Майк Резник Лавка чудес Аластера Баффла
Голд и Силвер — это мы. Мы были командой еще с тех пор, как власть главной бейсбольной лиги заканчивалась у реки Миссисипи, а на флаге было только сорок восемь звезд. И выглядело все это в те времена куда приличнее. Более симметрично, что ли, с шестью рядами по восемь звезд или восемью по шесть… Полагаю, это зависело от того, лежишь ты или стоишь… Мы пережили трех жен на двоих (одна его и две мои), и двоих ребятишек (оба его), мы оставались друзьями более чем три четверти века (точнее сказать, семьдесят восемь лет) и жили в доме для престарелых Гектора Макферсона, с тех пор… с тех пор как больше не могли содержать себя.
Он — Голд. Мори Голд. Я — Нейт Силвер. Полагаю, когда-то мы были Силверстайнами, до тех пор пока мой дед не сократил фамилию, когда Тедди Рузвельт еще ходил в президентах. Па Мори изменил свою сразу после первой мировой и стал из Голдберга, или Голд-мана, или Голд-как-там-еще, словом, неважно… теперь мы Голд и Силвер.
Как я уже сказал, мы встретились семьдесят восемь лет назад. И всегда жили в Чикаго. В нашем детстве там было довольно безопасно. Копы вычистили Аль Капоне и его дружков, и город еще не кишел наркошами и попрошайками, так что нам позволялось пользоваться метро. Самостоятельно добираться до «Петли»[1]: мне от Роджерс-парка на Северной стороне, Мори — с Южного берега, в паре миль за Чикагским университетом, в то время так и кишевшим гениями и коммунистами, что тогда зачастую означало одно и то же.
Больше всего я любил приходить к «Палмер-хаус», самому роскошному отелю в городе. Номера для гостей начинались то ли с третьего, то ли с четвертого этажа, а первый и бельэтаж были битком набиты лавчонками, торговавшими самыми что ни на есть занимательными вещицами: светящимися в темноте часами, механическими пианино, одеждой и драгоценностями, привезенными из таких экзотических мест, как Константинополь, Бомбей и Гонконг.
Но поразительнее всего была крошечная лавочка в бельэтаже. Называлась она «Лавка чудес Аластера Баффла», и продавались там волшебные вещи. С их помощью можно было показать любой фокус (по крайней мере, так мне тогда казалось). Тут стояли шкатулки, в которые Аластер Баффл мог положить все, что угодно, от яйца до монеты, и это все, что угодно, исчезало прямо у вас на глазах. Лежали пустые шляпы, в которых неожиданно появлялись кролики, цветы или шелковые платки. Имелась настоящая большая гильотина, и каким-то образом, не заметным глазу, лезвие падало, почему-то оставляя невредимой шею Аластера Баффла. Существовали карточные фокусы, и фокусы с веревкой, и волшебные палочки, летающие по воздуху. В углу красовались часы с циферблатом в виде прекрасного женского лица, и стоило вам потерять к ним интерес, как женщина улыбалась и заговаривала с вами.
Но самой великолепной штукой было волшебное шоу. О, Аластер не собирался показывать его бесплатно, но если вы обещали купить фокус и доставали деньги (обычно пятидесяти центов было достаточно, но коли у вас такой суммы не было, Баффл иногда соглашался продать вам фокус за двадцать пять), он целых полчаса показывал все новые фокусы, появившиеся в лавке с вашего последнего визита.
Я думал, что лавку посещали только иллюзионисты, но покупатели не походили на фокусников, которых вы обычно видите на сцене… О, в детстве я никогда не видел выступлений иллюзионистов на сцене, зато часто рассматривал афиши и знал, что все фокусники — высокие, худые, наподобие Фреда Астера[2], прекрасно смотрятся во фраках с белыми галстуками и имеют при себе ассистенток: весьма скудно одетых женщин, при виде которых я отчаянно мечтал поскорее вырасти.
Но те немногие клиенты, которые посещали лавку, были совсем другими. Один из них выглядел в точности как Пол Муни в той картине, где он бежит из тюрьмы. Другой был разряжен в шелка и атлас, а на голове его красовался тюрбан с драгоценным камнем. Приходили и женщины: не такие, которым, по вашему мнению, полагается выступать на сцене, но в элегантных шляпках, экзотической косметике и темных перчатках. В те времена многие дамы носили горжетки из чернобурки, с головками и хвостами. Как-то я увидел, что Аластер Баффл помахал на прощание женщине, которая выходила из лавки в тот момент, когда входил я. И тут он сказал что-то на непонятном языке такой вот лисьей мордочке, и я мог бы поклясться, что она задрала нос и подмигнула ему.
Тогда мне выдавали на карманные расходы четвертак в неделю. Накопив пятьдесят центов, я приходил туда, чтобы купить фокус, но поскольку поездка на метро стоила четвертак в один конец, я мог приезжать сюда не больше раза в месяц. И все удивлялся, почему другие ребятишки не обнаружили эту почти бесплатную волшебную лавку.
И тут в один прекрасный день встретил Мори.
Оказалось, что он ходит в лавку больше года, так же, как и я, просто мы появлялись там в разные субботы. Глазели на чудеса и магическое шоу, покупали фокусы.
— А! Юный мистер Силвер! — воскликнул Аластер Баффл, когда я переступил порог лавки субботним утром. — Тут есть кто-то, с кем, думаю, вам просто необходимо познакомиться.
Я втайне надеялся на встречу с полуодетой ассистенткой иллюзиониста, но в лавке оказался всего-навсего другой мальчишка, темноволосый, довольно тощий и на пару дюймов ниже меня.
— Мистер Силвер, поздоровайтесь с мистером Голдом.
— Мори Голд, — сказал мальчик, протягивая руку. Я пожал ее, объяснил, что меня зовут Нейт Силвер, и мы тут же потеряли всякий интерес друг к другу, так как Аластер Баффл стал показывать фокус с Коринфской веревкой, сопровождаемый Исчезающей мышью.
Но в тот день у меня оказался лишний дайм[3], и мы по пути домой, остановившись выпить содовой, разговорились. И обнаружили: между нами много общего, если не считать того, что он был фанатом «Уайт Сокс», а я болел за «Кабз»[4]. Мы не расставались несколько часов и, наконец, все же решили отправиться по домам, пока родители не вызвали копов. На прощание мы договорились ровно через месяц встретиться в Лавке чудес.
И так продолжалось два года. Потом его отца перевели на Северную сторону, они переехали, и Мори стал ходить в мою школу. Мы были неразлучны. Играли в одних командах, читали одни и те же книги, вожделели одних и тех же девушек. И хотя не посещали Лавку чудес Аластера Баффла регулярно, все же ходили туда раз в год, чтобы отпраздновать наше знакомство.
Вторая мировая война разразилась примерно в то время, когда мы окончили среднюю школу. Мы пошли в армию добровольцами в один и тот же день, но я попал в Европу, а Мори следующие три с половиной года провел на Тихом океане. Воевал на Тараве и Окинаве. Я был в Италии и участвовал в битве за Бельгию. Нас ни разу не ранило. Никто не подхватил венерическую болезнь. Вернувшись, мы решили начать совместный бизнес.
Честно говоря, это было наше первое, но далеко не последнее предприятие. Мы ни разу не разорились. Ни разу не разбогатели. Работали пару лет, потом решали, что денег на этом все равно не сделаешь, продавали или закрывали фирму, начинали сначала, и так далее, и тому подобное. Попеременно становились владельцами аптеки-магазина, пиццерии, службы доставки, даже студии звукозаписи. Последняя была действительно прибыльным делом, но когда настоящую музыку сменил рок-н-ролл, мы не вынесли какофонии и снова объявили о продаже.
В один прекрасный день мы огляделись и обнаружили, что оказались парочкой восьмидесятидвухлетних вдовцов. Моя первая жена умерла от рака, вторая — от удара. Жена Мори погибла в автокатастрофе. Сына убили во Вьетнаме, дочь погубили наркотики. Мы жили на чеки социального страхования, то есть не шиковали. Кроме того, артрит Мори с каждым месяцем становился все свирепее: бывали дни, когда он не мог стащить себя с постели, а иногда ноги совсем отказывали. У меня тоже был целый букет «радостей»: потеря легкого, пораженного раковой опухолью, проблемы с простатой, замена тазобедренного сустава и несколько других болячек, не смертельных, конечно, но они продолжали накапливаться. Позаботиться о нас было некому, вот мы и решили перебраться в дом престарелых. И выбрали Гектора Макферсона, не из-за приличного обслуживания и, уж конечно, не из-за питания. Просто он предоставлял маленькие квартирки с двумя спальнями, и мы могли постоянно быть вместе. Кроме того, больше никто не хотел нас слушать. Большинство людей толкует о «Тайгер Вудз»[5] и Майкле Джордане, Джулии Робертс и Томе Крузе. Мы же беседуем о Писании и Бамбино[6], Мэй Уэст, Богарте и Лефти Гроуве[7]. Они прикалывают на стены снимки Пэм Андерсон и Пэрис Хилтон, мы вспоминаем журнальные вырезки с портретами Бетти Грейбл и Риты Хэйуорт в наших бараках.
Мы переселились за пару лет до начала нового тысячелетия и были вполне довольны. Полагаю, кое-кто из соседей считал нас голубыми, хотя в толк взять не могу, что, по их мнению, делает парочка девяностолетних старперов, когда гасит свет. Мы знали, что наше будущее весьма ограничено, то есть почти сведено к нулю, поэтому толковали о прошлом. О Джей Эф Кей[8] и Никсоне, о Нашуа и Свопсе[9], о Шугаре Рее Робинсоне и Джерси Джо Уолкотте[10], о тех, кто еще жив и кого уже нет, а таких больше всего… вроде Мэрилин, Джеймса Дина и Брайана Пикколо.
Но рано или поздно разговор обязательно заходил о Лавке чудес Аластера Баффла, где мы встретились много лет назад.
— Что за местечко! — восхищался Мори. — Знаешь, я действительно верил, что он может творить волшебство.
— А, брось, Мори, — не соглашался я. — Он продавал фокусы. В каждом был такой хитрый механизм. Стоило купить фокус, и Аластер показывал, как он работает.
— Я же не сказал, что мы с тобой могли творить волшебство. Но сам он был магом.
— Ты превращаешься в старого маразматика, — объявил я.
— А ты — в старого сварливого ворчуна, — парировал он. — Черт возьми, я был мальчишкой! Впереди были вся жизнь, целый мир, миллиард возможностей! Почему бы мне не поверить в волшебство?
— Он никогда не называл себя волшебником. По-моему, он именовался иллюзионистом.
— Он вообще никак себя не называл, — уперся Мори. — Зато мог сделать так, чтобы попугай исчез, или превратить его в яйцо, а в одиннадцать лет это и считается магией.
— Да, он был хорош, верно?.. — задумчиво протянул я. — Интересно, почему мы ни разу не видели его по телевизору или в кино?
— Если в нынешних фильмах Супермен летает, а космические корабли мчатся со скоростью света, кому нужен настоящий волшебник?
— Он не был настоящим волшебником, — повторил я.
— Для нас с тобой он был вполне настоящим. Недаром мы постоянно туда возвращались, верно?
— Пока не переросли все эти чудеса.
— Я так и не перерос, — настаивал Мори. — Просто жизнь все больше усложнялась, и у меня появилось много других дел.
— Черт, — вздохнул я, — наверное, стоило нанять его для выступлений в пиццерии. Может, тогда дела пошли бы лучше.
— Он не согласился бы.
— Откуда тебе знать?
— Он был ценителем прекрасного, а не исполнителем, — убежденно заявил Мори.
— Жаль, — вздохнул я. — А вдруг ему удалось бы колдовством вытянуть из карманов клиентов побольше деньжат?
— Вполне вероятно, что при желании удалось бы, — заверил Мори. — Впрочем, думаю, плевать он хотел на деньги, иначе с чего бы ему тратить по субботам полчаса, чтобы показать нам пару дюжин фокусов? Только чтобы заставить нас потратить четвертак или полдоллара?
Что поделать с этим Мори? Вот он всегда так. Вцепится в задачку пятидесяти-семидесятилетней давности и ходит по кругу!
— Успокойся! — раздраженно бросил я. — Он, скорее всего, уже полвека как в могиле.
— И что с того? Благодаря ему мы встретились.
— Ну да, Уолл-стрит провалилась бы, не будь Голда и Силвера.
— Что с тобой? — удивился он. — Ты никогда не был таким.
— Раньше я никогда не нуждался в собственной кислородной подушке. Не бегал каждый час в туалет. Обходился без трости и вообще без кучи вещей, которые сейчас мне жизненно необходимы.
— Брюзга, — пробормотал он. — Старый брюзга.
— А ты молодой? — съязвил я. — Я еще помню девяносто свечей на твоем именинном торте. Черт меня побери, если весь дом едва не сгорел!
— Брось, Нейт, — уговаривал он. — Это наши золотые годы, а ты чертовски ворчлив! Попробуй хоть немного развлечься!
— Мои золотые годы прошли четверть века назад… но и тогда у меня все болело.
— Думаешь, ты единственный постарел? — не выдержал он. — Еще месяц, и я даже не смогу перебраться из инвалидной коляски в свою чертову кровать, но при этом не сижу, как последний болван, и не жду смерти.
И опять началась ежедневная проповедь на тему о том, что мы должны быть не сторонними наблюдателями на празднике жизни, а участниками, и так далее, и тому подобное. И, как всегда, я пытался не рассмеяться при мысли о том, как он со своей инвалидной коляской и я с тонной металла в бедре и кислородной подушкой пытаемся в чем-то участвовать. Черт, да чаще всего его руки слишком сильно ныли, чтобы передвинуть шашку на доске, а что же до меня… последнее время мне все чаще и чаще хотелось вышвырнуть кислородную подушку из окна и разом покончить со всем этим делом.
Наконец он немного успокоился, и мы стали спорить, какой фильм предпочли бы посмотреть: с Джоном Уэйном или Гэри Купером. Возможно, наилучшим вариантом стал бы Клинт Иствуд, но он был одним из новых, так что в расчет мы его не брали.
— Прости, что я вспылил, — сказал Мори. Он всегда говорил это, и всегда искренне. Не его вина: его так одолел артрит, что приходилось время от времени выпускать пар.
— Все в порядке, — кивнул я.
— Спасибо.
— Конечно, знай я, каким чирьем в заднице обернется наше совместное проживание, попросил бы Аластера Баффла превратить тебя в рогатую жабу еще в те времена.
— По крайней мере, я мог бы попроситься с ним в турне. Представление Сильвии об отдыхе ограничивалось шопингом в Эванстоне[11].
— Он не ездил в турне. Он всегда был на месте, — возразил я.
— Интересно, он все еще там?
— Брось, Мори, он не был молод уже тогда. Ну а сейчас ему было бы лет сто двадцать — сто тридцать.
— Знаю, — отмахнулся он. — Все же интересно, существует ли лавка.
— Семьдесят пять лет спустя?
— Мы забежали к нему сказать, что идем в армию, помнишь?
— Да, семьдесят пять лет назад она была открыта.
— Нейт, я собираюсь провести остаток жизни в этом гребаном здании. Хотелось бы в последний раз выйти на волю.
— Кто тебе мешает?
— И больше всего на свете мне хотелось бы увидеть Лавку чудес Аластера Баффла.
— А мне хотелось бы еще раз увидеть, как Бэби Рут бросает тот мяч в матче со «Щенками». Но мы оба обречены на разочарование, — вздохнул я.
— Бэби Рут мертв. А вот лавка, возможно, еще открыта. Может, она перешла к сыну или внуку Аластера. Где твоя жажда приключений?
— Я девяностодвухлетний старик с одним легким и одним бедром. Для меня встать утром — это уже приключение.
— А вот я собираюсь поехать, — упорствовал он. — Если я прожду еще неделю, то не смогу сползти с кресла, поэтому еду завтра утром.
— Чтобы найти лавку, которая закрылась лет шестьдесят назад или больше… У тебя крыша едет, Мори.
— Если это и так, может, у Аластера Баффла я ее поправлю.
В этот момент пришли сестры, чтобы проверить, живы мы или нет, после чего оставили нас смотреть бокс по телевизору. Борьба сильно изменилась со времен Верна Гайна и Душителя Льюиса. Больше никто не пользуется классическими приемами. Дерутся стульями и столами, а третья сторона вечно мчится на ринг, чтобы врезать тому, против кого дерется на следующей неделе. Мне, как всегда, стало тошно, и я пошел спать.
Проснувшись, я решил, что Мори забыл о своем идиотском плане отправиться в центр искать Лавку чудес, но он уже успел побриться и одеться. Увидев, что я не сплю, он подкатил кресло к моей кровати.
— Нейт, не возражаешь, если я позаимствую у тебя пару таблеток обезболивающего.
— Нет, разумеется, бери, сколько хочешь, — предложил я, осторожно спуская ноги на пол. — Черт, да мы захватим весь пузырек!
— Мы? — повторил он.
— Не думаешь же ты, что я позволю тебе ехать одному?
— Я боялся, что ты так и сделаешь, — признался он.
— Хорошим бы я был другом, если бы остался дома!
— Хорошим. Только ворчливым.
— Я ворчу только потому, что не знаю, как сейчас там, на воле. Может, нам действительно пора в последний раз взглянуть на мир.
— Спасибо, Нейт.
— Кстати, а нам позволяется выйти отсюда?
— Об этом я и не подумал, — признался он.
— Может, выберемся тайком, пока они готовят завтрак и раздачу лекарств.
Он кивнул, сунул в рот пару болеутоляющих таблеток и поднялся с кресла.
— Вот, — сказал я, протягивая ему трость и направляясь в чулан за второй, запасной. — Давай спустимся через черный ход и выйдем в переулок, пока все собрались в передней части здания.
Именно так мы и поступили.
— Далеко отсюда до метро, черт возьми? — спросил Мори, когда мы доплелись до угла.
— Не знаю. Думаю, прилично, и нам понадобится надземка.
— Но я не вижу никакой надземки или рельсов, — пожаловался Мори, оглядываясь.
— Да и станций метро тоже, — вторил я.
— И что мы будем делать? — спросил Мори. — Я не вернусь, после того как проковылял всего полквартала!