— А на ее место две новые прилетают, — вставил реплику второй боец-чистильщик. — Пришли. Госпиталь в левом крыле, штаб в правом. Удачи.
— Спасибо, пацаны, — Гелашвили кивком указал Рихтеру на правое крыло. — Сначала туда пойдем.
— Галимову врач нужен, — Рихтер покачал головой.
— Вот и шевелись! Чем быстрее тебя оформим, тем быстрее капитан к врачу попадет.
— Что за цирк, Кольцов? — вдруг послышалось из сумрака штабного полуподвала.
Рихтер и сержант обернулись. По короткой лесенке цокольного этажа наверх поднялся подполковник Терещенко собственной персоной. Он окинул недоверчивым взглядом странную троицу и поправил очки.
— Здравия желаю, господин подполковник! — выпалил Гелашвили. — Разрешите доложить!
— Почему вы, сержант, у командира голос пропал?
— Совесть пропала, — вдруг прохрипел Галимов. — Жора, поставь меня… на землю.
— Галимов? — Терещенко перевел недоумевающий взгляд на проводника. — Ты ранен?
— Вот… ему, — Галимов вяло кивнул в сторону Рихтера, — спасибо.
— Ни черта не понимаю, — Терещенко поморщился. — Кольцов, что происходит?
— Я арестован, господин подполковник, — Рихтер повернулся боком, демонстрируя вязки на запястьях. — По нелепому подозрению в шпионаже.
— Чокнулись все трое, да? — Терещенко окинул группу строгим взглядом. — Побочный эффект заразы?
— Никак нет! — ответил Гелашвили. — Разрешите доложить! Это брат Рихтер. Шпион Ордена.
Сержант ткнул капитана Кольцова стволом ИПП в бок.
Терещенко вытаращился на сержанта, затем перевел взгляд на Рихтера и, наконец, на Галимова. Проводник кивнул.
— Доказано…
— Кем доказано? — Терещенко спецназовцам пока не верил, но руку на кобуру на всякий случай положил.
— Им самим…
— Он ефрейтора Анисина завалил и капитана ранил, — сказал Гелашвили, — после того как подельник Анисин его сдал.
— Кольцов, это правда? — Терещенко не мигая, будто удав, уставился на Рихтера.
Сохранить невозмутимое выражение лица Рихтеру удалось, этому помогла внутренняя опустошенность, но выдержать взгляд подполковника шпион уже не смог. Элементарно не хватило мужества.
— Понятно, — начальник разведки обернулся и кивнул часовому. — Медиков сюда!
— На месте! — из полумрака входа в левое крыло мгновенно вынырнул старшина-бионик.
Видимо, подслушивал, шельма. Ну конечно, такой спектакль! Развязка шпионского детектива. Не захочешь, подслушаешь.
— Бери капитана и сразу на стол, понял?! Чтоб через неделю был как новенький!
— Так точно, господин подполковник! Не извольте беспокоиться!
Старшина разложил компактные автоносилки и помог Галимову на них улечься. После того как носилки укатили за старшиной, Терещенко указал сержанту Гелашвили на Рихтера.
— Головой отвечаешь. Сейчас некогда им заниматься, но когда все уляжется, лично это дело буду раскручивать. Понял, сержант?
— Так точно!
— Господин подполковник, разрешите обратиться! — негромко сказал Рихтер.
— Не разрешаю! — Терещенко развернулся и пошагал к двери в штаб.
— Господин подполковник! — Рихтер повысил голос. — Я знаю, что надо сделать! Знаю, как можно остановить биомехов!
— Орден подсказал? — Терещенко притормозил и обернулся к Рихтеру.
— Можно сказать и так. Разрешите доложить?
— Веди его, — приказал Терещенко сержанту и кивком указал на двери штаба, — там поговорим.
Подвальное помещение оказалось гораздо просторнее, чем ожидал Рихтер. Он думал, что это будет обычный подвальчик с пластиковыми водопроводными трубами, низкими потолками и серыми стенами, а оказалось, что под небольшой церковью оборудован натуральный бункер. Марши широких бетонных лестниц вели как минимум на пять уровней вниз, и, как заподозрил Рихтер, это еще не предел. Скорее всего, с самого нижнего этажа имелся выход в тоннели старого метро. Помещения резервного штаба тоже впечатляли. Просторные залы с трехметровыми потолками и массивными колоннами могли запросто приютить половину Московской бригады. Что, судя по количеству снующего по залам и коридорам народа, и происходило. Более того, в двух залах Рихтер успел заметить несколько групп штатских. В первом под присмотром чистильщиков толпились три десятка безоружных егерей из группировки «Ковчег», а в третьем зале царил и вовсе форменный интернационал. У входа нервно курили несколько бойцов Ордена, в центре зала кучковались вольные сталкеры, а у левой стены вели какой-то жаркий диспут десять праведников из секты «Пламенный крест» и пять или шесть наемников. Вряд ли спор шел на религиозные темы, скорее бойцы припоминали друг другу прежние обиды, но за пушки никто не хватался. А между тем, кроме узловиков и егерей, все гости военного бункера были при оружии.
— Точно, труба дело, — проронил за спиной Рихтера сержант Гелашвили. — О, даже питерские барыги тут имеются! И никто никого не трогает. Чудеса! Просто какой-то водопой в засуху.
— Так и есть, — коротко ответил Терещенко. — Час парламентеров продлен на неопределенный срок.
— Это типа все живые отдельно, а нежить отдельно? — спросил сержант.
— Так точно, — подтвердил начальник разведки. — Не до разборок. Входите и садитесь справа.
Подполковник указал на дверь в следующий зал.
Рихтер заглянул в проем и немного притормозил. Сработали рефлексы военного. В зале было полно начальства, вплоть до самого высокого. На дальнем плане, у объемной тактической карты, стоял, почесывая в затылке, сам генерал Антоненко.
— Шагом марш, — Рихтера слегка подтолкнул сержант.
— Развяжи его, — приказал Терещенко.
— Есть, — Гелашвили снял с запястий Рихтера проволочные оковы. — Слышь, брат Рапорт, только не балуй.
— У тебя забалуешь, — Рихтер хмыкнул и потер запястья.
Ряд пластмассовых кресел справа от входа был почти свободен. Только в самом дальнем углу на нем пригрелся какой-то сонный тип франтоватой наружности. Гелашвили усадил пленника посередине ряда, а сам уселся слева и положил на колени ИПП. Стволом в живот Рихтеру.
— Тот самый, — как бы себе под нос пробурчал Рихтер.
— Чего? — сержант выгнул бровь дугой.
— В углу тот самый тип… которого Троян отпустил. Посредник Каспер.
— Да? — Гелашвили смерил франтоватого штатского внимательным взглядом. — Похож. Тоже каяться прибежал. Слабоваты всё-таки вы, деловые, нутром. Чуть припекло, сразу пятки взад, к противнику на поклон бежите. Тонкая у вас кишка.
— Я не деловой, — пробурчал Рихтер.
— А какой? Идейный? И за какую идею страдаешь, товарищ? За «нодус санкти эст»?[1] Ой, что-то не верю. Больно уж ты крученый, брат Рембо, чтоб за такую чушь, да голой жопой на раскаленные угли. Лучше молчи опять, идейный, ладно?!
Гелашвили фыркнул и поискал взглядом Терещенко. Подполковник о чем-то шептался с Антоненко, то и дело кивками указывая на пленника и его конвоира. Генерал делал круглые газа, мотал головой и явно матерился, но сдержанно, так, чтобы не услышали никакие подчиненные, кроме непосредственного докладчика.
Для Рихтера дело явно запахло керосином. Он был наслышан о порядках и традициях Московской бригады. Случалось, что здесь вместо трибунала использовались военно-полевые суды. Но то ли Терещенко уговорил командующего не горячиться, то ли Рихтеру просто опять повезло, никаких организационных выводов из доклада начальника разведки генерал не сделал. Скорее всего, просто не успел. В самый разгар их беседы на сцене со срочным докладом появился начштаба.
Акустика в зале была хорошая, поэтому каждое слово начштаба прекрасно слышали даже засевшие по углам и стеночкам бойцы охраны и непрошеные гости вроде Каспера или Рихтера.
— Что опять? — недовольно и без всякого почтения к уставу спросил Антоненко.
— Сообщения из других локаций, — пояснил полковник Вьюхин.
— Нам своих проблем мало?
— Все связано, господин командующий, — твердо сказал Вьюхин. — Началось полномасштабное противостояние троянцев и узловых биомехов. В Новосибирске дела хуже всего. Бригада генерала Тихонова практически уничтожена. Несколько отрядов заняли оборону в Кудряшах, вблизи Барьера на Искитимском плацдарме и на Ключ-Камышенском плато. Пока сохраняется связь с группой спецназа, засевшей к северу от Матвеевского Городища, но силы у спецназовцев на исходе. Более-менее спокойная обстановка лишь на востоке локации, большой отряд чистильщиков при поддержке вольных сталкеров и егерей «Ковчега» занял оборону вокруг Пашинского блокпоста.
— А в Академгородке кто-нибудь остался?
— Только изделия. Лояльные Узлу механические войска при поддержке химер и драконов выдвинулись в направлении Обского водохранилища, но их сразу же остановили троянцы. Линия фронта проходит по Бердскому шоссе.
Вьюхин щелкнул пальцами, и в метре от пола вспыхнула объемная проекция. Человеку опытному было нетрудно понять, что репортаж ведется из Новосибирской локации Зоны, но для большинства объемная картинка казалась просто безадресным кадром из фильма-катастрофы. Рихтер первые пять секунд автоматически выискивал знакомые детали, в Новосибирске он бывал часто, но затем плюнул на это дело и начал просто глазеть на бушующий над Бердским шоссе огненный шторм. За стеной из сполохов, вспышек, красного дождя лазерных импульсов, оражево-белых огненных шаров, синеватых молний и желто-зеленого сияния химер с трудом различались фигуры биомехов, но они там точно были. Иначе кто бы устроил все это огненное шоу? А вот человеческих фигур в кадре не было и быть не могло. Выжить в пылающем аду нереально.
Начштаба снова щелкнул пальцами, и кадр сменился. Это по-прежнему был Новосибирск, но теперь его северо-восточная окраина, микрорайон Плотниково, неподалеку от Барьера. Здесь биомехов находилось не слишком много, пожаров тоже, но радости на лицах людей все равно не наблюдалось. Девять из десяти попавших в кадр бойцов и офицеров были явно больны. Камера сдала назад, и взглядам зрителей открылась унылая картина. Огромное поле, раз в десять больше футбольного, усеяно телами. Некоторые пораженные механической болезнью люди пока подавали слабые признаки жизни, но большинство не шевелилось. Между телами бродило несколько десятков военных и штатских, видимо мнемотехников, но их сил явно не хватало, чтобы стабилизировать троянскую заразу у всех заболевших.
Вьюхин щелкнул пальцами в третий раз, и объемное изображение исчезло.
— Не буду отнимать время, — сказал полковник. — В локациях ЧАЭС и Сосновый Бор картины те же. Изделия бьются друг с другом до последней капли смазки, а люди умирают от троянской заразы. Или гибнут в огне, очутившись в опасной близости от ТВД изделий.
— А в Крыму? — спросил Антоненко.
— Из Крымской локации репортажа нет…
— Но есть донесения разведки, — вмешался Терещенко.
— И что там? — Антоненко взглянул на разведчика. — На Казантипе, как обычно, зажигают?
— Так точно, — подполковник не прочувствовал юмора. — Кстати, у нас есть возможность получить информацию из первых рук.
— Это из чьих? — Антоненко покосился на притихших у выхода «гостей». — Этого… Рихтера, что ли?
— Так точно.
— Мля… — Антоненко замял реплику. — Давай, тащи его сюда.
— Сержант, с арестованным ко мне, — приказал Терещенко, бросив короткий взгляд на Гелашвили.
Рихтер не стал дожидаться, когда сержант в очередной раз сунет ему под ребра ствол ИПП, и поднялся с кресла первым.
— Ну, — смерив взглядом подошедшего узловика, сказал Антоненко.
— Разрешите связаться со штабом разведки Ордена? — Рихтер опустил взгляд.
— А ты думал, я чего жду, — генерал поиграл густыми бровями, — когда ты маме позвонишь?
Рихтер кивнул и мысленно вызвал штаб разведки Ордена. Обычный номер не отвечал. Рихтер повторил набор — безрезультатно. Шпион включил запасной канал, но и по нему связаться не удалось. Рихтер растерянно улыбнулся и развел руками.
— Не отвечают.
— Сержант, выведи его вон туда и пристрели, — Антоненко кивком указал сержанту Гелашвили, где следует выполнить приказ.
— Есть! — приказ явно пришелся спецназовцу по душе.
— Я попробую по личным каналам! — спохватился Рихтер.
— Отставить пока, — сказал Антоненко сержанту и вновь уставился на Рихтера. — Ну?!
— На связь, сукины дети, — прошептал Рихтер, вызывая своих приятелей одного за другим. — Брат Зеро, на связь! Брат Олег! Тимофей! Август! Чертовы болваны! Брат Василий! Василий! Вася! Не отключайся, всего минуту! Вопрос жизни и смерти! Я понимаю, что тебе не до меня! Я знаю, что ты обо мне думаешь! Да, признаю, был не прав! Да, ты гений, а я просто вышел погулять! Пожалуйста, послушай, не до старых обид сейчас! Спасай, иначе меня пристрелят! Как, как… из импульсника в затылок! Я серьезно! Будь человеком, расскажи, что в Цитадели творится? Нет, я не в Крыму. Да, в Москве. Так что там в Цитадели? Кто пришел? В смысле?
— Включи громкую связь, — приказал Терещенко.
Рихтер подчинился. Он перевел сигнал с импланта-коммуникатора на штабной проектор, и посреди зала появилась заставка — портрет брата Василия, а заодно зазвучал его мягкий размеренный баритон:
— …ец пришел, — слушатели успели уловить только окончание фразы Василия. — В том самом смысле. Всем и всему. Пришел и комфортно расположился. В Цитадели эпидемия, больны все! Братья гибнут от ураганной заразы пачками, шансы есть только у мнемотехников и у жженых. Остальные практически обречены. Мнемотехники не успевают стабилизировать заразу. Командор решился на неслыханное дело, обратился к военным, но у моряков Колесника те же проблемы, люди гибнут и от заразы, и от лучей биомехов. Железки словно сошли с ума. Они убивают людей, ломают друг друга, топчут автоны и рушат Городища. Вокруг тамбура идет такая драка между изделиями, какой я в жизни не видел. Да я вообще не видел, чтобы они дрались между собой, а тут получите, распишитесь, да сразу в таком масштабе. Бородино, Ватерлоо, Сталинград!
— Сам-то как? — вдруг спросил Рихтер.
— Сам… нормально, — голос брата Василия дрогнул. — Умираю. Ты, Рихтер, не держи зла…
— Ладно, чего там…
— Но сочинитель ты был бездарный!
— А ты? — Рихтер грустно усмехнулся.
— А я еще хуже, — брат Василий коротко откашлялся. — И вообще наши с тобой листовки никуда не годились… никуда! Стыдно теперь… даже. Сплошной спам был, а не агитация… Прощай.
Связь прервалась, но никто из военных не потребовал ее восстановить. Предсмертные откровения брата Василия, пусть целиком понятные только Рихтеру, были настолько тяжелыми для психики, что никто не проронил ни слова в течение целой минуты.
— «Пришел и комфортно расположился», — наконец нарушил молчание генерал Антоненко. — Нет, не бездарен был брат Василий, красиво завернул. Что ж получается, новая Большая зачистка в Зоне началась?
— Вроде того, только теперь территорию зачищают изделия, — согласился Вьюхин и уточнил: — Все пять территорий. И от нас Зону чистят, и от некоторых своих братьев по конвейеру.
— Но Большую зачистку мы могли остановить в любую минуту, — заметил Терещенко, — а эта война машин — не наша война. Мы не можем повлиять на ее ход. Мы просто наблюдатели.
— Мы не можем, — вдруг негромко сказал Рихтер, — зато может он!
— Кто? — Терещенко посмотрел на шпиона.
— Избранный!
— Какой? — недопонял генерал Антоненко.
— Избранный! Сталкер по прозвищу Леший, он же рядовой Андрей Старшинов. Тот, за кем в эту локацию и явилась моя группа.
— Вы же за Трояном пришли, — по-прежнему притормаживая, проронил Антоненко.
— Мы пришли за Избранным! И мы не ошиблись, теперь я это понимаю. Он здесь, и он тот, за кого мы его приняли. И оказался он здесь не случайно! Ошибки нет! Все было предопределено судьбой!
Рихтер сам не понимал, что на него нашло и с чего вдруг он решил озвучить теорию, в жизнеспособности которой и сам до последнего момента, честно говоря, сомневался. Будучи узловиком, Рихтер был обязан верить в предсказание о непременном пришествии Избранного, но, как военный и по легенде и по реальному взгляду на жизнь, брат Рихтер слабо верил, что это предсказание когда-нибудь реализуется.
Да, брат Герасим был убедителен в своих доводах, но Рихтер и сам видел, насколько необычен и хорош этот странный сталкер Леший. Шутка ли, победить дракона, загнать под лавку лучших бойцов основных группировок, да еще и навешать самому Трояну!
Да, структура электромагнитной «ауры» и биополей вокруг Лешего точно соответствовала предсказанной в легенде — энергетическая оболочка сталкера была тройной, а не двойной, как у всех. Согласно легенде, дело заключалось в том, что Избранный якобы рожден трижды (как это происходило технически — легенда умалчивала) — в 1986, 2012 и 2051 годах.
Да, Леший совершал подвиги и выполнял трюки, недоступные большинству сталкеров, выходил победителем из тяжелейших схваток и выкручивался из безнадежных ситуаций.
Да, но… всегда оставался шанс, что этому парню просто чертовски везет и никакой он не Избранный.
С другой стороны, в данной конкретной ситуации значение имел абсолютно другой шанс — на спасение. На спасение всех людей, независимо от принадлежности к той или иной группировке, застрявших между жерновами двух железных армий. Если Леший был всё-таки Избранным, этим шансом следовало непременно воспользоваться.
— А-а, бредятина, — генерал махнул рукой и отвернулся.
— Он здесь, и он поможет! — повысил голос Рихтер.
— Выведите его, — Антоненко вернулся к тактической карте.