– Отец! Строгий причем, - говорил папа. - Вот прямо сейчас пойду к ним и конфискую!
И вот он приходит в нашу комнату «конфисковывать» наше имущество. А имущество уже надежно спрятано. Попробуй-ка в нашем нужном хламе отыскать что-нибудь полезное.
– Сдавайте плееры, - строго говорит папа. - Под расписку.
– А мы их уже сдали, - невинно хлопает глазами Алешка. - А тебе зачем? Очень нужно, да?
– Куда сдали? - еще строже спрашивает папа.
– В мастерскую. Они заикаться стали.
– А когда будут готовы? - папа сам уже почти заикается.
– В конце четверти, - пожимает Алешка плечами.
В другой раз папа громогласно возмущается выключателем в туалете:
– Как только войдешь, свет тут же гаснет! Сколько раз Димке говорил: почини! Мне что, бросить работу и заниматься ремонтом, да? А кто тогда будет охранять покой граждан? Электрик из ЖЭКа?
И вот папа приходит с работы и с порога шумит:
– Дмитрий, сколько раз тебя просить, чтобы ты починил выключатель в туалете?
Теперь уже я невинно хлопаю глазами и с обидой отвечаю:
– Па, ну ты что? Давно уже починил. Ты просто редко дома бываешь, не заметил.
Папа решительно шагает по коридору, включает и выключает свет в туалете, несколько раз открывает и закрывает дверь - выключатель работает исправно.
– Ну извини, брат, - бормочет папа, - погорячился.
Он переодевается, берет газету и скрывается в туалете. Свет тут же гаснет…
И вот Алешка догадался, как получение информации (иначе говоря - подслушивание) поставить на техническую основу. Эту задачу он решил элементарно. Выковырял из старого диктофона микрофончик и замаскировал его на папином столе, под настольным календарем, а проводки вывел под плинтусом в нашу комнату и присоединил напрямую к динамику.
Мы испытали это примитивное устройство и остались довольны.
И вот теперь оно нам очень пригодилось. Правда, когда участковый начал свой «доклад», папа тут же окликнул нас из кабинета:
– Эй, граждане! Потише нельзя? - Мы чуть не прокололись, забыв, что динамик включен на полный звук. Хорошо еще, папа не разобрал, что у нас в комнате не телевизор заорал, а его собственный участковый.
Мы тут же убавили звук и насторожили уши.
Участковый сообщил папе, что, проведя неотложные оперативные мероприятия, он установил: квартирные жулики использовали для вывоза награбленного один и тот же автомобиль марки «Газель», но с разными номерами. Иногда в преступных эпизодах фигурировал большегрузный автомобиль типа «КамАЗ». На нем увозили украденную мебель.
– На участников краж вышли? - задал папа неприятный вопрос.
– Тут такое дело, - замялся участковый. - Фактически они пока не установлены, но теоретически, видимо, почувствовали, что я их вот-вот нащупаю.
– Откуда такая уверенность?
– Кражи прекратились, товарищ полковник. Резко и категорически.
Мы с Алешкой переглянулись: знал бы товарищ участковый, почему прекратились кражи и какая огромная и опасная работа стояла за этим «резко и категорически».
Вообще со слов лейтенанта получалось, что именно его личными стараниями прекратились кражи в нашем родном микрорайоне. Это было обидно. Но ничего, скоро он узнает истину. Когда в отделение милиции мы доставим всю банду да еще с вещественными доказательствами.
И мы тихонько похихикали. Но после некоторых слов участкового нам стало не до смеха.
– Тут, товарищ полковник, вот какая подозрительная деталь просматривается. - Это лейтенант проговорил как-то неуверенно, с неохотой. Будто ему было очень неприятно сообщать старшему по званию такие факты, которые его очень огорчат. - И эта деталь не одна.
– Подробнее, лейтенант, - попросил папа. - Разберемся вместе.
Лейтенант собрался с духом.
– Мы долгое время не могли установить, как преступники выходят на нужные объекты. Ведь в каждой квартире, которую они ограбили, было что взять. И более того, кражи совершались в самое удобное и безопасное время. Когда в доме отсутствовали хозяева…
– И к какому же выводу вы пришли?
– Однозначно: преступники получали нужную информацию.
– От кого?
– Вот мы и думаем…
– Долго думают, - хихикнув, шепнул мне Алешка.
– …Вот мы и думаем. А тут позвонил в отделение директор нашей школы, уважаемый и заслуживающий доверия человек. Он сообщил нам, что, скорее всего, эта информация получена из… классных журналов. Правда, он категорически отказался сообщить, откуда у него эти сведения и кого он подозревает.
Это делает честь нашему директору - однозначно!
– Дальше, - в папином голосе что-то такое нам послышалось. Нежелательное.
Участковый тяжело вздохнул и продолжил:
– В одной из квартир владелица обнаружила совершенно непонятным образом попавшего туда… полковника милиции. В виде… манекена.
– Так! - Папин голос обрел хорошо знакомую нам жесткость.
– Прибывший по вызову гражданки наряд милиции застал возле этой квартиры… несколько детей.
– Ну и?…
– Двое из них - ваши, товарищ полковник, - чуть слышно закончил участковый. Ему было очень неловко.
– Все? - В папиной интонации мы с облегчением уловили чуть заметную усмешку. - В дополнение: дважды на месте преступления я сам их обнаружил. Причем их объяснения не выдерживают критики, товарищ полковник. Когда я задал им вопрос: что вы здесь делаете, они ответили знаете что? - Участковый перевел дыхание. - Они, оказывается, относили белье, полученное в прачечной, на помойку. Представляете? Белье после стирки - на помойку! Да еще за два квартала от дома!
– А что? - не удивился папа. - Они могут. Они и не такое могут. Но я выясню эти подозрительные детали, не беспокойтесь.
Мы - две «подозрительные детали» - опять переглянулись и поняли друг друга без слов: бандитов нужно немедленно задержать и сдать в милицию. Иначе как бы нам самим туда не загреметь.
И мы, не дожидаясь законных репрессий со стороны родного полковника, помчались к Милке.
По дороге, не сговариваясь, мы забежали к разгневанной Анне Степановне.
Я позвонил в дверь, и на пороге возникла величественная дама невысокого роста.
– Чем обязана? - строго спросила она.
– Мы извиниться пришли, - жалобно (очень артистично) пролепетал Алешка и стал чертить носком сапога по полу. Опустив голову.
– Ну? - Анна Степановна одновременно обеспокоилась и обрадовалась. Ей, наверное, очень нравилось, когда перед ней извинялись. Неизвестно за что. Наверное, перед ней весь мир был в чем-нибудь виноват.
– Это мы вам вчера звонили, - еще жалобнее пролепетал мой брат. - Про вашего Гришу. - И Лешка предусмотрительно уточнил, указывая на меня: - Вот он…
– Мы озорничали, - «признался» я.
– Это не озорство, - подняла палец Анна Степановна. - Это - хулиганство. И я его просто так не оставлю. Не надейтесь!
А мы и не надеялись. Мы сразу поняли, что таким, как эта маленькая, но массивная тетя, чистосердечного раскаяния мало. Ей нужно еще и наказать чистосердечно раскаявшихся.
– Мы больше не будем, - заученно и равнодушно пообещал Алешка. - Не надейтесь.
И мы, выполнив свой долг, побежали к Милке.
Надо сказать, что в этот раз она гораздо быстрее поняла, что нужно сделать, и отнеслась к нашей идее с гораздо большим доверием. Даже с восторгом…
Через минуту мы уже шагали по направлению к Ведьминому углу. Обсуждая на ходу детали предстоящей операции.
– Я вот так вот на него взгляну! - хвалилась Милка. - И все! Отпад! Завертится как миленький!
– Не надо, чтобы вертелся, - уточнил я. - Надо, чтобы он заснул. Как в тот раз.
– Заснет! - злорадно воскликнула Милка. - Как миленький! Три года будет спать, жулик! Как спящая красавица.
– Не надо три года, - испугался Алешка. - Три минуты надо.
– Всего-то? - огорчилась Милка. - Стоило меня из-за такой ерунды…
– Все, - пресек я ее выступления. - Пришли.
Возле подъезда стояла знакомая «Газель». Очень кстати. Мы обошли ее кругом и одобрили мощный запор на задней дверце. И вошли в дом.
Мы с Алешкой на всякий случай остались в приемной, где не работал телевизор, но шустро бегали по его экрану рыжие таракашки, а Милка, стукнув в дверь, вошла в кабинет.
– Здравствуйте, - сказала она. - Вы в тот раз меня не очень закодировали. Давайте попробуем… - Дальше мы почти ничего не разобрали, потому что она закрыла за собой дверь.
Но мы тут же прижались к ней (к двери) ушами. И услышали журчащий, такой баюкающий Милкин голос:
– Какой вы симпатичный, доктор… У вас такие красивые глаза… Они такие сонные… Такие мутные… Вам так хочется спать… Спать… Спать… Спать… Вам тепло, уютно… Как младенцу в коляске…
Тут мы услышали, как в кабинете что-то два раза упало. Один раз мягко, а другой - со стуком.
– Прошу! - Милка распахнула дверь. - Готово!
Мы вошли. Картина была знакома. Упавший стул (со стуком). Упавший на пол (мягко) гипнотизер с бандитским уклоном. На этот раз он устроился спать поудобнее, даже сложил ладошки под щекой. И посапывал, как младенец в коляске. Будто сосочку сосал.
– Готов! - повторила гордая Милка. - Диктуйте.
И я, наклонившись к поверженному гипнотизеру, стал ровным и монотонным голосом внушать ему, что он должен сделать, когда проснется. Я старался говорить точно так же, как и он своим пациентам - строго, повелительно, разборчиво и четко. Что я ему «надиктовал», станет ясно чуть позже.
– Все, - шепнул Алешка, когда я закончил «кодирование». - Буди.
– Наелся! - крикнул я Орлянскому в самое ухо.
Он вздрогнул, открыл глаза. Встал. Поморгал глазами и сказал:
– Ага! - и удивленно, каким-то пустым взглядом посмотрел на нас. Мол, что вам тут надо?
Мы ему помогли.
– Нам бы по физике гипноз получить, - залебезил я. - Контрольная завтра… - Некогда, - отрезал гипнотизер. - Смываться надо. В другой раз. Менты на хвосте.
И он схватил телефонную трубку. Набрал номер.
– Стас? На нас менты вышли! Звони всем! Пусть забирают все барахло и бабки. И - ко мне. Тачка у подъезда. Рванем на дачу. Отсидимся. Все понял? Действуй.
Мы вышли и тихо прикрыли за собой дверь.
У подъезда, напротив «Газели», на газоне, стояла полуразрушенная стенка снежной крепости. Мы укрылись за ней и стали ждать.
Получится или нет?
Не успели мы замерзнуть, как поняли - получилось!
Первым примчался громила Стас с двумя большими сумками и с одной маленькой. В большой, наверное, были краденые видаки и маги, а в маленькой - рубли и баксы. За ним прибежал Жучков, тоже с сумками; через ручки одной из них была перекинута меховая шуба типа «соболиное манто». Потом прискакал Чебурашка в кепке, с двумя чемоданами. А Фига пришел налегке; он, видно, не очень важный в этой компании был.
Тут выбежал из подъезда и сам господин Орлянский. Тоже с вещами. Жулики быстро распахнули заднюю дверцу фургона, покидали туда вещи и забрались сами.
Вид у них был испуганный и растерянный. Но жалости мы не испытывали. Только вполне простительное злорадство.
– Я вас запру, - сказал гипнотизер, - будто ценный груз. У меня для гибэдэдэ путевка есть. В ней написано, что я везу бараньи шкуры.
– Бараньи головы! - хихикнул чуть слышно Алешка.
Орлянский захлопнул дверцы и запер их. Сел за руль и повез свои бараньи головы прямо в ближайшее отделение милиции. Как и было ему предписано внушением под Милкиным гипнозом.
Глава XIX
ПОСЛЕДНИЕ РАЗБОРКИ
Отделение милиции в нашем родном микрорайоне. Где все рядом, все под рукой. Бассейн, колдуны и маги, жулики и милиционеры.
К воротам, у которых стоит замерзший сержант с автоматом, подъезжает фургончик «Газель». Водитель высовывает рыжеватую голову в окошко:
– Отворяй, служивый! Обед привез.
Ворота распахиваются. Водитель вылезает из кабины.
– Принимай, сержант. Доставил в целости и сохранности. Всю организованную преступную группу, которая совершала дерзкие квартирные кражи. А на меня прошу оформить явку с повинной.
Сержант балдеет.
Когда мы вернулись домой с сознанием выполненного долга, папа уже почти все знал. Во-первых, ему позвонил счастливый участковый, уверенный в том, что преступники шибко его испугались и предпочли сдаться без боя.
А во-вторых, мама обнаружила нашу «подслушку», которую мы впопыхах забыли отключить. Она вошла в нашу комнату и услышала папин голос - он разговаривал с кем-то по телефону. Голос приглушенно доносился из-под Алешкиной тахты.
Мама сначала ужасно испугалась. Ну еще бы! Полковник милиции, ее родной муж, разговаривает по телефону под тахтой! А потом, обнаружив «подслушку», ужасно рассердилась. Папа тоже.
А когда мы ему все рассказали, он рассердился еще больше. И стал нас отчитывать.
Но Алешка живо его переговорил. Он напомнил папе о всеобщем гражданском долге и намекнул, что если бы все граждане, как мы… А не так, как некоторые сержанты Козловы…
Ну тут уж папин гнев вошел в должное русло!…
Закончив свою яростную речь, папа позвонил в наше отделение милиции и речь свою продолжил. Правда, без особых эмоций - как-то сухо и деловито, как настоящий полковник. Навел, словом, порядок. А потом он безжалостно выдал нас нашему подполковнику - директору школы. Тот, как нам стало известно, пообещал принять к нам самые строгие воспитательные меры, но тем не менее не смог скрыть некоторого в наш адрес одобрения. Тоже настоящий подполковник.
На следующий день мы шли с Алешкой в школу. За дневниками.
По дороге мы завернули к отделению милиции - полюбоваться на бравого рядового Козлова, который опять стоял у ворот.
– Как ваш папа генерал? - не удержался Алешка. - Здоров ли?
Бывший сержант вздрогнул.
– Хорошо еще, не уволили, - вздохнул он.
Но Алешке этого было мало.
– Поделом досталось? - спросил он.
– Поделом, - опять вздохнул рядовой Козлов. - Но чересчур. Уж больно вы круто… Замолвили бы словечко, а?
– Ладно, - великодушно пообещал Алешка. - Посмотрим, как вы служить будете.
– Хорошо буду, - искренне пообещал бывший сержант. - Достойно. - И он отдал нам честь.
Всегда бы так. Не забывайте, граждане милиционеры, кому вы служите!
…Возле универсама мы загляделись на стоящего у павильона Деда Мороза в джинсовой шубе и белой бороде из ваты. В протянутой руке он держал красный мешок с подарками. Рядом стояла Барби, тоже в джинсовом полушубке и в кокошнике под Снегурочку.
– Привет, полковник! - крикнул манекену Алешка. - Где твой черный пистолет?
Кен ничего не ответил. Он был занят делом - заманивал в павильон покупателей, чтобы со временем Наталка вернулась в свою Полтавку с кучей денег и построила себе украинскую хату. Под вишнями…
…В школу мы прошли свободно - нашего фигового охранника на месте не было. Он был совсем в другом месте. Где теперь его охраняли.
В вестибюле Пан Спортсмен запахивал на пузе дубленку. Он только что ознакомился с приказом директора. Бывший подполковник уволил его против его собственного желания. Хотя Пан Спортсмен и клялся, что ничего не знал о проделках жуликов. Он только кофе пил.
– Все равно от вас никакого толка не было, - сказал ему директор на прощание. - Кругом! Шагом марш!
Пан Спортсмен застегнулся на все пуговицы и побрел к выходу, где и встретился с нами.
– Все из-за вас! - буркнул он. - Ну ничего! Я из вас все-таки Пеле сделаю!
– Секундомер оставьте, - сказал ему Алешка. - И свисток.
Пан Спортсмен хлопнул дверью. С той стороны.
А к нам подошел наш усердный трудовик, пожал нам руки и сообщил, что он по-настоящему исправил глобус. И теперь Австралия снова находится там, где ей положено, - очень далеко от Европы. В другом полушарии.
Вся школа, конечно, уже знала о наших подвигах - директор не стал их скрывать от широкой общественности. Нас хвалили, поздравляли. Нами гордились и восхищались.
Все это было, конечно, приятно. Но ружьишко-то опять плакало.
На классном собрании Бонифаций сообщил нам решение высокого новогоднего жюри. В Петербург на каникулах поедет не один какой-то класс - победитель конкурса, а сводная группа. Из самых артистичных исполнителей. Ну, конечно, крысята из шестого «А», Дедка из «Репки», Аленушка без козленочка. А повезет эту сборную наш любимый безотказный трудовик Иван Ильич.
– А у него глобус уже в порядке? - не удержался я. - А то завезет их куда-нибудь в Европейскую Австралию.
– Не переживай, - не менее ехидно ответил Бонифаций. - Твой брат тоже поедет; если надо - подскажет. Он большой знаток географии. И, кстати, в жюри его очень хвалили. Но почему-то за «великолепно созданный образ Зайчика в фартуке»…
Зайчик, Кенгуру, Тушканчик - какая разница. Главное - прыгал хорошо, с увлечением.
А Бонифаций добавил, переходя к итогам полугодия:
– Дима, если бы я преподавал вам курс юридических наук, ты получил бы заслуженную пятерку. А вот по литературе…
От дальнейших упреков меня спас голос директора по школьной трансляции:
– Внимание! Всему личному составу нашего подразделения срочно явиться в актовый зал! Форма одежды - парадная!
В актовом зале, где собралась и шумела вся школа, стояли на сцене два подполковника - наш, школьный, и начальник нашего отделения милиции.
Это завершался наш триумф.
Директор разыскал нас глазами и скомандовал зычным голосом:
– Оболенские! На сцену - шагом марш! Оба-два!
Мы выбрались из тесных рядов нашего подразделения и встали рядом с директором, а другой подполковник начал говорить торжественную речь.
Он сообщил о том, что мы натворили, суровым служебным языком и таким же языком выразил нам благодарность и стал зачитывать почетную грамоту, которой нас наградило управление внутренних дел.
В самый разгар его речи скрипнула дверь, и зычный голос с порога «поддержал» подполковника.
– И правильно! Вылитые хулиганы! По ночам звонят, пугают. На учителей клевещут. Их надо из школы выгнать!
Это была Анна Степановна. Она пришла на нас жаловаться и угодила прямо в актовый зал. А когда увидела, что мы, смущенные, переминаемся с ноги на ногу на сцене рядом с директором и милиционером, не совсем правильно оценила ситуацию. С точностью до наоборот.