Доктрина гласила: встречное, единовременное наложение шести или более векторов перемещений ведет к аннулированию оных. То есть сила перехода не растолкает путешественников в стороны, а просто вернет обратно в точку отправки. Кстати, доктрина бессмысленная, никем никогда не оспариваемая и не проверяемая. Даже сам выдвинувший это измышление ученый к старости лет от него отказался. Оправдывался тем, что это его в молодости током сильно ударило, вот и родилось нечто. Не выбросили из хранилища по той причине, что решили показывать молодежи в поучительных целях – как образец бессмысленности и ни на чем не основанных тупиковых размышлений.
В математической таблице давались гипотетические, подтвержденные только вычислениями результаты абсурдного соревнования. Сами условия с первых строк вызывали глумление у любого ученого, и он отбрасывал таблицу от себя подальше. Как она вообще оказалась в Хранилище теорий, так и не смогли впоследствии разобраться. Условия и в самом деле смешны. Например: имеется две тройки достаточно сильных и умелых в магическом плане Торговцев, они становятся друг против друга шеренгами на расстоянии десяти метров друг от друга, а затем по команде начинают одновременно прыгать через подпространство между мирами на место коллеги из второй шеренги. Причем каждый при этом смещается наискосок правее, левее или на край. Еще конкретнее: стоящий в ряду слева после перемещения оказывается посредине, после второго – справа от своего первичного ряда, потом слева от второго ряда… В общем, примерно без схемы объяснить трудно, но Светозаров сразу уловил порядок: на каждый шестой прыжок исследователь возвращался на свое изначальное место.
Но! Если Торговцы ускорятся до одного прыжка в две секунды, то ровно в центре между шеренгами возникнет центр сразу четырех обращенных дугами друг к другу створов. Или, как особо подчеркивал в своих выводах свихнувшийся математик, произойдет рождение черной дыры прямо в пространстве материального мира. Что он имел в виду под черной дырой, выяснить не удалось, как и спросить у него самого: лет за тридцать до рождения Крафы математик где-то пропал при путешествии по иным мирам. Сам пропал. Еще пять идиотов с ним не сгинули, это выяснили отдельно. Понятное дело, что и проводить подобные эксперименты, где на встречных курсах выхода из подпространства можно было сшибиться между собой до переломов, а то и смертельного сотрясения мозга, никто не собирался.
Ну и свидетельские показания рассказывали о следующем: на одной из технически развитых планет построили жутко мощный агрегат для разгона, бомбардировки и изучения мельчайших составляющих материи. То есть все тех же пресловутых атомов и электронов. Да, видимо, при строительстве с мощностью-то и перестарались. Или еще какое непредвиденное обстоятельство произошло. В момент широко разрекламированного очередного опыта на той планете находился, скорее чисто случайно, один энтомолог, собиратель редких бабочек да уникальных насекомых. Он про испытания узнал попутно да лишь из чистого любопытства замер в намеченное время и стал прислушиваться. Вот тогда и дрогнуло! Вот тогда и взревело вокруг несчастной планеты рассинхронизированное время и пространство. Энтомолог только и успел спастись оттуда чисто на выработанных с годами инстинктах. Ведь порой насекомые ему попадались ох как опасные.
Потом этот мир искали уже и он сам, и его друзья, но даже следа не нашли. Из чего сделали вывод, что людишки того мира доигрались со своими опытами и полезли не туда, куда следует вообще носом тыкаться. Хотя было и несколько мнений, написанных от руки на полях этих свидетельских показаний, что любитель бабочек «тот еще псих!».
Вот такие три документа.
Разложенные по разным разделам и по разным временным эпохам.
Ничем больше, кроме места своего хранения, не объединенные.
Зато они перемкнули в сознании трибуна решающего некий выключатель, после чего между ними пронеслась искра единения. Крафа разработал доказательства для доктрины, проверил математические расчеты и даже отыскал останки схлопнувшейся черной дыры на месте исчезнувшего мира. И пришел к жутким выводам: если когда-нибудь, где-нибудь случайно наслоятся на одну точку перемещающиеся в пространстве Торговцы количеством шесть или более персон, возникнет такая черная дыра, что туда засосет все известные сообществу миры и перемелет их во взрыве почище, чем луковицу в мясорубке.
Практически именно с этого момента и началась непримиримая война между Торговцами сообщества. Вначале позиционная: часть ученых высмеяли Крафу и объявили его шарлатаном. Тот слегка отступил и принялся собирать вокруг себя друзей, сторонников, последователей и учеников. С их помощью сделанные выводы были проверены и перепроверены неоднократно, и уже целое многоголосье ученых поддержало голос трибуна решающего. Был поставлен ультиматум: следует немедленно ограничить количество излишних путешествий и ввести жесткий контроль за траекториями перемещений. Иначе, как бы минимальна ни была доля подобной случайности, погибнут все. Причем количество Торговцев к тому времени перевалило за огромную цифру в сто тысяч особей, а значит, опасность с каждым днем возрастала в геометрической прогрессии.
Ну а после объявления ультиматума начались и физические расправы. Причем, по словам самого Гегемона, первые убийства совершили консерваторы из лагеря противника. Да и самого Крафу они попытались уничтожить при подло организованном покушении в первую очередь. А дальше события развивались уже лавинообразно, остановить массовое кровопролитие не удалось. А когда погибли ближайшие друзья и сторонники трибуна решающего, он вообще в некотором смысле потерял голову в гневе и от обуявшей его злой, мстительной жестокости. Еще и любимая им женщина вдруг переметнулась на сторону врага, ратующего за свободу и независимость для каждого Торговца. Больше сдерживать тирана, напоминать ему о человечности стало некому. Да он и сам закостенел со своим новым лозунгом: «Ради спасения всех миров следует Торговцев либо уничтожить, либо превратить в бесправных рабов!»
И приступил к претворению этого лозунга в жизнь. Оставшись практически один, без поддержки и помощи, он стал по максимуму применять свои умения ментальной атаки. После чего очередного потерявшего силы противника либо безжалостно уничтожал, либо отправлял пленником в единственное известное место в мирах, откуда перемещение разумного существа было невозможно. Ни туда, ни обратно.
В этом месте повествования не выдержал Светозаров:
– Лжешь! Как же ты сам туда попадаешь и возвращаешься обратно в иные миры?
– Как? Есть один секрет, о котором я тебе расскажу. Причем расскажу не за услугу. Или клятву верности, а просто так, всего лишь за одно слово «пожалуйста».
– Расскажи мне, пожалуйста, этот секрет! – быстро, пока враг не передумал, чуть ли не по слогам выговорил граф и требовательно уставился на Крафу.
Тот грустно вздохнул, как-то странно скривился, а потом нехотя стал говорить:
– Ладно, слушай. – Но дальше таки не выдержал и ехидно рассмеялся. – Пять – пять! Такой большой мальчик, а в сказки веришь. Ха-ха! Ты что, меня за идиота принимаешь? Даже будучи уверен именно в твоей гибели после нашего выхода на поверхность, я не могу позволить себе о таком проболтаться. Мало ли что. Вдруг меня камнем в последний, самый ответственный момент придавит? А так я, даже умирая, останусь спокоен: если я не вернусь к своим пленникам в срок, они будут уничтожены всем скопом. Жестоко? Конечно! Но так гораздо лучше и честней, чем позволить погибнуть сотням, тысячам тысяч миров с разумными обитателями.
«Обезумевший фанатик! – мысленно восклицал Дмитрий, присматриваясь к окаменевшему от злости лицу Крафы. – Такой и в самом деле легко пойдет на смерть, если будет уверен в исполнении своей мечты-химеры по уничтожению всех наших коллег. Интересно, если бы он знал, что я уже догадываюсь примерно, где то место с рабами может находиться, что бы он сделал? Почему-то уверен, что уничтожил бы меня самым подлым и коварным способом, не дожидаясь конца перемирия или нашего выхода на поверхность. Так что про Бормот или о Зеленом Перекрестке я даже в предсмертном бреду проговориться не должен. То, что я ему ляпнул про Зеленый мир, его не сильно напрягло, видимо, об этом многие знали. А вот попробовать с фанатиком некоторые аспекты его рассказа оспорить, так тут, как говорится, здравый смысл вопит, требует и настаивает. Поэтому…»
Очередной отдых и осмотр следующих разветвлений позволили лучше продумать следующие вопросы.
– Двигаем вон туда. Наверняка вскоре начнутся следы древних поселений аборигенов. – Прошли всего чуть-чуть, но черты лица Гегемона успели расслабиться. Да и вопрос первый мог показаться нейтральным. – А ты вообще-то помнишь одну из главных аксиом научного мира: не ошибается только тот, кто ничего не делает?
Очередной отдых и осмотр следующих разветвлений позволили лучше продумать следующие вопросы.
– Двигаем вон туда. Наверняка вскоре начнутся следы древних поселений аборигенов. – Прошли всего чуть-чуть, но черты лица Гегемона успели расслабиться. Да и вопрос первый мог показаться нейтральным. – А ты вообще-то помнишь одну из главных аксиом научного мира: не ошибается только тот, кто ничего не делает?
Трибун цокнул языком с некоторым самодовольством:
– Ты предсказуем. Так и знал, что ты меня спросишь о чем-то подобном. Но это вполне естественно, даже похвально. Сомневаться следует всегда. А уж тем более в таком основополагающем моменте, из-за которого может весь мир провалиться в тартарары. Но тогда у меня встречный вопрос к тебе: как поступил бы лично ты, если бы я тебе сделал подобный доклад о грозящей опасности?
Понятное дело, что Светозаров все равно не доверял врагу и был настроен обвинять его во всех смертных грехах всегда и везде. Другое дело, что он себе уже давно вбил в голову одно правило: «Если есть время на размышление, подумай и попробуй представить себя на месте оппонента. Или хотя бы посмотри на его доказательства с третьей стороны, нейтральной, не испытывая заранее антипатии или навеянного чувства противоречия».
Помогало не раз. Помогло и сейчас.
– Ну да, вопрос более чем серьезный. Над таким ни смеяться нельзя, ни игнорировать, – словно размышляя вслух, стал он выкладывать свои соображения. – В любом случае я бы сам лично перепроверил все расчеты. Потом те немногие факты и доказательства. Скорее всего, и после этого дал бы задание целому научному коллективу провести аналогичную проверку. Ведь, по сути дела, ультиматум сразу не выдвигался?
– Ни в коем случае! – заверил трибун. – Изначально я вообще просто доложил о грозящей катастрофе. А потом только и умолял, чтобы к моим предупреждениям отнеслись с уважением и тщательно все перепроверили. В то время хоть Торговцев и наплодилось как собак нерезаных, но никакой паники у меня не было: не случилось катастрофы вчера, не надо заранее оплакивать день завтрашний. Но!.. Ведь за месяц, пусть год, да хоть за десятилетие можно ведь было определиться? Так нет, началось физическое устранение моих друзей, потом покушение на меня, и все. Война набрала обороты.
Так ли оно было на самом деле, граф Дин мог только предполагать. Теперь только и следовало, что вернуться домой и дождаться полного возвращения памяти Шу’эс Лава. Хотя опять-таки, если смотреть с позиции постороннего наблюдателя, баюнгов тоже могли ввести в заблуждение их лидеры, а то и вообще заставить воевать в приказном порядке. По самому миру Ба тоже при желании легко отыскать оправдания: ведь иначе чем заставить воевать туюсков с великанами, может, и не отыскалось иной возможности выловить бесконтрольно шастающих между мирами Торговцев. Но ради интереса можно было и прямой вопрос Крафе задать.
– Вот ты с себя вину за случившееся снимаешь и мнишь себя чуть ли не спасителем всех разумных и всех миров. А четкие, неоспоримые доказательства твоих слов имеются?
– Моих слов или моей правоты? – стал уточнять Гегемон. – Ибо правоту может подтвердить лишь тотальная проверка расчетов.
– С этим понятно, и на пальцах я таких расчетов произвести не смогу. Меня интересуют первые этапы войны: кто первый начал и кого конкретно уничтожил?
– Есть! – с непоколебимой уверенностью подтвердил узурпатор миров. – Причем и в самом деле неоспоримые. Мне удалось в один из последних визитов в Свинг Реальностей выкрасть оттуда статичные блоки записи событий, и оба до сих пор в идеальной сохранности. Хотя не раз были всего на волосок от своего разрушения в горниле ведущейся войны. Понятно, что и они, как единый комплекс наследия Водоморфов, могли выйти из строя вне замка, но этого не случилось. Функционируют они и поныне, самостоятельно питаясь собираемой из пространства энергией.
Светозаров сделал умный вид:
– Статичные блоки? Как же я сразу не вспомнил!
– Извини, – понял свое упущение собеседник и стал объяснять: – Только несколько человек из высших лидеров нашего сообщества знали, а вернее, в то время просто догадывались об истинной сути «камней страховки». Именно под таким скромным названием статичные блоки в виде двух глыб лежали на крыше замка. Вначале нашей истории это было простой традицией, потом стало обязательным ритуалом: при первом визите на крышу прикоснуться, погладить один из камней. Неважно, кто ты – ребенок или взрослый, но гладили все. Еще и мнение прижилось, что так сам замок запоминает Торговцев, а потом, в случае падения тех с крыши, не дает разбиться о камни двора. Ты себе не представляешь, как в это верила детвора, и порой даже перед тысячным своим прыжком с крыши самые суеверные из них старались погладить статичные блоки. Но мы-то знали, что это не «камни страховки» спасают. Для подобного действа вокруг замка имелось сложное гравитационное поле с многими меняющимися константами. Да и случаи имелись запротоколированные, когда взрослый шагал смело вниз, ни разу до того к камням не прикасаясь. На самом деле они имели иные, воистину волшебные свойства.
Возникла короткая пауза, во время которой заинтригованный Дмитрий не удержался от ехидного предположения:
– Неужели они вели статистику всех событий в замке?
– Ты не угадал, хотя глобально все равно прав. Статичные блоки записи событий запоминали каждого прикоснувшегося не только Торговца, но и любого из разумных, оставшегося простым обывателем. И они – ты только внимательно вслушайся, что я тебе дальше скажу, – запоминали каждое действие прикоснувшегося индивидуума и любое последующее событие в его последующей жизни. То есть любой разумный фиксировался там до самого финального дыхания. До самого своего последнего слова. Считай, до самой своей последней мысли, ибо дела наши – итог наших помыслов.
– Постой! Уж не хочешь ли ты сказать, что если один Торговец убил другого, то в блоке эта информация есть? И можно увидеть как самого преступника, так и выяснить мотив преступления?
– Легко! Там и моя жизнь зафиксирована со всеми ее ошибками, взлетами и падениями. За некоторые события мне до сих пор стыдно, но в общем о моей правоте судить будет просто.
– В голове не укладывается. Но как же тогда ты сумел выкрасть эти блоки? Неужели их не охраняли?
– Как – это мой секрет. А вот почему не охраняли, так ведь я тебе сказал: о сути их только догадывались. Это уже я сам лет четыреста назад наконец-то сумел создать считывающее устройство. Да что толку с этого? Я ведь и так знаю, что и как началось. Умершим оппонентам, виноватым в кровавой бойне, уже ничего не докажешь. А рабам доказывать – все равно что метать бисер перед здешними лягушками. И смысла нет, и не поймут, и ума не хватит, чтобы поверить или проверить.
Светозаров мысленно констатировал: «Скорее всего, очередная ложь! В данный момент он может говорить что угодно, лишь бы усыпить мое внимание и втереться в доверие. Зачем? Да чтобы я в ответ хоть как-то проговорился о себе и об известных мне мирах. Мало того, если когда-нибудь и дойдет до проверки этих блоков с моей стороны и просмотра выбранного материала, откуда я буду уверен, что передо мной не разыгрывают отлично подстроенную иллюзию? Что такое компьютерная графика, мне известно давно, а того, что я насмотрелся в мире Ситулгайна, в ином случае хватит свести с ума психически неустойчивого человека. М-да! Хитер этот Крафа, да и выдумщик – скорее, первый из первых! Но вот по некоторым логическим ассоциативным вопросам его пробить все равно необходимо».
– Слушай, ну а если я и в самом деле признаю твою правоту и стану тебя поддерживать в твоих требованиях как полноправный союзник, как ты к этому отнесешься?
Крафа пожал плечами:
– Затрудняюсь ответить вот так с ходу. Кому-либо я перестал доверять давно. К власти привык единоличной и безграничной. Союзник ведь и предать может, и в спину нож засунуть. А если союзника нет, то и предавать некому. Про нож и упоминать не хочется.
– Ага! Значит, несмотря на уважение моих знаний и понимание мною твоих проблем, ты меня все равно сразу же убьешь, как только мы окажемся на дневном свету?
– Хм! Тяжкий вопрос. Если разобраться, ты мне и в самом деле жутко во всем импонируешь. Такой помощник, последователь и ученик был бы для меня чуть ли не венцом счастья. Но ведь стоит вспомнить, как ты сюда попал и с каким усердием за мною гонялся по пещерам. То есть изначально ты даже не пытался вступить в переговоры, спросить, как здоровье, и узнать, что у меня в жизни за проблемы. И это еще хорошо, что добряк Врубу отобрал у тебя все современное оружие и поставил нас в равные условия. Иначе ты меня уже давно бы доедал хорошо прожаренного и подкопченного. Верно? Возражать против такого вывода было бессмысленно.