– Не знаю. Я даже не знаю, зачем все это купила. Вроде как в подарки. Ну, понимаете, сувениры.
– Да…
– Но я не представляю, кому все это подарю. А я ведь должна делать покупки осознанно. Я недавно прошла курс в «Золотом покое».
– В «Золотом покое»?! – Глаза у нее вспыхивают. – Я тоже!
– Неужели? – удивляюсь я.
– Ну, онлайн. – Она чуть смущается. – В сам центр я не смогла бы поехать. Но, знаете, у них есть специальное приложение, так что… У меня были большие проблемы с тратами. Работать в таком месте… – Она обводит рукой магазин. – Но я себя преодолела.
– Ух ты, – моргаю я. – Тогда вы понимаете, о чем я.
– «Нужно делать покупки спокойно и вдумчиво», – цитирует она.
– Точно! Я всегда себе это повторяю.
– Когда ходите в магазин?
– Да!
– И вам все это нужно?
– Да-да! У нас целое занятие было посвящено…
– Нет. – Симона заглядывает мне в глаза. – Я спрашиваю: вам все это нужно? Или вы купили эти вещи лишь затем, чтобы успокоиться?
Она достает из пакета снежный шар.
– Вот он вам нужен?
– Ой. – Я смущаюсь. – Не знаю… Лично мне – нет, наверное. Кому нужен снежный шар? Я думала подарить его… даже не знаю кому… Мужу, например.
– Отлично! Это доставит ему радость?
Я представляю, как Люк трясет шарик и наблюдает за хлопьями снега. Ну, разок он, может, так и сделает…
– Понятия не имею, – признаюсь после паузы. – Возможно.
– «Возможно»? – Симона качает головой. – Всего лишь «возможно»? О чем же вы думали, когда клали его в корзину?
Я недоуменно гляжу на нее. Ни о чем я не думала. Просто положила и все.
– Вряд ли он мне нужен. – Я закусываю губу. – Точнее, он не нужен совсем.
– Тогда не покупайте! Хотите оформить возврат?
– Да, пожалуйста, – шепчу с облегчением.
– Теперь футболки. – Симона вытряхивает их из пакета. – Кому они предназначены, и правда ли они нужны этим людям?
Я пялюсь на футболки. Я их купила, потому что зашла в сувенирный магазин, а это – сувениры.
Симона понимающе кивает.
– Возврат? – коротко спрашивает она.
– Да, пожалуйста. И это тоже. – Я вытаскиваю бусы из игральных костей. – Не представляю даже, зачем я их взяла. Я подарю их маме и ее подруге, они наденут разок и тут же снимут, закинут куда-нибудь подальше, а года через три отдадут в благотворительный магазин, где эти штуки так и будут висеть на дальней стойке до скончания времен.
– Господи, а вы ведь правы! – раздается позади хриплый голос. Обернувшись, я вижу женщину средних лет. Она перебирает штук шесть таких же бус. – Я купила их подругам. А они не станут их носить, да?
– Не станут, – качаю я головой.
Женщина в джинсах, уже покинувшая соседнюю очередь, прислушивается к нашему разговору и вдруг снова подходит к своему кассиру, рыжеволосой девушке.
– Сделайте возврат. Ума не приложу, зачем я накупила столько хлама? – Она вытаскивает из пакета бейсболку со сверкающей надписью «Лас-Вегас», выложенную стразами. – Моя падчерица в жизни этого не наденет.
– Простите, вы хотите оформить возврат? – Кассир выглядит донельзя оскорбленной. – Так сразу?
– Ей же оформляют. – Женщина тыкает в меня пальцем. – Она все возвращает.
– Не все, – отвечаю торопливо. – Я просто пытаюсь делать покупки спокойно и вдумчиво.
Рыжая кассирша одаряет меня испепеляющим взглядом.
– Прошу вас, замолчите.
– «Спокойно и вдумчиво», – восклицает дамочка в джинсах. – Отличная идея! Так, что еще из этого мне не нужно? – Она роется в сумке и вытаскивает флягу с гравировкой «Лас-Вегас». – Вот это заберите. И это.
Рядом ложится полотенце с принтом в виде долларовой купюры.
Краем глаза я вижу, как замирает третья женщина.
– Постойте-ка, – говорит она кассиру. – Наверное, я обойдусь без неоновой гирлянды. Пожалуйста, оформите возврат.
– Так, все, хватит! – объявляет рыжая кассирша, свирепеющая с каждым словом. – Больше никаких возвратов!
– Вы не имеете права нам отказать! – возмущается женщина в джинсах. – И это я тоже сдаю. – Она плюхает на прилавок розовый фотоальбом. – Кого я хочу обмануть? Я же никогда не буду собирать фотографии.
– Мне тоже все это не нужно! – Женщина в третьей очереди бросает возле кассы большущий пакет, полный товара. – Я и зашла-то сюда от скуки.
Прочие покупательницы начинают вынимать сувениры из корзинок. В магазине словно разгорается эпидемия скряжничества.
– Что происходит? – К линии касс приближается женщина в брючном костюме. – Почему наши клиенты не желают приобретать товар?
– Они все хотят сделать возврат! – поясняет рыжая. – Словно с ума посходили. А начала это вон та девушка!
Она указывает на меня.
– Ничего я не начала! Я просто решила… ну, знаете, задуматься о своих тратах. И купить лишь то, что мне действительно нужно.
– Лишь то, что вам действительно нужно? – У женщины в брючном костюме такой вид, будто я сказала жуткую непристойность. – Мэм, не могли бы вы поскорее совершить свои покупки и покинуть наш магазин?
Нет, я что, пытаюсь свергнуть капитализм?.. Менеджер готова взять меня за шкирку и собственноручно выставить вон.
– Вы помните, что было в Японии? Хотите, чтобы и здесь началось то же самое? Да?!
Мне становится не по себе, потому что ситуация и впрямь несколько выходит из-под контроля. Все выгребают товар из корзинок и сваливают его обратно на полки, удивленно вопрошая друг друга: «Вам что, правда это нужно?» и «Зачем мне эта штука?», а персонал мечется между витринами с воплями: «Памятные подарки для близких!», «Магниты за полцены! Возьмите три штуки!»
Но я же ни в чем не виновата, да? Я всего лишь сказала, что никто не будет носить бусы из игральных костей.
В конце концов я покупаю маленький пазл для Минни. Обычной эйфории при этом не чувствую, но, подписывая чек (на семь долларов тридцать два цента), испытываю странное спокойствие и умиротворение.
Это здорово воодушевляет. Я даже беру анкету и ставлю галочку в окошке «замечательно».
Однако на выходе из магазина настроение вновь портится. Я достаю телефон и пишу сообщение Люку:
«Где ты?»
Он почти сразу же отвечает:
«В бизнес-зале. Осталась еще чуть-чуть. А ты где?»
Мне становится легче – хоть кому-то я нужна.
«В «Шоппес». Люк, как думаешь, Сьюз когда-нибудь будет снова моей подругой? Знаю, я много чего натворила в Л-А, но теперь я очень стараюсь, а она меня совсем не замечает, общается с одной Алисией и»
Ой. Лимит знаков закончился. Ладно, Люк и так поймет.
Только нажав «отправить», я понимаю: зря я это сделала. Люк терпеть не может подобные исповеди. Собственно, я даже порой подозреваю, что мои длинные эсэмэски он совсем не читает.
И в самом деле, ответ приходит уже через пару секунд.
«Тебе просто надо развеяться. Подожди, закончу с делами, сходим в казино. Минни будет с твоей мамой, я договорился. Целую».
Ух ты! Казино! Я испытываю волнение вперемешку с трепетом. На деньги я еще никогда не играла, если не считать лотереи. Мы частенько покупали билетик лото, но номера вычеркивал обычно папа. А сама я никогда не делала ставки на тотализаторе и не играла в покер.
С другой стороны, я сотню раз видела фильмы про Джеймса Бонда – и уж поверьте, в них есть чему поучиться. Например, хранить невозмутимость в любой ситуации. Приподнимать бровь, когда пьешь коктейль. Уверена, я справлюсь, надо лишь правила игры уточнить.
Я решаю пока выпить кофе, заказываю латте и замечаю неподалеку женщину, сидящую на барном стуле. Ей лет пятьдесят, у нее обесцвеченные волосы, завязанные в хвост; она играет на телефоне в какую-то карточную игру. На столе перед ней большая миска, полная мелочи из автоматов, а на футболке под джинсовой курткой, расшитой крупными стразами, надпись: «Роквелл: чемпионат по покеру 2008».
Уж она-то должна разбираться в азартных играх. И ей, конечно, захочется помочь новичку, правда? Я дожидаюсь, когда она закончит очередную партию, и подхожу к ее столику.
– Простите, – вежливо говорю я, – вы не могли бы дать мне совет, если вас не затруднит?
– А? – Она поднимает глаза от телефона. Боже, у нее на веках нарисованы значки долларов! Как???
– М-м-м… – Я стараюсь не пялиться на ее глаза. – Я только что приехала, никогда прежде не играла на деньги и не знаю, как это делается…
Она с подозрением глядит на меня, словно ожидая подвоха.
– Вы в Лас-Вегасе – и никогда не играли?
– Я здесь первый день. Вечером иду в казино, но понятия не имею, какие игры лучше выбрать, с чего начать. Вот и спрашиваю: может, вы что-то посоветуете?
– Совета хотите, значит?
Она не моргая глядит на меня. Глаза у нее, оказывается, красные от полопавшихся сосудов. И вообще под всеми этими фальшивыми бриллиантами и слоем косметики выглядит она так себе.
– Или, может, подскажете какой-нибудь учебник? – приходит мне в голову удачная мысль.
– Или, может, подскажете какой-нибудь учебник? – приходит мне в голову удачная мысль.
Дама пропускает мои слова мимо ушей и вновь утыкается в телефон. Уж не знаю, что там, но вид у нее становится довольно угрюмый.
– Знаете что? – говорит вдруг она. – Вот вам совет – не делайте этого. Бегите. Спасайтесь.
– О. – Я в замешательстве. – Ну, я всего лишь думала сыграть разок-другой в рулетку или типа того.
– Все так говорят. Вы человек азартный?
– Хммм…
Я задумываюсь. Азартный ли я человек? Ну… может быть, самую малость.
– Я люблю распродажи, – признаюсь. – И раньше слишком часто ходила по магазинам. Завела уйму кредиток, наделала долгов. Но сейчас я исправилась.
Женщина невесело фыркает.
– Думаете, распродажи – это зло? Подождите, милочка, вот начнете играть – тогда все поймете. Почувствуете, как лежит в руке фишка. Азарт. Кайф. Это как метамфетамин. Вам надо еще и еще. Голову сносит. Жизнь катится под откос. А потом вас вяжут копы.
Я испуганно гляжу на нее. А ведь вблизи она довольно отталкивающая. Мышцы на лице словно застыли и не движутся. В волосах темнеют отросшие корни. Она тычет пальцами в телефон, и на экране появляется новая игра.
– Ясно! – бодро говорю, а сама тихонько пячусь. – Спасибо за помощь…
– Метамфетамин! – зловеще повторяет женщина, уставившись на меня налитыми кровью глазами. – Помните! Это – метамфетамин!
– Метамфетамин, – киваю я. – Точно. До свидания!
То есть азартные игры – это как наркотики?
Господи! А может, мне не стоит идти в казино?
Я не успокаиваюсь даже час спустя, покатавшись на гондоле с мамой, Дженис и Минни. Потом мама с Дженис уходят «пропустить по коктейльчику», а мы с Минни остаемся в номере. Минни играет в «магазин», и я вроде как тоже, хотя на самом деле пытаюсь сделать макияж и обдумать свою потенциальную зависимость от азартных игр.
Итак, можно ли «подсесть», фигурально выражаясь, с первого же раза? Например, с одного поворота рулетки? Перед глазами вдруг всплывает ужасная картина: я вся всклокоченная нависаю над игорным столом и с безумным взглядом бормочу: «Я обязательно выиграю! Я обязательно выиграю!», Люк пытается силой вытащить меня из казино, а где-то сзади громко рыдает мама. Наверное, мне лучше вообще никуда не ходить. Вдруг это слишком опасно? Останусь-ка я, пожалуй, в номере…
– Магазин! – Минни хватает упаковку чипсов и бесцеремонно кидает на стол. – Покупай, мама, покупай!
– Хорошо, детка.
Я поспешно подхватываю чипсы и прячу их, пока она не порвала упаковку и нам не пришлось за них платить.
В воспитании детей многое можно узнать лишь на собственном опыте. Сегодня, например, я извлекла очень ценный урок: «Не говорить «мини-бар» в присутствии Минни». Она решила, что речь идет о «Минни-баре» – и это ее собственный шкаф, полный замечательных вещей. Объяснять ей бесполезно. В итоге я сдалась и позволила вытащить все содержимое. Ковер теперь усеивали десятки крохотных бутылок и шоколадок. Потом все сложу обратно (если только бар не оснащен электронной системой, тогда у нас будут большие проблемы, и Люку придется улаживать этот вопрос с администрацией отеля. Впрочем, ему хорошо удаются переговоры).
Я уже «купила» у Минни тоник и шоколадку «Тоблерон» и теперь тыкаю пальцем в апельсиновый сок, пока другой рукой наношу на ресницы тушь.
– Пожалуйста, можно мне немного сока?
Я тянусь за бутылкой, однако Минни крепко за нее хватается.
– Нельзя! – сурово заявляет она. – В другой раз. У нас нет денег!
Я недоуменно моргаю. Где она этому научилась?
Ой!
Господи! Кажется, это я виновата…
Наверное, я ужасная, отвратительная мать. Но честное слово, только так мне удается охладить ее пыл, когда мы идем за покупками.
Минни с каждым днем говорит все лучше. И хорошо. Все родители рады слышать, как ребенок учится выражать вслух свои самые сокровенные желания. Беда лишь в том, что Минни делает это очень и очень настойчиво.
Она больше не кричит «МО-О-ОЕ!», как прежде, а говорит «Можно?». Мы заходим в супермаркет, и она начинает без устали твердить «Можно это, мама? Можно? Можно?», снова и снова, будто пытается обратить меня в новую религию.
И ладно бы ей нравились действительно нужные вещи. Она же хватает все подряд: всякие швабры, банки, скрепки… Когда последний раз мы ходили в магазин, она завела ту же пластинку «можно, пожа-а-алуйста?», я кивала, а за ее спиной выкладывала товар обратно на полки, а она вдруг повернулась и завопила: «Ну купи-и-и, маму-у-уля!» так отчаянно, что остальные покупатели засмеялись. Тогда она замолчала и приняла актерскую позу, – и все захохотали в полный голос.
(Неужели в ее возрасте я была такой же? Надо будет спросить у мамы.)
(Хотя нет, пожалуй, лучше мне этого не знать.)
Так что я избрала новую тактику и говорю Минни, что у нас нет денег. Это она вроде бы понимает. Правда, иногда перехватывает незнакомцев и сообщает им: «У нас нет денег» таким скорбным тоном, что мне становится жутко стыдно.
Теперь она гневно отчитывает Спики, свою куклу:
– Положи. Обратно. – Она выхватывает у куклы пакетик арахиса и яростно трясет им. – Это. Не. Твое.
Боже! Неужели я себя так веду?
– Будь с ней помягче, – предлагаю я. – Вот как надо.
Я беру Спики и принимаюсь ее баюкать, но Минни жадно отбирает куклу.
– Спики плачет. Спики надо дать… конфетку.
Глаза у нее при этом блестят так хитро, что я еле сдерживаю улыбку.
– У нас нет конфет, – отвечаю с самым серьезным видом.
– А это – не конфетка?
Она неуверенно поднимает «Тоблерон».
– Нет, это для взрослых. Он невкусный. А конфеток нет.
Минни разглядывает батончик, и я буквально вижу, как у нее в голове крутятся мысли. «Тоблерон» она никогда не пробовала, так что интерес к шоколадке вполне оправдан.
– Он невкусный, – повторяю. – Конфетки мы купим потом. Давай уберу.
И Минни сдается. В конце концов, ей всего-навсего два с половиной года.
– Спасибо. – Я вытаскиваю шоколадку из ее кулачка. – Давай пересчитаем бутылочки?
Гениальная идея – Минни обожает считать, хоть и пропускает порой цифру «четыре». Вскоре нам удается вернуть все бутылочки в мини-бар, и наступает очередь шоколадок и снеков, как вдруг дверь распахивается, и в номер заходят мама с Дженис: все раскрасневшиеся, у Дженис на голове пластмассовая диадема, а мама держит чашку, полную монет чашку.
– Привет, – говорю я. – Как прошел вечер?
– Я выиграла тридцать долларов! – с мрачным ликованием хвастается мама. – Уж теперь-то я твоему отцу покажу!
Мама несет какой-то бред. Какое отношение ее выигрыш может иметь к отцу?
Впрочем, спрашивать все равно нет смысла, когда она в таком настроении.
– Здорово! – говорю я. – Дженис, красивая диадема.
– О, она бесплатная, – взахлеб выпаливает та. – Знаешь, скоро начнется танцевальный конкурс. Мы видели рекламу!
– Мы решили пока передохнуть, а вы с Люком прогуляйтесь по городу. – Для пущей убедительности мама взмахивает чашкой с монетами. – Милая, у тебя, случайно, нет лишних накладных ресниц?
– Ээ… есть. А я и не знала, что ты носишь накладные ресницы.
– «Что случилось в Вегасе, в Вегасе и останется», – многозначительно цитирует она.
«Что случилось в Вегасе»? Боже, надеюсь, она только про ресницы говорит?.. Я задумываюсь, как бы поделикатнее спросить, не намерена ли она пуститься во все тяжкие, как вдруг на телефон приходит сообщение.
– Это Дэнни! – радостно выдыхаю я. – Он приехал. Он здесь!
– Что ж, милая, раз ты готова, почему бы тебе не спуститься? – предлагает мама. – А мы пока искупаем Минни и уложим ее спать. Правда, Дженис?
– Конечно, – соглашается та. – Убаюкаем нашу малютку в два счета.
– Правда? Я ведь могу и сама…
– Бекки, не глупи! – возмущается мама. – Я и так последнее время почти не вижу внучку. Ну-ка, детка, иди к бабуле на колени. Мы расскажем тебе сказку, поиграем и… О, придумала! Давай съедим эту замечательную вкусную шоколадку «Тоблерон»!
Семь
Дэнни я нахожу за угловым столиком в «Бушон», шикарном ресторане с льняными скатертями. Мой друг – как всегда, тощий и загорелый (наверняка только что из солярия) – одет в голубую куртку-косуху. Он сидит рядом с беловолосой, очень бледной девушкой, абсолютно ненакрашенной, не считая темно-фиолетовой помады.
– Дэнни! – Я подбегаю и сжимаю его в объятиях. – Господи! Ты живой!
Дэнни я не видела с тех самых пор, как он пытался совершить экспедицию в Гренландию в благотворительных целях, но то ли палец отморозил, то ли еще что, в общем, ему потребовалась реабилитация в Майами.
– Можно сказать, чудом, – отвечает Дэнни. – Там было очень опасно.
Не было там ничего опасного. Я разговаривала с его агентом и знаю правду.
– Бедняга, – говорю я. – Наверное, там творился сущий ужас. Весь этот снег и… и волки…
– Не то слово! – пылко подхватывает мой друг. – Знаешь, Бекки, я включил тебя в завещание, и ты чуть не получила свою долю наследства.