И еще он был уверен в том, что это самое открытие опять соберет их компанию вместе. Наконец-то все станут думать одинаково. А как же иначе?
Пока Филя размышлял о том, как найти общий язык с друзьями, родители без труда справились с подобной задачей. Филя прислушался к их разговорам и вздохнул. Что значит взрослые и культурные люди! Умеют жить компанией. А между прочим, обсуждалась совсем нешуточная проблема: как вести кухонное хозяйство. По очереди или всем вместе. По очереди – одному человеку трудно приготовить еду на такую ораву. Всем вместе – как известно, у семи нянек дитя без глазу.
– Семьями! – нашла простой выход Лена. – А каждая семья пусть уж сама решает, один человек все будет делать или все вместе.
– Вам хорошо, – ответила Соня. – У вас в семье один мальчик и целых три девочки. А что мне делать с моими мальчиками?
Лев Николаевич вздохнул:
– У меня такое впечатление, что разговаривают опытные собачницы о своих питомцах. Интересно, как называется наша с Филей порода?
– Русская ленивая, – ответила Соня.
Казалось, весь пляж вздрогнул от дружного смеха взрослых.
А вот Филя не очень-то радовался. Если родители договорятся о дежурстве семьями, то ребятам придется ходить на рынок с папами или с мамами. Еще один удар по их планам!
– Чур, только на кухне! – подполз он к родителям. – На кухне дежурство семьями. А на рынок вы нас брать не будете. Помните, что вчера случилось из-за вашего рынка? Лучше уж мы по набережной гулять будем – недалеко и недолго.
Филя схитрил. Во-первых, вчерашнее приключение случилось вовсе не из-за рынка. Это и дураку понятно. Во-вторых, что это значит – недалеко, недолго? Значит – обман. Потому что слежку никто заранее не заказывает. Это же не такси! Куда надо, туда и пойдешь. Хуже, чем в сказке – может, придется идти и направо, и налево, и прямо. Причем одновременно во все стороны.
Родители милостиво согласились не брать детей с собой на рынок. Вроде бы можно было радоваться… Но на то они и родители, чтобы придумывать для своих детей какие-нибудь очередные пакости! Филя посмотрел через их головы, интересуясь, над чем это взрослые колдуют, – и похолодел от ужаса.
Оказывается, пока он размышлял о слежке, составлялась подробная программа путешествия по побережью. Притом на все дни! Звучали названия: Судак, Феодосия, Старый Крым… Это означало: прощай, набережная, прощайте, несостоявшиеся приключения!
И Филя пошел на хитрость. Он сказал:
– Вот спросят нас в школе: где вы отдыхали? В Коктебеле? Расскажите нам про Коктебель. А мы ничего не будем знать.
– Почему? – не поняла мама.
– Но вы же собираетесь шляться по всему Крыму. – Филя кивнул на карту, по которой родители уточняли маршруты будущих путешествий. – А между прочим, мы еще не осмотрели даже то место, где сейчас находимся. Даже сам поселок! А здесь есть какой-то музей. И прогулки по ближним горам, наверное, интересные. Кстати, я слышал, как две тетеньки делились впечатлениями о всяких украшениях из драгоценных камней, которыми вечерами торгуют на набережной. А камни эти собирают на этих самых горах…
– На Хамелеоне? – улыбнулась мама. – Что-то не заметила я там вчера никаких драгоценных камней.
– А ведь Филипп прав, – поддержал его Иван Сергеевич. – Начинать-то надо не издалека. Сходим сегодня во время дневной жары в музей Волошина. Узнаем маршруты горных прогулок по Карадагу. Вечерком можно подняться на гору Тепсень, она невысокая. Есть, есть что посмотреть и в самом Коктебеле!
– Вечерком, – сверкнула глазами Лена, – лучше рассмотрим на набережной украшения. Мне на работе показывали обалденную подвеску с изумрудом, которую купили здесь!
– Вряд ли здесь, – сказал Иван Сергеевич. – То есть купили, может быть, и в Коктебеле, но изумруды, как говорится, здесь не водятся. Где-нибудь на Урале – пожалуйста. А здесь и без изумрудов полно красивых камней: яшма ситцевая и парчовая, и агат, и сердолик, и опал, и кошачий глаз, и так далее, и тому подобное!
Глаза у Лены, по мере того как Иван Сергеевич перечислял названия камней, блестели все ярче. Да и у Филиной и Даниной мам – тоже. Они наперебой стали делиться восторгами по поводу всяких украшений из драгоценных камней. Только и раздавались охи да ахи. Как будто дети рассказывали о своих заветных игрушках!
Хитрость Фили удалась на сто процентов. Даже о музее уже не было сказано ни слова. Ясно было, что сегодня планируется вечерняя прогулка по набережной. Папы вздохнули и пошли, не сговариваясь, купаться. Наверное, подальше от женских разговоров об украшениях. Филя только услышал, как его папа у самой воды вздохнул:
– Боюсь, что эти глупости под солнышком нам предстоит слушать каждый день после вечерних прогулок по набережной…
«Предстоит, еще как предстоит! – усмехнулся Филя. – Но чем бы наши мамы ни тешились, лишь бы нам не мешали».
Он готов был выслушивать глупости под солнышком целыми днями. Лишь бы вечерами иметь возможность прогуливаться в толпе, выискивая над ней торчащие головы Гулливеров. Днем, конечно, тоже. Но в вечерних сумерках следить легче.
Филя улегся на песочек рядом с Даней и услышал, как тот проворчал:
– Ну и довольная у тебя физиономия! Лучше посмотри, какая афишка появилась на доске объявлений. Говорил же я тебе, что у певца здесь свои дела. Концерт. А ты придумываешь приключения на пустом месте… Глупости все это!
И Даня спокойно надвинул кепку на глаза. Что-то слишком часто слышал сегодня Филя это слово – «глупости»…
За крайней палаткой красовался щит с новеньким плакатом. Даже издалека можно было прочесть: «Единственный концерт Филиппа Приколова. Летний кинотеатр Дома творчества писателей». Дата и время. Вспомнив, какое сегодня число, Филя легко подсчитал, что до концерта осталось три дня.
Аня с Аськой тоже смотрели на афишку и о чем-то таинственно перешептывались.
«У этих тоже глупости в голове, – подумал Филя. – Небось мечтают на концерт попасть, чтобы в классе девчонкам хвастаться».
– А вот и не глупости! – воскликнул Филя, даже не заметив, что и сам повторил это слово. – Если концерт не сегодня, и не завтра, и даже не послезавтра, значит, у Прикола этого и без концерта есть здесь дела! Не зря же он заранее вызвал дополнительного телохранителя. А концерт так, для маскировки!
– Отдыхать он приехал, – отмахнулся Даня.
– Может быть, может быть, – задумчиво пробормотал Филя. – Все может быть… Отдыхать всем надо. И необязательно Приколу на какие-нибудь Багамы летать. Может, он тоже Коктебель любит. Я не против. Но с концертиком своим он нам помог…
– Чем он так тебе помог? – удивленно сдвинул с лица кепку Даня.
– Ошибку он допустил, что так рано афишку повесил, вот чем, – усмехнулся Филя. – Неужели не боится, что за ним сейчас фанатки станут следить?
И он хитренько посмотрел в сторону Ани и Аськи.
Глава VI Статуэтка без головы
– Что нравится мне в диком способе отдыха, – сказал Филя, брызнув укушенным помидором прямо на Данин живот, – это полная свобода в смысле еды. Быстрая и здоровая пища. Бульон с яйцом, пюре из порошка, помидорчики, колбаска… И берешь, сколько хочешь. Много или мало, родители не следят. Не заставляют. Дикий шведский стол, если можно так выразиться.
– Выразиться можно. – Даня вытер живот кепкой. – Брызгаться нельзя. Вообще-то помидор удобнее разрезать и есть кусочками, а не откусывать от целого.
– А можно вообще не откусывать, – стала учить их Аська. – Можно брать такие помидоры, которые помещаются во рту сразу, и жевать их уже внутри. Так вкуснее. Я и яйцо вареное не раздавливаю в бульоне, чтоб за ним по чашке не гоняться, а тоже во рту раскусываю. И кусочки колбаски лучше брать потолще: легче шкурка отделяется…
Свои слова Аська сопровождала демонстрацией. Во рту у нее быстренько исчезали те самые продукты, о которых она говорила.
– Этот возьми. – Филя подвинул к ней помидор размером с небольшой арбуз. – А то затеряется.
Аська рисковать не стала. Помидоров было много – самых разных размеров.
Ребята не замечали, что за ними молча и с улыбками наблюдают взрослые.
– С завтрашнего дня будем обедать в кафе, – сказал Лев Николаевич. – Не нравятся мне эти рассуждения о быстрой и здоровой пище…
Филя даже испугался. Он подумал, что если ходить обедать на набережную, то этим могут и ограничиться их прогулки. Пошли, поели, вернулись. Попробуй потом объясни родителям, зачем им снова понадобилось на набережную.
Но мамы дружно воспротивились предложению Льва Николаевича.
– Да в этих кафе можно отравиться! Дорого и невкусно! Какая трата драгоценного времени! Да мы вам будем вкуснее готовить! Это только в первый день так получилось, на скорую руку! – хором запричитали они.
Лев Николаевич лишь устало отмахнулся. Его вид словно говорил: делайте, что хотите. Не мое это дело – пропитанием заниматься.
Но мамы дружно воспротивились предложению Льва Николаевича.
– Да в этих кафе можно отравиться! Дорого и невкусно! Какая трата драгоценного времени! Да мы вам будем вкуснее готовить! Это только в первый день так получилось, на скорую руку! – хором запричитали они.
Лев Николаевич лишь устало отмахнулся. Его вид словно говорил: делайте, что хотите. Не мое это дело – пропитанием заниматься.
– Странно, – сказала Аня-большая, – вот Ася с Аней – близняшки, а ведут себя по-разному абсолютно во всем.
Наверное, это было сказано, чтобы увести разговор от неприятной темы про обеды в кафе.
– Особенно в еде, да? – засмеялась Лена Кошкина. – Это точно! Ася у нас никогда не страдала отсутствием аппетита. А выглядит более тощей, чем Аня. Мы с самого их детства этому удивляемся – близняшки, а похожи только внешне. Аню всегда приходится заставлять есть. Аську – никогда, она сама просит. Вы заметили, у нее даже рот до ушей, как у Буратино! Аня задумчивая, спокойная, рассудительная. Ася – болтушка, шустряшка, не сидит на месте ни секунды.
Аня вздохнула, нехотя прихлебывая бульон. Аська стрельнула глазками в сторону мамы, быстренько дожевывая очередной кусочек пищи. Наверное, девчонки слышали разговоры о своей похожести-непохожести тысячу раз и относились к ним совершенно равнодушно.
Филя вздохнул. Какие бессмысленные взрослые беседы! Про еду, про близняшек… Ну какая разница, большой у Аськи рот или маленький? У всякого человека – своя внешность. Вот Филя, например, не очень высокий, даже, можно сказать, маленький, а Даня – довольно-таки… У Фили голова большая и круглая, как шар, а у Дани – обыкновенная, овальная. Ну, и что тут обсуждать? Скука смертная!
Из-за скуки и от нечего делать Филя даже успел заметить странную вещь. Про Аню взрослые почему-то слушали спокойно, словно ее черты характера – задумчивая, рассудительная – были положительными. А когда сказали про Аську, что она болтушка и шустряшка, к тому же еще и ест беспрерывно, – все усмехнулись как по команде.
Филе даже обидно стало за Аську. И вообще обидно. И что это за родители такие? Привезли своих детей в Коктебель, а сами уселись вокруг раскладного столика, будто на одной из кухонь своих квартир, и болтают про глупости. «А у вас? Ой-ой-ой… А у нас! Представляете! Ай-ай-ай!..» Филя просто терпеть не мог таких разговоров. И ладно бы еще про украшения всякие, про драгоценные камни. А то сплетничают про своих же детей. Сами хуже всякой Аськи, и ее же болтушкой называют! И ведь разговор этот будет длиться бесконечно, а где-нибудь на набережной, возможно, уже происходит что-то интересное… Как известно, под лежачий камень вода не течет. Если торчать здесь, среди палаток, то разве можно что-то узнать, увидеть, услышать?
– Сегодня странный день, – задумчиво и громко сказал Филя. – Весь палаточный городок запланировал экскурсию в музей. Но посмотрите – все сидят на месте. Наверное, необычайно приятно на солнышке. Или все решили, что музей никуда не денется, потерпит. Представляю, как все ринулись бы туда, если бы солнце зашло за тучи.
Лев Николаевич удивленно хмыкнул и ничего не сказал. Иван Сергеевич засмеялся. А все мамы, тоже засмеявшись, подхватились со своих мест, будто уже надвинулась туча, и подул сильный ветер, и надо срочно хватать всю посуду и убирать ее со стола. Иначе ветер унесет ее куда-нибудь в море.
Через десять минут все были готовы к походу в музей.
Иван Сергеевич шепнул Филе, когда они немного приотстали от всей группы:
– Научишь меня, ладно? Я никогда не знаю, что сказать и как сказать, чтобы Данина мама поторопилась. Например, в театр или на концерт. Стою у двери и жду, пока она собирается. А ты – раз, два, с невозмутимым видом сказал фразочку, и наши женщины через десять минут уже готовы. Научи, будь другом!
Филя понял, что Иван Сергеевич шутит. Он улыбнулся и шепотом сросил:
– А что, неприлично получилось? Наверное, нельзя таким тоном со взрослыми разговаривать?
– Можно, можно, – успокоил его Иван Сергеевич. – В шутку – можно. Но учти, что шутка, которая говорится абсолютно серьезным тоном – весьма мощное средство воздействия. Даже оружие. Им надо пользоваться осторожно и только в отношении людей с чувством юмора.
– А что, разве бывают люди без чувства юмора? – удивился Филя. – Ну, хоть капелька его должна же быть у каждого? Люди не животные, улыбаться все умеют.
– Чувство юмора и умение улыбаться – это разные вещи, – ответил Иван Сергеевич. – Чувство юмора – это, пожалуй, душевное качество. Важное качество! Добрые люди всегда им обладают. И всегда могут посмеяться над собой. Им это не страшно.
– Получается, что доброго человека можно отличить по чувству юмора? – спросил Филя.
– Пожалуй что и так, – улыбнулся Иван Сергеевич. – Во всяком случае, мне кажется, это необходимое качество доброго человека. Ты заметил, как наши мамы сразу поняли твой шутливый намек, посмеялись над собой и стали собираться? И ни капельки не обиделись, что ты их поторопил своим намеком.
«Кто ж спорит, что наши мамы добрые? – подумал Филя. – А вот надо попробовать проверить какого-нибудь незнакомого человека на доброту! По чувству юмора».
Филин папа шел впереди рядом с Даней. Они тоже о чем-то разговаривали.
«Наверное, и мой папа что-то объясняет Дане, – подумал Филя. – Это, конечно, поинтересней разговоров о том, кто как ест. Можно сказать, экскурсия уже началась. Еще до музея».
Почти на набережной, рядом с прогулочной дорожкой, за оградой стоял красивый каменный дом. «Дом-музей М.А.Волошина» – прочли ребята на вывеске.
– Это поэт такой был, – сказал Даня.
– Ты уверен? – спросил Филя. – По-моему, художник. У родителей есть альбом с его картинами.
– Одно другому не мешает, – сказал Даня.
– У меня почему-то мешает, – возразил Филя. – Так мешает, что ни того, ни другого не получается. Ни стихи сочинять не умею, ни рисовать.
– Ну почему? – засмеялся Даня. – Помнишь, ты про туалет на заправке отличный стих сочинил?
– Да ладно тебе, – отмахнулся Филя.
За калиткой, во внутреннем дворике музея, никого не было.
– Прав оказался Филя, – пробормотал Иван Сергеевич. – Музей действительно закрывается на обед. Но подождите! Вполне возможно, мы без всякой очереди, без толкотни осмотрим экспозицию. А может, нам разрешат и на палубу подняться…
Иван Сергеевич попросил подождать, а сам куда-то исчез. Но вскоре появился в сопровождении молодого улыбчивого человека.
– Коля Липов, – представился тот. – Очень рад буду провести экскурсию для друзей Ивана Сергеевича. Вот сейчас уйдут последние посетители, и мы начнем.
– Коля – мой ученик, – объяснил Иван Сергеевич. – Сам он из Симферополя, учился в Москве, теперь вот в Коктебель перебрался. Я искренне жалею, что он оставил археологию и посвятил себя музейному делу. Но уверен, что и в этой области он совершит какое-нибудь невероятное открытие. Как я рад, что мы тебя застали! Ты же собирался в Париж?
– Собирался, – кивнул Коля. – И уже вернулся, к сожалению. Не успел до конца, как вы говорите, совершить свое невероятное открытие. Не хватило времени как следует в архивах парижских покопаться. Но потом, потом расскажу! Давайте я для начала проведу вас по дому.
Признаться честно, Филя не очень-то любил музеи. Даже самые военные, где всякого оружия навалом – от мечей до танков. Все музейное казалось Филе каким-то… ненастоящим, что ли. Как будто поддельным. Как будто была настоящая вещь, исчезла, а ее заменили макетом. В булочной возле Филиного дома залежались на витрине старые макеты булочек, крендельков и бубликов. Они были такими страшными, что всякий аппетит пропадал. Вот и музейные экспонаты всегда казались Филе похожими на эти макеты бубликов.
Но в доме Волошина все оказалось по-другому. Наверное, оттого, что этот дом был каким-то живым, наполненным светом и воздухом. Все окна были распахнуты, взвивались легкие занавески, в комнаты врывались смешанные запахи сухих горных трав и моря… Филя видел, как его спутники то и дело глубоко вздыхают – то есть вдыхают эти запахи, глядя на картины жившего здесь когда-то человека, слушая его стихи о Коктебеле, которые читал Коля. Как интересно, оказывается, все узнавать на картинах и в стихах, а потом сравнивать! Видишь холм в окне – и этот же холм на картине, смотришь на гору – и слушаешь о ней стихи…
А когда они поднялись по узенькой лестнице на крышу – широкую площадку, которую и называли палубой, – со всех сторон открылась красота. Холмы поражали своими плавными линиями, море – могучим спокойствием, горы – глубиной причудливого цвета, который и назвать было невозможно, столько всяких красок было перемешано и выплеснуто вверх, к небу.
– Я всегда здесь умолкаю, – сказал Коля. – Перед этой красотой мои слова бессильны. – Он показал рукой на склон Карадага. – А вот и хозяин Коктебеля. Максимилиан Волошин смотрит в небо со склона Карадага.