— А может быть, он и был счастлив?
— Ха! Это был несчастный, слабый, во всем запутавшийся человек, — на глазах Фетисовой опять сверкнули слезы. Голос ее стал еще более сиплым. — Он многим завидовал, искал для себя оправдания. Ничего, дескать, что я плохой геодезист, зато я хороший сказочник. Напечатали байку, да и ту по его каракулям сделали в редакции. Он носился с ней полгода, закупил едва ли не сотню экземпляров газеты, рассылал друзьям этот жалкий клочок бумажки с дарственной надписью — пытался подпереть свое самолюбие… Он покупал местную газетку, читал ее от корки до корки и на кухне, во время мытья посуды или чистки картошки, с жаром, румянцем на щеках доказывал мне, что материалы, опубликованные в газете, он бы написал лучше. Потом поступил в университет. Смех! Смех, и только! Там одни девчонки после десятого класса, вдвое моложе его. Он их мороженым угощал. На свои-то деньги… А жил на мои. Своих ему на алименты едва хватало. А вы говорите: не был ли он счастлив… Какое там счастье!
Не добавив больше ни слова, Фетисова поднялась и вышла.
— Как вам нравится ваша работа, Демин? — спросил Рожнов.
— Ничего работа, жить можно.
— Где вы еще в рабочее время получите столько впечатлений? Цените свою работу, Демин, — Рожнов помолчал. — Усваивают люди некие ценности, нередко ложные, чуждые им, и так привыкают к этим ценностям, что достижение их начинают считать смыслом жизни… Какое испытание для слабой психики! Ревность к вещам, знакомствам, должностям… Человека уязвляет даже чья-то щедрость, а готовность помочь вызывает скрытую ненависть… Почему? Отвечаю — чья-то откровенность доказывает, что тебя не опасаются, тебя настолько не принимают всерьез, что решаются быть откровенными с тобой, будто заранее уверены в том, что ты по своей никчемности не сможешь навредить. Вот какая философия, Демин, — если не можешь нашкодить, значит, тобой можно пренебречь. Ну ладно, оставим это… Скажите, что вы намерены делать дальше?
— Дальше? Я не прочь послать запрос в Магаданскую область. Я бы не отказался узнать, чем он там занимался, сколько зарабатывал, как тратил деньги, почему, имея высшее образование, работал бульдозеристом.
— Ну, это ясно. — Рожнов махнул рукой. — Бульдозеристы зарабатывают в несколько раз больше инженеров… И надбавки у них повыше, поскольку на воздухе работают…
— Кроме того, мне интересно, кого искали Николай и Фетисов в общежитиях Медведкова…
— Их там больше сотни, этих общежитий, — озадаченно проговорил Рожнов. — И это не какие-то там бараки, это громадные, многоэтажные, многоквартирные дома… Это город.
Демин поднялся, прошелся по кабинету, обхватив себя за плечи, постоял, раскачиваясь на носках, снова сел, нависнув над столом.
— Давайте прикинем, Иван Константинович… Николай и Фетисов искали человека и не нашли. Не нашли.
— Вы в этом уверены?
— Два дня, пока Сухов таскался за Николаем, тот продолжал поиски. Но теперь, не решаясь ходить по общежитиям, он звонил туда по телефонам. Откуда этот список? Об этом только что рассказала Наталья Анатольевна. Николай составил его у Фетисова на квартире.
— Так, — протянул Рожнов.
— Николай уехал, так и не найдя этого человека. Об этом мы знаем от Сухова. Ведь они были вместе до последней минуты, пока не расстались на железнодорожной станции где-то в Днепропетровской области. Вывод: Николай должен вернуться. Он отсидится в своей берлоге и опять приедет. Я хочу пройти с Суховым по местам их двухдневных блужданий. Не может быть, чтобы Николай ни разу не проговорился, кого именно он ищет… Все его мысли были заняты этим… А Сухов единственный человек, с кем он общался все эти дни… Наша прогулка должна освежить его память.
— Возможно. Но все это жидковато… Знаете, Демин, сколько дружинников выходит по вечерам на дежурство в одном только нашем районе? Около трехсот. Я полагаю, им не составит большого труда заглянуть в каждое общежитие района и поспрашивать — не помнят ли там разыскивающего кого-то молодого улыбчивого парня в джинсах и светлой плащевой куртке?..
Глава 13
На следующий день неожиданно позвонила Клара из молодежной газеты и начала настойчиво упрашивать Демина рассказать о следствии, поскольку, дескать, погиб их автор, погиб, по всей видимости, от руки злодея, и написать об этом просто необходимо — кто знает, не собирал ли он в тот роковой вечер материал для заметки.
— Могу вас заверить, что он не собирал материал, — пробурчал Демин в трубку.
— Разве вы можете знать наверняка, что вам пригодится в следствии, а что нет, какая деталь окажется существенней других? — Девушка улыбалась. — Так и в нашем деле — разве мы знаем, что потом выльется в очерк, а что…
— Насколько мне известно, Фетисов не писал очерков?
— Мы их не публиковали, но он их писал охотно.
— Клара, простите меня, но почему вы вдруг заинтересовались судьбой Фетисова? Талантами он не блистал и, как мне помнится, не вызывал у вас ничего, кроме жалости и скуки, разве нет?
— Но это было когда! — воскликнула Клара, и Демин почти увидел ее тонкую фигуру, облегающий свитер, короткую прическу. — Ведь вы мне не сказали, что он погиб!
— Но человек-то не изменился! Как был Фетисов, так и остался Фетисов. И мнение о нем у вас вряд ли изменится…
— Оно уже изменилось! — категорически заявила Клара.
— Так быстро?
— А вы не смейтесь, Валентин Сергеевич! Дело не в Фетисове и не во мне. Если раньше на всем его облике был налет шутовства и бездарности, но теперь он в трагической рамке! Его лицо полно скорби.
— И вы напечатаете те его заметки, над которыми раньше смеялись?
— Кто знает, может быть. В этом наш долг перед погибшим коллегой!
— А живому Фетисову вы ничего не были должны?
— Живому? Нет. Живые сами могут отстоять себя, а за мертвых надо заступаться, их надо жалеть, говорить о них приятные слова, воздавать по заслугам и даже чуть больше.
— Живые в этом не нуждаются? — грустно спросил Демин.
— Нет! — засмеялась Клара. — У живых есть другие радости.
— Если я правильно понял, Фетисов вам интересен как тема для материала? — спросил Демин.
— Совершенно верно. А вам? Вам он тоже интересен лишь как тема расследования. Собственно, даже не Фетисов, а некая куча понятий, мнений, суждений, нечто зыбкое, неопределенное, не имеющее четких форм, границ… Я права?
— Возможно. Но что касается следствия… Позвоните Рожнову.
Демин положил трубку, взглянул на часы. С минуты на минуту должен был подойти Сухов и провести по всем местам его блужданий с Николаем. Затея была не больно хороша, но Демину ничего не оставалось — время-то шло…
Да, Клара, наверно, права — человек после смерти превращается в некий зыбкий, меняющийся набор понятий. После каждого допроса здесь, в кабинете, можно вывешивать новый портрет Фетисова… Вот улыбающийся, шаловливый любимец — портрет, присланный дружным коллективом горводоканала… А вот портрет, подаренный женой: на диване лежит разморенный, отяжелевший от выпитого со случайными собутыльниками человек и смотрит передачу о выращивании картошки механизированным способом. Вот еще один портрет: Фетисов с победно горящими глазами показывает жене оплошности стиля Ивана Сергеевича Тургенева… Портрет, набросанный Кларой, — угодливый человечишка, протискивающийся в дверь с бутылкой шампанского под мышкой и с заметкой о трудовых успехах горводоканала… А вот висит пустая рамка — в нее будет вправлен портрет, который нарисует Николай… Каков-то Фетисов окажется здесь?
Раздался телефонный звонок. Демин сразу догадался — Рожнов. Начальник следственного отдела сообщал о том, что редакция газеты обратилась к нему с просьбой разрешить написать о расследовании.
— Я не возражаю, — сказал Рожнов. — Решай сам.
Демин еще раз окинул взглядом воображаемый ряд портретов Фетисова и подумал, что каждый из авторов добавил в них и собственные черты. В портретах Фетисова невольно проявилось и легкое пренебрежение Клары, и завистливость Фетисовой, и добродушие начальника отдела горводоканала… А в пустой раме будет не только портрет Фетисова, на нем неизбежно прорежутся и черты самого Николая… Да, ведь и Сухов принес свой вариант — полузатопленное тело на дне лодки и черный грохочущий поезд между фермами моста. Здесь можно было ощутить смятение и страх, охватившие самого Сухова…
Снова раздался телефонный звонок.
— Так я выезжаю? — спросила Клара с воодушевлением. — Ваш начальник принял идею с восторгом.
— Вам так показалось?
— Я в этом уверена!
— Завидую… Я, например, почти все время пребываю в полнейшей неуверенности, в раздумьях и колебаниях…
— В таком случае, Валентин Сергеевич, я придам вам уверенность…
Снова раздался телефонный звонок.
— Так я выезжаю? — спросила Клара с воодушевлением. — Ваш начальник принял идею с восторгом.
— Вам так показалось?
— Я в этом уверена!
— Завидую… Я, например, почти все время пребываю в полнейшей неуверенности, в раздумьях и колебаниях…
— В таком случае, Валентин Сергеевич, я придам вам уверенность…
— А что мне с ней делать? — улыбнулся Демин.
— Как?! Это прекрасное состояние души!
— Возможно. Клара, вы не могли бы подойти к нам недельки через две? Сейчас я вам не понравлюсь.
— Нечем похвастаться?
— Нечем, Клара.
— Тогда прекрасно! Значит, я ничего не упустила, значит, я попаду к самым истокам поисков! Это же здорово!
— Я пробуду у себя еще около получаса… Вы успеете?
В ответ раздались частые гудки. Демин положил трубку и тут же поднял ее — звонил Кучин.
— Привет! — сказал он. — Сегодня я свободен и смогу уделить тебе время. Ты счастлив? Я достал баранины, у меня уже с неделю в холодильнике стоят три бутылки сухого вина… У меня… Почему ты молчишь? Почему ты не визжишь от восторга?
— Ох, Кучин, Кучин… Мне хочется визжать совсем по другому поводу.
— Ты в тупике?
— Я не в тупике, но уже его вижу. Делаю только вынужденные ходы, Кучин. Бодрюсь, допрашиваю людей, составляю протоколы, но мой клиент далек, как и прежде.
— Все понятно, — вздохнул Кучин. — Откровенно говоря, у меня нет ни баранины, ни вина… Но зато есть коллекция ножей… И ты ошибаешься, если думаешь, что в ней только самоделки хулиганов. О, у меня есть ножи из Сибири, из Мандриковки и даже из соседнего хозяйственного магазина. У меня есть даже самурайский меч для харакири. Знаешь, что я им делаю, когда у меня такое же настроение, как у тебя сегодня? Затачиваю гвозди.
— Ты позвони, когда достанешь баранины, ладно?
— Ха! Когда у меня будет баранина, я ударю в колокола! В общем, жди колокольного звона.
Взглянув в окно, Демин увидел Сухова. Тот шел, привычно ссутулившись и втянув голову в плечи. У подъезда остановился, докурил сигаретку и, выплюнув ее на дорогу, вошел в подъезд. Вскоре раздался робкий стук, дверь тихонько приоткрылась. В узко поставленных глазах Сухова была настороженность.
— Здрасти… Можно?
— Входите, Сухов. Давно вас жду.
— А я что… Я вовремя… И не опоздал… — он прикрыл дверь, повернувшись к ней лицом, словно и двери боялся показать пренебрежение.
— Что нового? — спросил Демин. — Дружок ваш не появился?
— Ну, какой он мне дружок… Провели несколько дней вместе… и то не по своей воле… Так уж получилось… Я ведь писал в показаниях, что характер наших с ним отношений, если, конечно, можно так выразиться…
— Давайте не будем выражаться. Он появлялся?
— Нет, что вы! Я бы тут же прибежал к вам, — поправился он.
— Знаете, Сухов, над чем мы тут бьемся все время? Кого искал ваш Николай? Вот вы говорили, что он звонил по телефонам, звонил долго, часто, много… Кого он спрашивал?
— Он ведь звонил из телефонных будок, и я никак не мог…
— Ладно, допустим. Вот смотрите, вы несколько дней проводите вместе, вместе утопили живого человека… — Демин замолчал, прислушался. Быстрые шаги, донесшиеся из коридора, внезапно затихли у самого кабинета.
— Я не опоздала? — спросила Клара, отбросив назад сумку на длинном ремне. Девушка улыбалась радостно, почти счастливо.
— Нет, вы поспели в самый раз. Мы с гражданином собираемся немного прогуляться по свежему воздуху… Вы не хотите присоединиться?
— С удовольствием! — Клара прошла вперед, подставила стул к столу, вынула из сумки блокнот и вопросительно посмотрела на Демина. Но он отрицательно махнул рукой, мол, ни к чему, спрячьте.
— Этот человек, — Демин кивнул в сторону Сухова, — видел преступника, может его узнать. И сейчас всячески помогает нам. Его зовут Сухов Евгений Андреевич. А вас, если не ошибаюсь, Клара…
— Александровна…
— Очень приятно. Из молодежной газеты, — пояснил он Сухову. — Итак, Евгений Андреевич, вы несколько дней проводите с преступником, вы единственный человек, с кем он общается все эти дни… Неужели он ни разу не посоветовался, как, к примеру, попасть куда-то, найти кого-то, узнать что-то?
— Если он у меня что-то и спрашивал, то в основном, где находится тот или иной ресторан.
— Постарайтесь воспроизвести его слова… Как он к вам обратился?
— Значит, так, — Сухов оглянулся на Клару, распрямился, поднял голову, стараясь выглядеть достойнее. — Слушай, говорит, поехали в «Пламя»… Это ресторан такой… Я отвечаю, что, дескать, поехали. И тогда он спрашивает, где этот ресторан.
— Ну вот, Сухов! — Демин удовлетворенно откинулся на спинку стула. — А вы говорите, что сказали все.
— Разве я что утаил?! Я ведь говорил, что мы ходили в рестораны…
— Я не об этом. Если он вам предлагал пойти в ресторан «Пламя», значит, он знал, что есть такой ресторан. Значит, он бывал в Москве, но недолго; возможно, бывал в этом ресторане, но не один, его туда водили, дороги в таких случаях не запоминаешь.
— Да, мне тоже показалось, что город он приблизительно знает… Как-то предложил мне поехать на Цветной бульвар: там, дескать, цирк, рынок… И еще он говорит: поехали к Галке…
— А кто эта Галка? — спросила Клара.
— О, Галка! — Сухов живо обернулся к девушке. — Галка — это пивнушка такая, очень хорошая пивнушка! Недалеко от нашего поселка. Понимаете, Галка не разбавляет, это все знают, она не доливает, да, но чтобы разбавить — ни-ни! У каждого свои правила, так вот у Галки — не разбавлять. Чтобы хоть кто-нибудь хоть один раз уличил ее…
Клара, ничего не понимая, обернулась к улыбающемуся Демину.
— Ну что, Клара, я вижу, он вас уговорил? Поехали.
— К Галке или в Галку?
— Ну что же тут непонятного, — опять вмешался Сухов. — Галка — это продавец. И чтобы каждому сразу было ясно, куда направляемся пивка выпить, где кого искать, для краткости говорим — у Галки.
— Все ясно, — Демин сложил бумаги и запер их в сейф. — Едем к Галке. Мы сегодня, Сухов, проедем с вами по тем местам, где вы были с Николаем. А вы старайтесь вспоминать — о чем шел разговор в том или ином месте, с кем встречались, может, где знакомого встретим, который видел вас с Николаем… Понимаете?
— Понимать-то понимаю, — упавшим голосом ответил Сухов.
Клару Демин усадил возле водителя, а сам с Суховым сел на заднее сиденье. Девушка была оживлена необычностью предстоящего, с любопытством рассматривала водителя и даже саму машину, хотя в ней наверняка не было ничего необычного.
— Вы не торопитесь? — спросил у нее Демин.
— Нет, что вы! Я полностью в вашем распоряжении.
— Приятно слышать. Ну что, Сухов, с чего начнем?
— Вам виднее…
— Поехали в ресторан «Пламя». Знаешь, Володя? — спросил Демин у водителя. Тот, не оборачиваясь, кивнул. — Ну, Сухов, начинайте… Говорите, все время говорите! Вот мы едем сейчас по улице… Вы были здесь с Николаем?
— Проходили как-то…
— Куда шли, откуда, зачем, что он вам говорил, что вы ему отвечали и почему отвечали то, а не другое, кто вам встретился… Вопрос ясен?
— Вы ждете, чтобы я проговорился и выдал вам то, что вроде бы скрываю? — грустно спросил Сухов. — Вы напрасно мне не верите.
— Я вам верю, — Демин положил руку на его тощую коленку. — Насколько позволяют наши отношения. Не больше и не меньше. Да, я хочу устроить ловушку, но не в том смысле, который вы вкладываете в это слово… О Николае вы знаете гораздо больше, чем написали в своих показаниях. Но не догадываетесь об этом. Вы не слышали историю, как женщина во время родов вдруг заговорила на чистейшем китайском языке?
— Не может быть! — воскликнула Клара.
— Как потом выяснилось, будучи еще ребенком, она вместе с родителями жила на Дальнем Востоке и у них за стеной жили китайцы, целая семья. Из-за перегородки постоянно слышались их разговоры… Вот эти разговоры женщина и воспроизвела во время родов.
— Ну ты даешь, Валя! — покрутил головой водитель.
— Медицинский факт, Володя. Можешь у Кучина спросить. Это он меня иногда потешает такими историями.
Сухов опустил руки между колен, ссутулился, почти касаясь головой спинки переднего сиденья, и некоторое время молчал. Потом как-то искоса быстро взглянул в окно, снова уперся взглядом вниз…
— Мы шли по этой улице на следующий день после… после… Николай был возбужден, у него вообще во время волнения появляется такая привычка… Он поддергивает вверх плечами, а локти прижимает к бокам и тоже поддергивает вверх… Ну вот, как если бы он поправлял на себе пиджак. Мне кажется, это привычка человека, который постоянно чувствует на себе взгляды… И эти ужимки идут от актерства… Он… Он позер… Без надобности улыбался, все время старался понравиться, причем людям, которые ему были совершенно безразличны… При мне он остановил какого-то парня и начал спрашивать, как проехать к ресторану «Пламя», причем таким тоном, будто знакомился с этим парнем надолго или же давно знал его… Слушай, говорит, друг, выручай, мы здесь с корешем, это со мной значит, маленько заблудились… Ну и так далее. Парень не знал. Тогда все повторилось в такси…