Дальнейшее он помнил плохо. Помнил, что ему послышался колокольный звон. Такой натуральный, как будто он действительно существовал. Хотя после шуток, что выкидывает его мозг в последнее время, удивляться чему-либо было глупо. Наверное, он сходит с ума. Или уже сошел. Иначе как объяснить существование этого абсурдного мира, в котором маленькие девочки оставляют рваные раны на плечах здоровенных лесников?
Как в тумане, он выбрался из магазина. Пошел на звук. Идти получалось плохо. Несмотря на холод, ему было жарко. Очень. Лихорадило. Видимо, поднялась температура. И немаленькая. Сдохнет он от заражения, как пить дать, сдохнет. Обидно. Споткнувшись, он упал и больше не поднялся.
Раздался скрип, из открытой двери в комнату упала полоса яркого света.
– Ну что, очнулся? – раскатистый бас заставил Захара вздрогнуть.
На пороге стоял… самый настоящий священник! Во всяком случае, длинная черная ряса (или сутана? как оно там у них правильно называется?), массивный золотой крест на груди, окладистая борода и густые длинные волосы, ниспадающие гораздо ниже плеч, недвусмысленно на это намекали.
– Очнулся. – Теперь голос звучал утвердительно. – Ну и хвала Господу. Я уже думал, все, не выкарабкаешься. Но ты сильный.
– Где я, кто вы, как я тут оказался?
Почему-то священник у Захара симпатии не вызывал. Впрочем, служителей религиозных культов любого вероисповедания он недолюбливал всю жизнь. Человек глубоко материальных воззрений, как, впрочем, и все врачи, он считал церковный институт не чем иным, как удобным инструментом по добыванию денег. И власть церковь во все времена имела немалую. Бог – если он есть – он в людях. Никак не в вычурных зданиях, построенных для отмыва бабла в промышленных масштабах. И если Захар и верил во что-то в глубине души – точно не в прощение, которое подарит ему почтенный старец в часах за несколько сотен тысяч баксов, раскатывающий на внедорожнике, купленном… Ну конечно же на зарплату. Кстати, а у церковников вообще зарплата есть, интересно? Никогда не задавался таким вопросом.
Лесник мотнул головой и сморщился от боли. Мысли путались и куда-то убегали. Как будто не проснулся до конца и вот-вот назад в сон провалится.
– Ты в надежном месте, сын мой. Здесь тебе ничего не угрожает. Зовут меня отец Сергий, тебя же я подобрал на улице. В беспамятстве был ты. Принес, отогрел. Рану обработал. Кто тебя так это?
– Сам не знаю. – Почему-то Захару не хотелось пока посвящать священника во все перипетии своих похождений. – Прыгнуло что-то в лесу, впилось. Насилу отбился.
– Да, много странного появилось после Дня Судного. Разверзлись врата Ада, и Порождения Тьмы заполонили Землю. Пока их мало, но больше становится год от года. И становятся они сильнее. Тебе повезло. Но давай же посмотрим рану твою. Пора сменить повязку.
Захар аж припух. Не, ну все священники немного не от мира сего, но это – явный перебор. По ходу, дядя совсем шизанулся. Да уж. Только двинутого священника ему и не хватало для полного счастья. Хотя… Двадцать лет в безлюдном городе. И как он выжил вообще?
Тем временем священник зашел в комнату, зажег керосиновую лампу, стоящую на тумбочке в голове кровати, вышел и вернулся через секунду с тазиком, полным воды, и охапкой чистых тряпок. Сноровисто размотал бинт, аккуратно снял тампон и взглянул на рану.
Захар покосился на плечо. Зашито. Отлично! А если там инфекция? Он глянул на священника и спросил:
– Сколько я здесь?
– Четыре дня уже. Все в бреду метался, Аню какую-то звал. Жена?
– Жена, – задумчиво протянул Захар. Четыре дня. Ага. – А рану вы когда зашили?
– Об инфекции беспокоишься? Правильно. Вчера вечером зашил. Плохая рана, заражение внутрь проникло все-таки. Но ты ее вовремя обработал, иначе было бы хуже. Ты в медицине смыслишь, вижу? Как звать-то тебя?
– Немного смыслю. Звать Захаром. – Он решил, что дальше угрюмо молчать будет невежливо. В конце концов, он этому попу жизнью обязан, получается. Не от сепсиса, так от мороза на улице точно загнулся бы.
– И как же ты тут оказался? Как выжил-то в День Гнева Божьего?
День гнева, о как! Захар сдержал смешок. Ну, пусть день гнева будет.
– Я лесником работал в «Туколони». Там гнев не столь страшен был, как здесь. А что с поселком стало, отец Сергей? – Старорусское «Сергий» сразу неприятно резануло слух, и он переиначил имя на более привычный лад. Священник, вроде, не обиделся. – Поселок пустой, ни души, а все целое. Как так?
– Услышали они в День Гнева зов Сатаны и взбесились все. Плохой поселок был. Грех алчности обуял всех. Вот и выбрал лукавый его для дел своих темных. Много душ получил он в день тот. Убились все.
– Что значит, убились?
– Да то и значит.
Тут и рассказал священник про ущелье, заваленное трупами. Про затоптанных и задавленных, чьи трупы на дороге валялись.
Захар вспомнил свое видение. Выходит, так все и было? Не бред это? Проводили-таки китайцы здесь свой эксперимент? Но откуда он об этом узнал? Ведь впечатление сложилось, будто он фильм смотрел. Ну, или сон. Как? Он вспомнил свои сны, в которых приходила к нему Аня, чтобы предупредить его, вспомнил свое чудесное спасение возле бункера. Ведь если бы он остался там тогда, погиб бы от взрыва, сто процентов погиб бы. На этом фоне видение уже не казалось таким странным. Так что с ним произошло? И что тому виной? Радиация? Или действительно, высшие силы какие-то?
– А вы как спаслись, отец?
– Я в отъезде был в это время. На дальнем прииске бригадир помирал, не хотел отходить, не исповедавшись. А когда вернулся – увидел пустой город. Потом только нашел я место, откуда грешники в ад отправились. А позже понял, что для всей земли День Гнева наступил. Не стал Господь в этот раз ни казней Египетских насылать, ни воду на землю низвергать, ни огнем жечь созданий своих неумных. Не отправлял он и архангелов своих, чтобы они карающей дланью вразумили грешников. Он лишь дозволил людям довершить то, к чему шли они. Разум человеческий, то, что возвысило человека над другими твореньями Его, то стало проклятьем. И мрак, и хлад стояли над землей, и стоны искалеченных земель доносились отовсюду. Лишь праведники одни жить остались, и лишь от них зависит теперь, возродится ли вновь род человеческий, либо же сгинет бесследно во времен пучине.
Праведники? Захар про себя ухмыльнулся. Ага. А он – самый яркий их представитель. Образец праведности, туды его в качель. Священник явно был не в себе, но спорить Захар с ним не стал. А то нарвется еще на лекцию из молитв, притч и описания деяний всех святых. Нет уж, увольте. Это без него. Тем более, веки потяжелели, глаза закрываются, а перина так и тянет откинуться, утонуть в ней, закрыть глаза и ни о чем не думать. Ни о наступившем апокалипсисе, ни об испытаниях китайских спутников, ни о сбрендивших священниках. Будто сквозь туман донесся до него голос священника.
– Ты спи, набирайся сил, правильно. А то вон как исхудал. Яд еще долго выходить будет. Спи.
Когда Захар пришел в себя в следующий раз, первое, что он ощутил, был нечеловеческий голод. Священника поблизости не наблюдалось. Захар попытался встать с кровати и чуть не упал, успел ухватиться за спинку кровати. Только сейчас он понял, насколько же он ослаб. Пошатываясь и держась за стену, он двинулся к двери. Это было тяжело, и к выходу он добирался, держась за стену. Открыл дверь и оказался в следующей комнате.
Скорее всего, это была изба, наподобие Захаровой. Во всяком случае, Захар не слышал о «русских» печах в квартирах. Пол, выстланный крепкими, некрашеными досками, грубая, но добротная мебель, чугунки и котлы на полке. Захар улыбнулся, глядя на все это. Очень уж колоритно смотрелось. И тут вновь раздался колокольный звон.
На этот раз он звучал гораздо громче и ближе, Захар аж дернулся. Неужели опять галлюцинации? Но сопоставив колокольный звон со священником, немного успокоился. Скорее всего, нет. И в тот раз тоже галлюцинаций не было. Он пересек широкую комнату, толкнул тяжелую деревянную дверь и вышел на улицу.
Дом священника находился сразу за небольшой часовней с колокольней наверху. Ухоженный двор, крепкий высокий забор. Наверное, здесь отец Сергей чувствовал себя в безопасности. Хотя, чего ему тут бояться? Захар хмыкнул. Ну да. Нечего. Например, маленьких девочек со звонким смехом и острыми зубами, похожими на швейные иглы. Захар поежился.
Быстро, насколько мог в этом состоянии, он направился к часовне. Обойдя здание, увидел, где находится часовня, и поежился. За забором простиралось то самое кладбище, а далеко слева маячила недостроенная пятиэтажка. Плечо потянуло болью, напоминая о ночной схватке.
Зябко обхватив себя за плечи, Захар потянул дверную створку за ручку и шагнул внутрь. Шагнул – и замер.
Все здесь выглядело так, как будто и не было всех этих страшных лет. Чисто, ни пылинки, никаких следов запустения. Дневной свет, проходя через разноцветные витражи, рассеивался по помещению приятным полумраком. Круглый пятачок пустого пространства, иконы на стенах, купель в углу, алтарь, расписной потолок и стены. Множество свечей, зажженных над алтарем, разгоняли полумрак. Захар неожиданно робко прошел внутрь и прислонился к колонне, у которой стояла… Ну, подставка, в общем, для свечей под иконой. Не знал он, как это называется. Да и знать не хотел особо.
Зябко обхватив себя за плечи, Захар потянул дверную створку за ручку и шагнул внутрь. Шагнул – и замер.
Все здесь выглядело так, как будто и не было всех этих страшных лет. Чисто, ни пылинки, никаких следов запустения. Дневной свет, проходя через разноцветные витражи, рассеивался по помещению приятным полумраком. Круглый пятачок пустого пространства, иконы на стенах, купель в углу, алтарь, расписной потолок и стены. Множество свечей, зажженных над алтарем, разгоняли полумрак. Захар неожиданно робко прошел внутрь и прислонился к колонне, у которой стояла… Ну, подставка, в общем, для свечей под иконой. Не знал он, как это называется. Да и знать не хотел особо.
Лесник прислушался к собственным ощущениям. Было как-то… странно. Впервые он чувствовал что-то необычное, находясь в подобном месте. Быть может, виной тому эта ухоженность и новизна среди всеобщей разрухи и запустения, может – умиротворяющая и спокойная обстановка… Да. Вот верное слово. Спокойно тут. Очень.
Колокольный звон прекратился. Через какое-то время легонько скрипнула дверь за алтарем, и в помещении возник отец Сергий.
Облачение священника отличалось от того, в котором его увидел Захар впервые. Сейчас он выглядел по-другому, и весь был наполнен какой-то торжественностью. Широкие праздничные одежды, высокий головной убор и печать смирения на лице. Священник подошел к алтарю и что-то вполголоса забубнил. С того места, где стоял Захар, слышно было крайне плохо, но двигаться ему не хотелось. Так прошло минут пятнадцать. Постепенно голос отца Сергея становился все громче и громче, и вот уже Захар стал различать отдельные слова, а вскоре – и целые предложения, складывающиеся в осмысленный текст.
Священник вскинул голову, его голос загремел под сводами. Глаза его буквально светились, он весь пребывал в экстазе.
– «И я видел, что Агнец снял первую из семи печатей, и я услышал одно из четырех животных, говорящее как бы громовым голосом: иди и смотри.
Я взглянул, и вот, конь белый, и на нем всадник, имеющий лук, и дан был ему венец; и вышел он как победоносный, и чтобы победить.
И когда он снял вторую печать, я слышал второе животное, говорящее: иди и смотри.
И вышел другой конь, рыжий; и сидящему на нем дано взять мир с земли, и чтобы убивали друг друга; и дан ему большой меч.
И когда Он снял третью печать, я слышал третье животное, говорящее: иди и смотри. Я взглянул, и вот, конь вороной, и на нем всадник, имеющий меру в руке своей.
И слышал я голос посреди четырех животных, говорящий: хиникс пшеницы за динарий, и три хиникса ячменя за динарий; елея же и вина не повреждай.
И когда Он снял четвертую печать, я слышал голос четвертого животного, говорящий: иди и смотри».
Чем дальше, тем сильнее заводился отец Сергий. Более того – самого Захара тоже пробрало. Он чуть ли не с благоговением внимал тексту. Тексту, описывающему то, что произошло с крохотным шариком, несущемся во мраке и бесконечности Вселенной. Шариком, называемым планета Земля. Он, человек бесконечно далекий от церкви, абсолютный прагматик, сейчас стоял и, стараясь не пропустить ни строчки, поедал взглядом священника.
– «И я взглянул, и вот, конь бледный, и на нем всадник, которому имя «смерть»; и ад следовал за ним; и дана ему власть над четвертою частью земли – умерщвлять мечом и голодом, и мором и зверями земными».
Меч, голод и мор. Не мечом ли были ядерные удары, низвергнувшие человека с вершины пищевой цепочки, уничтожившие все то, что создавалось тысячелетиями, уничтожившие саму цивилизацию?
Не мором ли были вырвавшиеся из лабораторий вирусы, боевые штаммы, созданные с любовью, выпестованные безумными гениями, умеющие выборочно поражать человека по его национальности, половому признаку и возрасту? И звери земные – порождения радиоактивных осадков, что уже встречались ему на пути? Выходит, настоящим пророком был Иоанн Богослов? А если так – то стоит ли все, написанное в Библии, считать бредом, как раньше и думал Захар?
Между тем, священник продолжал:
– «И когда Он снял пятую печать, я увидел под жертвенником души убиенных за слово Божие и за свидетельство, которое они имели.
И возопили они громким голосом, говоря: доколе, Владыка Святый и Истинный, не судишь и не мстишь живущим на земле за кровь нашу?
И даны были каждому из них одежды белые, и сказано им, чтобы они успокоились еще на малое время, пока и сотрудники их и братья их, которые будут убиты, как и они, дополнят число.
И когда Он снял шестую печать, я взглянул, и вот, произошло великое землетрясение, и солнце стало мрачно как власяница, и луна сделалась как кровь.
И звезды небесные пали на землю, как смоковница, потрясаемая сильным ветром, роняет незрелые смоквы свои.
И небо скрылось, свившись как свиток; и всякая гора и остров двинулись с мест своих.
И цари земные, и вельможи, и богатые, и тысяченачальники, и сильные, и всякий раб, и всякий свободный скрылись в пещеры и в ущелья гор, и говорят горам и камням: падите на нас и сокройте нас от лица Сидящего на престоле и от гнева Агнца; ибо пришел великий день гнева Его, и кто может устоять?»
Эта странная служба продолжалась еще долго. Будь Захар искушен в религиозных делах, он удивился бы еще больше, ибо Откровение Иоанна Богослова никогда не входило в обедню. Но он этого не знал и просто находился под впечатлением густого баса отца Сергия и слов, им произносимых. Священник же распалялся все больше и под конец уже просто вопил в экстазе. После трехкратного «Ей, гряди, Господи Иисусе!», он рухнул на колени и замер.
Так прошло несколько минут. Захара постепенно отпустило. Священник все сидел в той же позе, и лесник не нашел ничего лучше, чем покинуть часовню и вернуться в дом. К тому же, только сейчас он заметил, насколько он замерз. Часовня не отапливалась, а он покинул избу в одном лишь драном свитере.
Вернувшись в дом, он поспешил нырнуть под теплое одеяло. Сейчас, подумав, он решил ничего не говорить об увиденном отцу Сергию. Он не знал почему, но это казалось ему правильным.
Спустя какое-то время в соседней комнате послышался шум, половицы заскрипели под тяжелыми шагами, и, приоткрыв дверь, в спальню заглянул священник, уже одетый в повседневную черную рясу. Или сутану? Не разберешь, как у них там что называется.
– Проснулся, сын мой? Хорошо. Как себя чувствуешь?
– Спасибо, отец, вполне терпимо.
– Ну, вот и хорошо. Сейчас будем обедать, чем Бог послал. Сможешь ко мне присоединиться или тебе принести сюда? – Священник был сама любезность. Ничто в его облике не говорило о том, что еще совсем недавно этот человек бился в религиозном экстазе.
– Спасибо за заботу, отец. Думаю, что смогу.
– Превосходно. Тогда я жду тебя за столом, – священник закрыл дверь и удалился.
Едва войдя в общую комнату, Захар почувствовал просто умопомрачительный аромат. В животе утробно заурчало, а рот наполнился слюной. Священник лишь улыбнулся и кивнул на свободный стул.
Посреди стола стояла большая кастрюля, исходящая паром. Перед священником – глубокая эмалированная миска с алюминиевой ложкой и такие же приборы – напротив. Что мешало отцу Сергию разжиться в городе более удобными и презентабельными столовыми приборами, оставалось загадкой. Видимо, священникам чужд был азарт мародерки, и заповедь «не укради» относилась и к вещам, которыми уже никто и никогда не воспользуется.
– Садись, сын мой. Вкусим того, что Бог послал.
К вящему удивлению Захара, отец Сергий не стал молитвенно складывать руки и благодарить небесного отца за ниспосланную им еду. И хорошо. Захар еще ни разу не видел, чтобы что-то кем-то откуда-то посылалось. Чтобы заработать свой кусок, приходилось вкалывать в поте лица, и фраза о «посланном хлебе» казалась Захару слишком фальшивой и неуместной.
Перед Захаром возникла парящая миска, наполненная супом. В ней плавали прямо-таки здоровенные куски мяса, и Захар, не удержавшись, вопросительно взглянул на священника.
– Порося заколол. Решил свежены в честь твоего выздоровления сварить. – Отец Сергий правильно истолковал взгляд Захара.
– А не жалко? Сейчас, поди, не так уж и легко свина вырастить? – поинтересовался Захар.
– Не жалко. Господь еще пошлет.
Священник как-то странно улыбнулся, но Захару было не до этого. Наплевав на приличия, он буквально пожирал суп. А впившись зубами в шмат мяса, вообще довольно заурчал. Еще никогда не ел он более вкусного мяса.
Священник все с той же улыбкой наблюдал за ним.
Отставив пустую миску, Захар с надеждой поглядел на кастрюлю, но отец Сергий помотал головой.
– Нельзя тебе много сразу, плохо может стать. Сколько дней на одном бульоне, а сейчас налопаешься – и все что угодно случиться может.
Разумом несостоявшегося врача Захар и сам все это прекрасно понимал, но утроба лесника требовала добавки. В конце концов, после непродолжительной борьбы с самим собой он встал из-за стола, поблагодарил отца Сергия и направился в свой закуток. На самом деле, он и так переборщил с едой. Быстро восстанавливающийся организм, насытившись, теперь требовал отдыха. Едва коснувшись подушки, он провалился в сон.