— Как частный случай можно принять, — согласился Рожнов.
— Что есть жестокость? Это готовность слабака, воспользовавшись временными обстоятельствами, вроде темноты или длинного ножа, доказать свое превосходство в данную минуту. — Демин встал, прошелся по кабинету. — Преступления совершают те, кто не в силах справиться с собственными чувствами, желаниями, страстями; люди, которые не видят иного способа доказать свое достоинство, правоту, не видят иного способа заработать деньги — не позволяют способности, образование, характер. Преступниками становятся от нетерпеливости. Ему сию минуту надо утвердиться, пусть ненадолго, но сейчас, он сегодня хочет иметь те блага, которые жизнь обещает завтра, послезавтра. И не в силах справиться с самолюбием, завистью, тщеславием, идет на преступление. У него коленки трясутся от страха, но он идет, потому что зависть и тщеславие выворачивают его наизнанку.
— А разве не бывает, чтобы сильный человек пошел на преступление? К примеру, он хочет получить чего у него нет.
— Сильный все может получить честно, — упрямо повторил Демин.
— А если он хочет больше, чем может?
— Значит, он слабак. Потому что ненасытность — тоже слабость. Дети не могут без слез пройти мимо приглянувшейся игрушки. И то не все, а только капризные, избалованные, испорченные. А когда такая черта сохраняется у взрослого — это слабость.
— Знаешь, Демин, может быть, ты и прав, — медленно проговорил Рожнов, — может быть, ты и прав. Да, ненасытность — это отнюдь не признак силы в общечеловеческом понимании этого слова. Но преступник, обладающий столь несимпатичным качеством, опасен. Ненасытность толкает его на новые и новые преступления, он приобретает опыт, хватку. Он начинает относиться к преступлению как к единственно возможному способу заработать деньги, утвердиться, доказать свою значительность. И становится сильным противником.
Рожнов тяжело поднялся, опершись руками о стол, одернул пиджак и направился к двери. У самого выхода он остановился, услышав телефонный звонок.
— Слушаю. — Демин выразительно посмотрел на Рожнова, попросив его задержаться. — Так. Понял. Записываю… Фетисов… Владимир… Семенович. Понял. Что? И адрес есть? Ну, ребята, мне с вами не расплатиться!
Положив трубку, Демин некоторое время с блаженной улыбкой рассматривал свои каракули на перекладном календаре.
— Этого человека звали Фетисов Владимир Семенович, — сказал Демин.
— Поздравляю! — улыбнулся Рожнов, он вернулся и сел на еще не остывший стул. — Если принять версию Сухова и допустить, что Николай все-таки был, то возникает вопрос — зачем ему понадобился Сухов?
— Мне кажется, что многое в этой истории просто случайно.
— Не думаю. Место выбрано удачное, глухое. В то же время к нему удобно добраться на городском транспорте. Если убийство случайное, то почему Николай с таким исступлением, не могу подобрать другого слова, старался спрятать труп? И при этом не потрудился даже очистить карманы Фетисова… Столько риска, столько дурной работы — зачем? Самое разумное на его месте — сматываться, пока не поздно. А он шатается по городу, ночует черт знает где и звонит, звонит, звонит…
— По-моему, с Суховым произошла типичная ошибка в объекте, как выражается наш уважаемый кодекс, — проговорил Демин. — Он принял живого человека за мертвого и поэтому согласился участвовать в уничтожении следов.
— А Николай? Он знал, что в лодке лежит живой человек? Что делал Николай той ночью — уничтожал человека или уничтожал следы? Возможно, он не стал бы топить Фетисова, знай, что тот живой.
— А может, потому и топил, что увидел какие-то признаки жизни?
— Ладно, — вздохнул Рожнов. — Сейчас мы размазываем манную кашу по белой скатерти. Надо узнать, кто такой Фетисов. Где жил, чем занимался, круг друзей… Уверен, что здесь тебя тоже поджидает немало гостинцев. Да, ты не узнал — в милицию не поступали заявления об исчезновении людей?
— Узнавал. Не поступали.
— Так… о чем это говорит?
— Это может говорить о многом. О том, например, что Фетисов приезжий. Но вот передо мной его домашний адрес. Он прописан в этом городе. Возможно, он жил один и о нем попросту некому заявить…
— Вы упустили еще один вариант, — заметил с улыбкой Рожнов. — Что нашли водолазы? Фетисова? Или его документы?
Глава 8
Знакомясь с данными о Фетисове, Демин не находил в них ничего, что позволяло бы судить о его характере, привязанностях, слабостях, о том, что привело его поздним ноябрьским вечером на пустынный берег реки. Немногим более сорока лет, женат, имеет ребенка двух лет. Вообще-то человек на пятом десятке мог бы иметь ребенка и постарше, но случается и такое. Не исключено, что у него и постарше дети есть — женат, оказывается, Фетисов четвертый раз. Нынешняя жена — учительница. Преподает труд в школе. Учит детишек кроить и вязать. Сам Фетисов закончил строительный институт. Работал геодезистом. Зарплата двести пятьдесят рублей. Не привлекался ни в суд, ни в милицию. Наград не имеет. Никуда не избирался. За рубежом не бывал. Ученых званий не удостоился. От соседей нареканий не поступало. И наконец, Демин прочел слова, которые его насторожили. Оказывается, Фетисов был студентом второго курса филологического факультета. Значит, были в его душе неудовлетворенность, стремление к иной жизни…
И еще одно удалось установить — место убийства находилось в стороне от всех маршрутов Фетисова. Жил он вдали от реки, место работы находилось в центре города, и даже проезжать мимо злополучного обрыва у него не было видимой надобности.
Несколько минут Демин разглядывал фотографию Фетисова. Со снимка на него смотрел человек со слегка вьющимися волосами, низким лбом, слегка приплюснутым носом, с крупными ноздрями. Смотрел пристально, в упор, будто требовал возмездия за свою безвременную кончину. Да, во взгляде было какое-то упрямство, казалось, он знал о себе нечто такое, о чем другие не догадывались.
Демин сложил бумаги в новую, хрустящую на изгибах папку, запер ее в сейф и направился к Рожнову просить машину. С машиной всегда были осложнения, и всегда случалось так, что Демину она требовалась чаще других.
Рожнов встретил его приветливо.
— Машину бы, Иван Константинович! Часа на три… Если я разошлю повестки, они придут к людям через три дня. Значит, назначать допросы можно дня через четыре, не раньше, а это уже следующая неделя… И опять же придут не те, кто больше знает, а те, у кого дел поменьше, кого начальство отпустит…
— Укажи в повестке, кто именно должен прийти.
— Откуда мне знать кто? А с машиной уже сегодня к вечеру я смогу ответить на многие вопросы.
— Куда ты хочешь съездить?
— В горводоканал. Родное предприятие Фетисова. Потом в университет. Он, оказывается, филологию изучал, два года назад поступил.
— Что-то, я смотрю, у этого Фетисова затяжная молодость — ребенку, понимаешь, два года, студентом заделался… В детство впал?
— Вечером отвечу, можно? — Демин понимал, что Рожнов просто тянет время, чтобы прикинуть — может ли он дать машину, не понадобится ли она ему самому…
— Совещание у меня сегодня в исполкоме… Что же мне, пешком добираться? Увидят — засмеют. Какое может быть доверие к человеку, который на совещание пешком приходит?
— Скажите, что для моциона пешком-то… — начал было Демин и тут же замолчал. Шутка получилась рискованной — Рожнов еще не позволил ему шутить над своим весом.
— Разве что для моциона, — вздохнул Рожнов. — Ладно… Бери. Но к шести чтоб у исполкома была. Хоть домой уеду, поправлю свой авторитет. Ни пуха!
— К черту! — отчаянно сказал Демин.
И, уже закрывая дверь, опасливо оглянулся — не оскорбил ли начальство фамильярностью? Кажется, нет. Начальство улыбалось.
Начальник отдела изысканий горводоканала, под руководством которого трудился Фетисов, оказался человеком шумным, громкоголосым и краснолицым — загар, видимо, не сходил с него круглый год.
— Ко мне? — спросил он заглянувшего Демина. — Прошу!
Он с шумом свернул кальку, не глядя, сунул ее за спину в угол. Решительно взял удостоверение Демина, внимательно его прочел, так же резко вернул, подошел к двери, за которой располагался отдел, и громко потребовал:
— Ко мне не входить. Занят.
Оживленный говор чертежниц, копировальщиц, реечниц ненадолго смолк. Потом кто-то прыснул, кто-то что-то уронил, и гул голосов возобновился с прежней силой. Дверь в отдел была наполовину стеклянная, и только дребезжащий лист кальки закрывал каморку начальника от глаз подчиненных.
— Я к вам по поводу Фетисова, — начал Демин, усаживаясь на стул.
— Ага, — озадаченно проговорил начальник. — Ага… Понимаю.
— Его нет на работе? — Демин хотел убедиться в том, что они говорят об одном человеке.
— Ага, — озадаченно проговорил начальник. — Ага… Понимаю.
— Его нет на работе? — Демин хотел убедиться в том, что они говорят об одном человеке.
— Вторую неделю нет! Что же, влип наш Фетисов?
— Можно и так сказать, — уклончиво ответил Демин.
— А что, это ему раз плюнуть!
— С ним, как я понял, время от времени случаются происшествия?
— А! — начальник махнул крупной рукой. — Случаются… Он не вылезает из происшествий! Не вылезает! Иначе бы он не был Фетисовым.
— Что он за человек? Какой славой у вас пользуется? — Демин расстегнул куртку и поудобней присел к столу, поставив на него локоть, — вроде невинное, незначащее движение, а придает разговору совсем другой тон, доверительный, свойский.
— Занят! — крикнул начальник отдела, заметив, что на кальку, приколотую к двери, с противоположной стороны легла чья-то тень. — Занят, — повторил он уже потише. — Ну, что сказать о нашем Фетисове… Звезд не хватал, но справлялся. На работе не горел, нет. Комья земли не летели у него из-под ног. Я вот сейчас подумал… Фетисов ведь имеет высшее геодезическое образование! Представляете! В нашем отделе всего двое таких — он да я. Но я начальник отдела, а он… исполнитель. Да, не продвинулся человек по службе. Как пришел двадцать лет назад в геодезию, так и остался на самой первой ступеньке.
— А какая ступенька в геодезии первая?
— Как и везде! После института он получил должность изыскателя. Вот до сих пор и изыскивает. Дает направление при рытье траншей, разбивает план будущей постройки, иногда приходится снимать какую-то площадку… Все это он делает. Вроде достаточно грамотно, но не без конфузов.
— Какие же бывают в геодезии конфузы? — улыбнулся Демин.
— Как и везде! — рассмеялся начальник. — В прошлом году наш Фетисов дал направление под водопровод и на двадцать метров промахнулся! Роют ребята, глядь — труба! А по плану тут не положено быть трубе! Значит, осталась со времен войны, значит, вовсе не труба это, а металлолом. Подцепили ее скреперами и рванули! — Начальник обхватил лицо руками и закачался из стороны в сторону, видно, до сих пор страдая от позора. — Канализацию вспороли, представляете?! Ужас! Кошмар! Как хлынуло из этой трубы… — он опять зажмурился.
— И чем кончилось?
— Объявили мы нашему Фетисову выговор, лишили его «тринадцатой зарплаты», летнего отпуска лишили, на собраниях до сих пор материм. Он теперь наша легенда, наш срам вековечный… Куда ни придешь, едва узнают, что ты из водоканала, сразу улыбаются, показывают все зубы, которые только в наличии есть! Так это вы, спрашивают, канализацию рванули? Вот так-то!
— А как он в коллективе?
— Есть категория шустряков, так вот Фетисов из них. Не для чужих ушей будет сказано, — начальник покосился на дверь, — мы иногда отмечаем наши производственные успехи, скажем так, личные торжества у людей бывают, общенародные праздники… Вот за этим начальственным столом и отмечаем. Хотя это и не поощряется и даже более того — порицается, но пока высокий гнев нас миновал. Когда случается праздник, то за бутылочкой мы не парнишку посылаем, а Фетисова. Он и смотается быстренько, и отговорок у него никаких, и принесет что надо… В этом смысле Фетисов на месте. Правда, как выпьет — заводной становится. Все норовит с кем-то поспорить, что-то доказать, как-то уесть… Я так понимаю — если всю жизнь исполнитель, то ведь нужна какая-то отдушина, нужно за что-то уважать себя. Почтовые марки люди собирают, бегом занимаются, театром балуются, чтоб при случае козырнуть. А Фетисов — читатель. Больно читать любит, но еще больше поговорить об этом. Одно слово — исполнитель. А в общем неплохой мужик. Другого у нас за эту канализацию уже давно бы выставили с волчьим билетом, а он ничего, переморгал. Пожалели, короче говоря.
— Пожалели?
— Да, а что тут удивительного?
— Само слово показалось немного, — Демин помялся, — странным. Вы не сказали, что решили Фетисова оставить, учитывая его стаж, образование, авторитет… А попросту пожалели… И это о человеке взрослом, не первой молодости, на пятом десятке…
— А! Вон вы о чем! — начальник облегченно засмеялся. — Дело в том, что у него не было козырей. Ни единого. Виноват, и все тут. Фетисов должен был на протяжении всей работы следить за направлением траншеи, а он, откровенно говоря, сачковал. Якобы ушел на участок, а сам, к примеру, шастанул в редакцию, — начальник со значением посмотрел на Демина. — Любит иногда наш Фетисов посещать редакцию молодежной газеты… Какие-то у него там бубновые интересы… Вот и сбились строители с направления. Кинулись выяснять, а Фетисов не был на участке месяц! Еще конфуз — ушел как-то обедать, оставил на стройплощадке теодолит, а его сперли. Вместе с треногой. Инструмент дорогой, несколько тысяч… Опять пришлось выручать… Кое-что он заплатил, кое-что обещал заплатить… В общем, висит этот теодолит на нем, до сих пор висит. Жена вот недавно приходила, жаловалась на Фетисова, просила повлиять, оказывается, дома не всегда ночует… Он не то чтобы вовсе ночевать не приходил — приходил, когда хорошие люди уже утреннюю зарядку делали. Одно слово — Фетисов! — в глазах начальника сверкнул не то восторг, не то горечь.
— Второго такого работника вы бы не хотели иметь?
— Нет! — твердо ответил начальник. — С нас и одного хватит. Но сказать, что я мечтаю от него избавиться, тоже нельзя. Да-да, как это ни удивительно… Мы живем своей водоканализационной жизнью, но ведь она, эта жизнь-то, состоит не только из рытья траншей, изысканий трасс, разбивки площадок… Есть еще и взаимоотношения между людьми. В этом смысле Фетисов нам нужен. Наши чертежницы, копировальщицы при Фетисове чаще смеются, охотно шутят, он их… возбуждает, что ли… Над ним смеются, а он не против, лишь бы внимание уделили. При этом ни одна из девушек не имеет на него никаких видов, да и он… Ему ничего не надо, кроме мимолетных шуточек, игривого разговора. Даже во время подпольных пирушек он старается незаметно скрыться пораньше, чтобы не пришлось кого-нибудь провожать… Думаю, слаб он по этой части.
— Странный человек… был ваш Фетисов, — медленно проговорил Демин.
— Был? — переспросил начальник отдела. — Это в каком смысле? Влип куда-нибудь? Если что — мы характеристику напишем, на поруки возьмем… А что — и возьмем! Если, конечно, ситуация позволяет…
— Не позволяет, — сказал Демин, отворачиваясь. Он чувствовал себя неловко от того, что так долго расспрашивал о Фетисове, не сказав, что тот уже мертв. — Нет вашего Фетисова… Убит.
Начальник с недоумением вскинул выгоревшие брови, поморгал, оглянулся в беспомощности по сторонам.
— То есть… Вы хотите сказать, что его уже нет в живых? — спросил он с такой невероятной надеждой в голосе, что Демин не смог ответить, только кивнул. — Что же вы мне сразу не сказали?
— А потому не сказал, что вы мне и половины бы не поведали из того, что я сейчас узнал. Да и случая не было вставить в разговор. Так что уж простите.
— Да ладно, чего там… Скажите, а это точно, совершенно точно… ну, что он убит?
— Точней не бывает.
— Жена знает?
— Вряд ли… Надеюсь поговорить с ней сегодня… Скажите, а вы не узнавали у нее, почему Фетисова на работе нет?
— Она послала меня к черту. И я подумал, что, если чертыхается, значит, ничего страшного.
— Подобные случаи уже бывали?
— Бывали, — подтвердил начальник неохотно. — Я же говорил, она к нам приходила, просила призвать к порядку. Она не первая его жена, и все шло к тому… В общем, можно было предположить, что и не последняя.
— Что она за человек? — спросил Демин.
— Он звал ее клин-бабой. Есть такое приспособление у строителей… Нечто вроде кувалды, которой долбят мерзлый грунт, разбивают старые постройки…
Демин заметил, что лицо начальника как бы погасло. Только что оно освещалось возмущением Фетисовым, удивлением, любовью, в конце концов, а теперь на нем можно было прочесть лишь беспомощность.
— Фамилия Сухов вам ни о чем не говорит? — спросил Демин.
— Сухов? Нет. Первый раз слышу.
— Вы не знаете, у Фетисова был друг, знакомый, приятель по имени Николай?
— Николай? Хм, — начальник пожал плечами. — У нас в отделе есть один Николай, но он в отпуске, недели три его уже нет.
— А скажите, вы не замечали за Фетисовым… Не было у него второй жизни, каких-либо занятий, увлечений, какого-то времяпрепровождения, помимо работы? Знаете, бывают охотничьи компании, садовые, пчелиные…
— Второй жизни? — Начальник подумал, обхватив лицо ладонью. — Нет, не могу сказать… Он поступил в университет, зачем — ума не приложу. Мы все только посмеивались. Действительно, когда человек со сложившейся судьбой, профессией вдруг делает такой прыжок в сторону… Это и смешно, и озадачивает, и даже… вызывает уважение. Хотя, откровенно говоря, нужен ему университет как зайцу клипсы!