Я сунул руку в карман и вытащил старый, потертый кожаный бумажник.
— Сколько еще поездок нам предстоит совершить? И для чего, спрашивается, я все это время экономил?
Мори ухмыльнулся и остановил проезжающее такси. Забирались мы в машину с большим трудом и довольно долго: что поделать, мы уже не так проворны, как когда-то. Но наконец все же уселись и велели водителю, выглядевшему так, словно он был рожден в любой части света, кроме этой, везти нас к «Палмер-хаус».
— Уверен, что не хочешь сначала позавтракать? — спросил я Мори, когда мы проезжали вдоль Северной стороны.
— «Палмер-хаус» все еще в деле, — заметил Мори, — иначе водитель спросил бы нас, где он находится или о чем мы толкуем. А если самый элегантный отель Чикаго все еще действует, значит, на первом этаже обязательно осталась парочка ресторанов.
— Да, это имеет смысл, — согласился я.
— И наша поездка не окончательно провалится, даже если лавки уже не существует!
— Да брось ты, Мори! Я счастлив увидеть город в последний раз, но неужели ты веришь, будто лавка до сих пор там?
— Даже если ее больше нет, разве не в этой лавке Голд и Силвер встретились и стали друзьями на всю жизнь? Что плохого увидеть еще раз начало, когда мы добрались до конца?
— Черт, если бы ты вчера высказался именно с этой точки зрения, мы бы не поссорились.
— Вздор. Мы всегда ссоримся, — возразил Мори и неожиданно улыбнулся. — Может, поэтому мы так долго держимся вместе. Никто не желает признать, что другой взял верх в споре.
Я не ответил, хотя чувствовал, что он прав.
Движение становилось все более оживленным, как бывает только в центре и в «Петле», и мы еле ползли, проезжая квартал за минуту, а то и больше. Но наконец все же подкатили к дверям «Палмер-хаус».
Зрение у меня недостаточно острое, чтобы увидеть показания счетчика, поэтому я протягивал водителю банкноту за банкнотой, пока тот не улыбнулся, давая понять, что это уж слишком. Я забрал у него последнюю, и мы поковыляли в отель.
— Не очень-то изменился, — заметил я.
— Взгляни на позолоту! Сверкает, как семьдесят пять лет назад.
— Знаешь, — воскликнул я, — клянусь, что помню это большое кожаное кресло.
— Я тоже, — кивнул он. — Что-то я волнуюсь… Может, она все еще на месте.
— Есть только один способ узнать, — ухмыльнулся я, показывая на эскалатор.
Мы подождали, пока на движущейся дорожке никого не осталось, поскольку не слишком твердо стоим на ногах даже в наши хорошие дни, и поднялись в бельэтаж.
— Направо, — велел Мори.
— Знаю.
Мы прошли мимо ряда магазинчиков, торгующих в основном ювелирными изделиями и женской одеждой, и добрались до нужного места. Но Лавки чудес тут не было. В витрине стояло пар двадцать женских туфель, а внутри их были сотни и сотни.
— Я могу чем-то помочь? — спросила хорошо одетая молодая продавщица, пока мы стояли в дверях, обозревая не настоящее, а прошлое — то, что существовало тут много лет назад.
— Нет, спасибо, — отказался я.
— Если ищете одежду для приемов, так магазин чуть дальше. Вниз и по галерее.
— Одежда для приемов? — переспросил Мори.
— Магазин был на этом месте лет шесть назад.
— Вы удивитесь, узнав, что здесь когда-то было, — грустно ответил он и повернулся ко мне: — Пойдем.
— Ну, как держишься? — поинтересовался я, когда мы подошли к эскалатору.
— Я в порядке, — буркнул он и, помолчав, добавил: — Ну, да. Я старый дурак. По крайней мере, теперь я точно знаю, что лавки больше нет.
— Жаль, — вторил я. — Пожалуй, я не прочь посмотреть получасовое магическое шоу.
Мы спустились на первый этаж, но тут Мори так скрутило, что ему пришлось сесть. Он, естественно, выбрал большое кожаное кресло, откуда вытащить его без посторонней помощи не представлялось возможным.
Он снова сунул в рот пару таблеток болеутоляющего, поморщился и потребовал помочь ему подняться. Я уже заходился кашлем и вдыхал кислород из баллончика, поэтому попросил помощи у пожилого, седого охранника.
— Спасибо, — прохрипел Мори, когда мы поставили его на ноги.
— Счастлив услужить, — откликнулся охранник. — Могу я подсказать вам, куда идти?
— Чертовски в этом сомневаюсь, — покачал я головой. — Мы приехали сюда в поисках лавки, которой, возможно, не существует последние пятьдесят-шестьдесят лет.
— Это была глупая идея, — покаялся Мори. — И во всем виноват я.
— А что вы искали?
— Какая разница? — отмахнулся Мори. — Ее все равно здесь нет.
— Магазины время от времени переезжают. Может, я сумею подсказать…
— Этот был здесь задолго до вас, — упорствовал я.
— Должно быть, здорово вас зацепило, если вы вернулись сюда после стольких лет, — заметил охранник.
— Здорово, — согласился Мори. — Это была маленькая лавочка чудес, где мы впервые встретились.
— А владелец — парень с очень странным именем? — спросил охранник.
— Аластер Баффл, — подсказал Мори.
— Именно.
— Вы слышали о нем? — оживился Мори. — Здесь где-то висит фотография?
— Зачем фотография, если существует оригинал?
— Как? Лавка все еще работает? — недоверчиво ахнул я.
— Ну, да. Только она то и дело переезжает. Я вроде бы недавно слышал, что сейчас она оказалась как раз к югу от «Петли», на Стейт-стрит, ну, возле того театрика, куда я ходил смотреть бурлеск, когда был молодым и наглым.
Он улыбнулся и подмигнул нам.
— А теперь я просто грязный старикашка.
— И вы уверены, что это лавка Аластера Баффла? — уточнил Мори.
— Такое имя не забывается.
— Спасибо, — поблагодарил Мори, тряхнув руку охранника. — Вы не подозреваете, как много это для нас значит.
— Развлекайтесь, — пожелал охранник. — Иногда мне тоже хочется заглянуть в детство, хотя я, скорее, найду там закрытый магазин комиксов или, может, «Солджер Филд»[12].
Я знал, о чем он. Тогда «Медведи» еще играли на «Ригли Филд», но половина всех чикагских папаш приучила своих ребятишек парковать машину на стоянке «Солджер Филд» по уик-эндам.
Мы выбрались за порог и пошаркали к Стейт-стрит. Но вскоре Мори остановился и схватился за фонарный столб.
— Нейт, мне ужасно неприятно… но у тебя есть наличные еще на одну поездку? Нам придется пройти пять или шесть кварталов. Боюсь, что мне их не одолеть.
— Пока есть. С ногами совсем плохо?
— Неважно, — признался он, налегая всем телом на столб.
Я остановил желтое такси — по-моему, чекеров[13] больше не выпускают, — и оно медленно покатило нас по улице. Мори почти прижался носом к правому стеклу.
— Будь я проклят, Нейт, — пробормотал он, когда мы проезжали квартал, где когда-то находились театры бурлеска «Фоллиз» и «Риэл-то». — Ничего тут нет! Старый ублюдок нам солгал!
— Водитель, остановитесь здесь! — попросил, вернее, завопил я. Взвизгнули тормоза, и Мори, практически выброшенный с переднего сиденья, громко застонал.
— Какого черта тут происходит? — промычал он.
На другой стороне улицы, как раз напротив бывших театров и рядом с закрытым «Дворцом наслаждений» мадам Фифи, находилась Лавка чудес Аластера Баффла.
— Будь я проклят! — выдавил Мори, с трудом выбираясь на тротуар, пока я платил водителю. — Даже я не до конца верил, что она окажется тут!
Водитель отъехал, радуясь, что избавился от двух старых придурков, а мы поковыляли через улицу, тяжело опираясь на трости. В витрине были выставлены пара детских фокусов и постеры с изображениями Гудини, Даннингера и Блекстоуна, но все это вполне объяснимо. Не стоит помещать что-то слишком ценное в витрину, если находишься к югу от «Петли». Конечно, несколько кварталов, которые мы успели проехать, за последнее время было облагорожено, но эта часть города по-прежнему оставалась ничейной землей: не совсем «Петля» и не совсем элегантные кондоминиумы, заменившие большинство трущоб между этим местом и Чайнатауном на Сермак-роуд.
Я повернулся к Мори, чьи широко раскрытые глаза сверкали, как у ребенка, который только что набрел на кондитерскую.
— Собираешься торчать здесь весь день? — спросил я. — Чего мы ждем?
Он улыбнулся, открыл дверь и ступил в Лавку чудес. Я постарался не отстать.
Парень за прилавком стоял спиной к нам.
— Осмотритесь, джентльмены, — попросил он. — Я сейчас вами займусь.
Помещение оказалось меньше, чем в «Палмер-хаус», но было по-прежнему битком набито магической атрибутикой: те же самые волшебные ящики, палочки и шляпы. Я словно вновь стал одиннадцатилетним и мог бы поклясться, что артрит Мори отступал прямо на глазах.
Потом парень обернулся, и я чуть в обморок не упал. Передо мной была точная копия Аластера Баффла, вплоть до угря на кончике носа. Должно быть, внук или правнук, но явно родственник того Баффла.
— А! — воскликнул он. — Мастер Голд и мастер Силвер! Жаль, что время не обошлось с вами мягче, как вы, наверное, того желали.
— Вы знаете нас? — удивился Мори.
— Разумеется. Вы Моррис Голд, а вы… Он повернулся ко мне…
— …Натан Силвер. Рад снова увидеться. Вы уже стали взрослыми!
— Да, и всю жизнь были партнерами, — сообщил Мори.
— Голд и Силвер. Разумеется.
— Сколько вам лет? — спросил я хмуро.
— Я так же стар, как мой язык, и немного старше своих зубов. — Реакции не последовало, поэтому он продолжал: — Эдмунд Гвенн сказал это в «Миракле» на Тридцать четвертой-стрит. Славный человек. Часто забегал в прежний магазин в «Палмер-хаус» — всякий раз, когда выступал на чикагской сцене.
— Но как вы можете до сих пор торговать в магазине и выглядеть в точности, как семьдесят пять лет назад?!
— Полагаю, я должен был ответить «диета и здоровый образ жизни», но на самом деле люблю поесть, курю турецкие сигареты в огромных количествах и ненавижу физические упражнения.
— У вас, случайно, нет такого фокуса, чтобы вновь вернуть человеку молодость? — улыбнулся Мори.
— Вам он не по карману, — отрезал Баффл.
— О'кей, — вмешался я. — Кто вы на самом деле?
— Я уже ответил.
— Я слышал, что вы сказали, и это чушь собачья. Никто столько не живет.
Он уставился на меня. Не сердито. Не раздраженно. Холодно, словно изучал неведомое науке насекомое. Я хотел ответить таким же взглядом, но вместо этого вдруг отвел глаза.
— Опомнись, Нейт. Это тот же самый парень, — вмешался Мори. — Я помню его так хорошо, словно все было вчера.
— Вижу, у вас в кармане бумажник, мастер Силвер, — неожиданно заметил Баффл с веселым видом, словно здесь происходило нечто забавное. — Во время нашей последней встречи у вас в кармане лежало кое-что еще. Помните, что это было?
— Еще бы! — солгал я. — И что это, по-вашему, было?
— Весьма непристойная книжонка. Похоже, он попал в точку…
— А в самый первый раз? — продолжал он.
— Откуда, черт побери, мне знать? — раздраженно бросил я, уже понимая, что он и на этот раз не ошибется, а это означало, что не прав как раз я и передо мной действительно Аластер Баффл.
— Шоколадный батончик «Милки уэй», — напомнил Баффл. — День был очень теплый, и я сказал, что вам следует выбирать: либо съесть батончик, либо возиться с очередным фокусом. Но и то, и другое вместе не получится, потому что шоколад очень мягкий. И наверняка прилипнет к вашим пальцам, а потом весь фокус окажется в коричневых пятнах.
Я долго молча смотрел на него.
— Черт, — выдавил я наконец, — действительно, было такое…
— И вы по-прежнему здесь! — с энтузиазмом воскликнул Мори.
— Лавка — это моя жизнь, — ответил он. — Вернее, несколько жизней.
Он повернулся к Мори, чье лицо вдруг напряглось.
— Думаю, мастер Голд, вам лучше сесть, пока вы не свалились. Он достал откуда-то стул и принес Мори.
— Спасибо, мистер Баффл, — пробормотал Мори, почти рухнув на сиденье.
— Зовите меня просто Аластером. Какие могут быть формальности между старыми друзьями? А ведь мы — старые друзья. Сколько лет прошло с тех пор, как вы впервые встретились в лавке?
Я все еще пытался сообразить, в чем тут загвоздка, как стосорока-летний человек может выглядеть на сорок и каким образом можно обличить его во лжи, но тут вмешался Мори.
— Семьдесят восемь лет, — сообщил он.
— Как летит время! — вздохнул Баффл. — Я мог бы поклясться, что прошло не больше семидесяти четырех.
По голосу было не понять, шутит он или всерьез. Пока я пытался сообразить, что Баффл имеет в виду, он вновь заговорил:
— Итак, что я могу показать вам сегодня?
— Ну… не знаю, — протянул я. — Честно говоря, мы не ожидали, что вы по-прежнему работаете.
И вообще живы…
— Что у вас есть?
— Все! — заверил он.
Я заметил волшебный ящик с зеркалами по бокам, из тех, в которых предметы исчезают прямо на глазах, в отличие от более традиционного ящика, в котором предмет пропадает после того, как его на секунду скрыть от глаз зрителей.
— Как насчет этого? — спросил я, показывая на ящик. Баффл покачал головой.
— О, нет, у нас есть кое-что получше, мастер Силвер. Раньше вы развлекались детскими фокусами. Но теперь вы стали взрослыми и жаждете большего, не правда ли?
— То, чего я жажду и что, скорее всего, получу — вещи разные, — сухо процедил я. — Мори, идея была твоей. Какой фокус ты хочешь увидеть?
— Оставляю это на ваш суд, мистер… то есть Аластер, — заверил Мори. При этом его пальцы скрючились самым угрожающим образом, как всегда, когда артрит особенно его донимал.
— Фокусы — это для детей, — повторил Баффл, — вы давно их переросли. — Он немного помедлил, прежде чем добавить: — Думаю, сегодня я покажу вам кое-какие чудеса для взрослых.
Повернувшись, он стал изучать полки. Верхняя осталась погруженной во тьму, хотя остальная комната была прекрасно освещена. На одной из полок расположились три высушенные, сморщенные головы; одна показала мне язык, другая хихикнула. Тут же стоял миниатюрный стол для пинг-понга с крошечными ракетками и мячиком размером с пульку мелкокалиберного пистолета; как только я взглянул на стол, ракетки тут же начали яростный турнир. Рядом лежала леденцовая палочка, которая превратилась сначала в змею, потом в стрелу, затем снова в леденец.
— Сесилу Де Миллю[14] следовало бы посетить мою лавку перед съемками «Десяти заповедей», — заметил Баффл, поднимая леденец. — Эта штука — куда красочнее, чем тот простой посох, которым пользовался Чарлтон Хестон[15].
Леденец стал ремнем с пряжкой, после чего вернулся в прежнее состояние, и Баффл положил его на полку.
— А что еще он может? — ахнул Мори, широко раскрыв глаза, с таким же завороженным видом, как семьдесят восемь лет назад.
— Обычные трюки для вечеринок, — пренебрежительно бросил Баффл. — Ничего по-настоящему серьезного для взрослых людей.
Подойдя к дальнему концу прилавка, он поднял маленький кувшинчик, принес его к нам и поставил рядом с Мори.
— Что это? — не выдержал я.
— Если не ошибаюсь, а я редко ошибаюсь, это именно то, что вы обсуждали вчера, — пояснил Баффл.
— Иисусе! — воскликнул Мори. — Только взгляни, Нейт! Я шагнул ближе и уставился в кувшинчик.
— Это он, Нейт! Это он! — взволнованно завопил мой друг. — И готовится сделать бросок, совсем как в первенстве по бейсболу тридцать второго года!
И точно! Передо мной был Бэби, только ростом примерно с полдюйма, показывающий всем болельщикам, куда посылает следующую подачу. Но изображение не было статичным. Игрок между второй и третьей базами колошматил по своей перчатке, рефери отчаянно сигналил Руту, приказывая перестать заниматься ерундой и занять свое место.
Я поднял глаза на Баффла.
— Как вы это проделали? — спросил я.
Он весело хмыкнул, и я снова почувствовал себя насекомым.
— Зеркалами.
— Что это, черт возьми, за ответ? — обозлился я.
— Каков вопрос, таков ответ. Вы платите, я показываю — и оно того стоит, не так ли? Каждого истраченного цента.
Я вытащил пятерку и положил на прилавок.
— О'кей. Итак, каким образом вы это проделали?
— Прошу прощения, мастер Силвер, — ответил он, отодвигая банкноту, — но я никогда не даю двух ответов на один и тот же вопрос.
— А что еще у вас есть? — не выдержал Мори.
— Говорю же: все, что угодно. Где-то тут моя коллекция Мориса Голда… А, вот она!
Он дотянулся до верхней полки, схватил какие-то ноты и показал нам.
— Песня, которую вы так и не сочинили. За нотами появилась книга.
— Роман, который вы так и не написали.
Выражение бесконечной печали омрачило его лицо, когда он вытащил снимок маленького мальчика:
— Внук, которого у вас никогда не было.
— Он очень похож на Марка, — выдохнул Мори. Марк был его сыном, убитым во Вьетнаме. — Кто это?..
— Я только что сказал вам.
— Но у меня не было внука!
— Знаю, — кивнул Баффл. — Поэтому и снимок никогда не существовал.
Он дунул на фотографию, и она тут же исчезла.
— А я думал, сегодня вы не собираетесь показывать фокусы, — бросил я.
— Я и не показываю. Фокусы — это для детей.
— В таком случае, как вы назовете то, что продемонстрировали? Он ткнул пальцем в сторону трех мутных стеклянных кувшинов.
— Надежды. Мечты. Сожаления.
— Нет, серьезно, как вам это удается? — настаивал я.
— Серьезно? — повторил он, изогнув бровь и, казалось, глядя прямо сквозь меня, в какую-то непонятную точку, которую никто не должен видеть.
— Берем две неплохо прожитые, но ничем не выдающиеся жизни, перемешиваем вместе с тем, что могло быть, и с тем, чего никогда не случилось, слегка спрыскиваем оптимизмом юности и цинизмом зрелости, добавляем несколько капель триумфа и чашку неудач, разогреваем печь давно угасшей страстью, посыпаем крохотной щепоткой мудрости — и готово. — Он улыбнулся, крайне довольный своим объяснением. — Срабатывает безотказно.