По большей части, Зака не волновало, что думал отец. Каждый раз, когда тот одаривал Зака разочарованным взглядом или задавал вопрос, ответ на который подразумевал, что сын будет оправдываться, Зак предпочитал не обращать на его знаки внимания. Они с мамой отлично справлялись до того, как отец вернулся, и они отлично справятся, если тот опять уйдет.
Вздохнув, Зак отправился в школу. Обычно он не встречал никого по пути, но сегодня единственном ребенком, которого он увидел, был Кевин Лорд. Кевин рассказал Заку длинную историю о том, что видел оленя, когда катался на грязном велике по лесу. И съел тесто для тостов сырым, прямо из упаковки.
Зак зашел в класс мистера Локвуда сразу после того, как подъехали автобусы. Алекс Риос откинулся на стуле, ударив кулаком сверху по кулаку Зака. Потом они подставили друг другу ладони, хлопнули и протащили их до кончиков пальцев. Это было рукопожатие, которому учили в баскетбольной команде. Каждый раз, когда Зак здоровался так, его охватывало теплое чувство сопричастности.
— Как думаешь, мы выиграем у Эдисона в следующее воскресенье? — спросил Алекс, как бы и не спрашивая. Это была часть ритуала, как и рукопожатие.
— Мы их разгромим, — сказал Зак, — если только ты будешь пасовать мне.
Алекс фыркнул, а мистер Локвуд начал проверять присутствующих, так что им пришлось повернуться к интерактивной доске. Зак постарался перестать улыбаться и начать казаться сосредоточенным.
После обеда Поппи, проходя мимо Зака в коридоре, всунула ему в руку треугольную записку. Ему не нужно было ее разворачивать, чтобы понять, что это. Вопросы. Он не смог бы припомнить, кому пришла на ум эта идея или когда, но вопросы существовали, словно игра в игре. Он, Поппи и Элис должны были отвечать на любой вопрос, касающийся игры, на бумаге. Ответы видел только тот, кто спрашивал. Персонажи не должны были их знать.
Они передавали записку туда-сюда, особенно если кто-то из них продвигался вперед или должен был уехать. Он всегда ощущал прилив волнения и немного боялся, когда получал этот кусочек сложенной бумаги. Эта часть игры была особенно рискованной. Одна вероятность того, что учитель может выхватить записку или ее увидит Алекс, заставляла Зака сгорать от смущения.
Когда мистер Локвуд принялся читать свою лекцию по истории, он бережно развернул бумагу, положив записку на страницы своего учебника.
Если проклятие спадет, отойдет ли Уильям от пиратских дел? Если да, то будет ли он скучать по ним?
Как он думает, кто его отец?
Как он думает, нравится ли он Леди Джей?
Бывают ли у Уильяма ночные кошмары?
Зак принялся писать. Ему нравилось, как раскрывалась история, пока он писал, нравилось, как просто порой к нему приходили ответы, словно они только того и ждали, когда же он о них расскажет.
Иногда Уильяму снится, будто бы он погребён заживо. Ему снится, что он просыпается одетым во все черное. Только он один знает, где находится, потому что ощущает, как что-то давит на грудь так, что тяжело набрать воздуха и крикнуть. Обычно он делал попытки кричать и просыпался от этого. Он обнаруживал себя в своей раскачивающейся койке в холодном поту, а его зеленый попугай всматривался в него единственным черным глазом. И тогда он сказал себе, что когда умрет, будет похоронен в море.
Даже после того, как Зак скомкал в шарик листок с вопросами и положил его в передний карман рюкзака, чувство, что эта история близка ему, не покидало его. Он принялся рисовать на полях своей тетради ружья и сабли, а рядом с домашними заданиями по геометрии начали появляться взрывы и воронки, как во время сражения при Энтитеме.
Прошлым летом с Заком, как и с другими мальчиками, стало происходить что-то загадочное, опутывающее их, будто ириска. Он всегда был высоким, но сейчас по росту почти догнал отца: руки стали больше, и ему стало намного легче ловить баскетбольный мяч, ноги длиннее, и он теперь мог прыгать довольно высоко, касаясь сетки. Год назад он отставал на площадке, но сейчас просто громил всех.
В школе все начали смотреть на него совсем по-другому. Ребята чаще останавливались с ним поболтать, хлопали по спине и громче смеялись над его шутками. Только девочки вели себя странно.
Даже Элис, если он находился рядом, начинала странно себя вести. Когда она была со своими школьными подружками, вместо того, чтобы заговорить с ним как обычно, они только стояли кучкой и глупо хихикали. В тот же день, после занятий он проходил мимо Элис и нескольких девочек из театрального кружка. Они убежали, смеясь, прежде чем он успел спросить Элис, что такого смешного и не хочет ли она пойти домой вместе с ним.
Этим ранним осенним вечером он пошел домой один, чувствуя себя немного одиноким, пиная ногами ковер из опавших листьев. Он не знал, как сделать так, чтобы было как раньше. Он не мог уменьшиться и стать таким, каким был до этого.
Жуткий ветер завывал в ветвях деревьев перед старым домом мистера Томпсона, который находился в конце квартала. Завывание это раздавалось где-то далеко, но с каждой секундой становилось все ближе и ближе. Зак ускорил шаг и практически пустился бежать, при этом глупо себя чувствуя. Он ощущал, как шевелятся волосы на затылке, как будто что-то находилось позади него. Он чувствовал его дыхание.
Внезапно он ощутил нахлынувшую на него волну ужаса. Она была настолько всеобъемлющей, что он, злясь на себя за глупость, побежал через газон к небольшому кирпичному дому, в котором жил. Он толкнул ладонями входную дверь, а потом рванул на себя, чтобы открыть ее.
На кухне было тепло, пахло соусом для спагетти и жареными сосисками, и этот запах, запах безопасности, отгонял все мысли о ночи и жутком ветре.
Из кухни выглянула мама: она была одета в спортивные штаны, а ее длинные каштановые волосы были убраны заколками. Она выглядела уставшей.
— Ужин уже почти готов. Почему бы тебе не начать делать уроки, а я потом позову тебя ужинать?
— Хорошо, — сказал Зак. Когда он шел через гостиную, отец спускался по лестнице. Он сильно хлопнул Зака по плечу.
— А ты растешь, — сказал он, и это как раз было одной из тех странных вещей, которые говорят взрослые, когда все и так очевидно и не требует ответа.
С тех пор как отец вернулся, он любил говорить нечто подобное.
— Наверное, — сказал Зак, избавившись от хватки отца, и направился в комнату.
Он бросил рюкзак на кровать, улегся на живот и потянулся за книгой по обществоведению. Он прочитал заданную главу, а потом, разувшись, принялся за пунктуацию. Сосредоточиться было очень тяжело, живот сводило от голода, а от запахов готовой еды ожидание становилось только хуже. Он и так чувствовал себя уставшим, после учебы, и домашка – это последнее, чем бы ему хотелось заниматься. Ему хотелось сесть перед телевизором и смотреть фильм про охотников за привидениями или про одного из воров, работающего на правительство. В идеале, он бы смотрел его, сидя на диване с тарелкой спагетти и сосисок на коленях.
Хотя мама, конечно же, не согласится пойти на это. С тех пор как вернулся отец, и всякий раз, когда он был не на работе, вся семья собиралась вместе, за одним столом, оставив телефоны, игры и книжки. Мать все время цитировала что-то, вычитанное из журнала, — типа исследования, утверждавшие, что совместные обеды должны сделать Зака счастливее, а ей помогут сбросить лишний вес. Почему они собирались за общим столом только тогда, когда отец был дома, если это так важно, Зак не понимал.
Прокрутив все это в голове, Зак заметил кое-что странное. Этим утром, когда он ушел в школу, Клинок Уильям сидел на краю письменного стола Зака с кучей других фигурок — одноразовой командой Жемчужины Нептуна. Но теперь никого из них там не было.
Зак оглядел комнату. Особо чистой она ему не показалась, хотя каждое воскресенье его мама «слегка прибиралась». Большая часть грязного белья лежала возле корзины. Книжная полка захламлена книгами о пиратах, приключенческими романами и учебниками, выпавшими на пол. Письменный стол был завален журналами, кусочками ЛЕГО и моделями кораблей, здесь же стоял компьютер. Но ему была известна схема своего беспорядка. Он знал, где должна быть команда, но ее там не было.
Он неуклюже приподнялся, наполовину соскользнув с матраца. Затем наклонился, чтобы заглянуть под кровать. Его черная кошка по имени «Партия» пробиралась в комнату и роняла вещи. Тогда Зак присел на ковер, то не увидел Уильяма Клинка на полу.
Он начал беспокоиться. Уильям был его лучшим персонажем — кем он играл дольше всех и кто был в центре почти каждой истории Зака. Две недели назад Поппи познакомила его с гадалкой, которая рассказала Уильяму, что знает, кто был его отцом — и вдруг, в попытках узнать прошлое и избавиться от проклятия Королевы, Уильямом стало, как никогда, интересно играть.
Поппи всегда так делала — импровизировала, погружалась в пробелы в истории, придумывала что-то новое и интересное и немного пугающее. Иногда это его раздражало: ведь рассказчиком истории Уильяма был Зак — но в большинстве случаев просто стоило взять и поверить ей.
Поппи всегда так делала — импровизировала, погружалась в пробелы в истории, придумывала что-то новое и интересное и немного пугающее. Иногда это его раздражало: ведь рассказчиком истории Уильяма был Зак — но в большинстве случаев просто стоило взять и поверить ей.
Для Уильяма было очень важно не потеряться. Ведь если Уильям пропадет, не будет остальной части истории, не будет сумасшедших идей, не будет развязки, не будет конца, ничего не будет.
Может, думал он, может, он ошибся. Может он неправильно вспомнил, где оставил фигурки. Может, Уильям и прочие были с его остальными игрушками. Он пошел туда, где должна была лежать сумка для его фигурок, внутри шкафа. Но ее тоже не было.
Он почувствовал себя странно. Как будто что-то сдавило грудь.
Он уставился в одну точку, ожидая от мозга каких-нибудь объяснений. Он запаниковал. Зак был уверен, что сумка лежала на полу, когда он наткнулся на нее, вешая футболку.
А может быть, он оставил их дома у Поппи? Кроме того, он вспомнил, что видел его накануне вечером. И он не оставил бы Уильяма, если на то не было причин — за исключением тех случаев, когда они были в центре разрабатываемой битвы, когда все должны стоять строго на своих местах, которой не было.
Он беспомощно огляделся.
— Мам! — крикнул Зак, подойдя к двери своей комнаты и открыв ее. — Мам! Что ты сделала с моими вещами? Ты брала мой рюкзак?
— Закари? — крикнула она снизу. — Уже во второй раз ты хлопнул...
Он сбежал вниз по лестнице, перебивая ее:
— Где мой рюкзак? Фигурки. Модельки и машинки. Все они. Их нет наверху.
— Я ничего не брала в твоей комнате. Держу пари, они лежат под горами грязной одежды, — она улыбнулась, опустив стопку тарелок, но он не улыбнулся в ответ. — Приберись в своей комнате, и, я уверена, сумка найдется.
— Нет, мам, они пропали, — Закари взглянул на отца и был удивлен выражением его лица — выражением, которое он не понимал, как трактовать.
Она проследила за взглядом Зака, направленным на отца, ее голос был очень тихим:
— Лиам?
— Ему уже двенадцать, а играется с кучей барахла, — сказал отец, вставая с кушетки и приняв умиротворяющую позу. — Он должен повзрослеть. Пришло время избавиться от них. Он должен обзавестись друзьями, слушать музыку, лентяйничать. Зак, поверь мне, тебе никуда не деться от этого.
— Где они? — спросил Зак, с угрожающей ноткой в голосе.
— Забудь, они исчезли, — сказал отец. — Нет смысла впадать в истерику.
— Те фигурки принадлежали мне! — Зак был настолько зол, что едва мог думать. Голос дрожал от ярости:
— Они были моими.
— Кто-то должен подготовить тебя к реальному миру, — сказал отец, его лицо налилось кровью. — Ты без ума от всего этого, но все кончено. Кончено. Ты понял меня? Пришла пора взрослеть. Конец разговора.
— Лиам, о чем ты думал? — требовала мама Зака. — Ты не должен принимать таких решений, не обговорив...
— Где они? — прорычал Зак. Он никогда не говорил так с отцом, никогда не говорил так со взрослыми. — Что ты сделал с ними?
— О, не будь столь драматичен, — сказал отец.
— Лиам? — настороженно спросила мама.
— ВЕРНИ ИХ ОБРАТНО! — прокричал Зак. Он был вне себя, но ему было плевать.
Отец на мгновение остановился, на лице появилась неуверенность.
— Я выбросил их. Прости. Не думал, что ты расстроишься. Они же просто из пластика...
«В мусоре?» Закари бросился к двери и вниз по ступеням. На обочине, в конце газона, стояли два больших щербатых металлических мусорных бака. Онемелыми пальцами он снял крышку с одного бака, звонко бросив ее на дорогу.
«Пожалуйста, — подумал он. — Пожалуйста-пожалуйста-пожалуйста».
Но внутри мусорного бака было пусто. Грузовик уже проехал и все собрал.
Зак был опустошен. Уильям Клинок и Макс Охотник и все остальные погибли. Без них все их истории тоже погибли. Он вытер лицо рукавом.
Затем он вернулся домой. Силуэт его отца виднелся в дверном проеме.
— Эй, мне жаль, — сказал он.
— Больше не пытайся быть моим отцом, — сказал Зак, проходя мимо него, — уже слишком поздно для этого. Уже давно слишком поздно.
— Закари, — сказала мама. Ее рука потянулась, чтобы коснуться его плеча, но он прошел мимо.
Отец просто уставился на него, у него перекосило лицо.
В своей комнате Закари смотрел в потолок, пытаясь унять чувства внутри него. Он не доделал домашнее задание. Он не съел свой ужин, даже когда мама принесла тарелку и поставила на его стол. Он не надел пижаму. Он не плакал.
Закари ворочался, ему не давали покоя тени, движущиеся по потолку, и гнев, который, казалось, только нарастал. Его отец, уничтоживший игру. Его мать, позволившая отцу снова жить с ними. Поппи и Элис, которые ничего не потеряли. И он сам за то, что ведет себя как маленький ребенок, как и сказал отец, за беспокойство о Уильяме Клинке и кучке пластиковых игрушек, как о живых людях.
И этот гнев, зародившийся в глубине души, подступал к горлу, казалось, он может задушить. Зак был уверен, что не сможет рассказать кому-нибудь о том, что случилось без гнева, захлестнувшего и переполнившего его.
И единственным способом ничего никому не говорить — было закончить игру.
Глава 3
На следующее утро, когда мама налила себе вторую чашку кофе, Зак размазывал размокшие кукурузные хлопья по тарелке с молоком. Свет попадал внутрь сквозь грязное окно, заставляя поцарапанное дерево кухонного стола проявить слабые следы воды от мокрых кружек и зеленоватые пятна в том месте, где Зак однажды нарисовал маркером космический корабль. Он провел пальцем по его слабому очертанию.
— Папа вчера позвонил в фирму по сбору мусора, — сказала мама.
Зак прищурился и посмотрел на неё.
Она сделала глоток кофе.
— Он позвонил и на свалку. Спросил, можно ли как-нибудь вернуть твои игрушки. Он даже предложил съездить туда и самостоятельно поискать, но не получилось. Прости. Я знаю, он сделал глупость, но он честно пытался всё исправить, дорогой.
Он чувствовал какое-то странное оцепенение, как будто всё случилось c небольшой задержкой. Он знал, что то, что она говорит, было важным, но не мог заставить себя как-то серьезнее воспринимать случившееся. Он устал, как будто совсем не спал, даже несмотря на то, что крепко спал, а сигнал будильника, казалось, поднял его со дна чего-то глубокого и тёмного. Ему пришлось бороться со сном, чтобы подняться с постели.
— Хорошо, — сказал он, так как добавить было больше нечего.
— Сегодня мы обсудим это всей семьёй. Твой папа воспитывался очень строго, настолько, что ненавидит, что ведет себя в точности так, как его отец. И он это понимает, милый.
Зак пожал плечами и отправил в рот ложку размокших хлопьев, чтобы не сказать маме, что он бы предпочёл быть подвешенным вверх ногами над костром, чем говорить с отцом. Продолжая жевать, он взял свой рюкзак и отправился в школу.
— Мы можем обсудить это позже, — сказала мама с фальшивой улыбкой за мгновение до того, как он хлопнул дверью у неё перед носом.
Холодный воздух ударил ему в лицо, словно пощечина. Зак испытал огромное облегчение от того, что не увидел Поппи и Элис на тротуаре. Они все жили довольно близко и иногда забегали друг за другом по пути в школу, и обычно вместе шли домой. Но этим утром он спешил вдоль по улице, радуясь одиночеству. Шествовал он, опустив голову, распиная по дороге камни и кусочки асфальта. Когда он увидел вдалеке школу, ему стало интересно, что произойдет, если он просто не придет. Поступит точно так же, как его отец, уйдя от них три года назад. Если он просто продолжит идти, пока не придет в другое место, где его никто не знает, соврет про свой возраст и получит работу разносчика газет или какую-то другую.
Что ж, правда, он не знал, что делать дальше.
К тому времени, как он надумал пойти в школу, то уже опаздывал. Когда Зак, крадучись вошел после звонка в класс, то мистер Локвуд сердито посмотрел на него. Он сел за свою парту и не стал ничего рисовать на полях тетради. Если к нему в голову приходила какая-то идея, он концентрировался на чем-то другом, пока та не исчезала.
Сэндвич во время обеда на вкус был, как картон. Он выбросил своё яблоко.
После школы он сказал тренеру, что чувствовал себя плохо, чтобы тренироваться, но, на самом деле, у него просто не было желания идти на тренировку. Он вообще ничего не хотел делать.
Он отправился домой, думая о том, что просидит перед телевизором до маминого прихода, а потом скажет ей то же самое, что сказал тренеру. Но уже спустя несколько минут за ним вдогонку бежала Элис. Её приближение предвещал топот ботинок. Он чувствовал себя дураком, пойдя привычным маршрутом домой, ожидая не встретить никого из своих друзей.
— Зак? — окликнула, задыхаясь от бега, Элис. На ней была голубая футболка с неким существом, которое оказалось наполовину бронтозавром, наполовину котёнком. Её косички были убраны назад ленточкой, а с ушей свисали маленькие серьги-пёрышки.