Глинский не являлся ни первым, ни вторым, ни третьим - он воспринял метаморфозу, происшедшую с Субботиной, как чудо, которому не нашел объяснения.
«Она же прелестна! - подумал вдруг он, ощущая прилив желания. - Какой, в сущности, безделицы хватило, чтобы оттенить ее красоту, заставить ее засиять всеми гранями. Ах, Грёза, Грёза! Не зря тебе дали это имя…»
- Вам очень идет этот цвет, - сказал он, чтобы нарушить опасное молчание.
Слова порой разрушают внутреннюю магию момента, отрезвляют людей и возвращают их с заоблачных высей на земную твердь.
- Правда? - застенчиво улыбнулась она.
И звук ее голоса, совершенно другой, не тот, что пару минут назад, вновь погрузил Глинского в сладостное полузабытье.
- Послушайте, - удивляясь своей горячности, начал он. - Ирбелин сделал вам подарок, так возьмите его! Не гадайте о том, что побудило этого человека раскошелиться. Он не обеднеет, поверьте.
- Не знаю, Жорж, могу ли я доверять вам…
Она заколебалась, и чаша весов склонилась в пользу Глинского. Собственное имя в ее устах показалось ему вульгарным. Лучше бы она называла его Георгием, но теперь поздно что-либо менять.
- Пожалуй, я последую вашему совету, - добавила Грёза. - Была не была! В конце концов, я ничего не просила.
- Конечно, - улыбнулся гость.
- Я понимаю, что не должна брать подарки у этого… Ирбелина, но… очень хочется.
- Вы молодец. Только к такой шубе придется покупать новые сапожки.
- Потом как-нибудь, - погрустнела Грёза. - Я не умею копить деньги. Едва получу зарплату, тут же все потрачу. Я ужасная транжира!
Глинский обвел взглядом обстановку гостиной: истертые плюшевые накидки; портьеры с обвисшей бахромой; какой-то ободранный буфет, набитый остатками отслуживших свой срок сервизов; ламповый телевизор; выцветший матерчатый абажур над круглым столом - повсюду неприкрытая бедность, которая бывает в жилищах одиноких стариков. И эта молодая женщина еще обвиняет себя в расточительстве! Ему неудержимо захотелось выгрести из шкафов пришедшие в негодность пожитки, вытащить их во двор и поджечь. Устроить большой костер.
Грёза угадала его мысли и оскорбилась.
- Не смейте меня жалеть, - с вызовом сказала она. - Я этого терпеть не могу!
Глинский с удивлением обнаружил, что ему не хочется уходить. Старомодные вещи, которые пережили своих хозяев, придавали квартире какой-то неповторимый уют. Да и нынешняя их владелица производила на молодого человека странное впечатление - в ее поведении, манере говорить, в ее жестах и чертах лица было что-то, чему он не знал названия. Магнетизм… невыразимое очарование…
- Вы… не откажетесь поужинать со мной? - пробормотал он, не в силах более сопротивляться этому притяжению. - Надо же обновить шубу и… обмыть.
- Будем кутить! - решилась она и зажмурилась, как перед прыжком с большой высоты.
Глинский ни с того ни с сего ощутил себя на седьмом небе. Он из кожи вон лез, чтобы угодить ей, ужасаясь своему поведению.
На улице сыпал мокрый снежок. За углом дома, укрывшись в его тени, сидел в машине господин Ирбелин, наблюдал. Он не отдавал себе отчета, что привело его сюда. Или осознанно не хотел понимать. Он увидел, как со скрипом открылась рассохшаяся дверь парадного и вышел директор агентства «Перун», поддерживая за локоть девицу Субботину, как распахнул перед нею дверцу своего нового авто, припорошенного рыхлыми белыми хлопьями, как черная иномарка выпустила из выхлопной трубы дым и плавно, с достоинством покатила по узкой улочке к проспекту.
Ирбелин двинулся следом. Нечто невообразимое творилось в его иссохшей пустынной душе - без любви, без сострадания, без жажды поклоняться и жертвовать. Оказывается, сохранился еще на самом донышке его трезвого и сурового сердца неисчерпанный родник, который вдруг проснулся и зазвенел, оглашая сухую пустыню весенней песней, языческой и священной, как первый звук зарождающейся жизни…
- О, боже! - простонал он. - Этого не может быть! Не может…
***
Виктор возвращался с дружеской попойки, изрядно набравшись. Они с товарищами, торгующими по соседству, праздновали день рождения. Ребята уговаривали его остаться, обещали пригласить девочек, но Виктор рвался домой. По дороге он заскочил в супермаркет и купил фруктов и вина для Грёзы. Она сейчас, как никогда, нуждается в мужском плече, в бескорыстном участии. История с шахматным королем совершенно выбила ее из колеи. Женщины так уязвимы, их так легко вывести из равновесия, испугать. Подумаешь, какая-то деревянная фигурка! А сколько ужаса было в глазах Грёзы, когда она рассказывала о странном появлении этого короля. Как будто вещи могут сами собой пропадать и находиться! Мистика - продукт женских фантазий. На самом деле всему в конце концов находится вполне разумное объяснение - это бывший оперативник знал по собственному опыту.
Проезжающий мимо «Пассат», подняв волну грязи, смешанной со снегом, мелькнул впереди красными огнями. Виктор посторонился, уклоняясь от брызг.
«Машина Глинского, - догадался он, вмиг трезвея. - Зачем он сюда приезжал? Неужто решил приударить за Грёзой? Мол, девочка из детдома, беззащитная, наивная, почему бы не попользоваться?» Картинки наглых заигрываний Глинского, с ухмылкой шепчущего девушке на ушко скабрезные предложения, одна за другой возникали в воображении Виктора. Он ускорил шаг и последние метры до подъезда почти бежал.
На громкий стук в дверь Грёзы в коридор выглянула старушка.
- Варвара Игнатьевна, - кинулся к ней незадачливый «жених». - Грёза у вас?
- Чего шумишь? - возмутилась та. - Выпил лишнего, так ложись спать!
- Мне Грёза нужна!
- Зачем?
Варвара Игнатьева была осведомлена о том, с кем уехала Грёза, но не собиралась докладывать об этом Лопаткину.
- Поговорить с ней хочу! - не отставал парень.
- Утро вечера мудренее, - назидательно произнесла пожилая соседка. - При белом свете в голову приходят дельные мысли. Не то что на ночь глядя!
- А ну вас… - махнул он рукой и направился к двери Полины.
Варвара с неожиданной прытью метнулась за ним. Опасаясь, как бы подруга не выболтала правды, она поспешила предупредить нежелательное развитие событий.
- Ты куда? - сварливо спросила старушка, загораживая Виктору дорогу. - Полюшку тревожить нельзя, она хворает!
- Грёза у нее?
- Может быть, - не моргнув глазом, солгала Варвара. - У Полины недавно приступ случился, ее одну оставлять не годится. Вероятно, Грёза сидит с ней. А ты ступай проспись, потом и разговаривать будешь.
Виктор слегка остыл. Не исключено, что он спьяну обознался и черный автомобиль, проехавший мимо него по улице, не имел никакого отношения к Глинскому. Следовательно, этот нахальный тип к Грёзе не приходил, и все ревнивые подозрения Виктора основаны только на неуверенности в себе. Ему не стоит видеть в Глинском более удачливого соперника. Разве этот самовлюбленный пройдоха - пара Грёзе? Он же ни во что не ставит таких, как она. Сомнет походя крылышки мотыльку да и забудет.
- Ладно, пойду к себе, - согласился Виктор.
Варвара с облегчением вздохнула, улыбнулась по-стариковски, не разжимая губ:
- Правильно, Витюша.
Он повернулся, смерил ее долгим неодобрительным взглядом. Замучили вы, дескать, Грёзу своей немощью и болезнями, ни днем, ни ночью покоя от вас нет. Никаких условий для личной жизни!
- Сюда никто не приходил? - все-таки спросил он. - Насчет переезда?
- Поздно уже, - развела руками соседка.
Она не хотела обманывать, но и упоминать о визите Глинского не сочла нужным. Может, и не сложится у них с Грёзой серьезных отношений, зачем зря Виктора будоражить? Мужчины, они к себе бесконечно снисходительны, а к женщинам излишне требовательны. Не стоит давать им повода для ревности.
Варвара с Полиной прочили своей любимице счастливое замужество, а Виктор не являлся, по их мнению, достойным претендентом на руку и сердце Грёзы. Куда больше годился ей в женихи директор агентства «Перун».
Старушки как раз пили зеленый чай с мятой и беседовали о пропавших из сундучка покойной Фаины шахматных фигурках, когда услышали шум подъезжающей машины и увидели из кухонного окна господина Глинского во всей красе, с огромным пакетом в руках. Там, без сомнения, были подарки.
- Бьюсь об заклад, что молодой человек приехал свататься, - прислушиваясь к происходящему в коридоре, заявила Варвара.
Пожилые дамы страдали глухотой, поэтому им оставалось только строить догадки. Но то, что Грёза через час вышла во двор под руку с Глинским, воодушевило старушек.
- Какая шубка! - в один голос воскликнули они.
- Дружеским подношением такую дорогую, роскошную вещь назвать нельзя, - заметила Варвара. - Ясно, что это подарок от жениха.
Полина согласно кивала головой, улыбалась. Повезло Грёзе! Наконец-то судьба сжалилась над бедной девочкой.
Все это пронеслось в уме Варвары Игнатьевны, пока Виктор возился с замком: выпитая водка и раздражение мешали ему попасть ключом в скважину. Когда же парень скрылся в своей квартире, пожилая дама с сознанием выполненного долга отправилась спать. Не успела она раздеться, как раздался нетерпеливый стук в дверь - это был Виктор.
Полина согласно кивала головой, улыбалась. Повезло Грёзе! Наконец-то судьба сжалилась над бедной девочкой.
Все это пронеслось в уме Варвары Игнатьевны, пока Виктор возился с замком: выпитая водка и раздражение мешали ему попасть ключом в скважину. Когда же парень скрылся в своей квартире, пожилая дама с сознанием выполненного долга отправилась спать. Не успела она раздеться, как раздался нетерпеливый стук в дверь - это был Виктор.
- Извините, Варвара Игнатьевна, - с досадой произнес он. - Одолжите спичек! Мои закончились, не идти же в магазин? И зажигалка, как назло, сдохла!
Бывает, всплеск эмоций или похожая ситуация обостряют память - и сильный дождь, например, вызовет воспоминание о том, как человек промок и простудился, а запах сирени вернет ему ощущение первого свидания. Пусковой механизм памяти непредсказуем. Слова Виктора о спичках словно что-то включили в сознании Варвары, она на миг застыла, потом молча принесла коробок и протянула соседу.
- Спасибо, - пробормотал тот.
- Иди с богом.
***
Ирбелин ходил по кабинету от окна к столу и обратно, думал. Поговорить с Жоржем о Субботиной или не стоит? Если завести разговор, это вызовет у Глинского подозрения. Ну и плевать!
После утреннего совещания он не выдержал и попросил директора агентства задержаться.
- Вручил подарок?
- Да, - просто ответил тот.
- И как? Она… не удивилась?
- Удивилась, - осторожно произнес Жорж. - Чуть-чуть. Но шубка из голубой норки растопила лед в ее сердце.
- Да что ты? - неприятно усмехнулся Ирбелин.
Они оба уже не упоминали о расселении жильцов приобретаемого дома, эта проблема считалась решенной: квартиры были подобраны, представлены потенциальным владельцам, которые дали предварительное согласие. Даже для Курочкиных нашелся подходящий вариант, многодетному семейству удалось выбить две смежные комнаты без удобств в общежитии завода, где трудился отец. Только Виктор Лопаткин еще колебался, но и с ним переговоры шли успешно.
- А что у тебя с этой… девицей Субботиной… интрижка завязалась? - скривился Ирбелин.
Он сам не знал, какой ответ мог бы ему понравиться.
- Вроде того, - неохотно признался Жорж.
Молодой человек ждал от патрона ответной откровенности, но не дождался.
- Будешь с ней встречаться? - спросил тот.
- Хотел бы. Необычная девушка со странным именем Грёза… совершенно не похожая ни на одну из женщин, с которыми мне доводилось иметь… отношения.
Мимолетное выражение в глазах Жоржа - сладостная отрешенность, присущая любовному томлению, подействовало на Ирбелина, как красная тряпка на быка.
- Что ты себе позволяешь, Глинский? - прорычал он, багровея. - Волочиться за сиротой от скуки, от пресыщенности развратными бабами - это… низость! Ты ведь бросишь ее, как бросал всех своих любовниц! Ты сломаешь девочке жизнь и пойдешь дальше, не оглядываясь и беззаботно насвистывая.
Лицо Жоржа помертвело, а Ирбелина бросило в жар. Они уставились друг на друга, как два разъяренных самца, готовых кинуться в драку.
- Впрочем, какое мое дело?! - первым опомнился босс. - Ф-ф-фу-у-у-у… ну и денек сегодня. Наверное, магнитная буря, солнечный выброс…
- Как бы не так, - не последовал его примеру Глинский. - Солнце тут ни при чем. Вы сами имеете виды на Субботину, патрон? Понимаю. У вас зоркий глаз! Вы раньше меня разглядели в жалкой замухрышке интересную женщину. Думаете, я поверил в сказки про благотворительность?
- Ты чертовски умен, Жорж. Это тебя или погубит, или выведет в люди. Но прошу, оставь девочку в покое. Иначе…
- Что? - нахмурился Глинский. - Ну что вы со мной сделаете? Уволите? Разорите? Или «закажете»? Это смешно. Я предлагаю честный поединок - вы ухаживаете, я ухаживаю, и пусть нас рассудит… любовь.
- Любо-о-овь?! Какие слова ты, оказывается, знаешь, щенок! - не на шутку взбесился Ирбелин. - Много ты понимаешь в любви! Как ты смеешь мне предлагать поединок? Сопляк ты еще… жизни не нюхал… молокосос…
Он схватился за сердце и, задыхаясь, откинулся на спинку кресла.
- Вам плохо? - наклонился к нему Жорж. - Лекарство есть? Может, воды?
- Пошел… вон…
Глинский вызвал из приемной секретаршу, она принесла таблетки, распахнула настежь окно. Сказала коротко:
- Уходите.
- Это серьезно?
- Надеюсь, нет, - укоризненно произнесла она, показывая глазами на дверь. - Идите же! Ему нужно отдохнуть.
На ватных от напряжения ногах директор агентства «Перун» - уже, возможно, бывший - покинул кабинет господина Ирбелина. Он не собирался уступать ему девушку ни при каких обстоятельствах. Увольнения он не боялся, знал, что работу найдет легко, да и патрон - не какой-нибудь мафиози, вполне респектабельный бизнесмен, который не станет рисковать репутацией и вступать в конфликт с законом из-за смазливой девчушки.
При последней мысли Жоржа обжег стыд - Грёза не заслуживает такой оценки.
- Все угрозы Ирбелина - чистый блеф, - прошептал он, спускаясь по лестнице к выходу из офиса. - Патрон взбеленился и потерял власть над собой. Небось уже жалеет о вырвавшихся у него словах.
Вчерашний вечер, проведенный с Грёзой, перевернул представления Жоржа о женщинах и об отношении к ним. Новая знакомая оказалась молчаливой и застенчивой, она сидела в машине тихо, боясь пошевелиться, и глядела в окно. Он с трудом уговорил ее зайти в кафе.
- Мы же собрались поужинать, - напомнил Глинский, притормаживая у небольшого уютного ресторанчика. - Вы обещали.
- Я в старом свитере, - отнекивалась девушка. - И вообще, мне неловко. Зачем все это? Вы зря потратите деньги.
- Заботитесь о моем кошельке? - развеселился он. - Лучше подумайте, что бы нам заказать.
- Я не разбираюсь в блюдах, - покраснела она до слез. - Меня никто никуда не приглашал ни разу.
- Значит, пора начинать!
Заказ ему пришлось делать самому. Грёза не очень хорошо управлялась с ножом и вилкой, поэтому Глинский тоже отложил нож в сторону, чтобы не смущать ее.
- Я далеко не сразу научился этой премудрости, - объяснил он. - Мой отец работал в котельной, а мама возилась со мной и братом-инвалидом. У нас дома за столом было не до церемоний - наесться бы досыта. Наверное, наша жуткая бедность заставила меня рано искать способ заработать побольше денег.
Его шокировала собственная откровенность. До сего момента он никому не рассказывал о своей семье, даже Ирбелину. Кому интересны чужие проблемы? Но Грёза слушала, внимая каждому его слову. Это ее не отталкивало, а, напротив, сближало с Глинским.
- Все-таки у вас есть родители, - вздохнула она. - И брат.
- Отец умер два года тому назад, - без тени горечи сказал Глинский. - А мама и брат живут за городом, на моем содержании. Я отсылаю им достаточно, чтобы они ни в чем не нуждались.
Грёза посмотрела на него другими глазами.
- Вам трудно было становиться на ноги? - с сочувствием спросила она.
- Это уже в прошлом.
Он ловил любопытные взгляды мужчин и женщин, сидевших за соседними столиками - его блестящая наружность слишком контрастировала со скромной внешностью и одеждой Грёзы. Они представляли собой странную пару.
- Пойдемте, потанцуем? - желая эпатировать публику, предложил Глинский.
Грёза совсем растерялась, но послушно встала и доверчиво положила руку ему на плечо. Ее прикосновение потрясло Жоржа - он никогда еще не испытывал подобного ощущения: затопившей его нежности и потребности отдать всего себя этой едва знакомой молодой женщине с таким трогательным изгибом губ, с непослушными завитками волос вдоль щек, с дрожащей голубоватой жилкой на шее. Эта жилка отсчитывала теперь не только ее, но и его пульс. Полнота жизни раскрылась для Глинского так просто и ясно, что дыхание его стеснилось, и он некоторое время молчал, привыкая к этому новому состоянию.
Они двигались в танце, завороженные друг другом, очарованные звуками медленного фламенко.
- Испанская музыка, - голос Жоржа сел от волнения. - Вам нравится?
Она кивнула.
Ресторанчик назывался «Дон Кихот». Интерьер был выдержан в мавританском стиле, а на стенах висели пейзажи с ветряными мельницами и портреты черноволосых красавиц в кружевных мантильях. В центре зала в подсвеченной нише стояла скульптурная группа: хитроумный идальго Дон Кихот верхом на Росинанте и его верный оруженосец Санчо Панса.
- Между прочим, испанские мастера обожают изготовлять комплекты шахматных фигур по мотивам романа Сервантеса, - блеснул эрудицией Глинский. - И вообще… писатель вложил в уста одного из героев книги мысль… не помню, чью именно… что предназначение шахмат - быть символом жизни.
Грёза вздрогнула и слегка отстранилась, поднимая на него глаза.
- Символом… жизни? - переспросила она, холодея.
- Да.
Глинский не понимал, насколько разным было их отношение к прозвучавшей фразе.
- Я… хочу чего-нибудь выпить, - прошептала она.
Он проводил Грёзу к столику и налил ей красного вина, улыбнулся, вовлекая ее в разговор: