— Я же сказал: в библиотеке Семилистника. Не притворяйся, что не расслышал. И не смотри на меня как на безумца. Во-первых, мы с Нуфлином союзники, хотя афишировать это не любим. Его резонов я не знаю, а мне, честно говоря, не слишком приятно в этом признаваться. Я уже говорил тебе, Нуфлин Мони Мах — единственный Великий Магистр, который не только верит в скорый конец Мира, но и предпринимает серьезные усилия, чтобы его предотвратить. И это, увы, единственное достоинство бедняги Нуфлина. Впрочем, нет. Второе его достоинство состоит в том, что у него нет брата-близнеца. Так что знакомить вас я, пожалуй, не буду, вряд ли вы друг другу понравитесь. Но Нуфлин нам с тобой и не понадобится. Делами Семилистника сейчас заправляет мой старинный друг. Я вас сведу, может быть, даже прямо сейчас, чего тянуть? Только пошлю зов, спрошу разрешения.
Переговоры отняли у него всего несколько секунд и оказались успешными.
— Можем идти, — объявил Чиффа. — Не обидишься, если я спрячу тебя в пригоршню? Это проще, чем учить тебя прямо сейчас искусству Темного Пути, да и времени у нас мало.
Я не успел ответить, потому что он действовал быстрее, чем говорил, при том что тараторил как заведенный. Пока я раздумывал, допустимо ли обращаться с живым человеком, как с неодушевленным предметом, Кеттариец успел не только уменьшить меня до ничтожнейших размеров, спрятать между большим и указательным пальцами — до сего дня я был совершенно уверен, что таким способом хорошо разве что мебель таскать, — но и принести к месту назначения, а там вернуть мне прежний вид. Я как раз успел решить, что его идея мне не слишком нравится, но поскольку все уже случилось, спорить не имело смысла. Тем более процедура не показалась мне мучительной, я вообще почти никаких перемен не успел заметить, только голова слегка закружилась, но это ощущение было скорее приятным, даже удивительно.
Оглядевшись, я обнаружил, что мы находимся в очень маленькой комнате с низким потолком, обставленной чрезвычайно скромно, чтобы не сказать — бедно. Зато окна выходили в сад, роскошь которого даже я, человек далекий от садоводства, не мог не оценить по достоинству.
Пока я осматривался, с треском распахнулась хлипкая дверь, расписанная уродливыми узорами, больше всего похожими на следы, оставленные на песке агонизирующими змеями. В комнату вошел молодой мужчина такой ослепительной красоты, что она показалась мне не столько приятной глазу, сколько совершенно неуместной в данных обстоятельствах. В самом деле, тут такие дела творятся, мне Перчатки Смерти надо мастерить, и еще неизвестно, как выжить в ходе этого рукоделия; в Соединенном Королевстве который год гражданская война, и вообще Мир скоро рухнет, а он тут ходит с таким видом, словно нет у человека более важной задачи, чем быть красивым. Примерно таковы были мои ощущения, хотя, высказанные вслух, они, я сам вижу, звучат чрезвычайно нелепо.
— И вот ведь заметь, Джуффин, — невозмутимо сказал красавчик, — это вовсе не часть тщательно отрепетированного спектакля, специально предназначенного для покорения сердца твоего юного приятеля. Просто ты обычно говоришь: «Я сейчас», а приходишь в лучшем случае минут через пять. А сегодня вдруг взял да и объявился без промедления, вот и застал меня врасплох.
— Ничего, — ухмыльнулся Чиффа, — так даже лучше. Но, будь добра, прими все-таки нормальный человеческий вид. А то смотреть больно.
— Больно ему, видите ли…
Не договорив, приятель Чиффы вдруг пронзительно завизжал и принялся вертеться волчком вокруг своей оси. Я начал думать, что Кеттариец предпочитает общаться исключительно с безумцами, потому и мной заинтересовался, а вовсе не по каким-то другим причинам. Впрочем, еще и не такие причуды бывают у могущественных колдунов, некоторые, я слышал, вообще со степными менкалами спят, и ничего.
Все это, надо сказать, изрядно сбило меня с толку, поэтому я так и не заметил момент, когда ослепительный красавец превратился в маленькую, полную и совершенно седую леди.
— …будь честен: тебе просто завидно. — Она закончила фразу, начатую красивым молодым человеком, и почему-то звонко рассмеялась. Потом подошла к Чиффе, приподнялась на цыпочки и крепко его обняла.
— Какого прекрасного мальчика ты ко мне привел, — сказала она. — Сын Белой Льясы, как же, и, кажется, весь в мать. Благодари темных магистров, что он не девочка, отобрала бы, не спрашивая. Когда его матушка спелась с Хонной, я локти кусала, что не со мной. Но мальчишки мне ни к чему, так что можешь оставить его себе, радуйтесь оба!
— Да уж радуемся, — проворчал Чиффа. — Сэр Шурф сейчас на радостях сознание потеряет, вон как позеленел.
Терять сознание я, конечно, не собирался. Но мне и правда было нехорошо. Не от внезапных превращений и непонятных разговоров, а от близкого присутствия этой пожилой женщины. Если верить не глазам и ушам, а нахлынувшим на меня ощущениям, она была самым прекрасным и ужасающим существом из всех, кого я когда-нибудь видел. Тот же Чиффа рядом с ней казался простым и понятным, почти уютным, почти безопасным, хоть снова в пригоршню к нему прячься.
— Эй, ты чего? — ласково спросила маленькая леди. — Джуффин, что это с ним?
— Просто видит тебя такой, какая ты есть, — Чиффа снова охотно откликнулся на это странное, непривычное уху, словно бы из старинных книг заимствованное имя.
— Страсти какие, — она передернула плечами. — Я сама этого предпочитаю не видеть. Не каждый день, во всяком случае. Я ужасная, да, — теперь она обращалась ко мне. — Но ничего не поделаешь, придется потерпеть.
Я уже, кажется, говорил, что неточные формулировки стали причинять мне почти физические страдания. Поэтому пришлось собрать волю в кулак и ответить:
— Не «ужасная». Это определение не передает вашей сути. Тут требуется другое слово. Я пока не знаю какое, но подумаю.
— Ого! — обрадовалась она. — Ну, если у тебя хватает пороху спорить, значит, выживешь.
Я не мог понять, шутит она или говорит серьезно, но в любом случае чувствовал себя гораздо лучше. Теперь, когда первоначальный шок прошел, я начинал понимать, что общество этого существа, кем бы оно ни было, может доставить истинное наслаждение. Только чтобы испытать это наслаждение, требуется, вероятно, какая-то специальная подготовка. На всякий случай я принялся медленно и ритмично дышать, как делал это в Хумгате.
Чиффа явно заметил, что происходит, и теперь одобрительно на меня косился. Хотя, теоретически, должен был бы строго поинтересоваться, почему я не вспомнил об этой технике с самого начала. Я бы на его месте именно так и поступил.
— Это живое воплощение кошмара предпочитает называться вполне человеческим именем — леди Сотофа Ханемер, — сказал он. — Разумеется, кроме тех моментов, когда она является старшим магистром ордена Семилистника, чье имя тебе знать совершенно не обязательно.
Мне очень хотелось спросить, кто же все-таки передо мной — женщина, которая время от времени прикидывается мужчиной, или наоборот. Но я не был уверен, что имею право задавать столь интимный вопрос.
— Я, разумеется, женщина, — сказала леди Сотофа. — И хвала магистрам. Мало ли кем мне приходится иногда становиться. Я еще и дикой кошкой по саду иногда бегаю и птицей летаю, хотя удовольствия тут мало. Но ничего не поделаешь, надо — значит, надо. Невозможно присматривать за делами этого грешного ордена, будучи кем-то одним. У женщин Семилистника свои секреты, у мужчин — свои, и друг другу они не доверятся, что хочешь, то и делай. Даже у деревьев в этом саду, дырку над ними в небе, тоже имеются тайны, и лучше быть в курсе, чем оставаться в неведении. К тому же старому прохвосту Нуфлину кажется, что, если я узнаю о его выкрутасах не все, а, скажем, только половину, его задница будет прикрыта более надежно. Тогда как на самом деле, конечно же, ровно наоборот. Впрочем, тебя это не касается. Джуффин сказал, тебе нужно порыться в нашей библиотеке. Нет проблем. Боюсь, за последнюю дюжину лет ты первый, кому это приспичило. Книги будут рады, что хоть кто-то ими заинтересовался. Пошли.
— Ты что, просто приведешь его в библиотеку и там оставишь? — с сомнением спросил Чиффа.
— Совершенно верно. Просто приведу и оставлю.
— А это не слишком?
— В самый раз, — отрезала леди Сотофа. — Ну что ты на меня уставился? За кого ты меня принимаешь, Джуффин? Разумеется, его никто не увидит. И не услышит. И не учует. И вообще никому в голову не придет заходить в библиотеку, пока твой мальчик будет там сидеть. Просто вот не захочется, и все тут. Подумает: «Да на кой мне сдались эти книжки?» — и пойдет себе мимо. Можно подумать, ты со мной первый день знаком.
— В том-то и проблема, что не первый день и не первый год, — ухмыльнулся он. — Мне все кажется, что ты — просто бестолковая красотка с окраины. Ничего не могу с собой поделать.
— И не делай, — рассмеялась она. — Должен же хоть кто-нибудь в Мире думать обо мне хорошо. Пока ты помнишь меня бестолковой красоткой с окраины Кеттари, я молода и бессмертна. Поэтому, будь добр, продолжай в том же духе.
— Можно подумать, ты не знаешь других способов оставаться молодой и бессмертной.
— Знаю, конечно. Еще семьсот тридцать два способа, если быть точной. Но этот — единственный, когда мне самой вообще ничего не надо делать. Подожди меня тут, если у тебя есть время. Я отведу мальчика в библиотеку и вернусь. Пошли-пошли. — Она легонько подтолкнула меня в спину. — Никто тебя не заметит, верь мне. Все будет очень хорошо. В библиотеке и вообще — потом. Всегда.
Ее прикосновение произвело сокрушительное действие — тело мое ликовало, а разум не то чтобы вовсе умолк, но притих, в точности как это случалось в детстве, если я подолгу лежал в траве и разглядывал плывущие по небу разноцветные облака — еще не сон, но уже не бодрствование. Я пошел за ней как завороженный, довольно слабо осознавая, что я делаю и зачем, но ритмично дышать не прекращал, рассудив, что если уж это упражнение помогло мне в Хумгате, то и сейчас, пожалуй, не помешает.
— Мне нравится, как ты устроен, — говорила леди Сотофа, пока мы шли через сад. — Очень легко впадаешь в транс, отличный медиум, идеальный сновидец, для мальчика такое сочетание качеств большая редкость и большая удача, даже слишком. Скажу Джуффину, чтобы учил тебя помедленней, и сам не торопись, спешить тебе никак нельзя, один раз уже поспешил, сам себя обогнал, и что хорошего? Хвала магистрам, хоть жив остался… А сюда тебе, пожалуй, придется залезать на четвереньках, извини, но это ближайший вход в наши подвалы, меня вполне устраивает, а больше никто им не пользуется. Ну, давай же!
Мне действительно пришлось встать на четвереньки, чтобы пролезть в отверстие, которое могло бы называться подвальным окном, если бы было проделано в стене дома или, скажем, сарая. Но оно скрывалось в густой траве, само по себе, никакой стены и в помине не было, так что, по идее, я должен был бы уткнуться носом все в ту же траву, но вместо этого оказался в узком коридоре, освещенном яркими грибными фонарями. Низкий сводчатый потолок производил гнетущее впечатление, но присутствие леди Сотофы, которая последовала за мной, исправило положение — в том смысле, что я снова перестал придавать значение чему бы то ни было, в том числе и высоте потолка.
— Смешной вход, да? — спросила она, неожиданно по-свойски толкнув меня локтем в бок. — Впрочем, у тебя, кажется, нет вкуса к комической составляющей жизни. Ты много теряешь; с другой стороны, даже этому можно научиться, было бы желание. Пошли-пошли. Это еще не библиотека.
Некоторое время мы шли молча, потом леди Сотофа снова заговорила:
— Наша библиотека устроена чрезвычайно разумно и удобно. Не сомневаюсь, уж ты-то сумеешь оценить. В первую очередь тебе важно знать вот что. У нас нет ни каталога, ни алфавитного указателя, ни даже более-менее осмысленной расстановки книг, которая могла бы помочь при поиске.
На этом месте я, можно сказать, очнулся. Значит, вот что она считает чрезвычайно разумно и удобно устроенной библиотекой. Ну-ну.
— Чтобы получить какую-то конкретную книгу, достаточно произнести ее название — вслух или про себя, не имеет значения. И книга отзовется. Как именно она отзовется, никогда заранее не знаешь. Некоторые книги сами падают в руки, некоторые начинают светиться, некоторые поют, некоторые кричат: «Я тут, болван!» — или еще что-нибудь похуже. В общем, получишь, что искал, будь уверен. Когда название нужной книги тебе неизвестно, все еще интересней. Ты формулируешь вопрос и внимательно глядишь по сторонам, потому что вопить, светиться и подпрыгивать начинают все книги, имеющие хоть какое-то отношение к интересующей тебя теме. Если будешь с ними ласков — это, имей в виду, не метафора, наши книги очень любят, когда им гладят корешки, — они еще и открываться станут в нужных тебе местах, сэкономишь кучу времени. Ясно тебе?
Я молча кивнул. Описанная система отношений между людьми и книгами была столь прекрасной и гармоничной, что мне хотелось плакать — некоторые люди, я знаю, испытывают сходное желание, когда слушают музыку. Это желание лишь усилилось после того, как леди Сотофа распахнула одну из бесчисленных дверей, то и дело встречавшихся нам на пути, и мы вошли в зал, заставленный книжными стеллажами. Я сразу понял, что это — идеальная библиотека, возможно лучшая в мире. Трудно сказать, в чем конкретно тут было дело, просто и размеры, и цветовая гамма, и степень освещения, и запах, и температура воздуха — все эти параметры полностью соответствовали моим персональным представлениям о прекрасном.
— Вижу, тебя придется вытаскивать отсюда силой, — усмехнулась моя проводница. — Надо же, как тебе понравилось! Что ж, вероятно, когда-нибудь эта библиотека станет твоей, хотя я даже представить не могу, что должно произойти, чтобы такое стало возможным. Но у тебя есть такой дар — делать своей собственностью все, что ты любишь. В этом смысле более алчного человека, чем ты, эта земля еще не носила. К счастью, любовь не так уж часто посещает твое сердце, а то даже не знаю, как бы ты выкручивался.
— Вот этого я не понимаю, — сказал я. — Насчет дара делать своей собственностью.
— Можно подумать, ты понимаешь все остальное! — рассмеялась она. — Впрочем, как раз про дар объяснить проще всего, благо имеется наглядный пример. В свое время ты полюбил могущество, чем это кончилось, ты знаешь не хуже меня. К чему приведет твоя внезапная любовь к этому помещению, подумать страшно. Вероятно, когда-нибудь ты станешь очень грозным колдуном, соберешь собственный орден, развяжешь очередную гражданскую войну и отберешь у нас Иафах. А что, было бы смешно.
— Не успею, — возразил я. — Чиффа говорит, этот Мир скоро рухнет. Ну, то есть… — Я умолк, поскольку не был уверен, что имею право все это рассказывать. Кеттариец называл леди Сотофу своим старинным другом, к тому же она производила впечатление существа, для которого нет вообще никаких тайн, но мало ли.
— Хочешь, скажу секрет? — улыбнулась леди Сотофа. — Только Джуффину не говори, то есть Чиффе, или как там ты его называешь. Ему об этом знать нельзя, а нам с тобой можно. Не проболтаешься?
Я молча помотал головой. Дескать, можете на меня положиться.
— Мир не рухнет, — вкрадчиво сказала она. — Все как-нибудь да образуется. Наш с тобой приятель пересекал Мост Времени всего один раз, а я хожу там почти каждый день. Очень люблю эти прогулки. В сущности, Мост Времени — единственное место, где я могу побыть одна, я имею в виду, по-настоящему одна, потому что там нет даже меня, а это — лучшее, что может случиться с человеком. Впрочем, неважно, сам когда-нибудь поймешь, что я имею в виду. И сотни лет не пройдет, думаю… Важно другое: я много раз путешествовала по этому Мосту и видела больше возможных вариантов исхода. Там, на другом берегу, куда чаще торжествует жизнь, чем небытие. Почти всегда. Подробностей не разглядеть, но общая картина хороша, сейчас о таком великолепии и мечтать нельзя.
Я смотрел на нее во все глаза. Причем впечатлило меня не столько доброе предсказание, сколько ее небрежное признание насчет прогулок по Мосту Времени. Вот, значит, как некоторые коротают досуг.
— А почему вы мне рассказали? — наконец спросил я.
— Потому что это лучшее, что я могу для тебя сделать, — вздохнула она. — Тебе, по-хорошему, не магией сейчас надо заниматься, это всегда успеется. Что тебе действительно необходимо — научиться жить в радости. Нет для тебя ничего труднее, и ничего полезнее тоже нет. Справишься ли, не знаю. Но по крайней мере, теперь ты больше не будешь считать все происходящее совокупностью тщетных усилий накануне неотвратимого конца. И надеяться на лучший исход тебе тоже ни к чему — теперь ты знаешь, он неизбежен. Надежда изматывает, а уверенность позволяет сберечь много сил. Сейчас-то тебе почти все равно, а если хоть немного научишься любить жизнь, оценишь мой подарок.
Пока я пытался переварить все, что услышал, леди Сотофа помахала мне рукой и пошла к выходу.
— Ни о чем не беспокойся, — сказала она. — Никто тебе не помешает, и, что еще важнее, ты тоже никому не помешаешь. Только не вздумай здесь колдовать. Читай, пиши, спи, если устанешь, — это все. Когда закончишь, я приду и выпущу тебя отсюда.
Оставшись один, я еще какое-то время неподвижно стоял, переваривая наш разговор. Но потом вспомнил, зачем я, собственно, здесь, выкинул из головы посторонние мысли и стал сосредоточенно думать о Перчатках Смерти и защитных рунах. На ближайшей ко мне полке тут же вспыхнул зеленоватый огонек, где-то в глубине зала кто-то громко заверещал; я пошел на шум и обнаружил, что это вопит толстый манускрипт в драгоценном переплете из кожи арварохского паука. Пока я снимал крикуна с полки, еще одна книга сама упала к моим ногам. Я поднял ее, бережно погладил корешок и неспешно пошел вдоль стеллажей, высматривая — кто еще хочет быть прочитанным? Собрав всех желающих, засел за работу и на какое-то время забыл обо всем.