– Постой-ка, – вклинилась я в плавный рассказ Евы, – разве приезжие платят городу? Деньги получает Ирина. Наверное, она оформила себя как индивидуального предпринимателя и каким-то образом узаконила свою деятельность. При чем тут больница? Да, Беркутов начал возрождаться, сейчас основная масса народа живет за счет славы художницы – сдает комнаты, открыла магазины, гостиницы, но я сомневаюсь, что Богданова отдает в казну свою прибыль.
Ева скорчила гримаску.
– О том, как организована финансовая сторона дела, я понятия не имею, и мне, честное слово, по барабану, коим образом Обоев залезает в карман доброй волшебницы. Главное, у нас теперь потрясающая клиника, лучше многих московских оборудована. Есть специализированное отделение для детей с онкологией, процент излечиваемости впечатляющий. И в моем распоряжении все, что я пожелаю, включая бальнеолечебницу, где проводят всякие водные процедуры, которые прекрасно стресс снимают. Владимир Яковлевич святой. Сам зимой и летом в одном свитере ходит и каждую попавшую в его руки копейку вкладывает в больницу, на себя не тратит. Чаще-то наоборот бывает. Так тебя кто интересует, Илья Николаевич или Владимир Яковлевич?
– Богданов, – ответила я. – Вернее, его дочь Ирина.
Ева обхватила руками колено.
– Ты будешь разочарована – я с ней практически не общалась. Конечно, была поражена, когда узнала, что мой подопечный не кто иной, как отец художницы, и не удержалась, начала расспрашивать Обоева.
…Владимир Яковлевич человек не особенно разговорчивый, но Ева проявила настойчивость. Свое любопытство она замаскировала фразой:
– Я должна знать семейную историю пациента, чтобы успешно работать с ним как психиатр.
И Обоев ввел Еву в курс дела. В давние годы, когда Беркутов существовал за счет НИИ растениеводства, Владимир Яковлевич, Максим Антонович и Илья Николаевич, врач и два сотрудника института, крепко подружились. Почти братским отношениям не мешала разница в возрасте. Богданов был самым старшим, а Буркин наиболее молодым. В подростковом возрасте Ира Богданова заболела лейкемией. Илья Николаевич буквально потерял голову от горя и увез дочь в Москву. Вернулся в Беркутов через полгода – девочка была очень плоха, отец зря понадеялся на столичных медиков, те его ребенку не помогли. Иру поставил на ноги Владимир Яковлевич, он сделал ей пересадку костного мозга. Если честно, девочке феерически повезло. Порой донора приходится искать по всему миру, и не всегда поиски завершаются успехом, но девушка, спасшая Ире жизнь, обитала на левом берегу Беркутова.
После того как дочка выздоровела, Илья Николаевич уехал из родных мест. С одной стороны, отец хотел дать Ире наилучшее образование, с другой – считал, что воздух Беркутова губителен для нее.
– Раз она тут подцепила злую болезнь, значит, не надо нам здесь жить, – заявил Богданов и укатил прочь.
Вновь семья появилась в Беркутове после того, как Илью Николаевича разбил инсульт. Его дочь, уже достигшая, несмотря на молодой возраст, мировой известности как художница, привезла больного отца из Америки на родину. В США врачи обещали улучшить состояние несчастного, но Ирина свято верила лишь одному доктору на свете – спасшему ее от смерти Обоеву. Вот почему Богданова перебралась в Подмосковье.
Ева неожиданно замолчала, а я быстро спросила:
– Тебе что-то показалось странным, ведь так?
Она заколебалась, но потом решила ответить честно:
– Сначала, пока я не знала всей предыстории, я ничего особенного не заметила, но после разговора с Максимом Антоновичем… Понимаешь, у Богданова не было никаких документов, подтверждающих его лечение в США. Даже простых анализов, вообще ничего. Давай не будем лукавить: у американцев дело с медициной обстоит гораздо лучше, чем в России. Ирина знаменитость, имеет немалые деньги, следовательно, могла оплатить содержание отца в самом современном учреждении. Но тем не менее она потащила тяжелобольного старого человека в Москву. Сколько им пришлось лететь? Десять часов? Двенадцать? Даже для здорового организма такое путешествие стресс, а для человека с инсультом вообще могло стать фатальным. Как Ирина решилась на такой шаг?
– Ты задала ей этот вопрос? – поинтересовалась я.
Ева облокотилась на ручку кресла.
– Богданова со мной не встречалась, кажется, она боится посторонних. У творческих людей часто заводятся разные тараканы в голове. Я попыталась расспросить Обоева, а тот сказал, что у Иры пропала во время перелета сумка. Ну, знаешь, иногда багаж испаряется без следа. Как назло, именно в той клади находились все бумаги Ильи Николаевича.
– Ты давно его видела? Похоже, Богданов совсем сумасшедший, – вспомнила я то, что видела и слышала. – Он при мне обвинил хозяина дома в убийстве своей дочери.
Ева улыбнулась:
– Говорил про зеленые ботиночки? Вспоминал о драке?
– Точно, кричал про обувь. А ты откуда знаешь? – удивилась я.
Врач встала.
– У него стабильный бред. Всегда, когда состояние ухудшается, Богданов рассказывает одну и ту же историю: его девочки поссорились, вспыхнула драка, пришел Максим Антонович и убил Ирину. А когда Буркин уносил труп, с ноги художницы упал зеленый ботинок, и сестра Иры плясала и пела от радости. Богданов может быть очень убедителен, и, если не знать о его проблемах с головой, легко поверишь в эти россказни.
Глава 19
– Разве у Богдановой есть сестра? – удивилась я. – Собираю материал для книги о художнице, прочитала почти все статьи, опубликованные о ней в прессе и имеющиеся в Интернете, но нигде не видела ни одного упоминания о близкой родственнице.
Ева подошла к окну.
– И сестры нет, и Ирина, на радость Беркутову, жива-здорова, рисует свои «исполнялки», привлекает в город паломников. Никто не способен объяснить, что происходит с мозгом человека после перенесенного инсульта. На мой взгляд, вообще чудо, что Илья Николаевич сидит в коляске, управляет ею, разговаривает, самостоятельно ест, пьет и просится в туалет. Ну, заговаривается порой, так это ерунда. Сейчас весна, у Богданова начинается обострение. Скоро меня к нему позовут. Постоянные клиенты уже оживились, у меня есть такие, сезонные. Летом и зимой я о них не слышу, а в ноябре и марте прибегают, жалуются на ухудшение.
Ева прислонилась спиной к подоконнику.
– Правда, есть и другие, вроде одной дамы, но та постоянно сидит на транквилизаторах. Ну да в ее случае понятно почему – женщина сына потеряла и теперь никак не оправится.
– Ты имеешь в виду Силантьеву? – вздохнула я.
– Тебе уже рассказали? – скривилась Ева. – В Беркутове сплетни водоворотом крутятся. Живут тут мастера художественного свиста, про любого всю подноготную выложат. Остается лишь удивляться, откуда кумушки информацию черпают. Хотя ты уже наверняка побывала у Зинаиды Борисовны, выпила заваренную ею чашечку яда.
– У кого? – удивилась я.
Ева чуть подняла брови.
– Неужто не слышала о Рудневой?
– Нет, – призналась я. – А кто она такая?
Врач поджала губы.
– Совесть Беркутова. В советские годы мадам служила секретарем парторганизации НИИ растениеводства. Когда в девяностые случилась революция, Зинаида Борисовна потеряла работу. Она злейший враг Максима Антоновича, но делает вид, что обожает мэра и поддерживает все его начинания. Будучи на партийной работе, тетушка по долгу службы знала много чужих секретов. Ныне Руднева не у дел – когда научный институт скончался в корчах, Зинаида уже пенсию оформила. Сейчас бабуле немало лет, но ума она не потеряла. Если хочешь о ком чего плохое узнать, рули к ней. Мимо ее носа мышь не пробежит и муха не пролетит.
– Где проживает Руднева? – обрадовалась я.
– На улице Свободы, – ответила Ева. – Она там всю жизнь обитает. Руднева адепт здорового образа жизни – давно не ест мяса, купается в проруби и бегает по километру в день, трусит по улице в спортивном костюме. А еще она велосипедным спортом увлекается. Правда, сейчас вроде не садится уже в седло. Вчера иду в супермаркет, а навстречу мне Зинаида Борисовна – ножками топает, не на велике. Каюсь, проявила бестактность, поравнялась с ней и спрашиваю: «А где ваш велосипед?» Бабка в ответ: «Что-то я уставать стала в горку на нем рулить. Ну ничего, попью витаминов, и сила вернется, а пока на своих двоих похожу». Меня фраза про витамины очень впечатлила, да и замечание про усталость равнодушной не оставило. Иные-то в сорок на второй этаж подняться не могут и весь арсенал фармакологической промышленности перепробовали. А велосипед! Не всякий человек и в тридцать лет на него взгромоздится, Руднева же и дальше кататься собирается. Ну, мне пора. Надеюсь, ты не нарушишь договоренности, не станешь болтать о нашей встрече. Когда уезжаешь?
– Точно дату не назову, но на всю жизнь оставаться в Беркутове не планирую, – успокоила я жену Оскара. – И вряд ли буду регулярно посещать городок в дальнейшем.
– Точно дату не назову, но на всю жизнь оставаться в Беркутове не планирую, – успокоила я жену Оскара. – И вряд ли буду регулярно посещать городок в дальнейшем.
– Гутен найт, как сказал бы наш полиглот Федор, – засмеялась Ева. – И удачи тебе в написании книги. Не обижайся, но если где-нибудь на людях столкнемся, я тебя не узнаю.
– Ничего удивительного, – в тон ей ответила я, – мы же никогда не встречались.
Ева вылезла в окно, я легла в кровать, хотела немного подумать о том, что делать завтра, но внезапно заснула и безмятежно проспала до той поры, пока не услышала плеск волн.
Глаза сами собой открылись, я увидела незнакомый потолок, щедро разукрашенный гипсовой лепниной, услышала шум прибоя и подумала, что приехала на море. Но в ту же секунду сон окончательно улетел прочь, и я вспомнила: нахожусь в отеле «Золотой дворец», здесь постояльцев будят при помощи радиоустановки, транслирующей приятные звуки. Очень мило, но меня шелест волн, ударяющихся о берег, сначала пробудил, а теперь убаюкивает.
Веки закрылись. Может, еще поспать? Зачем я попросила разбудить себя так рано? До прихода Марты осталось еще два часа…
К шуму волны присовокупились голоса чаек. Я повернулась на правый бок. Интересно, долго ли мне будут устраивать каникулы на побережье? И как Федор узнает, что я встала? Вероятно, трансляция прекратится после того, как я потребую завтрак. Ну и пусть море плещется, а птички кричат, мне от этих звуков лишь лучше заснется.
Я ощутила, как ноги и руки делаются тяжелыми, под одеялом было уютно, тепло, прибой шуршал, чайки летали над водой…
– У-у-у-у, – заорала под потолком сирена, – у-у-у!
От громкого, резкого звука сердце провалилось в желудок, меня в секунду смело с кровати. Встав на коврик, я зажала уши руками, потом их опустила.
– У-у-у, – выло в комнате, – у-у-у!
Набросив халат, я кинулась в коридор и понеслась к рецепшен, крича на ходу:
– Федор!
– Гутен морген, – церемонно приветствовал меня портье. – Как вы слиппинг? Надеюсь, вам приснилось нечто приятное?
– Кто визжит в моем номере? – перебила я администратора. – Жуткий звук!
Федор прижал ладони к груди.
– Вы сами выбрали мелодию будильника: «Ласковая музыка, шум прибоя». Мне Марта так сказала.
– Все правильно, – выдохнула я. – И сначала очень приятно шумели волны, чирикали чайки.
– Морские птички каркают, – поправил Федор.
– Не стану с вами спорить, – процедила я, – пусть они даже лают или мяукают, это не принципиально. Главное другое – ваше радио испортилось, сейчас оно воет сиреной.
– Ну что вы, – нежно пропел Федя, – в «Золотом дворце» идеально работают все механизмы, неполадок не бывает. Звонок в ажуре. Это теплоход.
– Что? – попятилась я.
– Создавая в нашем лучшем отеле области программу побудки гостей, Оскар консультировался с психологами, – пустился в объяснения Федор. – Ничто не должно нервировать обитателя президентского люкса. Вы знаете, что трезвон будильника по степени стресса сопоставим с разводом? Человек спокойно дремлет, расслаблен, и вдруг – дррр! Этак и инфаркт заработать можно. Поэтому наш владелец обратился к мегасуперспециалистам, которые разработали для нас эксклюзивные программы подъема клиентов. Вот, к примеру, та, которую захотели вы – плеск океана, нежное карканье птиц… Любой встанет с хорошим настроением.
– Или заснет заново, – возразила я.
– Вот! – поднял указательный палец Федя. – Посему медитативную часть завершает энергичная нота сирены парохода. Она закрепляет побудительный эффект прежнего сигнала, бодрит, придает уверенность. И имеет по шкале эффективности побудки номер два. Вот «Аэропорт», предназначенный для сонь, у нас намбер уан.
– Да ну? – заинтересовалась я. – И что это за мелодия?
– Ее заказывают люди, испытывающие проблемы с подъемом, – словоохотливо пояснил портье, – которых никак не выгонишь из постели. Таким рев сирены теплохода, как «баю-бай». Психологи посоветовали «Аэропорт», и он отлично действует. Сначала вы вроде как садитесь в лайнер. Слышен голос стюардессы, которая приветствует пассажира на борту, предлагает плед, подушку, угощает шампанским…
– А потом раздается рев двигателей и лайнер взлетает? – предположила я.
– Ну что вы! Разве можно обрушивать на полусонного постояльца такой стресс? – покачал головой Федя. – Наша задача – поднять человека комфортно. Нет, там все по-другому. Стюардесса предлагает питье, говорит: «Наш самолет готов к взлету, застегните ремни». Спустя некоторое время сообщает: «Мы набрали высоту десять тысяч метров, сейчас подадут завтрак». И через секунду кричит: «Мы падаем, падаем, падаем!» Потом наступает тишина. Знаете, постояльцы-сони, кто заказывал «Аэропорт», признавались мне, что, когда пропадают все звуки, их тело само собой скатывается с матраса и бежит к двери. Один очень крупный бизнесмен сказал: «Федя, чего я только не делал! Ставил часы в таз, бросал туда медную мелочь, чтобы она дребезжала, покупал десяток будильников и распихивал их по комнате. Но поверь, даже выстрелом из пушки меня нельзя было привести в бодрое состояние. А ваш «Аэропорт» мигом вышвыривает человека из-под одеяла. Икота, которая при этом у меня возникает, чистая ерунда, она к обеду проходит».
– Спасибо, Федя, за информацию, – выдохнула я. – И хорошо, что мне не взбрело в голову попросить тот самый особо действенный «Аэропорт». Надеюсь, вы уже выключили сирену?
– Будильник автоматически перестает работать после того, как открылась дверь номера, – заявил портье. – Прошу отметить, что побудительный сигнал можно заказать в номер любой классности. Ваш завтрак подадут через шесть с половиной минут, он уже торопится с кухни, согласно сделанному вами вчера заказу. Иес, бите кушать, плиз. Континенталь брикфист по особому пожеланию. Что предпочтете в качестве напитка-сопровождения? Чай, кофе, сок, какао, водка, шампанское, пиво, квас, кисель, компот, настойка, ликер, травяная смесь или хот кук?
Я потрясла головой.
– Хот кук? Он кто?
– Это хот кук, – пожал плечами Федор.
– Из чего сделан напиток? – проявила я праздное любопытство.
– Из кука, – последовал замечательный ответ. – Есть хот, но есть и холодный вариант. Правда, на мой сугубо личный взгляд, он подходит исключительно для лета.
Я решила не рисковать, бог знает, что такое сей неведомый кук.
– Тащите кофе.
– С молоком? – заулыбался администратор. – Каффе энд милк? Или лучше со сливками? Крэм-каффэ?
– Прекрасно, – сказала я.
– Горячий? – уточнил Федя.
– Конечно, – я начала злиться.
– Сахар?
– Непременно!
– Белый?
– Красный, – ляпнула я, – с синими полосками.
– Простите, недоработка, – огорчился мой собеседник, – такого в меню нет. У нас только коричневый тростниковый и обычный.
Мне стало неудобно за свою несдержанность.
– Сгодится любой.
– Песок? – осведомился Федор.
– Кусок! – в рифму ответила я.
– У вас тонкий вкус, – польстил мне портье. – Сливочки подать отдельно или смешать с кофе?
– Лучше в молочнике, – буркнула я, понимая, что заказ напитка к завтраку в «Золотом дворце» является весьма торжественной церемонией.
– В качестве комплимента от повара президент получает бесплатную чашку хот кука, – возвестил Федя.
– Не надо! – быстро сказала я.
– Подарок, – уточнил портье.
– Спасибо, не хочу, я не пью куку, – заявила я, – у меня на нее аллергия.
– Вот не повезло, – искренне расстроился Федя. – Тогда в виде подарочка чай?
– Прекрасно, – кивнула я, понимая, что надо согласиться, иначе разговор никогда не закончится.
– С сахаром? – обрадовался администратор.
– Угу, – промычала я. И, чтобы Федя не начал новые расспросы-уточнения, быстро добавила: – Белый рафинад, горячий.
Портье почесал подбородок.
– До сих пор мы ни разу не разогревали сахар. Но желание ВИП-гостя закон. А просьба – вип-супер-вип – приказ, подлежащий немедленному исполнению.
Мне захотелось треснуть собеседника по башке.
– Федор, подогреть нужно чай. Сахар оставьте холодным.
Портье нагнулся к торчащей из стойки рецепшен железной воронке и крикнул:
– Президентский номер хочет в плане напитка каффе энд крэм, сахар обычный. Бонусная подача: чай и рафинад. Холодный. Повторяю! Кухня, внимание! Обслуживание номера вип-супер-вип! Как поняли, прием…
Я развернулась и пошла назад в люкс. Надеюсь, в подвале, где сейчас сервируют мой завтрак, работают расторопные женщины, которые не нальют в одну кружку кофе, чай, сливки и кетчуп до кучи.
Глава 20
До того, как в мой номер постучали, я успела умыться и даже накрасить ресницы.
– Морнинг вам, – сказал Иван, внося поднос. – Туточки вкусняшка. О! Любуйтесь и ешьте от пуза!
Он водрузил ношу на столик, торжественно поднял высокую никелированную крышку и представил блюдо.