Название «В кишках дракона» больше подходило потому, что воздух в «пассажирском» отсеке десантной платформы давно стал затхлым, какой уж там «упругий встречный ветер, несущий аромат всех горных трав»! Ха! «Ветер»! Три раза «ха»! Пятьсот вонючих мужиков не хотите? Пятьсот потных, промокших под несильным ночным дождиком мужиков, многие из которых успели перед отправкой посетить ближайшие к расположению части харчевни и теперь дышали перегаром; остальные, судя по всему, приняли участие в дивизионном конкурсе «Кто сожрёт ведро гороховой каши за тридцать секунд», а потому десантная платформа напоминала не абы какую кишку, а прямую. Сравнение усиливалось тем, что в конце путешествия парашютистов ожидало выпадение через «сфинктер» ворот.
Единственный плюс заключался в том, что вонь, духота и тряска – а лететь предстояло два с лишним часа – заставили приотских рекрутов молчать. Или тошнить в заранее припасённые ведёрки, поскольку укачивало в подвесной платформе жутко. Но главное – молчать. Некоторые, правда, стонали во время процедуры, но это не в счёт: всё лучше, чем разухабистое гоготание и шумные обещания «порвать волосатых собак».
Что же касается вони… От неё не избавиться, сколько ни три нос.
– Время?
– Минут двадцать осталось.
– Последнее совещание!
Колотушка подняла руку, и парни понятливо придвинулись к Орнелле.
Новая группа была небольшой: Солёный, Копатель, Якорь и Хайнц. Плюс Эбби и сама Григ – шестеро. Плюс поддержка: рота приотских десантников, которых Орнелла собиралась использовать в качестве грубой силы.
– Повторяю: наша цель – эта девчонка. – Григ продемонстрировала бойцам фотографическую карточку. – Полковник Кира Дагомаро, дочь ушерского консула. Мы должны захватить её и живой доставить в Линегарт. Повторяю: живой. – Орнелла жёстко оглядела подчинённых. – Если на Киру нападёт приотец, вы должны будете убить приотца, если рядом с Кирой упадёт граната, вы должны будете закрыть её своим телом, если я замечу, что кто-то из вас оценит свою шкуру выше жизни Киры, я лично пристрелю мерзавца.
– От девчонки зависит исход войны? – пошутил Хайнц.
На прошлом совещании он помалкивал, внимательно слушая вводную, а теперь развеселился. Хайнц всегда веселился перед боем.
– Всё гораздо хуже: от девчонки зависит хорошее настроение Абедалофа Арбедалочика, – весомо, но с долей юмора в голосе ответила Григ. – Директор-распорядитель хочет пообщаться с Кирой и разозлится, если не удастся.
Ссориться с директором-распорядителем никому не хотелось, поэтому в ответ Орнелла услышала ожидаемое:
– Ты умеешь быть убедительной.
– Надеюсь.
Белокурый Хайнц, опытный наёмник с Бирадии, нанимался на разовые дела вот уже шесть лет, считался ветераном, одним из близких к Орнелле парней, и так же, как Эбби Колотушка, имел право обращаться к командиру на «ты».
– Ещё вопросы есть?
– Вы сказали, что можно убивать приотцев, – протянул Якорь. – А ведь мы вроде за них.
Он был самым молодым членом команды, шёл с Григ на вторую операцию и ещё недостаточно пропитался базовыми принципами служащего Компании. Пусть даже наёмника-негаланита.
– Мы – сами за себя, – объяснила Орнелла. – Только наши интересы имеют смысл. Только наши жизни имеют ценность.
– А эти? – Якорь едва заметно кивнул на воняющих вокруг десантников.
– А эти нам прислуживают.
И чтобы «эти», которые «прислуживают», твердо понимали своё место, все диверсанты были одеты в офицерскую полевую форму, носили на рукавах нашивки Генерального штаба и имели право отдавать приказы любому приотцу из приданной роты.
– Ещё вопросы?
– Наступление действительно будет крупным? – поинтересовался Солёный. – Я слышал, основные силы сосредоточены на юге.
– Какая разница? – буркнула Эбби.
– Когда много народу, все лупят по всем, не особенно различая, где свои. – Солёный передёрнул плечами. – Особенно бомбардировщики.
– Куда денешься? – хихикнул Копатель. – Много, мало: ты в деле, брат, ты летишь навстречу приключениям.
– На юг Селтих отправил приотскую орду, многочисленных рекрутов, которых мы называем солдатами, только чтобы местных не обижать, – сообщила Григ. – А здесь, в Межозёрье, Селтих использует современные средства и самых опытных ребят. Надеюсь, обойдёмся без «дружественного огня».
– Нас мало? – растерялся Якорь.
Он только сейчас сообразил, что принимает участие в отвлекающем ударе, на выполнение которого обычно отправляют смертников.
– Не важно, сколько нас, – отрезала Орнелла. – Важно, что волосатикам заготовлена масса неприятных сюрпризов.
Они шли непрерывным, настолько плотным потоком, что едва не касались бортами. В три ряда, выдерживая минимальный интервал, изредка спотыкаясь друг о друга, но тут же выравнивая строй. Они шли так не только из-за узости фарватера: просто их было очень-очень много, чудовищно много, невероятно много…
Катеров.
И они торопились пройти разминированную Ликару.
Это был второй после десанта сюрприз Селтиха: неожиданный удар по стоящим на рейде паровингам. Ере прекрасно понимал, что без уничтожения грозной воздушной группировки удар по Межозёрью не имеет смысла, а потому военные реквизировали едва ли не все приотские паровые катера, спешно их вооружили и перебросили к Аласору и Бранисору. Не к самим озёрам, конечно: чтобы не привлекать внимания ушерцев, катера распределили по всей протяжённости Ликары и впадающей в Бранисор Пии. И только сегодня собравшиеся флотилии превратились в кулаки.
Три ряда, минимальный интервал, едва не касаясь друг друга бортами…
Прогулочные и рыболовецкие, полицейские, почтовые катера и даже роскошные яхты – все они были оснащены примитивными, наспех сделанными минными аппаратами. По три-четыре торпеды на борту, у самых маленьких и вовсе по одной. Если же размер позволял – судно усиливалось пулемётом, а в большие яхты и круизные кораблики ещё и стрелков посадили, но в возможность десанта даже самым большим оптимистам верилось с трудом. Все знали, что волосатики сильны.
Три ряда, минимальный интервал…
Незадолго до полуночи последнее судно вошло в Аласор, и флотилия, не зажигая огней и храня радиомолчание, направилась к Фадикуру.
– Аласорская флотилия вошла в озеро.
– Бранисорская флотилия вошла в озеро…
Доклады от выдвигающихся на исходные позиции подразделений шли один за другим, и поэтому Селтих слушал их не в своём кабинете, не в комнате для совещаний, а в радиоцентре штаба, стоя прямо за спинами радистов. Ещё один штрих к портрету легендарного военачальника: отеческое отношение к нижним чинам. Писари скрипели перьями, торопливо превращая сообщения в официальные сводки, но Ере не интересовала бумага, и слышал он не скрип, а отрывистые выкрики:
– Ударная группа цеппелей «Бранисор» движется по графику.
– Эскадра десантных цеппелей «Аласор» снижает скорость, опасаясь опередить моряков.
– Четырнадцатая бронебригада немного отстаёт, но командир обещает нагнать.
Всё продумано? Или не всё? Или ошибка? Сил хватит? Или нет? А вдруг землеройки подготовились? Вдруг они узнали об ударе, ждут, и атакующие силы окажутся под кинжальным огнём? Вдруг?
Ере Селтих продумал всё, кроме одного: что будет делать в течение тех часов, которые потребуются его частям для выдвижения? Не сообразил, что начнёт сходить с ума. Внешне – само спокойствие. Напомаженные волосы, идеальная форма усов, самодовольная улыбка. Внутри – натянутые струнами нервы и бешено бьющееся сердце. Внутреннее напряжение прорывается подрагивающими пальцами, поэтому Селтих прячет руки в карманы. Вынимает их и тут же прячет. Не понимает, что эти жесты выдают волнение так же отчетливо, как подрагивающие пальцы.
– Авианосцы выходят на позиции.
– Десантная эскадра «Бранисор» движется по графику.
Десантники – первый ключ к успеху. Они атакуют каждую крупную часть землероек… Ладно, почти каждую, какая разница? Десантники атакуют почти все подразделения ушерцев, а там, куда не высадятся парашютисты, с удвоенной силой поработают галанитские доминаторы и бомбардировщики. Параллельно с десантом будет нанесён удар по всем паровингам, необходимо подрезать волосатикам крылья. А напоследок – слаженный прорыв шести бронебригад, атака на глубину десять-пятнадцать лиг, соединение с десантом и последующее отступление за надёжнейшие оборонительные редуты.
Передвигать линию фронта Селтих не собирался, ему требовалось лишь потрепать ушерскую группировку, чтобы обеспечить комфортное наступление на южном направлении, и по расчётам командующего к завтрашнему полудню все части должны вернуться к местам дислокации.
– Седьмая бронебригада движется по графику.
– Седьмая бронебригада движется по графику.
– Третья и двенадцатая бригады вышли на исходные.
Ере нервным жестом провел рукой по груди, прикоснувшись пальцами к роскошному – золото, эмаль и драгоценные камни – галанитскому ордену «Твёрдое сердце» третьей степени, и вдруг спросил:
– Какая ближе?
– Двенадцатая, – мгновенно отозвался Аллен.
– Подготовь кортеж, я хочу посетить её.
Оставаться в штабе было выше сил Селтиха.
– Красавчик, – едва слышно произнёс стоящий рядом менсалиец. При переформировании бригады инопланетника назначили заместителем Хильдера, чтобы, как понимал Ян, держать в узде соплеменников. Избавиться от назначенца не было никакой возможности, а потому приходилось мириться с особенностями характера «боевого товарища». – Уверен, ему нравится производить впечатление.
Ехидное замечание особенно покоробило Хильдера тем, что менсалиец был прав: Селтих действительно смотрелся безмозглым красавчиком. Прилизанный, напомаженный, в диковинном бирюзовом мундире с опереточными погонами на узких плечах и россыпью непонятных орденов на груди; опирающийся на крепкую руку кудрявого адъютанта, чувственные губы которого видели даже стоящие в задних рядах, – это человек, который поведёт их в бой? Человек, которому они доверили свои жизни?
Но разве кто-нибудь имеет право смеяться над своим командиром?
– Спаситель Линегарта, – неожиданно для себя произнёс Хильдер.
Громко произнёс. И голову вскинул гордо, демонстрируя, что не приемлет дурацкие шуточки.
– Что, извини?
– Перед тобой – спаситель Линегарта, а значит, спаситель Приоты, – зло повторил Ян, избегая смотреть на менсалийца. Боялся не сдержаться и врезать тупому наёмнику, осмелившемуся оскорбительно отозваться о величайшем стратеге Приоты. – Командующий Селтих остановил волосатиков.
– Аксельбантами?
– Умом.
Генерал ещё не начал речь, он только-только поднялся на бронетяг и теперь неуклюже топтался, выбирая подходящее место; над полем, где выстроили Двенадцатую, царила тишина, и нижние чины стали оборачиваться на громкие голоса офицеров. Менсалиец, надо отдать ему должное, сообразил, что привлекает ненужное внимание, и примирительно произнёс:
– Согласен: остановил, но теперь ему нужно их победить.
Однако капитан завёлся.
– Селтих победит, – с неожиданной уверенностью ответил Хильдер. Громко ответил, гораздо громче, чем бросил первую фразу, потому что слова сейчас рвались из души.
Радостное предчувствие надвигающегося сражения овладело Яном, он знал, что предстоит бой, мечтал о нём и верил в победу. Знал, что победит, потому что их вёл великий полководец.
– Селтих – наш вождь! Он победит! – провозгласил Хильдер, оборачиваясь к строю. Он понимал, что мешает командующему начать речь, но не мог сдержаться. – Наш вождь!
И четвёртый мехэскадрон, неожиданно для Яна, рявкнул:
– Наш вождь! – дружно, словно репетировал.
– Наш вождь! – не отстала бригада.
Напомаженный, самодовольный, пухленький.
– Вождь!!
И заготовленная речь вылетела у Ере из головы.
– Наш вождь!!!
Который стоял перед своими панцирниками, видел их верящие, горящие глаза, стиснутые кулаки, слышал их дружный крик и неожиданно понял, что эти люди пойдут ради него на смерть. За родину – да. Против ушерцев – да. Из ненависти – да. Но при этом – потому что верят в него, в Ере Селтиха. В своего командующего.
– Мы победим! – заорал генерал, поднеся к губам рупор. А потом отбросил его в сторону, поднатужился и выдал громовое: – Слово, ребята! Победа будет за нами!
И впервые в жизни Ере удался по-настоящему командирский глас: его услышали и в последних рядах, и на дальних флангах. И ответили дружным:
– Наш вождь!
– За Приоту!
– За землю отцов!
Командующий вскинул кулак.
– Кто ведёт вас?!
– Ере Селтих! – рявкнул в ответ строй.
– Вождь! – прошептал Хильдер.
А где-то далеко-далеко взорвалась первая бомба.
На земле отцов. За землю отцов.
Помпилио резко сел в кровати.
Что разбудило? Звук? Да, пожалуй, звук…
Какой?
Вокруг спокойно. Не полная, конечно, тишина – откуда ей взяться, полной, тёплой осенней ночью в городе, битком набитом военными? – но и ничего подозрительного.
На первый взгляд.
Где-то тарахтит грузовик, за воротами перешёптываются часовые, в сарае шуршат крысы, на втором этаже скрипит кровать и кто-то тихонько стонет, бесстыдно рассказывая окружающим о получаемом удовольствии. По случаю необычной для осени жары окно открыто настежь, поэтому Помпилио слышит всю округу. Тарахтение – едва-едва; шёпот часовых – на грани восприятия; без стеснения орудующих крыс – великолепно; а любовников так, словно они расположились на полу его комнаты. Поганой комнаты, если уж на то пошло: маленькой, недостаточно чистой и пахнущей чесночной отрыжкой предыдущего постояльца. Полковник Ширадо ждал скандала, но дер Даген Тур не доставил ушерцу удовольствия: сухо поблагодарил за гостеприимство, распахнул настежь окно и улёгся спать.
И вот – резко сел в кровати.
Шумов в городе много, но все они привычные, естественные, их недостаточно, чтобы разбудить бамбадао и уж тем более заставить его почувствовать опасность. А она есть – опасность, прячется где-то в тишайшей, наполненной привычными звуками ночи, и нужно как можно скорее её услышать. И Помпилио быстро одевается, продолжая прислушиваться к доносящимся из окна звукам. Тарахтение грузовика, болтовня часовых, скрип кровати, тяжёлое дыхание, шныряющие крысы, тиканье часов – четыре утра, сереющее небо… нет, оно сереет бесшумно. И неохотно. На заре осеннее небо напоминает свинцовую озёрную воду. Нет, не сейчас, сейчас Аласор ещё летний, синий, серым он станет ближе к ноябрю…
Аласор!
Помпилио выходит через окно, поскольку понимает, что уже опаздывает. Нет, не Помпилио понимает – бамбадао. Встревоженный бамбадао срывает занавеску, шагает во двор и останавливается в его центре, повернувшись лицом к Аласору.
Едва различимый шум идёт оттуда.
– Что случилось? – Услышавший топтание часовой проскальзывает через калитку во двор и растерянно смотрит на адигена. Часовому сказали, что лысый – важная шишка, но не военный, и часовой не знает, как себя вести. – Что вы делаете?
– Что-то идёт с воды.
Дер Даген Тур повелительно отодвигает солдата, выходит со двора и почти бежит вверх по улице, к озеру. Обалдевший часовой топает сзади. Забыл, бедолага, что запрещено оставлять пост – такое впечатление произвело на него искажённое лицо лысого.
– Что идёт?
– Землеройки. – Помпилио поднимает голову, смотрит на зависший над Фадикуром ушерский доминатор и видит то, что ожидает: вспышку выстрела. А ещё через мгновение доносится грохот пушечного залпа – крейсер вступил в бой. – Объявляй тревогу, солдат, нас атакуют.
Иногда всё идёт именно так, как задумано, как надо и даже чуть лучше, с приятным бонусом. Не всегда, конечно, не часто, но так бывает. Как будто возвращаются долги за все упавшие маслом вниз бутерброды. Как будто кто-то решил: «Пора!», и за твоей спиной вырастают крылья. То ли собственные, то ли того, кто переворачивает для тебя бутерброды.
Иногда мы получаем удивительные подарки и говорим: «Повезло!» И сами же называем их чудом, забывая о литрах пота и кровавых мозолях, благодаря которым эти самые «подарки» нам дались. Забывая о бессонных ночах и нервных срывах, забывая о том, сколько труда нужно вложить, чтобы заработать право на чудо.
Трудно поверить, что ты всего добился сам, когда тебе удивительно везёт.
Селтих направил в Межозёрье в три раза меньше войск, чем накопили там ушерцы. Селтих планировал резкий удар и стремительное отступление, пока разозлённые волосатики не стёрли его отборные части в порошок. Селтих понимал, что гарпун должен ударить с математической точностью, и лично объяснил командирам озёрных флотилий, что подойти к цели нужно на рассвете, когда ленивые наблюдатели перестают пользоваться прожекторами, но в действительности ещё недостаточно светло, чтобы их ленивые глаза разглядели очертания небольших судов. Селтих объяснил, Селтих потребовал, Селтих пригрозил расстрелом, и моряки сделали.
Дозорные с патрульного доминатора подняли тревогу, когда катера оказались всего лишь в лиге от берега. Примерно через две минуты последовал залп из 120-миллиметровых орудий, отправивший на дно два приотских судёнышка, а ещё через тридцать секунд – как раз гремел второй залп – на доминатор набросились два галанитских импакто.
– Диверсия?!
– Атака! – Накордо понимает происходящее раньше Киры.
Он кубарем скатился с кровати и теперь прыгает на одной ноге, торопливо натягивая штаны. Получается плохо, потому что Драмара бьёт нервная дрожь, но сейчас такое время: всех бьёт.