– Хороший чемодан, бельгийский, – проявила осведомленность Катя, – профессор привез его из последней поездки в Европу.
– В конце концов мы даже что-то выиграли, – подвела итог Ирина. – Нам не пришлось тащить его лишний пролет.
– Он там, наверное, весь в синяках, – посочувствовала сердобольная Катя пассажиру самоходного чемодана.
Тележку выкатили на улицу и совместными усилиями затолкали чемодан в багажник Жанниной машины. Троица разместилась внутри салона, и Жанна выехала на улицу.
– Хорошо бы теперь не нарваться на особо бдительного гаишника, – проговорила она сквозь зубы, притормаживая у светофора. – Если он потребует открыть багажник, у меня начнется истерика.
– А ты соблюдай все правила, вот он и не привяжется, – отозвалась Ирина.
– Можно подумать, они останавливают только нарушителей! Деньги понадобятся – вот и тормознет.
– А вообще, девочки, куда мы его везем? – светски поинтересовалась Катя.
– Интересный вопрос. – Жанна покосилась на Ирину. – У тебя есть какие-нибудь предложения?
– Не знаю… – Ирина оглядела улицу. – Ты пока поезжай прямо, может быть, какая-нибудь мысль осенит по дороге…
– А что мы будем делать, если не осенит? – процедила Жанна. – Мне что, до Москвы ехать?
– Девочки, – проговорила вдруг Катя с детским оживлением, – а что это за толпа там, на углу?
У входа в небольшую гостиницу стоял ярко разрисованный туристский автобус. Перед ним толпились аккуратные европейские старички, скорее всего немцы или скандинавы, дисциплинированно ожидавшие посадки. Багажное отделение автобуса было открыто.
– А это какие-то туристы посмотрели на Медного всадника, походили по Эрмитажу и теперь домой уезжают, – отозвалась Жанна. – Судя по надписи на автобусе, в Ганновер.
– В Ганновер? – переспросила Ирина. – Хороший город!
Они с Жанной выразительно переглянулись.
Жанна затормозила рядом с автобусом с той стороны, где никого не было, и открыла дверцу.
– Быстро, – прошептала она, выскакивая из машины.
– А что такое? – протянула непонятливая Катя.
– Не задавай вопросы, помогай! – прошипела Ирина, бросаясь к багажнику. Чемодан с его многострадальным содержимым втроем они кое-как выволокли наружу и быстро затолкали в багажное отделение автобуса. Никто, кажется, не обратил на них внимания: вся группа в эту минуту дружно искала какую-то фрау Мюллер, которая опоздала на посадку.
Покончив с операцией, они вернулись в машину, и Жанна бодро покатила в сторону Невского проспекта.
– Ганновер посмотрит, – мечтательно проговорила Катя, оглядываясь. – Говорят, действительно красивый город… Только как же он совсем без еды выдержит такую дорогу?
– Катька, ты неисправима, – вздохнула Ирина. – Кроме еды, ни о чем думать не можешь.
– А вот мне, – вмешалась Жанна, – хотелось бы увидеть лица этих славных туристов, когда они обнаружат в своем багаже этого красавца.
– Хорошо, что мы не будем при этом присутствовать, – поставила Ирина точку в дискуссии.
Рослый блондин в хорошо сшитом черном костюме пошевелился и открыл глаза. Тело болело, в голове как будто гусеницы тяжелого трактора ворочались, а во рту было сухо, как в пустыне Сахаре. Блондин сидел на скамейке в каком-то саду. Он не помнил, как оказался на этой скамейке, больше того, не помнил даже, кто он такой. Рядом с ним сидел человек в таком же точно, как у него, костюме, а с другой стороны примостился грязный бомж с воровато бегающими глазками. Бомж придвинулся еще ближе и осторожно залез рукой в карман блондина.
Это было уже слишком. Блондин схватил бомжа за руку.
– Отпусти! – взвизгнул тот. – Я ничего такого не сделал, отдохнуть присел на скамейку! Что, уже нельзя?
– Ага, – блондин еще сильнее сдавил грязную руку, – а рука ко мне в карман сама зашла. Погулять.
– Отпусти, – проговорил бомж гораздо тише и выразительно сверкнул глазами. – Тебе же лучше будет.
– Это еще почему?
– А у меня СПИД!
– Что? – Блондин резко отдернул руку.
Что такое СПИД, он помнил. Бомж захихикал и отскочил:
– Да не бойся, шучу!
Блондин моргнул, и бомж словно растворился в воздухе, только кусты зашуршали, обозначая его траекторию.
Блондин в черном костюме встряхнул головой. Память понемногу начала возвращаться. Он вспомнил, что его зовут Витя Курносов, для близких друзей – Витек, а соседа по скамейке, одетого в такой же, как у него, костюм, – Толик Морозов. Еще вспомнил, что они с Толиком, точнее, с Толяном работают в одной, так сказать, фирме и что сегодня их втроем (да, действительно, с ними был еще третий) отправили на важное дело, и они куда-то пришли. Только вот в чем заключалось поручение, куда они направлялись и, самое главное, как оказались на скамейке в саду, Витя никак не мог вспомнить.
Толик зашевелился и тоже открыл глаза. Он удивленно заморгал, закрутил головой, и Витя понял, что боевой напарник знает о сегодняшних событиях не больше, чем он.
– Привет, Толян! – поприветствовал он очнувшегося коллегу.
– Толян? – переспросил тот, и лицо его посветлело. – Да, я же правда Толян! А ты Витек, ага?
– Ага, – кивнул блондин.
– А где это мы?
– А черт его знает. – Витя пожал плечами. – Помню, как мы с тобой и с Геной пошли на задание, а на какое и что дальше было – убей не помню. Просто темнота какая-то перед глазами.
– И я ни черта не помню! – Толян потер лоб. – Что это с нами? Накурились, что ли, дури какой-нибудь? Или выпили что-то паленое?
– Может, Гена что-нибудь знает?
– Может, и знает, только где этот Гена?
– Надо в фирму идти.
– Пешком, что ли? Где хоть наша машина?
– Наверное, там же, где Гена.
Перспектива идти куда-то пешком обоих напарников не воодушевляла. Они уже очень давно передвигались исключительно на колесах.
– Во, а у меня мобила есть! – радостно заявил Виктор, вытаскивая из кармана новенькую «Нокию».
– Это тебе сильно повезло, – вздохнул Толян. – Не успели, выходит, добрые люди по твоим карманам полазить. У меня не только мобильник увели, бумажнику тоже ноги приделали…
Как выяснилось, название родной фирмы и даже номер ее телефона они не забыли, и через полчаса за ними приехал знакомый парень из офиса.
– Пацаны, – предупредил он их, – имейте в виду, что Степаныч рвет и мечет. Он вам сейчас такую клизму вставит, что мало не покажется.
В кабинете Степаныча, директора по вопросам безопасности, Витек и Толян скромно остановились у порога и опустили глаза в пол. Ничего интересного они там не увидели, обыкновенная испанская плитка.
– Итак, орлы, докладывайте, – многообещающе пророкотал Степаныч. – Где летали, что делали?
– Не помним, – покаянным голосом проговорил Толян.
– Куда друга своего подевали – тоже не помните?
– Не помним.
– И где машину потеряли – не помните?
– Нет. – Толян опустил голову еще ниже.
– Где же вы так нажрались? – заревел Степаныч так, что задребезжали стекла в окнах. – Какой дряни накурились, что ни черта не помните?
– Не помним, – повторил Толян как заведенный. – Пришли в себя в саду на скамейке…
– Ну конечно: закрытый перелом, потерял сознание, очнулся – гипс, – насмешливо сверкнул глазом Степаныч. – Что, придется вас для восстановления памяти на курорт отправить. Авось все там вспомните.
– На какой курорт? – растерянно спросил Толян, поднимая на босса глаза.
– Курорт у нас в компании один, – Степаныч откинулся на спинку кресла и криво усмехнулся, – отделение на Чукотке. Там как раз люди очень нужны – оленей пересчитывать.
– Степаныч, – со слезой в голосе протянул Толян, – я все понимаю: виноваты, искупим, как говорится, смоем кровью. Ты только скажи, ради бога, куда нас сегодня посылали?
– Что, правда, что ли, ничего не помните? – В голосе начальника прозвучало недоверие.
– Мамой клянусь! – Толян ударил себя в грудь.
– Посылал я вас к старичку профессору, заслуженному ботанику всех народов. – Степаныч с интересом оглядел своих растерянных подчиненных. – Несколько вопросов ему задать.
– К старичку? – растерянно повторил Толян. – Это, выходит, нас старичок так уделал?
– Выходит, – кивнул босс. – Только вам еще повезло, а вот куда он Гену дел – вопрос остается открытым.
Шурик Ковров ощущал крайнее беспокойство. Мысли роились в голове. Такое состояние вообще было для него нехарактерно, к тому же мысли эти были не слишком приятными. Золотозубый уголовник поставил перед ним совершенно конкретную задачу: охмурить бывшую жену Катерину Дронову и между делом провентилировать вопрос насчет сиреневых, особо ценных камней. Специального плана, как очаровать Катьку, у Шурика не было, он понадеялся на вдохновение и на авось. Действовать нужно скорее, а то как бы уголовник не рассердился. Для чего ему нужны фиолетовые камни и что это за штука, Шурик решил не думать. В его положении выбирать не приходилось.
Итак, на следующее утро после разговора со страшным типом Ковров купил букет недорогих гвоздик отвратительного поросячьего цвета и отправился с этим скромным подношением на улицу Маяковского, где, как он помнил, Катерина жила после развода с ним. Еще бы ему не помнить, когда он сам запихнул Катьку в эту запущенную коммуналку с двумя сварливыми старухами и котом, страдающим от ожирения. Себе же предприимчивый Шурик после развода оттяпал вполне приличную однокомнатную квартирку. То есть это раньше она казалась приличной, теперь стыдно даже считать это жилплощадью. После трагической смерти Зинаиды Шурику пришлось спешно уползать в родимые пенаты, ибо выяснилось, что больше у него нет ничего: ни жилья, ни денег. Антонина Сфинкс пустила его пожить в свои четырехкомнатные хоромы, но не уставала напоминать, что он здесь никто и звать его никак. Шурик только тяжело вздыхал: Антонина надоела ему до чертиков, но податься бедному несостоявшемуся художнику было абсолютно некуда.
На улице Маяковского Шурика встретил малопривлекательный мужик с бычьей шеей и маленькими злобными глазками. Мужик не представился, но одет был по-домашнему – в спортивные брюки, вытянутые на коленях, и синюю, довольно несвежую трикотажную футболку, из чего Шурик сделал вывод, что мужик Кате приходится соседом. На увядающие гвоздики он покосился неодобрительно и заявил, что Катерина по этому адресу прописана, но давно уже не живет, а только приходит изредка проверить, как и что. На бесхитростный вопрос Шурика, где же Катя живет, мужик отчего-то очень рассердился и сделал вид, что не понял, о чем его спрашивают, однако поглядел при этом так грозно, что Шурик повторить вопрос не решился. Откуда ему было знать, что Катя звонила соседу вчера вечером и просила никому не давать ее адрес и телефон.
Шурик поглядел, как футболка чуть не лопается на бицепсах мужика, и вынужден был уйти несолоно хлебавши. Но такой афронт его не остановил. С улицы Маяковского он отправился прямиком в Союз художников на Малой Морской. Пока он давился в троллейбусе, гвоздики совершенно увяли и приобрели нетоварный вид. Нечего было и думать всучить их кому-нибудь в офисе: любая уважающая себя женщина сочла бы такой презент за личное оскорбление. Шурик выбросил букет, который уместнее было бы называть веником, в первую попавшуюся урну и купил в ларьке коробку конфет с патриотическим названием «Родные просторы».
В Союзе художников, однако, выяснилось, что Катерина Дронова совершенно не участвует в общественной жизни, не ходит на собрания и даже ежегодные взносы выбить из нее получается с трудом. Ни с кем из братьев по цеху Катерина не общалась, работы свои продавала от случая к случаю, и где она в данный момент проживает, в союзе никто понятия не имел. Однако конфеты все же сыграли свою роль: секретарь, которая и выдала Шурику всю эту информацию, направила его к своей приятельнице. Та работала в художественной галерее «Арт Нуво» и должна была знать Катины координаты.
Вспомнив, в каком шикарном помещении находится эта галерея, Шурик понял, что «Родными просторами» не обойдешься, зашел в супермаркет и после некоторого насилия над собой купил коробку дорогущего бельгийского шоколада.
Галерея в такую рань для посетителей была еще закрыта, и на Шурика сразу заругалась зловредная старуха-уборщица. Однако он проявил настойчивость и сумел проникнуть в служебное помещение. Нужная сотрудница оказалась на месте, без всякого сопротивления одарила его Катиными домашними телефоном и адресом и сказала, что Катерина Михайловна живет сейчас в квартире мужа и что звонить нужно не рано, лучше после часа дня, а то она, как многие творцы, с утра любит поспать. Услышав о муже, Шурик несколько приуныл: он и понятия не имел, что Катерина вышла замуж. В свете этих неожиданных сведений его миссия стала выглядеть не такой уж простой.
Ковров не слишком хорошо помнил свою жизнь с Катериной. В памяти отложилось только то, что его первая жена обладала легким характером и любила поесть, но при этом совершенно не умела готовить. Еще она была доверчива до глупости и ни о ком не думала плохо. Именно поэтому Шурику удалось оттягать у нее при разводе большую часть квартиры. Однако одно он помнил совершенно твердо: Катя, будучи замужем, ни единого заинтересованного взгляда не бросила на других мужчин.
Девушка из галереи открыла коробку бельгийского шоколада, достала конфетку, поглядела на Шурика очень внимательно, после чего рассказала, что муж Катерины Михайловны профессор Кряквин находится в данное время в командировке в Африке и неизвестно, когда вернется. Словом, если Шурик застанет Дронову дома, пускай попросит, чтобы срочно связалась с галереей. Нужно же экспозицию чем-то заполнить, так что пускай еще работ принесет взамен украденных: народ от такой рекламы валом валит.
Шурик приободрился и решил ехать наудачу, поскольку к телефону у Кати дома никто не подходил. Это ничего, утешал он себя, небось отключила телефон и дрыхнет. В этот раз он ничего не купил – решил оставить все конфеты и букеты на потом.
Добрался он быстро, поскольку квартира Катиного нового мужа тоже находилась в центре. Шурик без труда преодолел преграду в виде железной двери с кодовым замком самой примитивной конструкции и вошел в подъезд. Лифт в доме был – допотопный, с кабиной размера «больше двух не собираться». Шурик открыл решетчатую дверь, и тут в подъезд ввалилась рыжая крашеная тетка далеко не первой молодости.
– Вам на какой этаж? – гаркнула она зычным басом.
– На пятый, – ответил Шурик и на всякий случай попытался подальше отодвинуться от тетки.
– А в какую квартиру? – допытывалась тетка. – Не в восемнадцатую?
– А в чем дело? – всполошился Шурик. – Вы что, тоже из этой квартиры?
– Ай, – махнула тетка рыжей прядью, – я все равно знаю, что вы идете в восемнадцатую квартиру.
– Да что случилось-то? – возопил Шурик, которому, естественно, нужно было именно в восемнадцатую.
– Пока ничего! – загадочно ответила тетка, и в эту секунду лифт наконец приехал на пятый этаж.
Шурик нарочно постоял на площадке, чтобы зловредная тетка не видела, в какую квартиру он будет звонить. У Кати никто не отозвался. Он прекрасно слышал, как трель дверного звонка гулко раскатилась в коридоре. Бедняга звонил еще и еще, потом постучал в дверь кулаком, пока не понял окончательно, что Катерины дома нет. Уж не настолько она засоня, чтобы не слышать звонки в дверь. И трубку не берет, потому что ее нет.
Додумав до этой точки, Шурик так расстроился, что изо всех сил бухнул в дверь ногой.
– Гражданин! – послышался вопль. – Что это вы делаете?
С верхней площадки выглядывала та самая рыжая тетка.
– Вы не хулиганьте! – орала она. – Можно же и полицию вызвать, если такое отношение! Ходят тут всякие, народ беспокоят!
– Я к Катерине Михайловне по делу, – брякнул Шурик, – из галереи!
– По делам приходят по предварительной договоренности, – не смутилась тетка. – Сначала по телефону звонят, а потом приходят. И будьте уверены: я этого дела так не оставлю! Это что же за гости ходят к Катерине Михайловне, если от них такое беспокойство?! Ходят и ходят, с самого утра народ беспокоят!
– Да сейчас разве утро? – разозлился Шурик. – Двенадцатый час уже!
– А я, может, не о вас говорю! – орала тетка. – Это же представить невозможно, до чего народ распустился! Такой приличный человек профессор Кряквин и женился на такой… на такой…
– На какой? – насторожился Шурик. – Что вы имеете против Катерины Михайловны?
– Я лично против нее ничего не имею! – отрубила тетка. – Но сами посудите: если уезжаешь хотя бы ненадолго, нужно же предупредить, чтобы никто не приходил, не искал и не ломился в двери!
– Она что, уехала?
– Уж не знаю, уехала или нет, а только вчера вечером я видела ее выходящей с чемоданом! – выдала тетка.
– Во блин! – воскликнул Шурик. – А чего вы мне раньше не сказали? А куда она уехала? И когда будет?
– Вот я и говорю, – тетка поджала губы, – что нужно предупреждать соседей, чтобы мы знали, что отвечать таким, как вы.
Шурик почувствовал, что в желудке у него образовался тяжелый холодный ком, который растет и растет и скоро заполнит собой все, и станет совсем невмоготу дышать. Ком этот был вылеплен из страха. Шурик ужасно боялся того типа с золотыми зубами, который велел ему охмурить Катю. Если золотозубый бандит узнает, что он не успел этого сделать, что Катерина сбежала у него из-под носа, то запросто может Шурика убить. Ему это ничего не стоит.
Или того хуже: сдаст полиции. И тогда никто ему не поможет, потому что больших денег, чтобы откупиться, у Шурика нет. Да, честно говоря, и вообще никаких нет. А Антонина Сфинкс, его сожительница и жуткая стерва, только обрадуется, что его замели. Она всегда радуется чужим несчастьям, такая уж у нее натура, а сейчас она еще злится на Шурика из-за выставки. Журналисты, видите ли, не оценили по достоинству ее металлоконструкции!.. Как будто он в этом виноват.