— И тогда вы решили убить Фетисова? — спросил Рожнов.
— Да что вы зарядили — убить, убить… Никто не собирался его убивать… Просто… наступил момент, после которого все происходило само по себе.
— Вы хотите сказать, что уже не владели собой?
— Можно и так сказать, — поморщился Николай. — Да, я не владел собой. Вообще тогда все как-то закрутилось… Тот же Фетисов мог убежать, мог обороняться или нападать, просто сказать, мол, хватит… А он орал одно — не убивай! А потом начал просить о помощи, умолять спасти его, пока я наконец не догадался, что кто-то стоит за моей спиной… Оглянувшись, я увидел Сухова. Оказывается, он все это время был в нескольких шагах. Вначале я подумал, что он бросится на меня и будет защищать Фетисова, но увидел, что он сам вот-вот упадет в обморок… А ну-ка, говорю, подай вон тот камень… Он мне и подал… Принес и протягивает… Куда деваться? Взял я камень, Фетисова по темечку и… А потом припугнул Сухова… Дескать, теперь мы повязаны. И там же мы договорились замести следы.
— Значит, Сухов все это время стоял рядом? — переспросил Демин.
— Да. Если бы не он, ничего бы не было… Он в камышах рыбу, оказывается, удил, вот мы сверху и скатились чуть ли ему не на голову. Если бы он как-нибудь вмешался, тоже ничего бы не было. А он стоял и трясся.
— И сам камень подал?
— Да. Тот самый камень, который бросил в меня Фетисов… Принес и, можно сказать, в руки вложил.
— Расхождение в показаниях, Иван Константинович, — обратился Демин к Рожнову. — Нужна очная ставка.
— Сделаем очную ставку. Что было дальше?
— А что дальше?! Дальше от нас уже ничего не зависело… оттащили Фетисова поближе к обрыву, к кустам, чтобы его сверху не увидели, потом пошли к Сухову, он взял лодку, весла, приплыли… К тому времени уже стемнело, отвезли к середине реки и сбросили.
— Сухов утверждает, что вы два раза его пытались сбрасывать?
— Да, два раза, — подтвердил Николай. — Он первый раз не хотел тонуть…
— А вы не допускали мысли, что Фетисов был жив, когда вы его сбросили в воду?
— Что?! — Николай долго смотрел на Демина, будто хотел прочесть в его лице скрытую опасность, потом хмыкнул. — Ну, вы даете! С одной стороны, обещаете, что искренность зачтется как плюс, а с другой — утопление живого человека прибавит годка три-четыре… Ловко вопрос ставите!
— Видите ли, Аврутин, вы забываете, почему оказались здесь. Вы пришли сами и тем самым как бы сказали нам: я раскаялся, судите меня, приму приговор как должное. Вот я и спрашиваю: знали ли вы о том, что утопили живого человека?
— Знаете, мне как-то во время своих недавних путешествий пришлось прочитать Уголовный кодекс… Там сказано, что я не обязан давать показания против самого себя.
— Так, — Демин положил ладони на стол. — Я вижу, у вас снова появляется игривое настроение. Пригласим Сухова.
Сухов остановился у двери, поздоровался, окинул кабинет взглядом, избегая смотреть на Николая.
— Садитесь, Сухов, — сказал Демин, — мы пригласили вас, чтобы уточнить некоторые детали. Необходимо провести очную ставку, поскольку в показаниях обнаружились расхождения. Вы знаете этого человека?
— Да, знаю, — кивнул Сухов.
— Где вы с ним познакомились, при каких обстоятельствах?
— Ну, это… — Сухов замялся, собираясь с духом. — Это тот самый Николай, который с помощью угроз заставил меня принять участие в сокрытии следов преступления. — Сухов настороженно подобрал губы, вцепился в сиденье стула.
— Аврутин, вы знаете этого человека?
— Знаю. Это Сухов. Он стоял за моей спиной, когда мы дрались с Фетисовым. Он видел все от начала до конца. Именно его Фетисов просил о помощи. Сухов хотел убежать, но не мог, потому что единственная дорожка была перекрыта — мы с Фетисовым возились на этой дорожке. Вот он и раскачивался как маятник за нашими спинами, выбирая удобный момент, чтобы проскочить мимо.
— Сухов, вы подтверждаете слова Аврутина? — спросил Демин.
— Я не раскачивался за их спинами и не собирался никуда убегать. Вот. — Сухов хотел было еще что-то сказать, но у него не хватило дыхания, и он замолчал.
— Раскачивались вы за их спинами или приседали — это значения не имеет. Вы не отрицаете, что действительно ловили рыбу в том месте, где Аврутин и Фетисов выясняли свои отношения?
— Ловил, — сказал Сухов. — Ну и что? Ловил.
— И вы слышали шум, когда сверху, от автобусной остановки, к берегу скатились два человека? Записываю… «Свидетель Сухов во время очной ставки подтвердил, что действительно слышал, как скатились двое мужчин, оказавшихся Аврутиным и Фетисовым». Подпишите, пожалуйста!
Сухов осторожно взял ручку, посмотрел на Демина, на Николая и, внимательно прочитав, подписал.
— Так, Сухов, — проговорил Демин, взглянув на подпись. — Значит, вы видели их драку?
— Я этого не говорил, — близко поставленные маленькие глазки Сухова горели отчаянной решимостью не дать себя провести.
— И когда сверху свалились двое мужчин, вы даже не оглянулись?
— Оглянулся. Ну и что?
— Убедились, что драка серьезная, и снова отвернулись к поплавку?
— Да, снова отвернулся к поплавку.
— Если я запишу эти ваши слова в протокол, вы подпишете?
— А почему бы и нет?
— И сможете объяснить свое поведение суду? Я напомню, Сухов, о роли, которую вы играли здесь полгода… Это была роль искренне раскаявшегося человека, который счел своим долгом рассказать о преступлении, свидетелем которого случайно оказался. Верно? А теперь вы будто скрываете что-то? Вы драку видели?
— Видел, ну и что?
— Значит, не отрицаете слов Аврутина о том, что были свидетелем его драки с Фетисовым?
— Послушайте! — возмутился Сухов. — Кого вы допрашиваете? Его или меня?
— Никого, — улыбнулся Демин. — Я провожу очную ставку между вами. Уточняю показания. И только. Итак, вы видели драку от начала до конца?
— Да! Да! Видел! Ну и что?!
— Ничего. Просто вы подтвердили показания Аврутина. Продолжим. Аврутин утверждает, что Фетисов взывал о помощи. Вам не пришло в голову прийти ему на помощь?
— Я же не знал, что он его убьет!
— Но прийти на помощь вам не пришло в голову? Уточняю — вы опасались за свою жизнь? Или считали, что вообще не обязаны вмешиваться в подобных случаях?
— Всего понемногу, — быстро ответил Сухов. — Да. Можете так и записать. Любой человек вел бы на моем месте себя точно так же. Если все повторится, если я увижу, что снова кто-то кого-то за что-то убивает, я не вступлюсь.
— Фу! — Демин перевел дух. — Тяжело разговаривать с вами, Сухов. Полгода беседуем, а никак привыкнуть не могу. Ладно, вы видите, что Аврутин…
— Он угрозами и принуждением заставил меня принять участие в сокрытии следов, — отчеканил Сухов.
— Вы подтверждаете его показания? — обернулся Демин к Николаю.
— Нет. Я сказал ему, чтобы он подал мне камень, который лежал в стороне, сам не мог дотянуться до него… И Сухов принес мне этот камень. А потом я сказал ему, что мы с ним здорово влипли. Он спросил, почему я говорю «мы». Я ответил ему — потому что мы стали вроде бы соучастниками, и предложил ему перетащить Фетисова в кусты.
— Сухов, вы подтверждаете показания Аврутина?
— Какие показания?
— Вы помогали тащить Фетисова к кустам?
— Я полагал, что мы оттаскиваем его подальше от воды, чтобы его не захлестнуло волной, когда будет проходить катер.
— Вы подали Аврутину камень?
— Он угрозами и принуждением…
— Вы подали Аврутину камень?
— Фетисов все равно лежал!
— Значит, подали?
— Я не знал, зачем ему этот камень!
— Что было после того, как вы оттащили Фетисова к кустам?
— Мы пошли к нашему двору… Я ведь уже давал показания… Отвязал лодку, взял в сарае весла… И мы снова поплыли к тому месту, где оставили Фетисова. Втащили его в лодку и отчалили.
— Аврутин, есть возражения? — спросил Демин.
— Нет, все правильно.
— Сколько времени прошло с тех пор, как вы остановили его, и до того момента, когда вы снова за ним пришли?
— Час, наверное, — ответил Николай.
— Вы, Сухов, не подумали о том, что Фетисов может быть жив?
— Нет, Аврутин заставлял меня грести быстрее, у меня дрожали руки, и никаких подозрений… не было. Я только боялся, что он, — Сухов кивнул в сторону Николая, — стукнет меня веслом по голове и отправит в воду вслед за Фетисовым.
— У меня есть заявление, — Николай поднял руку, как в школе.
— Прошу, — сказал Демин.
— Сухов знал, что мы сбросили в воду живого человека. Я не знал, а он знал.
— Он врет! — вскочил Сухов. — Он наговаривает, чтобы самому выкрутиться! Я протестую! Я буду жаловаться! — Сухов размахивал длинными, торчащими из коротковатых рукавов плаща руками. Но поскольку никто не заставлял его замолчать, он затих сам. — Простите, — проговорил он и опять сел.
— Он врет! — вскочил Сухов. — Он наговаривает, чтобы самому выкрутиться! Я протестую! Я буду жаловаться! — Сухов размахивал длинными, торчащими из коротковатых рукавов плаща руками. Но поскольку никто не заставлял его замолчать, он затих сам. — Простите, — проговорил он и опять сел.
— Продолжайте, Аврутин, — сказал Демин.
— Кроме нас двоих, никого там не было, я не смогу этого доказать. И держать в себе тоже не хочу. Моя вина ясна, я ничего не скрываю. Так вот, когда мы первый раз сбросили Фетисова в воду, он не утонул. И Сухов предложил, именно он предложил привязать камень. Я сказал, что ну его к черту, куда-нибудь отнесет его за ночь, и ладно. Но Сухов вдруг забеспокоился и начал меня упрекать в том, что я вроде скроюсь, уеду, а ему тут одному отдуваться. Мы выловили Фетисова и опять поплыли к берегу. Нашли камень, привязали к Фетисову и сбросили. А когда вернулись к берегу, у Сухова вдруг случилась истерика… Он начал хихикать и говорить, что мы бросили живого человека. Я спросил у него, откуда он знает, почему так решил? Сухов ответил, что видел, как тот шевельнул рукой в лодке. Фетисов лежал у его ног, и Сухов действительно мог увидеть, если бы тот шевельнул рукой. И еще он сказал мне, что Фетисов застонал, видно, придя в себя после того, как мы первый раз сбросили его в воду.
— Что вы на это скажете, Сухов?
— Ничего. Ничего я вам больше не скажу. Мне плохо. Я устал. Вот и все. Может, это было, может, не было, не знаю… А может, и меня там не было вовсе. Чем докажете?
Глава 19
На следующее утро Демин проснулся разбитым. Многочасовые допросы Аврутина, оформление показаний, очные ставки с Суховым, с Фетисовой опустошили его. Придя на работу, он медленно прошел по коридору, долго вставлял ключ в замочную скважину, а войдя в кабинет, сел, не раздеваясь. В нем до сих пор звучали голоса всех, кто прошел перед ним вчера, кто побывал в этом кабинете.
«Вот так, гражданин Аврутин, это все и кончилось. Долго тянулось, а завершилось, вишь, как неожиданно… Сам пришел… А с другой стороны, Коля, любая тюрьма для тебя будет избавлением, это уж точно. Можно, конечно, годами в прятки играть с милицией, с друзьями, с самим собой… Но ведь это уже не жизнь, это уже черт знает что…»
Позвонил Кучин. И после первых же слов понял состояние Демина.
— О, да ты совсем раскис! А ко мне в гости никто не идет… Ты, Валя, не представляешь, как бывает иногда печально, когда никто в гости не идет! Нет-нет, не подумай, что вообще никто не идет, приходят всякие кикиморы болотные с вежливо-настороженными взглядами и быстренько начинают обследовать твою квартиру, обстреливать ее стыдливыми глазками… И чего они, думаешь, ищут? Хотят убедиться, что не обошел ты их, вазу хрустальную не хапнул по случаю, ковер не приобрел, мебелишка у тебя та же, что и прежде… А закончив такой вот негласный обыск, успокаиваются и проникаются к тебе благорасположением. И ты понимаешь, в чем весь ужас, Валя, — они искренне располагаются к тебе, поняв, что ты ничем не угрожаешь их самолюбию.
— Ну, Кучин, ты преувеличиваешь, — усмехнулся Демин.
— Преувеличиваю?! Ха! Знаешь, я был недавно в гостях у одного парня, с которым учился когда-то… так вот, его квартира — это некий итог. Итог жизни, стремлений, итог сверхурочной и левой работы, это тот предел, которого можно достичь, если поставить перед собой единственную цель — создать такую берлогу. Валя, у него на фужерах свято хранятся фабричные бумажные нашлепки, и он следит, чтобы ни один гость по недоумению их не ободрал. Импортные они, Валя! У дитя тапочки, которые надеваются только при гостях. Пластинки есть, которые он сам для себя никогда не ставит. И не только потому, что они ему неинтересны, он бережет их, Валя! И бутылочка гостевая есть. Бедный Костя, как он заглядывал мне в глаза: «Ну что скажешь? Каково мы живем?» А я подумал — что же вы, бедные, будете делать, когда я через полчаса выйду от вас? Хотел было похвастаться, что есть, дескать, у меня ножичек булатный и цена ему никак не меньше тыщи, но спохватился. Тогда я обесценил бы их сокровища! Вот что им нужно — превосходство. О, как они держатся за людей, перед которыми это превосходство могут показать. Грустно все это, Валя, грустно…
— Теперь я знаю, зачем ты меня в гости зазываешь, — попытался пошутить Демин. — Ты хочешь убить меня своим ножом булатным.
— Только в переносном смысле, — быстро ответил Кучин. — Одним только видом ножа я тебя убью! Но знаешь, Валя, если понравится так, что душа у тебя дрогнет, — подарю!
— Острые предметы нельзя дарить, — назидательно сказал Демин, — рассоримся.
— А я с тебя пятак возьму. Вот ты и откупишься. А то зашел бы, а? Слышал, ты женишься?
— Знаешь, я тоже об этом слышал, не помню от кого, правда…
— Ладно-ладно, не лукавь. До анатомички тоже кое-какие новости из мира живых доходят. А то приходи с дамой…
— А как насчет мяса?
— Колбасы купим, в конце концов. Бог с ней, с бараниной… А то дожили — просто так человека в гости не пригласишь, все поразить хотим друг друга, удивить, озадачить… А я тебе сразу говорю — приходи ко мне. Ко мне. И все.
— В семь годится?
— Заметано! — И Кучин положил трубку, боясь, что при дальнейшей утряске вдруг обнаружатся какие-то забытые дела, которые не позволят им встретиться.
Демин усмехнулся невинной хитрости Кучина и тут же позвонил Кларе. А вечером, когда они стояли на площадке у двери, до них донесся запах жареного мяса.
— Ага, — сказал Кучин удовлетворенно, и Демин не мог не заметить, как в его глазах блеснули и радость и облегчение. — Пришли. Ну, проходите, — проворчал тот. — А я подумал, если не придете — все сам съем.
— Знакомьтесь, — Демин представил Клару.
— Вы как, уже расписаны или еще?..
— Еще! — рассмеялась Клара. Она пришла в джинсах и все в том же желтом свитере. — А вы? Расписаны или еще?..
— Я! — Кучин раздумчиво склонил голову к плечу. — И уже и еще… Я был расписан и надеюсь еще разок расписаться. При благоприятных обстоятельствах, разумеется. А расстались мы очень мило. Осчастливили друг друга расставанием. Принято считать, что люди делают друг друга счастливыми, сходясь, а у нас все наоборот. Мы шлем друг другу поздравительные открытки, что… Минутку!
Он убежал на кухню и вскоре выбежал оттуда, неся на вытянутых руках дымящуюся сковородку с ломтями мяса. Все это он водрузил на журнальный столик, вокруг которого стояли кресла.
— Будем кутить за маленьким столиком, — сказал он. — Когда сидишь в кресле, больше можно съесть. Вы ужинали?
— Зачем? — удивился Демин. — Ужинать, собираясь в гости? Ну, ты даешь, Кучин!
— Правильно! — ответил тот и бухнулся в кресло. — Прошу следовать за мной. — Он разлил в высокие стаканы красное сухое вино, положил себе в тарелку кусок мяса, посыпал его зеленью, которая возвышалась горкой в большой тарелке.
— Давайте выпьем, ребята! Мы так долго шли к этому вечеру, к этой вот встрече, что любой тост покажется скучным, потому что это будет еще одна проволочка. Выпьем.
Он подержал стакан в опущенной руке, поставил на стол, с трудом найдя для него место, посмотрел, как осторожно отпила Клара, одобрительно глянул на пустой стакан Демина и вздохнул освобожденно.
— Я слышал, твой Сухов из изолятора письма пишет?
— Да, хочет дать чистосердечные признания.
— Как, опять?
— Он при каждой встрече дает все новые и новые показания. И все — чистосердечные.
— Так он, выходит, знал, что сбрасывает в воду живого человека?
— В том-то и дело! Он и себе боялся в этом признаться. Аврутину он в истерике проболтался там, на берегу, что видел, как Фетисов шевельнул рукой, но потом запретил себе об этом и думать. Живой Фетисов становился опасным Сухову. Постоянно действующий живой укор. Понимаешь? Если человек, видевший твою подлость, низость, всегда рядом, тяжело жить. Но если такой человек мертв, то вроде и спокойнее.
— Значит, убийца — Сухов?
— Да. Можно и так сказать. Если бы Аврутин знал, что Фетисов жив, он бы не стал сбрасывать его в воду. Зачем? Сухов же топил живого человека.
— Все это в полном соответствии с законом, который я вывел! — сказал Кучин.
— Вы еще и законы выводите? — вежливо удивилась Клара.
— Ха-ха! — вскочил Кучин. — Я вывожу прекрасные законы! Например, закон кинжала для левой руки. Но вначале я должен рассказать о самом кинжале. Вы знаете, что это такое? Смотрите… — Кучин подбежал к каталожной тумбе со множеством маленьких длинных ящиков и начал выдвигать их один за другим. В каждом ящичке лежали диковинные ножи. — Вот! — Кучин разогнулся, и они увидели в его руке невзрачный клинок с изъеденным ржавчиной лезвием и костяной обгоревшей ручкой. — Это кинжал для левой руки. Смотрите внимательно, — Кучин нажал на рукоятке небольшую кнопку, и клинок с невидимой для глаза скоростью вдруг раскололся, — из одной рукоятки торчали три лезвия. — Каково?! — воскликнул он восхищенно. — Но это что! В Эрмитаже кинжалам для левой руки посвящен целый стенд в зале холодного оружия. Вот где экземпляры! О! — Кучин закрыл глаза и восторженно покачал головой.