрясать кое-какие дела, и это чистая правда. Однако делает это он отнюдь не бескорыстно. Твердые пятнадцать процентов от «конфликтной» суммы — таков его гонорар. Надо отдать должное, отрабатывает его Лев Николаевич по высшему разряду.
— Питер и Москва — норма, все закрыто… Назревает небольшая проблема в Полтаве, по Гольдбергу. Источники говорят, что в областную администрацию он не попадет. Там меняется начальство, наружу выползает не очень приятный кадр, представитель «Конгресса Украинских Националистов». Гольдберг вряд ли с ним договорится.
— Сколько? — спросил Трепетов.
— В этом году вы вложили в него шесть миллионов. И раньше по мелочи, от полутора до двух. Я могу уточнить.
— Гольдберг гол как сокол. Я с самого начала не рассчитывал на скорую отдачу. Подождем еще. Что там дальше?
— Из актуального больше ничего, — сказал Лев Николаевич и закрыл блокнот. — Нарисовалась возможность нового вложения. При определенных условиях довольно интересная.
Трепетов подождал.
— Ну? Так что там?
— Вчера разговаривал с одним босяком. Он некогда охранял секретные подземные коммуникации и ухитрился спереть где-то там десятикилограммовый слиток гохрановского золота. Утверждает, что есть хранилище, где таких слитков еще ровно девятсот девяносто пять штук. Готов доставить их наверх при условии финансовой и организационной поддержки.
— Очень интересно. Значит, босяк предлагает мне гохрановское золото… — Трепетов усмехнулся, взял из принтера свежую распечатку биржевых сводок. — Звучит как приглашение на поиски сокровищ!
— Примерно так, — согласился Лев Николаевич. — Но я навел кое-какие справки по этому босяку. Его фамилия Пыльченко, он и в самом деле служил в спецподразделении ФСБ «Тоннель», расформированном два года назад. Я видел слиток. Это в самом деле гохрановское золото. На нем редкое пробирное клеймо, которое использовалось до пятьдесят восьмого года.
— Редкое… Хм. Замечательно. И что с того? — проговорил Трепетов, подняв глаза от распечатки.
— Хранилище создавалось в сорок втором, во время наступления немцев на Москву. На слитках, находящихся там, должны быть соответствующие клейма. Такие, какими клеймили золото в СССР до и во время войны. Это логично.
— Подожди. Я что-то упустил. Какое еще хранилище? Ты говоришь так, будто все должны были о нем слышать. Или знать. Это как Шар Желаний у Стругацких, что ли?
— Стругацкие? — переспросил в свою очередь Лев Николаевич. Нахмурился. — Не знаю, я с ними не работал. А хранилище — это такая старая кагэбэшная легенда. Глубоко под землей, в каких-то завалах, где никто не может его найти… Может — правда, может — нет. Во всяком случае, босяк поет складно.
— Ясно.
Трепетов на какое-то время замолчал, уткнувшись в свои бумаги. Лев Николаевич смотрел в окно на яблоневый сад. На ближнем дереве с ветки на ветку деловито прыгала огромная сойка, поглядывая на него любопытным черным глазом. Но Лев Николаевич вряд ли ее вообще заметил. Как и сам яблоневый сад, возможно. Он не испытывал нежных чувств ни к птицам, ни к животным, ни тем более к людям.
Если бы у него была возможность самостоятельно провернуть это дело, он бы ни словом Трепетову не обмолвился. Ни граммом бы не поделился. Срубил бы свой куш, бросил Москву и поехал доживать век в тихий европейский городок. Но, в отличие от того босяка-«тоннельщика», Лев Николаевич хорошо понимал, что даже при самом удачном стечении обстоятельств перед ними рано или поздно встанет задача обратить золото в живые деньги. И здесь без Трепетова никак не обойтись… А транспортировка? Даже для того, чтобы перевезти десять тонн золота с одного места в другое в пределах Москвы (не поднять из каких-то там неведомых глубин, а только перевезти!), потребуется целая армия грузчиков, хорошо вооруженных охранников плюс взвод удобренных-унавоженных ментов, гайцов и мало ли кого еще… Здесь необходим административный ресурс. У Трепетова он есть. Значит, все верно.
— …Так сколько он просит, этот ваш босяк?
Трепетов оторвался от бумаг, взял со стола карандаш, что-то набросал на полях.
— Немного, — сказал Лев Николаевич. — Оборудование, снаряжение. Прикрытие. Может, еще что-то по мелочи. Обычный босяк, я же говорю. Ну, а в случае чего, конечно, мы с ним не знакомы, между нами никаких дел…
Трепетов усмехнулся.
— А ты серьезно запал, я смотрю.
— Десять тонн золота, Семен Романович. Половина наша. А может, и две половины, — добавил Лев Николаевич буднично. — Это золотой резерв Чехии или Колумбии.
— И ты думаешь, оно мне нужно? — Трепетов внимательно посмотрел на него. — Мне, «форбсу», миллиардеру, человеку, который, по слухам, мочится в золотой унитаз? И если слухи не соответствуют действительности, то только потому, что я считаю такие вещи моветоном!
Лев Николаевич пошевелился в кресле:
— Думаю, десять тонн золота не нужны только нищему, Семен Романович, — сказал он. — Потому что нищий не знает, что с ними делать. А вам они просто необходимы! Еще один остров прикупить или даже архипелаг… Поменять режим в Борсхане, где нашли уран, и разрабатывать его потихоньку… Организовать колонизацию Марса… Лишних денег не бывает. Я так думаю. — Он помолчал и добавил: — Даже если деньги вас не интересуют, вы всегда можете придумать что-то другое… Например, пробраться на политический Олимп… Или обрушить рынок и пустить по миру парочку своих конкурентов, которые имели глупость вложиться в золотые активы. У вас хорошая фантазия, Семен Романович.
Трепетов рассмеялся.
— Ты думаешь прямо как настоящий миллиардер, Лев Николаевич! Молодец!
Выгодное соглашение
В Жаворонки домчались с ветерком в настоящем «Майбахе». Сиденья с массажерами, кожа такой выделки, будто ее с молодых мулаток сняли. Ну, телики, музыка, это ясно. Места до х…ища. Можно разлечься, как дома на диване. Посередине штука такая торчит, что-то вроде пульта управления: кнопки, тумблеры разные. Можно массаж поясницы включить. Или спины. Ягодицы тоже массирует, кстати. Наверное, и эротический массаж какой-нибудь есть.
— А что это за фиговина? — спросил Зарембо, дергая за серебристо-стеклянный шарик на решетке обдува. — Рычаг катапультирования?
Водитель, не поворачивая головы, ответил:
— Это распрыскиватель духов.
Во, блин. А в подлокотнике выдвигается поднос, там два серебряных бокала с надписью «Maybach Zeppelin». Зарембо сострил:
— А это чтобы их потом выпить, да?
Водитель не понял:
— Кого выпить?
Вот тупой.
— Ну, духи, ясно!
Водитель вежливо улыбнулся.
— Нет, зачем? Там справа хороший бар.
Палец сосредоточенно молчал. Он нервничал. Да и Рембо нервничает, раз болтает всякую х-ню… Потому что неизвестно, как эта поездка обернется. Может, закопают в лесу или утопят в болоте…