В последнее время такие сигналы заметно участились. Если бы чуткий и умный прибор, установленный под Кремлем, был способен делать выводы, он бы, наверное, решил, что вся сеть правительственной связи России проходит тотальную проверку. Но он только собирает и отправляет данные. А выводы делают люди, которые эти данные получают…
Политик Бруно
Свой журнал Маша презентовала в галерее «Красный Октябрь», на территории бывшей кондитерской фабрики. Назывался он «Ппц». Журнал, в смысле. «Полиграфический Подиум-Центр». Это, б…дь, только Машка могла додуматься. Нет, а в самом деле, почему она не назвала его «Бдь», скажем?
Само мероприятие под стать — обычная Машкина заедрень: «голубые» табунами, девки безжопые, музыка как из перфоратора, из выпивки белый «сухарь», гуляево до шести утра. О чем тут гулять, спрашивается? Куда гулять? С кем? Но все гуляли. Даже Романыч. Бруно ни за что бы сюда не сунулся, если бы не Романыч. Пришлось терпеть.
Да, был один приятный момент. Стены в этой галерее голые, как в карцере в череповецкой «десятке». Единственное украшение — фотки. Где-то два на два метра. Или даже больше. На них та же голубень и девки, что и в зале, один в один, Бруно даже узнал пару рож… А на одной из фоток он совершенно неожиданно узнал самого себя. Офигел даже. Костюм с блестками, одна рука в кармане, вторая даже не рука, а как крыло размазанное, он ей взмахнул просто очень резко. Лицо интеллигентное, мужественное такое, и орет на кого-то. Ну, точно он. И все это на фоне трепетовской усадьбы, в стеклянной стене отражается синее небо. Это, похоже, фотограф Машкин его подловил, он ошивался там пару дней, носатый такой. А Бруно даже не знал. Вспоминал-вспоминал, когда он рукой вот так махал, так и не вспомнил. Наверное, бухой был, кого-то нах послал. Или в рожу кому дать хотел. Возможно, даже самому фотографу.
— Что скажешь? Нравится? — подкатила Машка, в руке стакан.
— Голубое небо я бы, конечно, убрал, — сказал Бруно важно. — Голубень не люблю. А так ништяк.
— Честно говоря, это Семен попросил, чтобы тебя сфоткали.
Она сунулась в стакан, увидела, что пустой, поморщилась.
— Он сказал, надо тебя раскручивать потихоньку. Какая-то партия, выборы, хня, короче. Ты чего, серьезно на это подписался?
— Народ как бы за, — сказал Бруно. — Я как бы не против…
— Да, дела-а, — протянула Машка и посмотрела на фото. — Но ты ничего получился, как ни странно! До сих пор офигеваю. Я ведь тогда Романыча чуть не послала, говорю, Бруно — это дикий трэш, у него ж морда каторжная, он всех рекламодателей мне распугает… Ты извини, конечно.
Машка грациозно взмахнула стаканом:
— Но ведь это бизнес, бабки, туда-сюда, сам понимаешь… А сейчас смотрю — хм, задорно так получилось, с матерком, свеженько. Может, на обложку тебя поставим в следующем месяце, если никто это место не скупит. А? Только татушек нарисуем — шея, руки, чтобы костюм не закрывал. Ты как?
— Хватит того, что ты мне бороду нарисовала, как у негра черножопого, — проворчал Бруно.
— А чего, нормальная бородка. Ой, ладно, там Лубутена привезли — он тоже с бородкой, видишь? Сейчас такое начнется… Я побежала, короче.
Но она еще притормозила на полсекунды, чтобы обернуться и добавить:
— А ты ничего, Бруно, симпатичный!
— Ага, — сказал Бруно.
Честно говоря, за всякими заботами он успел подзабыть о своем новом статусе партийного вождя. Бруно пошел искать в тусовке Романыча и обнаружил его в компании Сулимова и очень полного мужчины с розовым девичьим лицом.
— Маленький народ! — кричал Романыч, пытаясь перекрыть шум, который издавали музыканты на подиуме. — Они сами так себя называют!
— А я тебе о чем! — орал в ответ Сулимов. — Значит, должно присутствовать слово «народный» или «народная»!
— Но ведь это глупость! Народ здесь имеется в виду в другом смысле! Не в глобальном!
— Мне насрать на смысл! Нам рейтинг нужен! Пишем «Малая народная партия», и точка! Нет, лучше просто — «Народная партия»!
— Нет, просто — «Партия»! — поддел его Романыч.
— «Народная партия» уже зарегистрирована! — пропищал розовый толстяк.
— Уроды! — возмутился вице-премьер. — Тогда пусть будет «Народное вече»!
— Тоже зарегистрировано!
— Они ведь не просто народ! — не успокаивался Романыч. — Они маленький народ!
— «Маленькое народное вече»!
Толстый закрутил головой.
— Не зарегят! Нельзя, чтобы совпадало два и более слова! Сразу в корзину!
— Уроды!
Бруно громко кашлянул и потрогал Романыча за рукав.
— Так это, гм, Семен Романович. Чего у нас с этой партией, я не понял?
— А-а, партия! — сказал Романыч. — Кстати, вот это Бруно, тот самый.
Толстый с интересом посмотрел на карлика, протянул ему руку:
— Липов, полтиттехнолог… Я помощник Валентина.
— Бруно Аллегро, человек-ядро, человек-звезда. А, ну еще партийный вождь как бы, — обстоятельно перечислил Бруно.
— Он что, из «ЕдРа»? — Толстый нахмурился, покосился на Романыча. — Это меняет дело… Тогда его нельзя использовать!
— Что значит из ядра? Я сам — ядро! — обиделся Бруно. — Человек-ядро, один в один! Что, не похож?
Романыч рассмеялся.
— Нет, все нормально! Ни в «Единой России», ни в какой другой партии Бруно не состоит! В этом плане он совершенно девственен…
Бруно насупился. На что он намекает? Может, про Машку узнал? Так она и не скрывает…
— Только давай без паники!.. — одернул Сулимов Липова. — Мы уже все взвесили с Кириллом…
— Короче, так мне чего-то надо делать или нет? — перебил их Бруно. — А то я могу по телевизору там выступить или чего.
Романыч переглянулся с остальными. Липов покачал головой.
— Да все нормально, Бруно, — сказал Романыч. — Пока ничего не надо. Коля собирает инициативную группу, он даст знать в случае надобности.
— Это вот этот, что ли, Коля? — Бруно пальцем показал на Липова.
— Да, Коля — это я, — сказал Липов и неожиданно засмеялся тонким девичьим голоском.
— А почему он?
— Потому что Коля — политтехнолог, — сказал Романыч. — Это работа такая. «Партия под ключ» — слышал о таком?
— Нет, — сказал Бруно. Он с подозрением рассматривал Липова. — А он не станет это… Ну, чтобы вместо меня, значит? На мое место?
Липов опять засмеялся. К ним подошел невысокий бородатый мужичок в клетчатом костюме и спросил что-то по-английски. Липов ответил — тоже на английском. Мужичок посмотрел на Бруно, широко улыбнулся и показал большой палец.
— Чего он скалится, как клоун? — набычился Бруно.
— Это Кристиан Лубутен, известный модельер, — сказал политтехнолог. — Он согласился сняться в нескольких рекламных роликах, будет продвигать нашу партию.
Бруно презрительно хмыкнул.
— Этот Лумумба — не из маленького народа. Он — дылда!
— Да какая разница! При съемках мы будем использовать ту же технологию, что использовалась во «Властелине колец», — пояснил Липов. — Снимаются нормальные актеры…
Романыч кашлянул. Липов посмотрел на него, на Бруно, сделал страшное лицо.
— …Э-э, извиняюсь… В смысле, обычные актеры…
— Дылды, — уточнил Бруно.
— Да. Дылды. Точно, дылды! — Липов с готовностью закивал головой. — Но на экране они будут выглядеть в точности как вы. По росту. Понимаете, вся фишка в том, что они как бы за вас, несмотря на то что, э-э…
— Несмотря на то, что они дылды, — сказал Бруно.
— Точно. Да.
— Тогда лучше снимите боксера этого, Кукуева, — посоветовал Бруно.
Потом не заладились дела у английского клуба, получившего в футбольных кулуарах прозвище «Трепетуны». Клуб проиграл две важные встречи подряд, впереди маячила третья встреча, какой-то Суперкубок или что-то в этом роде. У Романыча расшалилась печень, началась мигрень, он поругался с Машкой и в конце концов полетел в Лондон навалять тренеру-итальянцу п…дюлей. Бруно сопровождал его в этой поездке. Таким образом, на несколько дней тема партийного строительства была закрыта. Все темы были закрыты, кроме футбольной.
В Южной Англии, как и положено, моросил колючий дождь. Романыч вместе с Бруно, адвокатами и местной охранной командой (два джипа и «Бентли») целый день колесили между Кобхэмом, где располагалась тренировочная база «Трепетунов», и Лондоном, где, по некоторым сведениям, скрывался от Романычева гнева Луиджи, тот самый тренер. В конце концов его нашли в одном из итальянских ресторанов — он был пьян в сопли, мечтательно улыбался и то порывался обнять Романыча, то хватал его за грудки. Кругом было много итальянцев. Они что-то горячо доказывали Романычу и его свите; некоторые их них выглядели как настоящие мафиози. Покидать ресторан Луиджи решительно отказывался, что, надо признать, было с его стороны весьма разумно.
Тогда Романыч обратился к своим охранникам и адвокатам:
— Значит, так. Вы все идете на улицу и садитесь в машины. А мы с Бруно проводим Луиджи в туалет. Правда, Луиджи?
Луиджи посмотрел на маленького Бруно, улыбнулся и кивнул.
Через минуту Бруно катал его ногами по полу туалета, танцевал гопака на почках и окунал головой в унитаз. По лицу старался не бить.
— Я — человек-ядро! Ты — человек-мяч! По мячу бьют, а ядро бьет само! Я — главнее! — приговаривал он.
Потом Луиджи усадили под горячий фен, Бруно его держал, Романыч произнес короткую речь на английском. Потом он дал Луиджи какие-то бумаги, и тот их сразу подписал. Из ресторана они вышли через черный ход.
— Я уволил Луиджи, — объявил Романыч, когда они сели в «Бентли». — У нас будет другой тренер. Послезавтра я возвращаюсь в Москву.
Утром следующего дня на базе в Колхэме Романыч представил команде нового тренера. Это был рыжий испанец, неожиданно полный и в очках. Звали его Мигель.
— Я очень-очень рад работать с такой сильной командой и таким человеком, как Семен Трепетов! — сказал Мигель в своей краткой речи. — Я считаю, что у нашего клуба начинаются новые, лучшие времена!
Бруно смотрел на этого Мигеля и в общем-то не сомневался, что и он очень скоро будет кататься по полу в уборной (очень возможно, что это будет уборная испанского ресторана). Что-то в его внешности подсказывало именно такой итог. Ну, да и ладно. Бруно ничего не имел против.
Как только вопрос с тренером решился, Романыч сразу почувствовал себя лучше — мигрень прекратилась, печень успокоилась. Он закатил праздничный ужин в «Gordon Ramsay» с шотландскими вальдшнепами, йоркширским пудингом и морем старого виски. В меню и карте вин крупными буквами было прописано, что обслуживание в ресторане ведется по системе а-ля рюсс. То есть «по-русски». Как выяснилось, ничего страшного в этом нет и означало лишь то, что все заказанные блюда подаются к столу не сразу, а в две-три перемены, чтобы, как говорится, с пылу с жару. Вот во время одной из перемен Романыч и сказал Бруно:
— Кстати, поздравляю! Сегодня звонил Липов, проинформировал, что учредительное собрание прошло успешно, тебя единогласно выбрали председателем партии!
— Какой партии? — уточнил Бруно, приканчивая вальдшнепа.
— Партии маленьких людей, сокращенно — ПМЛ. Решили оставить это название.
Бруно сделал хороший глоток «Бушмиллса», вытер рот и сказал:
— Ничё, мне нравится. Правильное название. Председатель — это типа вождь?
— Да, — сказал Романыч.
— Значит, теперь я еще человек-вождь!
Бруно сразу надулся, как индюк.
— А где собрание было-то? — буркнул он недовольно. — Почему я об этом в последнюю очередь узнаю?
— Я сам не знаю, Бруно. Может, оно в Москве было. А может, в каком-нибудь Урюпинске. Скорее всего, его и не было на самом деле! — Трепетов похлопал карлика по плечу. — Да это и неважно! Не переживай! Липов хорошо знает свое дело, это уже девятая партия, которой он занимается!
— Сдается мне, мутноватый он чел! — озаботился вдруг Бруно. — Как бы не обосрал нам все дело! Кстати, какой у него телефон?
Трепетов пожал плечами.
— Айфон, наверное. Что-то в этом роде. А что?
— Ничего, — сказал Бруно, сдвинув брови. — То есть плохо. Люди с айфонами часто пытались меня нае… Обмануть то есть. Но это ничего!
Так же быстро, как он впал в беспокойство, сейчас Бруно неожиданно воспрянул духом.
— Если что, я Липова закажу! Маслину в башку — и все проблемы! Ведь теперь я вождь! Председатель партии! Верно?
— Пока что ты председатель незарегистрированной партии, — поправил его Трепетов.
— А что это значит? — Бруно насторожился. — Я еще не могу никого заказать? А когда ее зарегистрируют?
— Завтра Липов отнесет документы в Минюст.
— Точно отнесет? Не заныкает?
— Нет. Ему за это деньги платят.
Бруно покачал головой, всем видом показывая, что так-то оно так, но, по его мнению, это ничего не значит. Деньги всем платят, а они норовят украсть, обмануть или еще чего похуже…
— А много денег?
— Много или мало, тебя это не должно волновать, — сказал Трепетов. — Деньги не твои, и платишь не ты.
Бруно немного смутился, но постарался не терять своей важности.
— И то правда! — солидно заметил он.
Первая экспедиция
— Там все настроено. Нажал «рек», нажал «стоп». Подсветка. Зум. Режим «дата-время». Батарея полная. Разберетесь, короче. Держи.
Лев Николаевич передал камеру Пальцу, тот сразу сунул ее в рюкзак. Она и в самом деле оказалась довольно компактной, не больше обычного фотоаппарата. И весила как пакет чипсов.
Лев Николаевич посмотрел на часы.
— Когда вас ждать?
Палец пожал плечами.
— Кто знает? Это «минус». Может, сутки, может, больше…
И вздохнув, добавил:
— Если все пойдет хорошо.
Лев Николаевич обвел взглядом мрачный подвал, устланный мусором и колотым кирпичом. Крохотное окошко под потолком, кружение вековой пыли в скупом луче света. Старый купеческий дом начала двадцатого века готовили к реконструкции, от него, по сути, остались только этот подвал да еще фасад, выходящий на Газетный переулок. В дальней стене, куда уходили трубы канализации и водоснабжения, зиял большой пролом. Там ждали Зарембо и Середов, увешанные рейдовыми рюкзаками со снаряжением. Середов смолил третью сигарету подряд — напитывал организм никотином на дальнюю дорогу.
— Будем надеяться, что именно хорошо все и пройдет, — сказал Лев Николаевич. — Машина стоит во дворе, там дежурят ребята из СБ. Они присмотрят за домом и вообще. Можете на них положиться. Раз в полчаса выходите на связь, чтобы мы были в курсе ваших передвижений. Мне будут докладывать.
— Сторож там, наверху, не возбухнет? — поинтересовался Палец. — Ментов с перепугу не вызовет?
— Насчет сторожа не беспокойся. Там все улажено. Он даже поможет, если надо будет. Хотя… — Лев Николаевич смерил взглядом внушительную фигуру стоящего перед ним «тоннельщика», экипированного по последнему слову диггерской техники. — Чего вам помогать? Сами справитесь…
Он достал из куртки платок, приложил к носу.
— Ну и воняет здесь. Ладно. Я пошел, а вам — удачи.
Лев Николаевич коротко кивнул в пространство и направился к полуразбитой лестнице, ведущей на улицу.
— В спину ветер, — сказал Палец, когда он скрылся наверху.
Он повесил на плечо удобный чехол, где были закреплены два небольших баллона с ацетиленом и кислородом.
— Ну что, мужики… — Он повернулся к товарищам. — А нам — совсем в другую сторону, верно?
Воздух постепенно становится вязким. Кажется, еще немного, и его можно будет пластать ножом, как черный студень. Мало кто заходил на третий уровень. А ведь это «только» пятьдесят метров.
Нагрузились в этот раз порядочно. Хорошо, что в последний момент решили не брать глубинный сканер. Сканер роскошный — «Геохантер», трехмерная картинка. Но там одна только поисковая катушка метр длиной. На фига им вообще этот сканер?
Зато инфракрасные «котлы» выше всяких похвал — легкие, мощные. Четырехканальные газоанализаторы «Дрёгер» в резиновых противоударных чехлах. Рации МОХ-221 — точно такие же, как им на Лубянке выдавали. Хорошие рации, проверенные. И два «стечкина» вдобавок. Молодец, Лев Николаевич, расстарался…
Дышишь, дышишь, только и делаешь, что дышишь. Самоспасатели пока не включали из соображений экономии. Палец сказал, что обернутся за шесть часов, но как будет на самом деле, никто не знает.
Им еще повезло, что заброс в самом центре города. Через Неглинку сэкономили больше часа пути.
И все время дышишь.
Дошли до первой решетки, отзвонились наверх:
— Идем по расписанию, все в порядке.
— Где находитесь? — спросили те, наверху.
— Отметка семь-семь-один, — сказал Середов и подмигнул Пальцу и Зарембо. Абсолютно от балды сказал.
— Это где? — интересуются наверху.
— Это второй горизонт. Ну, почти третий уже.
Там замолчали и отключились. Чем меньше они знают, тем лучше.
Середов с любопытством вертел рацию в руке, разглядывал.
— Слушайте, кажись, это та самая «труба», что у меня в «Тоннеле» была!
— Ясно, та самая, — сказал Палец.
— Нет, не в смысле, что МОХ, а в смысле, что моя «труба» треснутая была в двух местах — это я в «Бухене» саданул ее случайно. И здесь, смотрю, тоже трещины. И в тех же местах. И эпоксидка, которой я клеил…
Палец сказал:
— Ну, покажь.
Середов показал. Точно, трещины. Следы от эпоксидки. Палец и Зарембо еще раз осмотрели свои «трубы». Зарембо показалось, что ту, которая у Пальца, раньше Леший носил — у нее чехол был потерт точно так же, он еще собирался заменить его.