Господин Глинский в отличие от своего босса прекрасно выспался, с аппетитом съел яичницу с ветчиной, творожный десерт, запил завтрак стаканом свежевыжатого апельсинового сока и, бодрый и полный сил, поехал выполнять необычное поручение Ирбелина. Уже в начале десятого он постучал в дверь, за которой скрывалась сирота, вызвавшая у скряги и прожженного дельца Ирбелина такое, мягко говоря, странное сочувствие. Уж не влюбился ли милейший патрон в юную притворно-невинную девицу? А что? Седина в голову, бес в ребро! Ирбелин давно разведен, возможно, его мужские инстинкты проснулись благодаря… искусству обольщения нищей куртизанки. Другая женщина не смогла бы вызвать эти волны на безмятежной глади, с некоторых пор воцарившейся в сердце патрона. Тут нужны не абы какие способности.
- Вам кого? - спросила открывшая дверь Субботина.
Разумеется, это она и есть - обычная, ничем не примечательная серая мышка. Хитрая бестия! Со столь невзрачной внешностью произвести такое впечатление на Ирбелина. Ловко…
- Моя фамилия Глинский, - официально представился он, проскользнул в темную, плотно забитую мебелью и старым хламом прихожую и жестом фокусника достал из пакета бутылку шампанского и коробку дорогих шоколадных конфет. - А это вам! От нашего агентства «Перун» по случаю… переселения из старой квартиры в новую.
Субботина испуганно попятилась, оглядываясь, словно ища защиты от незваного гостя. Но заступиться за нее было некому.
- Но… я… - забормотала она, запнулась и замолчала.
- Берите, берите, - настаивал Глинский, протягивая ей шампанское и конфеты. - Где у вас кухня? Или пригласите меня в гостиную. Не станем же мы топтаться здесь?
- Да… простите… проходите…
Он чувствовал себя хозяином, а она совершенно растерялась от такой бесцеремонности.
«Попробуй соблазнить меня, дорогуша! - злорадно подумал Жорж, окидывая опытным взглядом убогую обстановку, старомодную мебель и одетую в дешевый спортивный костюм обитательницу сего «уютного гнездышка». - Давай, пускай в ход свои чары!»
- Грёза Дмитриевна? - уверенным тоном спросил он, располагаясь как у себя дома. - Я не ошибся?
- Н-нет…
- Вот и славно. Вот и замечательно! Вы-то мне и нужны.
- Я?
Она не знала, куда деть неухоженные руки с короткими ногтями без маникюра, и спрятала их за спину.
- Именно вы! - охотно подтвердил Глинский, наслаждаясь ее смущением. - Видите ли… мы решили выделить вам на переезд материальную помощь. Э-э… нечто вроде подъемных.
- Не надо! - вспыхнула Грёза. - Вы лучше старушкам выделите, они больные, немощные. А я уж сама о себе позабочусь.
По ее скулам разлился горячий румянец, и Глинский вдруг заметил, какие у нее нежные, классически совершенные черты лица, разве что губы чуть великоваты, зато гладкие и красивой формы; какие шелковистые волосы, небрежно забранные в узел, благородная линия лба. Словно у средневековой мадонны.
Он с трудом стряхнул с себя оцепенение и произнес невпопад:
- Господин Ирбелин распорядился лично вам… вот…
Конверт в его руке предательски дрогнул, выдавая волнение, абсолютно неприсущее Глинскому в подобных ситуациях. Сколько таких конвертов с «компенсирующей временные неудобства» скромной денежной суммой он выдавал жильцам выкупленных квартир - не перечесть. И ничего подобного сегодняшнему смятению не испытывал. Ни разу!
- Я не возьму, - упрямо повторила девица в спортивном костюме, отталкивая его руку с конвертом.
Положение - глупее не придумаешь! Директор агентства «Перун» выглядел в собственных глазах полнейшим идиотом. А эта Субботина не так проста! Жорж решил не спорить, дабы не усугублять и без того смешные обстоятельства, которые он сам же спровоцировал. Недооценил он эту жиличку, ошибочно принял ее за недотепу. С кем не бывает? У нее, видно, свои планы: воспользоваться заинтересованностью господина Ирбелина в приобретении сего объекта, чтобы выжать из бизнесмена максимум «зеленых», а не удовольствоваться оскорбительной подачкой. Что ж, в практицизме Субботиной не откажешь! И осуждать ее не за что - брошенные на произвол судьбы дети иногда вырастают голодными хищниками: сражаются за свой кусок не на жизнь, а на смерть. Их, в сущности, можно понять.
- Давайте обсудим варианты, - криво улыбнулся Глинский, пряча конверт в карман. - Каковы ваши предложения?
- Уходите, - сказала Грёза, сдерживая слезы.
- Погодите… Я, кажется, был вежлив и ничем не заслужил такого обращения, - опешил он. - Вы меня выгоняете? Помилуйте, за что?
У Грёзы комок стоял в горле, сразу всколыхнулись, всплыли в памяти прошлые инциденты из ее сурового детства, когда богатые дяденьки или тетеньки с барского плеча оказывали несчастным сироткам благотворительную помощь. В отличие от многих ребятишек, которые нарадоваться не могли новым игрушкам и сладостям, Грёзе не хотелось играть дареными куклами и есть конфеты от покровителей.
- Горда ты больно! - укоряли ее воспитательницы. - Будешь нос задирать - пропадешь.
- Ну и пусть, - горько вздыхала девочка. - Лучше умереть, чем жить подаянием!
- Откуда у тебя мысли-то такие берутся? - разводили руками взрослые. - Богу виднее, кто чего заслуживает. А ты смирись…
Грёза не могла с ними согласиться. Бог представлялся ей сердитым, несправедливым стариком, который наказывает невинных и раздает милости кому попало. С годами ее мнение мало изменилось.
- Мы просто не понимаем друг друга, - с горечью сказала она, горя желанием выпроводить гостя как можно скорее. - Вы меня, а я - вас.
Такие красивые, хорошо одетые мужчины, которые, кажется, никогда не знали нужды ни в чем - ни в деньгах, ни в восхищении окружающих, приводили Грёзу в замешательство. Она не умела вести себя с ними, терялась. Подобное чувство она испытала перед Ирбелиным, и теперь вот оно охватило ее перед этим Глинским. Чего они все хотят от нее? Ясно ведь, что переселяться так или иначе придется, не оставаться же здесь, в разваливающемся здании? Тем более проданном.
- Значит, вас не устраивает предложенное нашим агентством жилье? - настроился на деловой лад Жорж. - Чем же, позвольте узнать?
Грёза нервно пожала плечами, комок в горле мешал ей говорить.
- Дело не совсем в этом, - выдавила она, поднимая на него глаза цвета перезрелой вишни. - Мне сейчас недосуг объясняться с вами. На работу пора.
«Ваши старушенции живут рядом - не волнуйтесь, не опоздаете!» - с досадой хотел возразить Глинский, но что-то удержало его от очередной бестактности. Разговор не клеился, а в таких случаях его следовало перенести на другое время. Появятся новые реалии, и, возможно, удастся…
Тут Жорж сообразил, что он не выполнил поручения патрона, не проявил должной заботы о страждущей, и еще больше разозлился. Плевать! Потом он наверстает упущенное.
- Хорошо, - кивнул он, вставая с ветхого кресла с продавленным сиденьем. - Я удаляюсь. Зайду в другой раз. А вы, будьте любезны, обдумайте наше предложение.
Грёза с облегчением проводила гостя в прихожую. Она не зажигала света, чтобы не так бросались в глаза ободранные стены и желтый потолок.
Словно желая отыграться за неудачный визит, Глинский нахально щелкнул выключателем. Хозяйка квартиры ахнула и прижала ладошку к губам… Ее глаза остановились не на нем, а на чем-то, расположенном позади него.
Молодой человек оглянулся, но ничего из ряда вон выходящего не заметил. Странная девица! У нее все в порядке с головой?
- Что с вами? - с иронией поинтересовался он. - У меня за спиной крылья выросли?
- Г-где вы это взяли? - дрожа словно в лихорадке, вымолвила она.
- Да что там такое? - не выдержал Жорж, поворачиваясь.
Барышня в ужасе уставилась на полку этажерки, словно увидела на ней самого черта. Стопка газет, платяная щетка и прочие мелочи не могли бы ее испугать.
- Вон… та шахматная фигурка… откуда она у вас?
- Какая еще фигурка?
Только после ее слов Глинский обратил внимание на изящную статуэтку из дерева и слоновой кости, которая примостилась между газетами и массивной металлической пепельницей.
- Король, - пробормотал он, беря в руки фигурку. - Весьма занятно.
- Это вы принесли?
- Я?
«У нее определенно нарушена психика, - подумал Жорж. - Вот почему она так напряжена, так неадекватно на все реагирует. Теперь мне понятно ее поведение».
- Его здесь не было! - сверкая глазами, твердила Грёза. - Его вообще не было! Откуда он взялся? Вы принесли его?!
- Послушайте, - терпеливо, почти ласково заговорил Глинский. - Успокойтесь. Принести вам воды?
- Нет! Не подходите… не двигайтесь… Кто вы такой?
Глинскому хотелось покрутить пальцем у виска, выразив таким образом свое отношение к ситуации, но он был воспитанным человеком, поэтому просто хмыкнул и пустился в длинные подробные объяснения: эту фигурку короля он впервые видит… произошло недоразумение…
Грёза, похоже, уже никуда не спешила. Она забыла о работе, о подопечных, которым пора было принимать лекарства, и пожирала глазами то фигурку белого шахматного короля, то силуэт учтивого, элегантного гостя.
Грёза, похоже, уже никуда не спешила. Она забыла о работе, о подопечных, которым пора было принимать лекарства, и пожирала глазами то фигурку белого шахматного короля, то силуэт учтивого, элегантного гостя.
***
Ольга никогда никому не подражала, она была единственной в своем роде, уникальной. Это не принесло ей счастья. Может быть, секрет в том, чтобы быть как все?
В дождливую погоду у нее начинали ныть кости в местах сросшихся переломов, но она даже радовалась телесной боли, которая заглушала боль душевную. Дожди, туманы… Пусть они заволакивают этот коварный, обманчивый город. Санкт-Петербург, Петроград, Ленинград, снова Санкт-Петербург - колесо бытия сделало оборот и вернулось на круги своя. А вдруг оно и вовсе никуда не двигалось? Просто люди живут иллюзиями, которые бесконечно повторяются.
Когда-то Фэд рассказывал ей, что царь Петр назвал новую столицу в честь христианского апостола Петра, который слыл хранителем ключей от рая. Крепость, построенная в дельте Невы, открывала России выход к морю. Ольга подумала тогда, что этот город открыл для нее райские врата. Наверное, так и было, ведь на его улицах она встретила своего единственного возлюбленного.
Полюбить одного на всю жизнь или на все жизни - это благословение или проклятие? Раньше она была уверена в первом, а теперь убедилась во втором. Великое благо обернулось сокрушительным несчастьем.
- Я все бросила к его ногам, - шептала Ольга, пытаясь забыться коротким спасительным сном. - А он все отверг, от всего отказался! Ради чего?
Весь ее мир рассыпался, все ее мечты рухнули. Не нужная ему, она стала не нужна и себе.
- Что у тебя за любовь такая, Оленька? - спрашивала ее мать, умирая. - Я понять хочу, чему ты не смогла научиться? Почему ты горе мыкаешь?
Разве Ольга сама знала - почему? Такая уж она уродилась. Наверное, злая фея склонилась над ее колыбелью, напророчила, накликала ей лихую долю.
Не раз и не два пробовала Ольга поведать матери о том, как рвется на части ее сердце, истекает черной от тоски кровушкой, да так и не сумела. То, что она чувствовала, не укладывалось в слова, не облекалось в образы… видимо, истина лежала за пределами человеческого языка и привычных форм. Ее можно было ощутить, но нельзя было выразить. И Ольга перестала говорить о любви. Последней ее молитвой стала жажда покоя - желание вырвать из сердца острую, отравленную горечью стрелу, забыть то сладостное, роковое время, когда она держала в руках ключи от рая. За вожделенными вратами оказалось не то, что Ольга рисовала в своих мечтах. Совсем не то.
Теперь родной город стал казаться ей «градом Антихриста» - правду вещали пророки три столетия назад, правду говорили юродивые и кликуши на базарных площадях и кладбищах: «Быть Петербургу пусту!» Пойдет с неба дождь, поднимутся волны, Нева выйдет из берегов, и страшный потоп смоет с лица земли творение царя, поправшего веру.
Так же, как раньше, Ольга любила все связанное с Фэдом, так же она все это и возненавидела: улицы и дома, которые ему нравились, разводные мосты, белые петербургские ночи, живопись, краски и кисти, художников, музыку, оперу, бухгалтерию и даже себя прежнюю.
- Господи-и-и… - стонала она, сжимая зубы. - За что ты меня караешь?
На самом деле она никогда не была религиозной и обращалась к богу чисто символически, как многие люди, отчаявшиеся и разуверившиеся в земной благодати. Они начинают взывать к высшему милосердию, когда все их силы исчерпаны и помощи ждать больше неоткуда.
После монастыря Ольга перестала искать утешения в церкви. Она снова замкнулась в своем разрушенном мире, который со смертью матери сузился неимоверно. Собственно, вместо Ольги ходила, разговаривала и делала рутинную работу ее бледная тень. Автомобильная авария и тяжелое увечье подвели итог одной ее жизни и дали начало другой. Оказавшись запертой в четырех стенах, прикованной к инвалидной коляске, эта женщина вопреки обстоятельствам обрела второе дыхание: она снова позволила себе мыслить, думать, искать выход из тупика. На вырученные от продажи квартиры на Лиговке деньги она купила куда более скромное жилье, хороший компьютер, получила новую профессию и не только открыла некий виртуальный мир, в котором можно было общаться, не выходя из комнаты, но и сумела поставить перед собой новую цель.
- Раз уж я осталась жить, значит, не все еще завершено!
Мир, существующий параллельно с миром людей, - Интернет - дал ей возможность идти к осуществлению своей цели. Две эти вселенные пересекались в тысячах точек, и Ольга научилась прекрасно ориентироваться в паутине виртуальных перекрестков. Она нашла в компьютерной сети и собеседников, и помощников, и необходимую ей информацию. Ее одиночество стало качественно другим.
Первые шаги, неуклюжие и робкие, остались в прошлом. Теперь уверенность Ольги росла с каждым днем, с каждым предпринятым ею действием. Первые неудачи не сбили ее с пути, а, напротив, закалили. Она повторяла попытки, пока не добивалась своего. У нее начало получаться! То, что она наметила, понемногу осуществлялось. Она двигалась медленно, но в нужном направлении.
Очередной отчет, полученный ею сегодня утром, позволил ей удовлетворенно вздохнуть. Все идет как по маслу!
***
- Откуда презент?
Виктор сразу определил, сколько стоит такая коробка конфет, которую Грёза открыла к чаю. Ясно, что девушка не сама купила дорогое угощение.
- Господин Глинский оставил, - объяснила она. - Он - директор агентства недвижимости, занимается нашим расселением.
- Клинья подбивает, - криво улыбнулся молодой человек. - А ты небось уши развесила и согласилась переехать на окраину! Я же предупреждал: без меня никаких переговоров не вести. Коробкой конфет решили отделаться, богатеи!
- Я сама по себе! - огрызнулась Грёза. - Глинский еще деньги предлагал, материальную помощь, но я отказалась.
- Сколько?
Она развела руками.
- Я в конверт не заглядывала.
- Вот это зря. Нужно было выяснить, во сколько они нас оценивают.
- Не «нас», а меня. Этот Глинский такой… язвительный. Ужасно неприятный тип! Одет, словно манекен в витрине магазина, и духами от него разит, как от цветочной клумбы.
- Не думаю, что в конверте была крупная сумма, - рассуждал на своей волне Виктор. - Чем люди богаче, тем больше они жадничают.
- Ты все о деньгах? - вспыхнула Грёза. - Этот директор так меня напугал!
- Он тебе угрожал?
- Даже не знаю, как сказать… теряюсь в догадках. Что бы это все могло значить?
- Ты о чем? - насторожился Виктор.
Грёза решила поделиться своими подозрениями с соседом. Все-таки он был самым близким ей человеком, почти женихом.
- В доме поселился злой дух, - заявила она. - Он преследует меня!
- Кто? Какой еще дух? - удивился тот.
- Разве не понятно? В коробке с моими шахматами не хватает четырех фигур, а Варвара и Полина утверждают, что, когда была жива Фаина Спиридоновна, они иногда садились играть в шахматы, и все фигуры были на месте. А как только хозяйка шахмат умерла и они перешли по наследству ко мне, белый король, две пешки и черный ферзь исчезли!
Переход от визита Глинского к шахматам соответствовал привычке Грёзы сопоставлять не связанные между собою события.
- Не вижу в этом ничего зловещего, - возразил Виктор. - Может быть, они просто потерялись. У старушек склероз, они сунули куда-нибудь фигурки и забыли.
- Во-первых, я перерыла всю свою квартиру и не нашла ни одной из фигур…
- У Полины и Варвары ты тоже искала? - перебил он.
- Нет, но…
- Вот видишь? Не преувеличивай!
- А куда подевались те же самые фигуры из твоих шахмат? - не собиралась сдаваться Грёза. - Ведь ты говоришь, вы с другом играли, и все было в порядке. Лишь когда я попросила тебя сыграть со мной учебную партию, оказалось, что четыре фигуры пропали.
- Завалились куда-нибудь, закатились, что здесь особенного? Я и шашки терял, и карты. Житейское дело!
- Странное совпадение, что закатились не конь, не ладья, а те же белый король, две пешки и черный ферзь!
Виктор озадаченно потер затылок.
- Черт знает, как это получилось, - вынужденно признал он. - Ну, допустим, ты права, и кто-то хочет причинить тебе вред. При чем тогда шахматы? Ну, не хватает нескольких фигур, и что?
- Слышал о разных магических штучках? - перешла на шепот Грёза. - У человека сначала похищают что-нибудь, волос, например, или носовой платок, совершают колдовской обряд, и… - она запнулась. - В общем, я точно не знаю. Наверное, тогда начинается в жизни черная полоса - болезни, несчастья разные, человек чахнет, расстраивается и… умирает.
Виктор повеселел.
- Тогда обряд совершили против нас обоих, - отчего-то обрадовался он. - Мои-то фигуры тоже пропали! Выходит, мы с тобой - два сапога пара.
- Ну и сравнения у тебя, - рассердилась Грёза. - Любимую девушку назвать сапогом! Неотесанный ты, Витя, грубый.