Важные дела заставляли Манфорда Торондо путешествовать по всей империи, и тем больше он наслаждался немногими мирными минутами дома, в обществе Анари. Простые, ведущие здоровый образ жизни жители Лампадаса основывали маленькие фермы, занимались сельским хозяйством, ткали ткани и были довольны своей жизнью без искусственных чудовищ: без ига машин и без зависимости от технологии.
Мозг человека свят.
Дом Манфорда был построен из камней, собранных на полях и скрепленных известкой, ограда – из стволов деревьев, срубленных вручную; все в доме сделано без использования машин. Дом построили его приверженцы; если бы он попросил, ему воздвигли бы дворец величественнее резиденции императора, но сама эта мысль настолько противоречила философии и желаниям Манфорда, что он обрывал всякого, кто пытался ее высказать. Его уютный дом был совершенен, с любовью украшен сшитыми вручную лоскутными одеялами и написанными соратниками картинами. Добровольцы сажали цветы перед домом, садовники подрезали живую изгородь, ландшафтные дизайнеры мостили дорожки каменными плитами. Для него готовили, ему пекли хлеб и приносили столько еды, что он не мог все съесть и потому раздавал.
Манфорд радовался, видя, каким счастливым может быть человек без гаджетов, компьютеров и сложной – и несущей зло – техники. Батлерианцы больше работали, лучше питались и генетически были здоровее тех, кто искал помощи у врачей и машин.
В империи было слишком мало планет, подобных этой, и его движению предстояло еще много работы. И не просто уничтожать боевых роботов и мыслящие машины-корабли; ему приходилось вести постоянную войну против склонности сознания подчиняться.
Но не в этот вечер. Он отослал единомышленников, поблагодарив за компанию, и заявил о том, что должен побыть один и помедитировать. С ним, как всегда, осталась только Анари Айдахо.
Манфорд сидел, откинувшись на подушки, и смотрел, как она занимается своими делами. Он знал: стоит щелкнуть пальцами, и несметные толпы бросятся выполнять его желания. Они будут носить его в паланкине, кормить, содержать его дом и с вниманием одержимых слушать его. Но никто из них не похож на Анари. Без нее Манфорд не выжил бы. Она очень хорошо о нем заботится.
Мастер меча подбросила в огонь полено, взятое из поленницы у дома (там хватило бы дров для ста человек на год). В холодные осенние вечера Манфорд любил держать окна открытыми, чтобы воздух был свежим, поэтому Анари постоянно поддерживала огонь; по ночам она даже вставала несколько раз, чтобы подбросить дров. На кухне она уже поставила на плиту котлы с водой для ванны Манфорда. Анари никогда не жаловалась на такую работу; она даже напевала, потому что была рада заботам о нем и довольна своей жизнью.
Она прошла мимо него со вторым медным котлом. Манфорд чувствовал аромат душистых листьев, которые она добавляла в воду.
– Твоя ванна почти готова. Сейчас приду за тобой.
– Я могу вымыться сам, – сказал он.
– Знаю. Но мне нравится делать для тебя все.
Она улыбнулась и вышла из комнаты.
Пока Анари не было, Манфорд приподнялся на мускулистых руках и, пользуясь ими, как ногами, прошел вниз головой по комнате до одного из параллельных брусьев, протянутых вдоль стены на его высоте; за эти брусья он держался, когда самостоятельно передвигался по дому. Потеряв полтела, он неустанно тренировал оставшуюся половину. Он никогда не отступал перед беспомощностью, но в то же время старался достойно выглядеть на публике. Он давал возможность помогать ему, но был вовсе не так беспомощен, как считали многие.
Он слышал, как в соседней комнате Анари наливает воду в ванну; потом она подошла туда, где он сидел на подушках. Анари заметила, что Манфорд без ее помощи пересек комнату, с легким неодобрением взглянула, наклонилась и протянула к нему руки.
Он скользнул в ее сильные объятия, обхватив одной рукой за плечи, чтобы держаться вертикально. Анари понесла его; их бедра соприкасались, как у идущей по улице влюбленной пары, только шла за них обоих одна Анари. Прижимая его к себе, она наклонилась и коснулась рукой воды, проверяя температуру. Найдя ее подходящей, она сняла с Манфорда рубашку и подобие штанов и посадила в ванну.
Он закрыл глаза и вздохнул. Анари взяла мягкую мочалку и стала его мыть. Она ни разу не показала, что это ей неприятно. Он позволил ей продолжать. Он не чувствовал неудобства от того, что стал точкой приложения ее сил: она давала ему возможность почувствовать, что с ней он в безопасности, он полностью доверял ей. Он продолжал о чем-то думать, но кошмар всегда был рядом… тот ужасный день, когда взрыв убил Райну Батлер.
Манфред всегда гадал: если бы он тогда поспешил, мог бы он ее спасти? Он предпринял героическую попытку и потерпел неудачу – это стоило ему ног. Но он готов был всем пожертвовать ради нее.
Даже после поражения Омниуса Райна Батлер продолжала антитехнологическое движение, названное «культом Серены». Еще девочкой, чудесным образом пережив эпидемию, насланную машинами и убившую всю ее семью, Райна начала свой крестовый поход и ни разу не забыла о своей миссии, пока в возрасте девяноста семи лет ее не убила бомба террориста-смертника.
Мятежи против КЭП увеличили число ее сторонников. Восстания против Оранжевой Вселенской Библии были не совсем то, что и желание Райны подавить наступление технологии, но эти движения объединяли общие цели. Райна Батлер состарилась, но сохранила остроту ума и харизматичность; она не использовала ни медицинские технологии, ни меланж или другие препараты; она дожила до таких лет, потому что была чиста.
Манфорд стал батлерианцем в пятнадцать лет, когда, будучи полным энтузиазма подростком-идеалистом, сбежал из дома. Он знал, что когда-то давно машины уничтожили население его родной планеты, и, хотя Омниуса и кимеков разбили за несколько десятилетий до его рождения, Манфорд по-прежнему их ненавидел. Это был молодой человек, способный произвести впечатление и рвущийся в бой даже после окончания битвы.
Оказавшись с батлерианцами, он захотел быть ближе к Райне, слушать ее, наблюдать за ней. Он увлекся ею, как ученик увлекается старым учителем, восторгался блеском ее глаз, свечением бледной, как слоновая кость, кожи. Хотя еще в детстве Райна из-за машинной эпидемии потеряла все волосы, Манфорд считал ее прекрасной.
Она заметила его среди своих приверженцев; однажды она даже сказала Манфорду, что ожидает от него великих дел. Когда он в замешательстве ответил, что еще слишком молод для настоящего предводителя, Райна ответила:
– Мне было всего одиннадцать, когда я осознала свое призвание.
С ростом империи возрастало сопротивление усилиям Райны: сторонники технологии, деловые интересы, население планет, не желавшее отказываться от удобств. Во время акции на планете Буджет, где пытались создать промышленную и технологическую базу, фанатичный сторонник технологии подложил бомбу, намереваясь убить Райну.
Манфорд, который в последнюю минуту обнаружил бомбу, пытался защитить Райну и пострадал от взрыва. Старая Райна умерла у него на руках, разорванная на части, но все равно прекрасная. Она подняла окровавленный палец, благословляя его, и с последним вздохом поручила ему продолжить ее дело.
Теперь эта мысль заставила его содрогнуться в теплой ванне. У него по-прежнему бывают кошмары: он держит в руках умирающую Райну и на краткий миг представляет ее молодой женщиной. Он был так захвачен зрелищем ее смерти, так потрясен, что почти не замечал собственных тяжелых ран – а ведь он лишился нижней части тела.
Потом толпы батлерианцев взяли штурмом города и фабрики на Буджете, сровняв их с землей и не оставив местным жителям ни техники, ни удобств – только пепел. Планета вернулась в каменный век.
Манфорд удивил врачей, выжив после такой травмы; благословение Райны стало его броней и мечом. Самой главной его святыней стал обрывок окровавленной ткани, снятой с ее тела в день смерти. Он всегда носил с собой этот рваный клочок; он придавал ему сил.
Анари начала разминать его сведенные мышцы, массировать плечи. Глядя, как он шевелится в ароматной воде, она спросила:
– Ты снова думаешь о Райне? Я вижу это по твоему лицу.
– Райна всегда со мной. Как я могу перестать о ней думать?
Анари вынула его из воды, осторожно вытерла полотенцем и снова одела. Она держала его на своих сильных руках, и он прижался к ней головой.
– Посади меня за стол у кровати. И зажги свечу. Хочу почитать перед сном.
– Как скажешь, Манфорд.
Когда она ушла, он раскрыл переплетенный дневник и лабораторные записи отвратительного робота Эразма, опасные документы, найденные в развалинах Коррина и хранившиеся под замком. Эти гнусные дневники позволяли заглянуть в сознание чудовища. И теперь Манфорд изучал эти страницы, потрясенный тем, что писал робот. Он словно столкнулся со словами демона. Чем больше Манфорд читал, тем больше ужасался. Педантичное изложение выдавало гордость мыслящей машины – она кичилась своей жестокостью, своими преступлениями. От комментариев робота у Манфорда стыла душа.
– Как скажешь, Манфорд.
Когда она ушла, он раскрыл переплетенный дневник и лабораторные записи отвратительного робота Эразма, опасные документы, найденные в развалинах Коррина и хранившиеся под замком. Эти гнусные дневники позволяли заглянуть в сознание чудовища. И теперь Манфорд изучал эти страницы, потрясенный тем, что писал робот. Он словно столкнулся со словами демона. Чем больше Манфорд читал, тем больше ужасался. Педантичное изложение выдавало гордость мыслящей машины – она кичилась своей жестокостью, своими преступлениями. От комментариев робота у Манфорда стыла душа.
«Машины наделены терпением, какого никогда не достичь людям, – писал Эразм. – Что для нас десять лет, сто, тысяча? Мы можем ждать. Пусть они думают, что победили нас. Я сохраняю уверенность. Сначала люди создали мыслящие машины, потом мы стали их хозяевами. Даже если им удастся уничтожить все компьютеры, я знаю, что будет. Я знаю их. Пройдет достаточно времени, и они забудут… и создадут нас снова. Да, мы можем подождать».
Встревоженный этим абзацем, Манфорд почувствовал на глазах жгучие слезы и поклялся: этого никогда не будет. Он закрыл том, но знал, что уснет еще не скоро. Его одолевали ужасные мысли, которыми он не мог поделиться даже со своими соратниками.
В тех редких случаях, когда Ракелла Берто-Анирул навещала Салусу Секундус, погода всегда была исключительная: дни ясные и теплые, ласковый ветерок развевает флаги Лиги ландсраада и золотые львиные гербы дома Коррино. Благодаря древним голосам в голове она могла припомнить столетия прошлого этой планеты – жемчужины среди заселенных людьми миров.
Но в этот полдень, когда Ракелла высадилась в сопровождении сестер из своей делегации, небо было затянуто свинцовыми тучами, воздух неподвижен, как сдерживаемое дыхание, а многоцветные знамена обвисли на флагштоках. Зимия стала мрачной, словно чувствуя, что Ракелла явилась забрать Анну Коррино.
Ей хотелось, чтобы профессионализм сестер произвел на императора Сальвадора впечатление, убедил, что его решение отослать сестру на Россак – верное. Ракелла и ее спутницы должны были приземлиться накануне вечером, но случившееся в последнюю минуту опоздание сворачивающего пространство корабля «Венхолдз» помешало прилететь вовремя. И группа женщин явилась на аудиенцию у императора на несколько часов позже. «Не слишком благоприятное начало», – подумала Ракелла.
Нанятая наземная машина остановилась перед главным входом во дворец Коррино, украшенный множеством шпилей, как будто Преподобная Мать Ракелла, сестра Валя и еще три сестры прибыли на торжественный прием. Два лакея в ливреях раскрыли дверцы и помогли Ракелле выйти, обращаясь с ней так, словно она вот-вот рассыплется. Она позволила им чувствовать себя полезными, хотя сама была проворна и гибка и при ходьбе не нуждалась в помощи.
Выйдя из машины, Валя Харконнен осмотрелась; великолепие дворца произвело впечатление, но она мгновенно опомнилась и справилась со своими чувствами. Лакеи торопливо перешли к другой машине – посольской, чтобы встретить ее пассажиров, даже не взглянув на женщин с Россака. Вообще никто не обратил внимания на их приезд.
По дороге во дворец Ракелла и ее спутницы затерялись в потоке вельмож, чиновников и представителей, входящих в гигантский дворец и выходящих из него. Излучая уверенность, Ракелла представилась эскорту в мундирах, ждавшему у подножия длинной вьющейся лестницы, ведущей к грандиозному входу под аркой:
– Я Преподобная Мать Ракелла Берто-Анирул из школы ордена сестер на Россаке. Мы со спутницами прилетели по приказу императора Коррино, чтобы встретиться с принцессой Анной Коррино.
Ничуть не удивившись, словно она объявила о прибытии партии товаров, один из стражников провел их вверх по кажущимся бесконечными белым мраморным ступеням.
У входа во дворец наперерез им бросилась долговязая сестра Доротея; выглядела она запыхавшейся. За ней спешили пять сестер, выпускницы школы, служившие при императорском дворе. Все они почтительно поклонились Преподобной Матери, даже сестра Перианна, назначенная личным секретарем жены Родерика Коррино; она оторвалась от своих обязанностей, чтобы встретить гостей.
Доротея отпустила стражника и повела Ракеллу и ее спутниц по длинным гулким коридорам.
– Прошу прощения, что не организовала более торжественный прием, Преподобная Мать. Мы не знали, когда точно вы прибудете.
– Неожиданности космических перелетов, – сказала Ракелла, держась так, словно это пустяки. – Космический флот «Венхолдз» очень надежен, но задержка была за пределами наших возможностей. Надеюсь, император Сальвадор не расстроился.
– Я изменила его расписание, – сказала Доротея. Она выросла на Россаке среди сестер ордена, не зная, что она внучка Ракеллы. – Он не заметит разницы, а Анна определенно не торопится улетать.
Ракелла позволила себе тепло, с гордостью сказать:
– Ты всегда была одной из самых компетентных сестер. Я чрезвычайно довольна твоей работой во дворце. – Она помолчала. – Думаю, ты приложила руку к выбору нашей школы для Анны Коррино?
– Я предложила это, – с легким поклоном ответила Доротея. – Спасибо, что лично прибыли принять принцессу в послушницы. Этот поступок очень важен для ее семьи.
– Большая честь, что император доверяет ее нам. У школы появилось множество отделений, и он мог выбирать.
Доротея провела гостей в глубину огромного дворца.
– Мы с сестрами доказали свою ценность и подали хороший пример. Ввиду склонности Анны совершать непродуманные поступки, император хочет, чтобы она получила такую же подготовку, как мы. – Она оценивающе взглянула на Валю. – Я читала отчеты. Ты приняла на себя мои обязанности, помогая сестре Кери Маркес в фармакологических исследованиях?
– Да. У нас по-прежнему много работы. – Валя поклонилась, с трудом сдерживая волнение. – Но сейчас я благодарна за возможность увидеть столицу империи.
Доротея чуть улыбнулась.
– Значит, у нас много общего.
Ракелла вмешалась:
– Я уверена в сестре Вале. Она проявила себя многими способами. Сейчас я добавляю к списку ее обязанностей дружбу с Анной Коррино.
Глаза Вали ярко горели от возбуждения: она оказалась на Салусе Секундус. И Ракелла на мгновение задумалась, что для нее главное. Сдержанность Вали не показалась ей убедительной, когда та сказала:
– Я постараюсь, чтобы в трудное начальное время в ордене она чувствовала, что все принимают ее радушно.
– Вы с ней одних лет, и к тебе она может отнестись лучше. – Голос Доротеи звучал скептически; возможно, она видела в Вале свою соперницу. – Однако император просил меня сопровождать его сестру, чтобы у нее в незнакомом мире было хоть одно знакомое лицо. По приказу императора моя работа на Салусе Секундус закончена, я возвращаюсь на Россак.
Ракелла предпочла бы оставить Доротею во дворце, однако она не могла перечить императору Сальвадору.
– Хорошо, тогда ты сможешь вернуться к работе с сестрой Кери, а я дам сестре Вале новое назначение. Мне жаль терять тебя как нашу представительницу при императорском дворе, но здесь у нас уже есть четыре сестры.
Голоса в голове Ракеллы возбужденно шептали – мало кто из сестер так преуспел в обучении, как Доротея, или так готов к трансформации. Может, она станет следующей… Моя родная внучка! Но все сестры должны быть равны, а семейные связи скрыты.
Родив Доротею, дочь Ракеллы Арлетт отказалась расставаться с ребенком. Она хотела бросить орден и, забрав дочку, отправиться на поиски ее отца. Видя такую слабость в собственной дочери, Ракелла приняла важное решение, и ее поддержали все голоса из прошлого.
Преподобная Мать отправилась туда, где лежали в колыбелях новорожденные. Ракелла не мешкая сняла с младенцев бирки и поменяла детей местами, а всех их матерей, включая Арлетт, отправила набирать новых послушниц в школу ордена на Россаке.
С того дня она придерживалась такой политики: дети, рожденные и воспитанные на Россаке, не знали своих родителей. Каждый ребенок начинал с чистого листа, и никто не получал никаких преимуществ.
Когда Доротея выросла, Ракелла послала ее миссионером на Лампадас, чтобы она пожила среди батлерианцев и понаблюдала за ними. Преподобная Мать хотела предоставить ей уникальные возможности для тренировки – погружение в экстремистскую организацию должно было показать внучке, до какого нарушения логики могут дойти люди, одержимые навязанными верованиями. Оттуда Доротея отправилась на Салусу Секундус и работала при императорском дворе. Теперь, после нескольких лет успешной работы, она возвращалась домой. Ракелла не могла сказать об этом вслух, но ее радовало возвращение Доротеи.