— Какое дело?! — Сухов поставил стакан на стол.
— О! — пьяно засмеялся Николай. Он весь содрогался от хохота, слезы катились по его щекам, он размазывал их грязными ладонями. И вдруг затих, ссутулился, посмотрел на оставшуюся в стакане водку, медленно взял его и осторожно, как-то затаенно выпил. — Сейчас я пьяный буду, как… как собака, — невнятно проговорил он. — А пока еще могу слова произносить, слушай меня, Сухов… Я тебе свинью подложил, я ее… свинью, значит, и выну из-под тебя… Ты вот что… Пока я не передумал, пока не опьянел… Надо сделать одно важное дело… А то потом, утром, когда я протрез… в общем, утром уже будет поздно… Надо сейчас… Прямо сейчас…
— Что делать-то? — нетерпеливо спросил Сухов.
— Что-что… думаешь, легко так прямо сказать… Все никак с духом не соберусь… Подожду еще немного… Когда совсем соображать перестану, так и скажу…
— Подождем, — Сухов взял корку хлеба, обмакнул в холодец.
— Ох, — со стоном протянул Николай, и Сухов, взглянув ему в глаза, увидел такую тоску, что содрогнулся. — Все… Конец. А теперь иди. Иди. Сухов, иди, не тяни, а то передумаю. Боюсь, что передумаю. Иди!
— Куда?!
— Иди, куда уж ходил… Знаешь, к кому. Телефон, наверно, есть… Пусть приходят и забирают… Если по зубам дадут — пьяный, помнить не буду… Да и зубов-то у меня уж того… Зови быстрей, не могу больше… Зови! — заорал вдруг Николай в полный голос. — А я, я ложусь спать. И пусть меня не будят. Я хочу проснуться уже у них, там, понял? Как после наркоза. Скажи, что я много выпил, и пусть меня не будят. Такая вот просьба. — Николай, пошатываясь, подошел к кушетке и упал на нее лицом вниз.
Глава 18
Войдя в кабинет, Николай огляделся, передернул плечами, как бы поправляя пиджак, и улыбнулся, не разжимая губ. Последнее время он привык так улыбаться — втягивал губы в ниточку, но не разжимал их, чтобы не показывать дыр в верхнем ряде зубов. Уже несколько дней Николай был трезв, и, странное дело, желание выпить оказалось не столь сильным, как он ожидал. Голова была непривычно ясной, и это ему нравилось, Николай подолгу рассматривал себя в зеркале тюремного туалета, будто знакомился с новым человеком, с которым отныне придется жить вместе. Потом часами бездумно лежал на нарах — ему не нужно было беспокоиться о еде, ночлеге, думать об опасности. И приходил к выводу, что поступил правильно. Но тут же с острым отчаянием сожалел о своем опрометчивом шаге. Эта вспышка обессиливала его, он начинал понимать, что рано или поздно все равно пришел бы с повинной, что нет у него больше духу носиться по белу свету…
— Все правильно, Коляш, все правильно, — бормотал он, глядя в темный потолок сумрачного помещения. — Сколько бы тебе ни дали, твой срок уже пошел, счетчик работает, и все эти деньки тебе зачтутся.
Произошла с Николаем еще одна перемена — он заметил, что не угодничает больше, одним только согласием понести наказание как бы завоевал право на уважение.
— Садитесь, Аврутин, — Демин с любопытством рассматривал человека, которого так долго искал и который в конце концов явился сам.
— Теперь-то уж сяду, — ответил Николай. — Теперь-то мне уж никуда не деться.
— Хм, — Демин усмехнулся, оценивая шутку. — А вам и раньше деваться некуда было.
— Почему же? Вся страна у ног! — Николай вскинул подбородок, улыбнулся, вытянув губы, но этой его шутки Демин не поддержал.
— И как она вам показалась, у ног-то?
— Ничего страна… Жить можно.
В кабинет молча вошел и сел у окна Рожнов. Он подвигал стул, устраиваясь поудобнее, сложил руки на животе, сцепив пальцы, — приготовился сидеть долго и терпеливо.
— Вот ты какой, — протянул Рожнов. — А мы тут уж думали, думали, какой он есть, Николай Аврутин, а он вона какой, оказывается. Ну-ну!
— Скажите, Аврутин, — начал Демин, — почему вы решили признаться в преступлении?
— Не знаю, — Николай передернул плечами, оглянулся. — Пришел, и все. А что, не надо было?
— Не-ет, — протянул Демин. — Так не пойдет. Так мы с вами ни до чего не договоримся. Давайте не будем ломаться, кривляться… Я задаю вопросы не потому, что любопытный очень или заняться мне нечем. Ответы нужны и суду, которому предстоит решать вашу судьбу…
— А чего ее решать, уж решенная! — Николай вызывающе посмотрел на всех.
— Нет, Аврутин. Если бы вы считали свою судьбу решенной, не пришли бы к нам. Пришли, потому что надеетесь на перемены к лучшему. И знаете, что перемены могут быть только такими: будете осуждены и окажетесь на какое-то время в заключении. Но даже они избавляют вас от той жизни, которой вы сыты по горло.
Николай помолчал, раскачиваясь из стороны в сторону, и, страдальчески сморщившись, поднял на Демина глаза…
— Скажите мне, гражданин начальник…
— Не называйте меня гражданином начальником. Я не ваш начальник. А вы не мой подчиненный.
— Как же вас называть? — улыбнулся Николай.
— Меня зовут Валентин Сергеевич. Так и называйте, если угодно. Что вы хотели мне сказать или спросить… Я перебил вас… Прошу.
— Хотел спросить… Вот я пришел, покаялся, признался… Снял с вас висячку…
— Простите, что вы сняли? — спросил Рожнов.
— Ну… эту… висячку…
— А что это такое?
— Ну, незаконченное, нерасследованное дело…
— Преступление, которое вы совершили, было раскрыто, — ответил Демин. — Следствие установило, кто его совершил, кто стал жертвой. Так что не думайте, что вы нас облагодетельствовали. Заявляясь к нам, вы больше о себе думали.
— Да, я не мог больше шататься по вокзалам, да, мне надоела такая жизнь! Да! Что вам еще сказать? Да, тюрьма мне кажется сейчас счастливым выходом из той жизни, которую я вел. Я пришел и сказал — берите меня, судите меня. Но вам нужно еще в душу забраться, там поковыряться? Зачем? Что вы там забыли?
— Должен сказать, молодой человек, — заговорил Рожнов, — у вас превратное представление о работе следователя. Не советую вот так с кондачка судить о тех вещах, в которых вы не разбираетесь. В задачи следователя входит не только поиск преступника. Необходимо установить причину преступления, мотивы, толкнувшие человека на преступление. Я смотрю, вы склонны находить оскорбление в тех вопросах, которые вам задают… Думаю, рановато вы вспомнили о своем достоинстве. Еще много времени пройдет, прежде чем вы получите на него право.
— А сейчас со мной можно делать все, что угодно? — ощерился Николай.
— Вас оскорбили? — холодно спросил Рожнов. — Если есть жалобы, можете их высказать. Прошу!
— Да о чем вы ему говорите! — вмешался Демин. — У парня легкая истерика. Он успокоится и все расскажет. Верно, Коля? — Он обернулся к Николаю.
А дальше произошло то, чего никто не ожидал, — лицо Николая дрогнуло, он несколько секунд боролся с собой, но не выдержал и закрыл глаза рукавом.
— Ну чего вы в душу лезете?! Что вам нужно?! — глухо проговорил он, не поднимая головы.
— Надо же, — Демин озадаченно оглянулся, — до чего человек себе нервы истрепал… Послушайте, Аврутин… Постарайтесь понять… В душу к вам никто не лезет. Лезут тайком, с нехорошими намерениями. А мы к вам в душу пытаемся войти. Всей толпой, если угодно. Через парадный вход. И прямо говорим вам об этом. Нужно, чтобы вы поняли — допрос не должен скатиться к игре самолюбия, превратиться в словесную потасовку — кто ловчее слово скажет, кто быстрее… Никто не будет с вами в этом состязаться. Что касается вашего самолюбия, то неужели вы думаете, что мне доставит радость потоптаться по нему? Неужели вы думаете, что я радуюсь, оскорбив вас, показав свою власть! Мне неинтересно распускать перед вами перья, и я не собираюсь этого делать.
В этот момент дверь осторожно приоткрылась, и показалась физиономия Сухова.
— Простите, — сбивчиво заговорил он, — меня вызывали… Я не знаю… Может быть…
— Подождите в коридоре! — сказал Рожнов. — Мы пригласим вас.
— Хорошо… Спасибо, — невпопад брякнул Сухов и прикрыл дверь.
— Он! Вот он виноват! — вскочил Николай. — Это все из-за него, подонка!
— Сухов заставил вас? — тихо спросил Демин.
— Да! Заставил! Вынудил! Если бы не он, ничего бы не было! Он ввязался в эту историю и… и…
— Сядьте, — сказал Рожнов. — И успокойтесь. Итак, вы приехали в этот город. Я говорю о прошлой осени. Зачем вы приехали? Расскажите подробно обо всем, что с вами здесь приключилось, что заставило пойти на столь крайние меры…
— Он снился мне каждую ночь, — вдруг сказал Николай.
— Кто снился?
— Фетисов, кто же еще. Вначале мне казалось, что он преследует меня, ходит за мной, будто все время рядом. То на улице похожий человек встретится, то за углом, в темноте. А потом сниться начал. Из воды поднимается белое лицо, одно лицо, больше ничего. А изо рта пузыри. И смотрит. Меня никто не хотел долго на ночлег пускать: говорят, кричал. Напиваться стал… Когда крепко выпьешь, вроде ничего…
— А зачем в город приехали?
— Жену искал. Случайно познакомился с Фетисовым, у него тоже нелады с бабой… Тут я подвернулся, начал его расспрашивать про какую-то улицу, а он будто даже обрадовался, вызвался помочь…
— То есть отнесся к вам с участием? — уточнил Рожнов. — Да, — поморщился Николай. — С участием… лучше бы его не было, этого участия. Уж очень навязчиво помогал… В первый день мы не нашли мою жену, и он пригласил меня к себе ночевать. В общем, пришли мы к нему… Показал он мне свою красотку… Наталья. А по мне, так каналья. Как я понял, она когда-то кому-то нравилась, но забыла, что с тех пор прошло лет двадцать… Меня стала обхаживать, намекнула, что могу пожить у них, пока свои дела устрою… В общем, расхожая баба. А я тогда как в истерике был — жену искал… Не хотел никого видеть, слышать… Мы с Фетисовым поздно пришли, тут бы и спать лечь, а она ужин затеяла, бутылку выставила…
— Хорошо, — сказал Демин, — если не говорить о некотором излишке гостеприимства, вас приняли неплохо?
— Да, неплохо, — согласился Николай. — Но… Я для них был не гостем, а чем-то вроде повода высказать свое отношение друг к другу и заодно мне показать, какие они образованные… Заговорили о каком-то фильме, я что-то брякнул, а Фетисов и говорит, что нет, дескать, на таком уровне мы разговаривать не будем, мы, дескать, привыкли разговаривать на более высоком уровне… А когда он вышел, она мне пояснила, что он недавно экзамен сдал в университете и теперь смотрит на все с высоты… завязка, развязка, подвязка… А когда она вышла, он мне шепнул, чтобы я к ней не очень придирался, мол, темновата, простовата, но спеси необыкновенной…
— Если я правильно понял, — медленно проговорил Демин, — у вас появилось по отношению к ним чувство превосходства? Или недовольства?
— Я вижу, что вы уже ищете причину убийства. Рано вы начали подстилку готовить. В тот вечер об этом и мысли не было. И на следующий вечер… все решилось в последний момент, когда этот Сухов…
— Итак, утро. Вы проснулись, — сказал Демин. — Ваши действия?
— Да, утро… Я встал первым и быстро оделся, чтобы уйти. Но впопыхах что-то уронил, и Фетисов проснулся. Он остановил меня, когда я уже с замками возился. У них там этих замков навешано… Как клопами вся дверь засижена… Вот вам еще одна причина, если хотите — будь у них замков поменьше, я бы успел уйти. А так Фетисов перехватил меня и поволок на кухню завтракать.
— Значит, и в этом провинился перед вами Фетисов, — усмехнулся Рожнов. — Завтрак предложил?
— Я не говорю о вине. Я говорю о причине. О случайности. О стечении обстоятельств!
— А вам не кажется, Аврутин, что обстоятельства слишком долго благоволили к вам? Мы восстановили несколько месяцев вашей жизни. Вы все время шли по лезвию ножа. К серьезному преступлению вы подготовили себя пустяками, мелочами, потаканиями своим слабостям… Что вы на это скажете? — спросил Рожнов.
— Вы меня перебили, — Николай в упор посмотрел на Рожнова. — Я продолжу. Фетисов пригласил меня завтракать. Кухня у них неприятная, липкая какая-то вся, немытая… да и диван стоит на кухне, постель, белье, запахи, — Николай брезгливо поморщился. — Чаю выпили, и все. И сразу вышли из дому.
— Вдвоем с Фетисовым?
— Да, вдвоем.
— Его жена спала?
— Не знаю. Они, похоже, ночью опять поцапались. Многие, я знаю, в постели мирятся, а эти, видно, цапались. Как я понимаю, Фетисов ее не устраивал не только днем. Видно, он и ночью был слаб… Простите.
— И куда же вы направились? — спросил Демин.
— Опять пошли искать общежитие, в котором моя жена поселилась. Фетисов увязался за мной. Как я понял, дома оставаться ему не хотелось. И он начал разыгрывать участие, вроде в охотку со мной идет, вроде и нет для него ничего на свете важнее, чем жену мою найти.
— Вы не допускаете мысли, что он искренне хотел помочь?
— Если бы у него с бабой все в порядке было, он бы даже не поднялся, чтобы чаю мне согреть. И потом, я искал жену, и мне неприятно было говорить о ней с посторонним, противно было слушать его житейские мудрости, которые он запихивал в меня, как корм в утку, чтобы жирнее была.
— Какие же мудрости он запихивал в вас?
— А! — Николай досадливо махнул рукой. — Успех в жизни, неудача в жизни, катастрофа в жизни! Я никогда об этом не думал и знать не хотел — удачно или неудачно складывается моя жизнь. Живу, и ладно. А по его выходило, что у меня уже полный крах. Специальности нет, жена ушла, квартира не светит, сам я нищий, нищим и подохну.
— Он вам так сказал? — подал голос Рожнов.
— Кое-что и в лоб сказал. Не знаю, может, кто и в тридцать лет имеет машину, дачу, квартиру, деньги, я ничего этого не имел и не хотел иметь, если уж откровенно! Вернее, не отказался бы, если бы наследство получил или подарил кто… Но, не имея ничего этого, я не чувствовал себя несчастным. Вот вы говорите — по лезвию ходил… Ну, было дело, куролесил с ребятами, сперли кое-что, по физиономии кому-то съездили… Но за всем этим не было ни зависти, ни стремления обойти кого-то… Цель была — провести время.
— Или убить его? — уточнил Рожнов.
— Или убить, — согласился Николай. — Назовите это так. Но зависти не было, понимаете? А Фетисов, тот прямо сказал — что это, говорит, за жизнь, если тебе никто не завидует?! Вот они со своей бабой и давали передо мной гастроль, разыгрывая довольство, согласие — чтоб увидеть зависть в моих глазах. Я, может, и позавидовал бы, да не до того было — жену искал. Обалдел я тогда совсем… Говорю же — как приступ.
Николай обвел всех взглядом, будто проверяя — поверили ему или нет, потом опустил глаза, долго рассматривал пальцы в заусеницах, косо стоптанные туфли, уцененные свои брюки, никогда не знавшие утюга и щетки, провел языком по тому месту, где были передние зубы.
— Вы что же, так с Фетисовым и ходили весь день по общежитиям? — спросил Демин.
— Так и ходили. Пообедали в какой-то забегаловке, бутылку распили. Портвейн брали раза два или три… Холодно было, ветер, район новый, пыль, грязь на зубах скрипит! Фетисов… В общем, поцапались мы с ним к вечеру.
— В смысле поссорились? — спросил Рожнов.
— Не просто поссорились… Поругались. Зашли в какой-то гастроном, он взял вина по стакану… Ну, взял и взял. Когда весь день ходишь вот так вдвоем, вроде и неудобно тут же за это вино деньги совать. А он, видно, ждал, что я ему эти деньги верну. «Моя ты деточка!» — это он все повторял, жалел меня, сочувствовал, убивался, что мне вот так не везет… «Моя ты деточка! Как же тебе жить тяжело, что нет у тебя ни лишней рублевки, ни специальности, если всего-то — жена ушла, а для тебя это крах жизни! Видно, не знаешь ты, что можно жить иначе, настоящие люди и живут иначе, а слабаки подыхают, бегая за юбкой, за бутылкой…» Теперь-то я понимаю, он сам из слабаков был, что жалел он меня или делал вид, что жалеет, только для того, чтобы самому возвыситься. Все его слова больше к нему самому относились! Как та пиявка, присосался ко мне и набирался, набирался превосходства. Все выпытывал, как у нас с женой разлад пошел, как у нас все вкривь да вкось… И все причитал — моя ты деточка!
— Может быть, вам все это показалось? — спросил Демин.
— Да, чего не бывает — может, и показалось! — взорвался Николай. — Я говорю, что с женой поругался, что дурь сморозил, заставил ее как-то на последние деньги своим дружкам выпивку покупать, а он свое — моя ты деточка! Приятно ему было слышать это, понимаете? Выслушал и еще просит, вроде на «бис» вызывает — ну, а что еще, что еще у вас было? Потом мы зашли в гастроном, потом сели в автобус, еще в какое-то общежитие поехали, чтобы проверить, нет ли там моей жены… И в автобусе завелись… Словечко у него было такое — нищий… Вот и мне он сказал — нищий, говорит, ты! И карманы у тебя пустые, и за душой ничего нет… Вот как только он сказал это, так я сразу и решил: вломлю, думаю, тебе, охламону.
— Дальше, — обронил Демин.
— А что дальше… Встали мы на остановке, он первым вышел, я за ним… и как-то неудачно спрыгнул, нога у меня подвернулась, опять же, мы уже хороши были, ну, упал я… А он опять жалостливо так — моя ты деточка! Тогда я поднялся и… Ударил его в лицо. Там как раз обрыв, он и скатился вниз. Я постоял, вокруг никого, и спустился следом, к воде.
— Зачем?
— Не знаю… Мы почти два дня были вместе, и вот так сразу, неожиданно, зло расстаться… Мне показалось, что я должен спуститься к нему. Драться у меня желание пропало: я считал, что мы в расчете. Когда я спустился, он взял камень и бросил его в меня, я уклонился, но камень все-таки попал в плечо. Тогда я опять ударил его в лицо… Он упал… И начал орать, чтоб я его не убивал! Я и не собирался его убивать, но когда он начал кричать, то меня еще большее зло взяло.
— И тогда вы решили убить Фетисова? — спросил Рожнов.
— Да что вы зарядили — убить, убить… Никто не собирался его убивать… Просто… наступил момент, после которого все происходило само по себе.